Глава 9. Не только солнце может светить



Каждую субботу после летнего сезона, то есть начиная с середины сентября, когда жара окончательно спадала, и все возвращались в привычное рабочее русло работы и учебы, Сэм ездила на окраину города, а дальше еще с добрых сорок минут шла по тропинке в упор до одного будто забытого или же наоборот благословленного Богом домика, где всегда было тепло и приветливо. Поляна уже усыпалась красно-рыжими листьями кленов, торчали шляпки больших грибов, и кое-где еще висели ягоды. Зрели яблоки. Пахло потрясающе. Сэм любила осень больше всего на свете. Она надевала резиновые сапоги в дождливые дни, джинсы, свитер и обязательно дождевик с капюшоном. Почти всегда ничего с собой не брала. Она шла на приятный желтый свет от диода в черном абажуре на веранде. Обустроенный дворик без заборов, будто весь лес был домом. Дальше расстилался сад. В основном, там сидели яблони и давали самые вкусные и сочные плоды. В домике по вечерам растапливался камин. Пахло свежим ужином. Варилось какао или чай. Теплое печенье остывало в корзинке, сделанной на досуге. Мистер Хоуп встречал Сэм с радостью. Они редко говорили, сближались душевно, ментально, находясь рядом. Однако же все-таки иногда между ними рождались дискуссии, которые могли оборваться на корню или растянуться на часы. И никогда нельзя было бы предположить, как все пойдет. Словно близкие друзья, дальние родственники.

В тот день мистер Хоуп попросил Сэм помочь собрать урожай яблок.

Они переоделись. Мистер Хоуп одолжил Сэм охотничью куртку, которая, впрочем, уже давно стала принадлежать девушке – слишком часто она ее надевала. Да и сам мистер Хоуп не трогал куртку ни разу, даже если было надо. Она теперь принадлежала Сэм. Они взяли корзинки и вышли через черный вход, и по сухим листьям пошли до сада. Погода стояла хорошая. Воздух уже замерзал, солнце неустанно пряталось за облаками. Дождь собирался, но так и не шел. Дойдя до сада, разделились. Сэм взяла себе небольшую лестницу, мистер Хоуп нашел вторую, и они ушли в разные концы.

Было немного сложно. Сэм начала замерзать. Бросать дело незавершенным она не хотела, так что отвлекалась от рутинного сбора. Она думала обо всем на свете. Например, как прошел день, как сыграет Ли Шон в младшей лиге по бейсболу, как Дин один справляется на работе без нее – хоть их смены уже не совпадали так часто, Сэм считала его своим подчиненным, а значит, она несла за него ответственность.

Когда корзинка наполнилась, Сэм спустилась с лестницы, прижимая ее к боку. Вкусно пахло яблоками. Они, спелые, наливные, блестели сами по себе. Красные, с желтыми переливами. От их аромата кружило голову. Вкус уже чувствовался во рту, будто вот он, первый надкус, второй, а за третьим уже не станет всего яблока! В животе заурчало. Организм истосковался. Сэм крепко прижала корзинку к себе и пошла к домику. Было тяжело. Куртка, должно быть, весила как целая планета! Шаг за шагом, шаг за шагом… Сэм не опускала голову, не останавливалась. Как бы тяжело не было. Завидев домик, девушка приободрилась, скинула с себя вуаль печали. Взглядом выцепила мистера Хоупа, который как раз распушил свои перышки на полянке перед крыльцом, и пошла к нему.

Картина показалась ей такой одинокой. По-холодному теплой. Будто бы что-то было все же не так, как бы хорошо ни выглядело. Что-то всегда было не так.

-Мистер Хоуп, можно вопрос?

-Давай, что там у тебя?

Сэм поставила корзинку с яблоками на бочку и посмотрела на старика.

-Вы живете отшельником, ни с кем никогда не общаетесь, никого не подпускаете. Кроме меня. Почему?

Мистер Хоуп почему-то глухо засмеялся.

-А почему бы и нет? – он упер крылья в бока.

-Но почему да?

Между ними повисла тишина. Пауза длилась недолго.

-Ты поверишь, если я скажу, что это судьба?

-Судьба? – глупо переспросила Сэм, хлопая глазами. Кисточки на ушах в недоумении взглянули друг на друга. Голос пропал.

-Да, судьба, - мистер Хоуп уверенно кивнул. – Две души, которым здесь нет места. В этом городе, - он вздохнул, поднимая голову к верхушкам деревьев. – В этом городе все счастливы, не находишь? Мы с тобой пережили слишком много, чтобы еще верить в эту чепуху. Живы – и ладно, так ведь? Общение нам не нужно, мы не можем его перенести. А знаешь, почему? – глазки, проницательные и меткие, глянули на растерянную Сэм. – Слишком много… Слишком много его было раньше, и опыт тот не был самым счастливым. Плачевное прошлое отравляет будущее смертельным ядом.

-Не правда! – выкрикнула Сэм непривычно громко для себя.

Мистер Хоуп с интересом взглянул на девушку. Сэм прикрыла рот лапой, желая провалиться сквозь землю. Но по виду мистера Хоупа совсем нельзя было сказать, что он был недоволен. Скорее заинтересован, взбудоражен, совсем как раньше, когда был при силах в полную меру заботиться о саде. Сэм опустила лапу и сделала глубокий вдох, после медленно выдохнула. Сердце в груди забилось спокойно.

-Прошлое – просто прошлое, а будущее – это будущее. Они связаны, да, но это еще не значит, что они будут влиять и менять друг друга.

-Почему же?

-Потому что я могу измениться.

Они снова замолчали, обдумывая произнесенное и услышанное.

-Что ж, - резюмировал мистер Хоуп, - пожалуй, вынужден с тобой согласиться. Есть в твоих словах своя правда.

-Правда вообще у каждого своя.

-И это верно.

-То есть, мистер Хоуп, вы боитесь?

-Страх – очень странное понятие. Что это? Онемение? Импульс?

-Страх – это когда ты избегаешь того, что тебе непонятно, что вгоняет в истерику, заставляет холодеть, а сердце биться чаще, словно ты сходишь с ума.

-И разве избежание этого кошмара не забота о себе?

-Вы опять?

-Я ничего не делаю.

-Со страхом можно бороться. Вы просто не хотите, слишком трусливы.

-Может, я просто слишком предусмотрителен.

-Суть от этого не меняется.

Они начали разбирать яблоки. Спускали их в бочку поменьше, куда позже наберут воды и помоют их хорошенько, а позднее в ней же оставят фрукты на Хэллоуин.

-И все же со мной вы общаетесь…

-Да, - мистер Хоуп выпрямился, прогибаясь назад, чтобы размяться. – Потому что мы похожи. Со сколько ты общаешься каждый день? – он пристально смотрел на нее, отбивая любую мысль солгать или приукрасить.

-Каждый день я общаюсь со множеством посетителей.

-Я говорю не о таком общении.

-С двумя, - призналась Сэм, не выдерживая, будто бы больше могла терпеть, как плотная веревка сжималась на ее хрупком горле. – Но ведь так все делают! Каждого к себе не подпустишь! Никому этого не надо! – яблоко выпало из лапы и покатилось вниз по полянке.

-То-то же! – мистер Хоуп хмыкнул. – Каждого к себе не подпустишь, - повторил он. – А кто-то считает иначе. В этом наша разница: в мышлении. Сколько бы ни создавали чипов, как бы их не модернизировали – каждый будет мыслить по-своему. Этого им не отнять.

-Вы не можете этого знать наверняка.

Они продолжали опускать яблоки в бочку, но те словно бы не кончались, да и бочка словно бы была бездонной. Подул ветер. Небо стало еще серее. Завертелись над землей мертвые яркие листья.

-Могу.

-Нет, не можете! Вы что же, знаете будущее? – Сэм сузила глаза и пристально посмотрела на серого старика. – Вы что же, пророк?

-Любой пророк всего лишь гадалка. Он составляет в уме множество алгоритмов, основываясь на прошлом человека, и выбирает наиболее подходящий: то, что хочет услышать клиент, то, что шокирует больше всего – неважно! А я всегда плохо дружил с алгоритмами…

-И откуда же тогда вам известно, что никогда не случится такого, чтоб все одинаково мыслили?

-Да оттуда, что, выпусти нас сейчас отсюда, за границу, во внешний мир, сними эти чипы – и мы станем самим собой. Ты пойдешь на охоту, чтобы выжить, разумеется, а я полечу искать болото или озеро. Все просто.

На это Сэм ничего не ответила. Она знала, что так и будет. Яблоки в корзинке так и не кончались. Что же это за магия? Сэм уже чувствовала раздражение. Впрочем, она прекрасно понимала, что вовсе не в яблоках дело.

-Когда вы приехали в Джянховет, мистер Хоуп?

-Когда приехал? – переспросил мистер Хоуп, задумавшись. Он посмотрел на небо, будто читал там ответ. – В числе первой партии добровольцев. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом. Знаю, ты тоже. Это еще одно, что нас роднит, не находишь?

Сэм кивнула, понурив голову.

-Ну-ну, не печалься, - старик улыбнулся. – Все не так плохо, как может показаться. Пошли, я тебе кое-что покажу.

Мистер Хоуп вытряс остатки яблок в бочку. Сэм повторила за ним. Они встретились взглядами и пошли в сторону домика, оставив яблоки плавать в воде.

Они зашли в небольшой открытый сарайчик под навесом из досок. В самодельных ящиках, собранных грубой рабочей рукой, лежали принадлежности для сада и что-то из старого хлама, которое, безусловно, было важно, дорого, но уже бесполезно, лишь хранило в себе память и грело студеным утром, когда выходишь на пробежку. На досках, покрывающих землю, стояла старая обувь, которую уже никто не жалел. Жухлая трава с потухшими листьями оставалась снаружи. В небольшом домике лишь с одной стеной, которая принадлежала другому сараю, крытому и более теплому, где, как правило, хранились продукты и что-нибудь более ценное, вроде техники, что могла испортиться от холода или влаги. Старик Хоуп наклонился, открыл дверцу напольного шкафа и достал с полки старую печатную машинку. Он расчистил место и поставил ее на верх того же шкафа, убрав в сторону перчатки, лопаточки, секатор, ножницы и прочее, что не ярко выделялось из общей груды.

-Смотри.

Пыльная старая печатная машинка, которая навряд ли еще пользовалась спросом даже по ту сторону границы. Черная, игривая, она так и звала за собой в небывалое приключение. Будто нажмешь на букву – и полетишь! Окажешься в другом мире, в другом измерении, где обычное – нечто небывалое и несбыточное, где все совершенно иначе! Дух захватывает! Красивая машинка стояла на покосившемся шкафу, но из-за чего-то все равно идеально вписывалась в атмосферу. Может, ей по душе была осень, запах яблок, опавшие листья и хмурое небо? Может, она любила прохладу, горячий чай вечера и теплый вязанный свитер в углу от камина? Может, она подходила идеально к любому дню и месту, потому что была особенной? Невозможно было оторвать взгляд от машинки. Она манила, пленяла и влюбляла.

-«Ремингтон», - гордо сказал мистер Хоуп. – Марк Твен еще за такой работал!

Сэм перевела взгляд на старика, едва взяв себя в руки.

-Эге-ей! Ты его не знаешь! – мистер Хоуп махнул крылом. – Как он писал! – на секунду старик замолчал, вспоминая что-то. – Здесь его не знают, но в том мире он был гениальнейшим писателем!

-И вы его читали?

-Да, но уже на этой стороне. Слышал, как люди о нем часто говорили. Даже после смерти его не забыли. Представляешь, каким надо быть человеком, чтобы тебя помнили после смерти? Просто так, не за что-то, а потому что ты – это ты и потому что при жизни ты сделал нечто такое, что никак не забыть! Ведь, представляешь, с того света ничего не передашь: ни привета, ни звонка, ни подарка на праздник. И если тебя помнят, как тебя не стало, то жизнь прошла не впустую. Люди помнят, потому что хотят. Моя покойная жена работала за ней.

Его слова растворились в слабых порывах ветра, уносящих листья вдаль. Солнце будто бы подглядывало, но все никак не показывалось. Машинка с нетерпением улыбалась. Они больше не говорили, но стояли в тишине еще около пяти минут. Казалось, дождь вот-вот начнется. Вокруг машинки стояла непередаваемая атмосфера. Все беды и проблемы растворялись. Чувства, которые она вызывала, не поддавались описанию или понимаю. Они подхватывали душу, тело, уносили ввысь, далеко-далеко, подбрасывали и ловили, согревали и будоражили, заставляли смеяться и лишали рассудка, выкидывая из головы все мысли.

-Я все равно ничего не понимаю.

-Этого и не нужно.

Сэм удивленно посмотрела на старика.

-Наступит время, и ты поймешь. Ты никогда об этом не забудешь, и однажды поймешь.

Слова стихли, голоса умолкли. Завыл ветер, поднимая бедные листья ввысь. Показалось, где-то промелькнул солнечный свет. Шумели безмолвные деревья. Хрустели ветки. Яблоки плавали в бочке, не смеясь, не плача. Они промерзли.

-Холодно становится, - мистер Хоуп обнял себя за плечи, переступил с ноги на ногу. – Пошли в дом.

Дверь закрылась, стоило переступить порог. В хижине было не на много теплее. Можно было снять лишь грязные ботинки для сада и заменить их теплыми вязанными носками и тапками. Так мистер Хоуп и Сэм и поступили. Они прошли в небольшую кухоньку. Мистер Хоуп зажег керосиновую лампу, по привычке. Когда он был один, то зажигал лишь ее и ходил с ней по комнатам или ставил рядом с собой. Впрочем, Сэм была вовсе не против. Оба сочли это лучшим решением, потому что вот так вот, резко, без предупреждения, было бы страшно и неосмотрительно возвращаться в современный новый мир, где от печатных машинок ничего не осталось… Разве что книги, но и те уже умирали. Издательства перешли на цифровые технологии. Электронные книги стали популярными около шести лет наза, и до сих пор пользовались спросом. Что же до бумажных… они умирали. У кого-то еще можно было увидеть книгу, или даже скорее книжонку, но старую, привезенную, скорее всего, вместе с собой, из-за той стороны.

Мистер Хоуп поставил чайник, и под его мелодичный свист опустился на высокий стул за столом.

За окном пошел дождь. Падали яркие листья, будто бы жизнь смывалась вместе с красками леса. Скоро он покроется серостью, а затем, если повезет, белой невинностью, и тогда мир изменится, но не люди в нем.

-Какой чай ты будешь?

-С малиной, пожалуйста.

-И две ложки тростникового сахара.

Сэм улыбнулась.

Старик поднялся, достал две кружки и заварил чай. Как и положено, по всем традициям, установившимся в этом доме. Они уселись за стол, в корзинке лежали булочки с печеньем, в кружках стыл чай. В доме все еще было прохладно. Дрова еще не просохли и ждали у камина. Утром, около четырех часов, шел дождь. Несильный, скорее так, слегка поморосило, но дрова немного промерзли, пропитались влажностью. Совсем скоро станет тепло.

-И все же, я никак не возьму в толк, - начала Сэм.

-Тебе и не нужно. Твое сознание все сделает за тебя, - старик улыбнулся.

-Опять вы за свое!

-Я? Я ничего не делаю.

Чай убывал постепенно, медленно, неохотно. Он остывал в кружке, а булочки так и лежали в корзинке. Сэм грелась о кружку, смотря в пустоту, ни о чем не думала – не получалось. Ее мысли растворялись, разрывались и улетали. Девушка вспоминала, пожалуй, все сразу. Начиная еще с лаборатории, что было раньше она не знала. Неужели ее жизнь началась здесь, в стенах Джянховета, и она никогда не знала свободного дикого мира? Неужели ее детство было таким жестоким, или, может быть, ей всего лишь стерли память и выпустили в новую жизнь новой личностью, словно прошлого никогда и не существовало… Пожалуй, так поступили с каждым, кто числился в рядах первой партии добровольцев.

 

К вечеру в доме вкусно пахло грибницей и чесночными гренками. Трещали дрова в камине. Уже стало тепло. За окнами начинало темнеть. Плотные сумерки опустились на лес, а города не было видно, он будто исчез. Словно целый мир растворился, и осталась лишь нелюдимая хижина в лесу.

На стол накрыли без лишних слов. И ужин прошел в тишине только под симфонию звона ложек о керамику, треска дров в камине, воя ветра.

Часы пробили половину десятого. За окнами совершенно стемнело, даже луна не показывалась.

-Я постелю тебе в твоей комнате, - сказал старик. – Вернешься в город завтра. Уже поздно и холодно.

Он нарочно избегал «вернешься домой» и любое упоминание об этом самом «доме», потому что знал, что Сэм уже давно считала домом именно это место. Она вспоминала всю свою жизнь. С каждым кругом по новой понимала: у нее никогда не было дома. После того, как их выпустили из лаборатории и начали обучать жизни, после того, как они освоились и привыкли к пустынному городку, приехали «новички». Сэм их невзлюбила, если быть честными. После тяжких мучений, которые выпало пережить ей и всем остальным «первым», вторая партия отделалась проще простого. Им выдали чипы на блокпостах, в полевых Центрах, находившихся тут же, прочитали инструктаж, меры предосторожности, оповестили о побочных эффектах и помогли прицепить датчики, объяснили, как снимать, когда, и как после надевать. Им прописали обезболивающее, дали с собой бесплатные пластины с таблетками – и отправили. Дальше сопровождающие собирали небольшие группы, чаще всего это оказывались соседи. Все рассаживались по автобусам и ехали в город. Прежде – небольшая общая экскурсия, позднее – развоз по домам. Вещи доставляли в течении суток. На следующее утро у каждого дома «новичков» стоял куратор, который доводил детей в сад или в школу, взрослых – на работу, а если было необходимо, оставался на выручку в доме.

И Сэм понимала, что участь, которой удостоилась вторая партия – божеская. Это и в сравнение не шло с тем, через что прошла первая. Вечные муки, не кончающиеся страдания, боль, увеличивающаяся с каждой секундой, чувство тревоги, не покидающее сердце, заточение в клетки и противные анализы, осмотры, которые проводили доктора в чистеньких халатах и с радостными улыбками на лицах или же с глубокими морщинами на лбу, между бровей. Сэм помнила, это длилось вечность. Принятие себя, мира с новым образом мышления, когда еще чипы не совершены, когда еще они не функционировали так же, как мозг, когда они еще не считывали психосоматические показатели, было болезненным. А после – скитания. Сэм не могла вспомнить, сколько у нее ушло времени, лет, чтобы однажды набрести на кофейню, набирающую персонал. Она не знала, сколько времени провела в четырех стенах небольшой квартирки, которую выбрала сама после последней на тот момент модернизации чипа. Квартира даже чем-то напоминала клетку: небольшая, мрачная, серая. Пожалуй, именно это и послужило причиной. Новая версия Стокгольмского синдрома.

Но после все как-то начало налаживаться. Она вместе с Дином устроились бариста. Прошли обучение и начали стажировку. Серые будни заиграли красками. Сэм не сразу осознала, что почувствовала себя намного лучше. В нее вдохнули жизнь, и она начала забывать об ужасах, случившихся с ней. Будто все это было уже не с ней. Будто это приключилось в другой жизни. Хорошая жизнь началась внезапно, по щелчку, мановению волшебной палочки, случайному алгоритму – неважно. Она началась.

Это всегда происходит. В любом возрасте, кем бы ты ни был. Однажды разочарование настигнет каждого. Но это не всегда плохо. Вещи вообще не бывают однозначными. Что-то плохое связано с чем-то хорошим, и нечто прекрасное таит в себе ужасы. Разочарование всегда значит одно: вскоре глаза раскроются, и сознание увидит новую реальность, другую правду. Начало – это конец. Каждая медаль имеет реверс. В этом вся магия жизни.

У Сэм ушло много времени, чтобы понять это, и она справилась. Как бы трудно не было это признать, она смогла. Во времени правда. В нем сокрыты жизни, судьбы миллионы существ. И если думать об этом постоянно, можно сойти с ума. Сэм знала это, но ничего не могла поделать. Ее зеленые глаза, будто два огонька, смотрели прямиком на камин. Дрова трещали. Тепло медленно прохаживалось по хижине. Стекла в рамах дрожали. На улице свистел ветер, наигрывая партию на органе. Листья танцевали вальс. Солнце давно сокрылось, раньше, чем окончился маскарад. Удивительная рапсодия захватывала сердца всех невинных и провинившихся. Она звучала повсюду, но в то же время нигде: в сердце каждого играла своя.

Мистер Хоуп сидел в кресле и вязал. Длинный-длинный носок изумрудного цвета. Сэм повернула голову и взглянула на него. «На что ему он?», - подумала девушка. Она прижала колени к туловищу и вновь выглянула в окно, слегка раскачиваясь на стуле-качалке. От камина исходил жар, расплывающийся по всему дому. Двери и окна были плотно закрыты. День прошел незаметно и быстро, но Сэм не обратила на это внимания; в ней будто бы что-то переменилось. Взгляд падал на улицу, далеко за теплый деревянный домик в лесу. Мистер Хоуп неспеша двигал спицами, склонив голову к груди, будто бы уже давно-давно отправился в царство Морфея.

Поднялся ветер, и голые ветки застучали об окна. Казалось, холод вот-вот ворвется в хижину через трубопровод, разорвет двери в щепки, разобьет стекла в рамах. Мистер Хоуп вздрогнул в кресле. Клубок упал с колен. Старик наклонился за ним, поднял и убрал в корзинку на кофейном столике, к остальным, ножницам и спицам. Недовязанный носок лег сверху. Старик поднялся из кресла, потягиваясь. Тело онемело. Едва передвигая ногами, он пошел к двери в спальню.

-Вы уже спать? – спросила Сэм, очнувшись.

-Доброй ночи, Сэм, - мистер Хоуп улыбнулся и закрыл дверь.

-Доброй ночи, - ответила она пустой комнате, где еще теплились дрова в камине, да горела старенькая керосиновая лампа на подоконнике, бросая лучи надежды на черные и темно-синие луга, небеса и деревья.

 

Дальние родственники порой гораздо ближе родителей, бабушек и дедушек, братьев и сестер, ведь они остаются семьей, но не заявляют прав и претензий к тебе. Сэм это понимала. Точнее, поняла в тот день, когда уже лежала в полной темноте в спальне, которая стала ей по-настоящему родной. Они со стариком нечасто говорили о чем-то, в основном, просто были рядом, но, почему-то, все равно сблизились. Их связывало нечто большее, чем кровные узы. Нечто такое, что не поддается восприятию живых существ. Кто-то называет это родством душ, кто-то судьбой, а кто-то по-простому: друзья по несчастью.

***

Вернувшись в квартиру, Сэм закрыла входную дверь и услышала, как звонил телефон. Она ответила. Это был Дин. Он звучал как обычно в последнее время: взбудоражено, воодушевлено, жизнь в нем била ключом. От него исходил заряд небывалой энергии. Сэм раньше такого не замечала, и все просто: раньше такого и не было. Она догадывалась, что изменилось. Дин стал больше заботиться о себе, словно начал ценить жизнь и то, что имеет. Перестал гонять на мотоцикле по ночам, перестал опаздывать и начал исправно работать, регулярно питаться и чаще искренне улыбаться. Он, пожалуй, сам этого за собой не замечал. Даже посетители отметили, что бариста стал сговорчивее и улыбчивее. Жизнь наладилась. Каждому нужно свое время. То, что спасает одного, может навредить другому. В мире есть лишь одна правда: у света есть тень, у тени – свет, и они вместе навсегда.

-Привет, Сэм! Ты можешь говорить?

-Да, Дин, могу. Что-то случилось? – ее голос звучал немного уставшим.

-Где ты вчера была?

Сэм не ответила.

-Ты как-то изменилась. Все нормально?

-Абсолютно.

-Ладно. Я хотел встретиться. У меня к тебе очень важное дело! Вопрос жизни и смерти!

Что-то щелкнуло в механизме жизни.

Сэм завершила звонок, потому что уже знала место их встречи, и она знала, что Дин тоже уже собирался и выходил, потому что они, можно так сказать, были связаны душевно. У них было общее прошлое, общие ужасы и секреты, общие проблемы и воспоминания. Сэм вернулась в прихожую и посмотрела на себя в зеркале: все еще была в той одежде для сада. Они вчера так и не закончили с яблоками. Немного постояв, Сэм сняла с себя куртку, потом и вовсе разделась, пройдя в спальню. Впрочем, эта комната была всем сразу, кроме кухни и ванны. Она открыла шкаф и, немного подумав, оделась. Ничего необычного, ведь, в конце концов, это была все та же Сэм Паркхилл, что и раньше, просто внутри что-то открылось, и требовалось время, чтобы оно прижилось, что его приняли, чтобы их симбиоз дал плоды. Незначительный момент может изменить всю жизнь, может навсегда изменить личность.

Но Сэм знала: все будет хорошо. Обязательно будет. Может, не сегодня и не завтра, но будет, потому что даже Тьма имеет конец. Свет грядет.

 


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 39; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!