С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 41 страница
186
было, всё проще, понятнее» (Горький М. Лев Толстой. Письмо). Толстой не раз подчёркивал: «Мало того, что они <герои Достоевского. — Н.М.> говорят языком автора, они говорят каким-то натянутым, деланным языком, высказывают мысли самого автора» (Русанов. С. 34).
Толстой высказал несколько глубоких суждений о поэтике Достоевского. Он обратил внимание на одну композиционную особенность его романов: существенное отличие между их первыми главами и последующими. Первые главы и «Преступления и наказания», и «Идиота» Толстой оценивал чрезвычайно высоко, а последующие главы неизменно вызывали его резкую критику: «Я считаю в “Преступлении и наказании” хорошими лишь первые главы; это шедевр. Но этим всё исчерпано; дальше мажет, мажет» (Лазурский В.Ф. Дневник // ТВС. 2. С. 68); «А “Идиот” — прекрасно начало, а потом идёт ужасная каша. И так во всех почти его произведениях» (Чертков В.Г. Записи // ТВС. 2. С. 120); «В романах Достоевского, в первых главах, сказана вся суть, всё содержание; дальше идёт размазывание» (Маковицкий Д.П. Яснополянские записки // ТВС. 1960. 2. С. 253). Особого внимания заслуживает одно из двух предложенных Толстым объяснений этой особенности: «В художественном произведении, — говорил Лев Николаевич, — должно быть непременно что-нибудь новое, своё. <...> И вот почему у Достоевского в “Преступлении и наказании” первая часть прекрасна, а вторая часть уже слабее... Достоевский никогда не умел писать именно потому, что у него всегда было слишком много мыслей, ему слишком много нужно было сказать своего... И всё-таки Достоевский — это самое истинное художество. А нельзя, как мой друг Фет, который в шестнадцать лет писал: “Ручеёк журчит, луна светит, и она меня любит”. Писал, писал, и в шестьдесят лет пишет: “Она меня любит, ручеёк журчит, и луна светит”...» (Цингер А.В. У Толстых // ТВС. 1960. 1. С. 456).
|
|
|
«Иная, даже небрежная, страница Достоевского, — как-то сказал Лев Николаевич, — стоит многих томов многих теперешних писателей» (Сергеенко П.А. Как живёт и работает Л.Н. Толстой // ТВС. 1960. С. 547). В 1900 г. он повторил эту мысль: «Возьмите Достоевского. По своей технике он ниже всякой критики, но он не только нам, русским, но всей Европе открыл целый мир» (Орлицкий С. У графа Толстого // Интервью. С. 144).
По мнению Толстого, в таких произведениях, как «Записки охотника» Тургенева, «Мёртвые души» Н.В. Гоголя, «Семейная хроника» С.Т. Аксакова, его «Детство. Отрочество», «Записки из Мёртвого дома» Достоевского «вырабатывались новые формы». Однако он приходил к выводу, что «изящная литература теперь кончилась, как новое» (Русанов. С. 102). При этом Толстой не раз, читая Достоевского, «удивлялся на его неряшливость, искусственность, выдуманность» (дневник 18 октября 1910 г.); «Как это нехудожественно! Прямо нехудожественно. Действующие лица делают как раз не то, что должны делать. Так что становится даже пошлым: читаешь и наперёд знаешь, что они будут делать как раз не то, что должны, чего ждёшь. Удивительно нехудожественно!» (Булгаков. 22 октября); «Ах, у Достоевского его странная манера, странный язык! Все лица одинаковым языком выражаются. Лица его постоянно поступают оригинально, и в конце вы привыкаете, и оригинальность становится пошлостью. Швыряет, как попало, самые серьёзные вопросы, перемешивая их с романическими. По-моему, времена романов прошли» (ЯПЗ. 4. С. 388).
|
|
|
В трактате «Что такое искусство?» Толстой говорил о существовании искусства религиозного и искусства всемирного. В новом искусстве (т. е. искусстве XVII-XIX вв.) в качестве образцов «высшего, вытекающего из любви к Богу и ближнему, религиозного искусства» Толстой наряду с произведениями Ф. Шиллера, В. Гюго, Ч. Диккенса указал «Записки из Мёртвого дома» Достоевского. Любовь к этому произведению он пронёс через всю жизнь. Ещё 22 февраля 1862 г. он писал А.А. Толстой: «...достаньте записки из Мёртвого дома и прочтите их. Это нужно». В письме Страхову 26 сентября 1880 г. Толстой дал высокую оценку этому произведению: «Я много забыл, перечитал и не знаю лучше книги изо всей новой литературы, включая Пушкина. Не тон, а точка зрения удивительна – искренняя, естественная и христианская. Хорошая, назидательная книга. Я наслаждался вчера целый день, как давно не наслаждался. Если увидите Достоевского, скажите ему, что я его люблю». Это произведение вдохновляло Толстого: «Я для “Воскресения”, — поделился он с П.А. Сергеенко, — прочёл недавно “Записки из Мёртвого дома”: какая это удивительная вещь!» (Сергеенко П. А. Записи // ТВС. 1960. 2. С. 115). Ещё в 1871 г. Толстой, составляя перечень рассказов для «Азбуки», намеревался поместить в неё выдержки из этой книги. Через десятилетия два фрагмента: «Орёл» и «Смерть в госпитале» — были включены в «Круг чтения». 1 ноября 1904 г. Д.П. Маковицкий записал:
|
|
|
187
«Сегодня вечером Лев Николаевич прочёл вслух два отрывка из “Записок из Мёртвого дома” Достоевского <...> Видно было, что они глубоко трогают его. Лев Николаевич читает так, что и не подумаешь, что он читает, кажется, что он рассказывает. Интонация удивительная!» (Маковицкий Д. П. Яснополянские записки // ТВС. 1960. 2. С. 238).
|
|
|
В интервью 1904 г. Толстой указал на исток величия Достоевского: «Я предъявляю к великому художнику три требования: технической законченности, значительности темы и проникновения сюжетом. Из них последнему я придаю наибольшее значение. Можно быть великим писателем, если даже отсутствуют техническая законченность и владение предметом. У Достоевского, например, не было ни того, ни другого. Но нельзя сделаться великим писателем, если не писать кровью сердца...» (Интервью. С. 214).
В октябре 1910 г., читая первый том «Братьев Карамазовых», Толстой хотел понять, чем обусловлен громкий успех спектакля по этому роману (премьера состоялась 12 октября в Московском Художественном театре). Прочитанные страницы вызывали у него диаметрально противоположные оценки. Уйдя из Ясной Поляны, он просил привезти ему второй том «Братьев Карамазовых», оставленный на письменном столе.
Лит.: Гусев Н.Н. Толстой и Достоевский // ЯП. сб. 1960. - Тула, 1960; Фридлендер Г.М. Достоевский и Лев Толстой // Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. - М., 1985.
Н.Г. Михновец
ДОУЛ Натан Хаскел (Dole Nathan Haskell; 1852-1935) – американский писатель и переводчик произведений Толстого на английский язык. Автор работ о нём на английском языке. Адресат и корреспондент Толстого. 20 марта 1889 г. Толстой отметил в дневнике, что «поправил хорошую статью Dol’a» (50: 54). 11 июня 1890 г. он написал Доулу письмо (продиктовал дочери Т.Л. Толстой) с просьбой содействовать успеху в Америке выставки картины Н.Н. Ге «Что есть истина?».
Из сочинений Доула в личной библиотеке Толстого в Ясной Поляне сохранилась книга: «Peace and progress: Two symphonic poems» <«Мир и прогресс: Две симфонические поэмы»>. – Boston, 1904. В библиотеке есть и переводы Доула романов Толстого «Анна Каренина», «Война и мир», повести «Казаки», др. повестей и рассказов, сочинений для детей.
Г.В. Алексеева
ДРАГОМИРОВ Михаил Иванович (1830-1905) – военный историк и теоретик, генерал от инфантерии (1878). Начальник Академии Генштаба (1878-1889). Автор трудов по вопросам тактики и военной подготовки, а также по военной истории.
В работе «’’Война и мир” гр. Толстого с военной точки зрения» (Оружейный сборник. 1868, № 4; 1869, № 1; 1870, № 1; отд. изд.: «Разбор романа “Война и мир” Л.Н. Толстого с военной точки зрения». Киев, 1895) Драгомиров обнаружил много очевидных достоинств в изображении батальных сцен и в целом военной жизни, но подверг критике историческую концепцию Толстого, его «очевидное поползновение» «умалить колоссальную фигуру» Наполеона, а также дилетантские суждения о том, что «Бородинское сражение никому не было нужно» и что от Наполеона и Кутузова вообще «ничего не зависело».
Негодование Толстого вызвали две работы Драгомирова: «Солдатская памятка» и статья в газете «Новое время» (1896, № 7434, 6 ноября), в которой тот доказывал неизбежность войн, отвечающих «основным законам природы». «Что бы вы уговорили Драгомирова, — писал Толстой А.М. Кузминскому, — чтобы он не писал таких гадких глупостей и, главное, тон этот: “Ах, господа, господа” и т.д. Ужасно думать, что во власти этого пьяного идиота столько людей» (69: 206).
Казённо-патриотическая «Солдатская памятка», составленная генералом Драгомировым, о которой Толстой замечал: «Памятка эта есть набор мнимо солдатских народных (совершенно чуждых всякому солдату) глупо-ухарских слов, перемешанных с кощунственными цитатами из Евангелия» (34: 284), -- побудила писателя к созданию собственных «Солдатской» и «Офицерской» памяток. В связи с работой Толстого над памятками П.А. Буланже вспоминал, что Толстой «весь, казалось, горел волнением и негодованием, как могли найтись люди, как Драгомиров, так кощунственно пользовавшиеся текстами Евангелия и извращавшие их для проповеди убийства и насилия. “Нет, вы посмотрите, — говорил он мне с особым волнением и с характерной спазмой голоса, как будто рыдая, — можно ли это написать и без стеснения распространять рядом с трогательными словами Христа о любви, о братстве. Вы прочтите вот это!” – и Лев Николаевич показал мне место солдатской памятки Драгомирова: “Всегда бей, никогда не отбивайся. Сломался штык — бей прикладом; приклад отказал — бей кулаками; попортились кулаки — вцепись зубами”. <...> “Нет,
188
это ужасно, — говорил он. — Это что-то до невероятия зверское... “вцепись зубами!”» (Минувшие годы. 1908. № 9. С. 55).
Драгомирова как воплощение тупой и агрессивной государственности упомянул Толстой наряду с Куропаткиным, Сувориным и Меньшиковым в одном из вариантов статьи «Одумайтесь!» (1904). Осенью 1906 г., обсуждая статью М.О. Меньшикова «Расстройство армии», где шла речь о том, «что русская армия отстала oт других армий», Толстой опять вспомнил Драгомирова. «Драгомиров был против новшеств, новых усовершенствований. Меньшиков прав. Драгомиров – шут гороховый, боялся принимать в армию революционеров, интеллигентов; под предлогом физических недостатков не принимал. Распад армии», — записал 4 ноября в своём дневнике Д.П. Маковицкий (ЯПЗ. 2, С. 292).
В.М. Боков
ДРОЖЖИН Евдоким Никитич (1866 – 1894) – крестьянин Курской губ.; духобор; сельский учитель; последователь Толстого. За отказ по религиозным мотивам служить в армии его направили в дисциплинарный батальон, подвергли пыткам и унижениям. В.Г. Чертков написал Александру Ш протест против содержания такого человека в воинском подразделении. Толстой одобрил письмо. Дрожжин был переведён в гражданскую тюрьму, заболел туберкулёзом и
умер. Толстой с горечью писал: «Дрожжин умер, замученный правительством» (52: 111). Он упоминал Дрожжина в статье «Две войны». После его смерти в статье «Одумайтесь!» клеймил палачей. Писатель восхищался стойкостью Дрожжина, считал, что это был «один из самых святых, чистых и правдивых людей, какие бывают в жизни» (36: 129). Поведение его называл героическим.
По инициативе Черткова Е.И. Попов написал биографию Дрожжина: «Жизнь и смерть Евдокима Никитича Дрожжина». Книга вышла в 1895 г. в Берлине и открывалась предисловием Толстого.
Н.И. Шинкарюк
ДРОЖЖИН Спиридон Дмитриевич (1848-1930) – крестьянский поэт-самоучка. Родился в семье крепостного, «две неполные зимы» учился у деревенского дьячка. В 1860 г. отправился в Петербург на заработки, вскоре стал читателем Петербургской публичной библиотеки. В поисках работы вынужден был скитаться по России: служил в разных городах мальчиком-половым в трактире, – подручным буфетчика, лакеем, рабочим, продавцом, приказчиком.
Первая публикация Дрожжина – «Песня про горе добро-молодца» – появилась в журнале «Грамотей» (1873. № 12), представлявшем, как правило, творчество самоучек.
В 1883 г. Дрожжин познакомился с редактором журнала «Русская старина» М.И. Семевским, который, заинтересовавшись судьбой крестьянского поэта, предложил ему написать автобиографию и опубликовал её под названием «Поэт-крестьянин С.Д. Дрожжин в его воспоминаниях» (авто-биография неоднократно переиздавалась).
С 1880-х гг. Дрожжин становился всё более известным, активно печатался в периодике (до 1917 г. – более чем в 60-ти изданиях), однако по-прежнему нуждался в средствах, терпел лишения. В 1894 г. в деревне Низовке сгорел его дом вместе с библиотекой и рукописями.
Дрожжин был лично знаком с Толстым, дважды встречался с ним. Первая встреча произошла в Москве 24 декабря 1892 г. непредвиденно для поэта в книжном магазине А.С. Суворина, где Дрожжин служил продавцом. Вошедший в магазин Толстой окинул всех быстрым взглядом и направился к конторке, за которой стоял поэт. Протягивая руку, он сказал: «Кажется, не ошибаюсь, ведь вы –Дрожжин?» (о поэте Толстому говорил их общий друг С.Т. Семёнов). После недолгой беседы Толстой купил в магазине нужную книгу и пригласил Дрожжина в гости. «Великий писатель земли Русской поразил меня своею приветливостью и обрадовал лестным для меня приглашением бывать в его московском доме», — писал Дрожжин в своих воспоминаниях (Дрожжин С.Д. Записки о жизни и поэзии // Стихотворения С.Д. Дрожжина. 1866-1888. М., 1907. С. 91).
В 1896 г. Дрожжин вернулся в родную деревню Низовку, занялся сельским хозяйством и литературным трудом. Иногда бывал в Москве. 30 апреля 1897 г. он пришёл к Толстому в его московский дом с И.И. Горбуновым-Посадовым. В тех же воспоминаниях Дрожжин писал: «Лев Николаевич особенно порадовался, узнав о моём решении навсегда покинуть город; долго ходил со мной по дорожкам тенистого сада и много расспрашивал о настоящем положении крестьянской жизни и о разнице с жизнью дореформенного времени» (там же. С. 94). В конце этой беседы Толстой подарил поэту свою повесть «Смерть Ивана Ильича» (СПб., 1895) с надписью: «Спиридону Дмитриевичу Дрожжину на память от автора. 1897. 30 апреля».
7 ноября 1910 г. (ст. стиль) — день смерти Толстого. Дрожжин считал, что эта дата не
189
должна быть забыта ни одним грамотным русским. В этот день он написал стихи, посвящённые Толстому:
7 ноября 1910
Я музе рыдающей внемлю,
Что гений, наполнив всю землю
Гармонией чудной, песнь лебедя спел
И, славой венчанный, от нас улетел.
С. В. Чаругина
ДРУЖИНИН Александр Васильевич (1824—1864) — писатель, журналист. Его ранняя повесть «Поленька Сакс» была очень популярна в 1840-1850-е гг. (в авторе читатели увидели защитника женской эмансипации). Последующие повести, рассказы, пьесы Дружинина были более бесцветны и незначительны по содержанию, чем первая повесть. Свободно владея европейскими языками, Дружинин интересовался иностранной литературой, переводил Шекспира («Король Лир»), делал обзоры текущей английской литературы в журналах, писал монографии, посвящённые английским писателям. Главным же призванием его была литературная критика: он внимательно следил за текущей русской литературой, не оставляя без своего критического внимания ни одного сколько-нибудь заметного литературного явления. Он писал о сочинениях Салтыкова-Щедрина, Тургенева, Писемского, Островского, Гончарова, стихотворениях Фета и, конечно, ранних сочинениях Толстого. Дружинин был в самой гуще политических и литературных споров, кипевших в журнальной прессе 1840-1850-х гг.
Воспитанный в лучших дворянских традициях, прекрасно образованный, Дружинин обладал хорошим тоном простоты и светскости – он был человеком «комильфо» в лучшем значении слова. Это касалось не только его житейских привычек, но и отношений с литераторами, и писательской практики. К тому же по характеру он был чрезвычайно деликатным, щепетильно точным и ответственным в делах, надёжным и верным другом. Он был не склонен к конфликтам, умел вести себя корректно и дипломатично со всеми, включая и тех, чьи взгляды (политические или эстетические) не совпадали с его собственными. По мнению Тургенева, Дружинину нравилась «благоразумная умеренность», «признание человеческой личности рядом с уважением законов» (цит. по: Дружинин А.В. Прекрасное и вечное. М., 1988. С. 11).
В начале 1850-х гг. Дружинин сотрудничал с «Современником», в центре внимания которого стояли «общественные вопросы», но в середине 50-х расстался с журналом из-за идейного противостояния с Чернышевским. В борьбе двух направлений: «гоголевского», общественного, и «пушкинского», эстетического подхода к искусству, -- Дружинин занял позицию сторонника эстетического подхода, тем самым заявив о своём несогласии со взглядами Чернышевского и Некрасова, выдвигавших на первое место роль литературы как обличительницы общественных зол. Покинув «Современник», Дружинин возглавил литературный журнал «Библиотека для чтения». «Он, — шутливо писал Чернышевский, -- будет в “Библиотеке для чтения” защищать свободное творчество и беспощадно разить таких безумцев, как я...» (там же. С. 12). Но журнал этот, вопреки надеждам Дружинина, зачах, в отличие от таких боевых программных журналов, как «Современник». Однако сам Дружинин работал в это время всё более интенсивно. Именно тогда появилась одна из его основополагающих статей «Критика гоголевского периода русской литературы, и наши к ней отношения», где Дружинин изложил свои эстетические взгляды на искусство как «свободное творчество», не обременённое никакой «тенденцией». Как раз в это время он и познакомился с Толстым, который особенно сблизился с Дружининым, Анненковым и Боткиным, в шутку называя их «бесценным триумвиратом».
Дружинин приветствовал появление в своём кругу молодого таланта, охарактеризовав Толстого как одного из «бессознательных представителей той теории свободного творчества», которая одна казалась ему «истинною теориею всякого искусства» (там же. С. 161-162). Толстой вскоре после приезда в Петербург начинает отходить от Некрасова. Его дневники 1855-1857 гг. говорят о том, что «обличительное» направление в литературе не близко ему: по его мнению, писатель не должен быть «возмущённым, жёлчным, злым». Однако объяснялось это не отсутствием сочувствия к народу, а тем, что уже в это время у него формируется отношение к искусству как к великому средству сближения людей. Дружинин, видимо, не почувствовал, что молодой писатель вовсе не относится к литературе как явлению только эстетическому, занятому только «вечными вопросами красоты, добра и правды» и чуждающемуся «жгучих вопросов» современности. Он не почувствовал и то, что Толстому чужда теория «чистого искусства», что молодого писателя вообще раздражают всякие литературные «теории» — ему были неинтересны споры о «тенденциозности» и «свободе
190
творчества», т.к. уже тогда у него начинало складываться своё особое представление о великой миссии искусства как средства соединения людей. А ведь не случайно, прочитав статью Дружинина «Критика гоголевского периода русской литературы...», Толстой записал в дневнике 7 декабря 1856 г.: «Его слабость, что он никогда не усомнится, не вздор ли это всё» (47: 104). Видимо, поэтому Толстой, действительно уважая Дружинина как критика и человека, прислушиваясь к его мнению, ценя «Поленьку Сакс» и жалея, что «упустили Дружинина» из «Современника», проводя с Дружининым и «бесценным триумвиратом» время в спорах и дружеских пирушках, всё же в дневнике признавался: «Удивительно, что мне с ним тяжело с глазу на глаз» (8 января 1857 г. - 47: 110).
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 155; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!