Янус определяет сознание Будды 34 страница



Именно из-за потребностей римских невозвращенцев, их жен и потомков, Будду начали изображать, чего раньше не было.[1249]

В последние десятилетия I века до н. э., через 500 лет после смерти легендарного Будды, впервые появляются его статуи и изображения, по-римски приветствующего нас открытой ладонью: мудрой абхая (санскр. अभय, abhaya, букв. без страха). В Гандхаре эта мудра использовалась как знак проповедования: кисть правой руки поднята на высоту плеч, рука наклонена, ладонь развернута наружу, пальцами вместе и вверх, левая рука покоится вдоль тела вниз (в положении стоя). Считается, что мудра получила распространение во временя гонений на буддизм после царствования Ашоки как символ добрых намерений и дружбы при приближении к незнакомцам.[1250] Германские поклонники Гитлера дали этой размашистой пальцовке еще несколько смыслов.

Посредством учения Будды, парамиты, римский дух (virtus) и римское военное (disciplina) в невозвращенцах получили влияние на сыновей и после смерти отцов:

«Скульптурная группа в Джаульяне, которая состоит из Будды, фигур бодхисатвы, светских прихожан, монаха и дэвы, уникальна в своем роде. Некоторые статуи из этой группы можно встретить на различных керамических и лепных рельефах из Таксилы, но целиком композиция нигде не была выполнена».[1251]

Сыновья и внуки лагерников, для которых их отцы и деды были богами во плоти, стали новыми мирами, созданными ушедшими из Рима когда-то безответственными юнцами:

«Поразительно согласие между народами в [том пункте, что] как греки зовут мир словом, означающим украшенность, так и у нас мир (mundus) зовется так по причине своей непревзойденной и совершенной красоты. [А латинское слово] caelum, небо, как точно доказано и истолковано Марком Варроном, означает «гравированное».[1252]

«Лат. mundus 1) убор, наряд; 2) мироздание, вселенная, мир. Ср.: munḍo/mundo (munḍō, mundō) мальчик, парень, юноша: passim. Хинд. (диал.) muṇḍā (букв. обритый), пандж. muṇḍā, ср. также munda мальчик, сын в панджабских диалектах малваи».[1253]

Многочисленные цари, воины, ставшие живыми Буддами, обеспечили взрыв для пробуждения любопытства к этому имени. У каждого были свои ученики.

Для юнцов, к 40-ка годам превратившихся в дедушек, понимание стало не отвлеченным образом, а глубочайшим, потрясающим осознанием, которое в современном буддизме называется просветлением. Особенно ярким и стремительным осознание было у тех, кто детство провел среди военных и пастухов.

Даже среди пастухов-рабов в Италии была своя иерархия. Стадо обычно разбивалось на несколько частей (овечье — по 100 штук в каждой, так же как и коровье, лошадиный табун — по 50 лошадей), и к каждой части приставлялся один (для лошадей — два) пастух. Все они были подчинены старшему пастуху, который назывался magister pecoris. Эта фигура заслуживает того, чтобы на ней остановиться внимательнее:

«Считается, что античная традиция не дает нам ни одного имени этих старших пастухов не дошло до нас, не говоря уже об их биографиях. Как и не дает нам имен центурионов, опекавших своих юных товарищей по несчастью плена:

Но мы знаем, что, например, пастухи прежде всего были не только грамотные, а в своей области просто образованные люди: животноводы-специалисты, сказали бы мы, говоря современным языком. На них лежала организация всей жизни стада, они должны были позаботиться о том, чтобы снабдить людей и животных всем, что им нужно на время путешествия и по приходе на место; они следили за всей жизнью стада, за воспитанием молодняка, вели учет доходам со стада. Под их руководством состояли пастухи и подпаски, на практике обучавшиеся у них животноводству. Они же смотрели за состоянием здоровья животных и лечили их: старый скотолечебник, представлявший собой выборку из Магона, сопровождал их во всех путешествиях. Колумелла определял их деятельность как требующую неусыпного внимания, заботы и знаний.

Мы никогда не узнаем, сколько сделали эти люди для животноводства древней Италии и, следовательно, для животноводства всей Европы. Между тем можно считать несомненным, что как выведением ряда превосходных фруктовых сортов, так и выведением превосходных пород различных животных — апулийские и галльские овцы, реатинские мулы, апулийские лошади, белые «пекарские» свиньи — италийское хозяйство было обязано рабам-специалистам, обладавшим в животноводстве полнотой тех специальных знаний, которых, разумеется, не было у хозяина. Если старший пастух был одаренный и любящий свое дело человек, то на равнинах Апулии или в горной глуши Самния, вдали от надоедливой хозяйской слежки, он мог развернуться вовсю: стадо, порученное его надзору, становилось точкой приложения его творческой работы. Деятельности этих людей обязана была италийская ветеринария обилием и эффективностью своих лекарств, из которых некоторые дошли до нашего времени, а также отчетливой и внимательной диагностикой; сводом правил, обеспечивающих наилучшие условия для разведения стада, подбором кормов. Книги Варрона и Колумеллы, посвященные животноводству, представляют собой в значительной степени сводку векового пастушеского опыта».[1254]

Такие люди при осознании учения Будды переживают особый опыт. Раскопки в пустынях Таримского бассейна, где невозвращенцами был построен торговый путь, известный как Шёлковый, показали, что там было орошаемое земледелие. Сеяли просо, пшеницу, рис, ячмень, люцерну. В садах росли абрикосы, гранаты, яблоки, груши, виноград, персики, тут. Разводили коров, овец, лошадей и верблюдов. Были развиты ремесла.[1255]

Разведение верблюдов дает большие возможности. Верблюды (лат. camelus) — род млекопитающих семейства верблюдовых (camelidae) подотряда мозоленогие (camelidae). Это крупные животные, приспособленные для жизни в засушливых регионах мира — пустынях, полупустынях и степях. Существует два вида верблюдов: Camelus bactrianus — двугорбый верблюд, или бактриан и Camelus dromedarius — одногорбый верблюд, или дромедар, или дромадер, или арабиан. самые мощные вьючные и упряжные животные в условиях их распространения. В качестве тягловой силы используют верблюдов от 4 до 25 лет, они могут переносить до 50% своего веса. Верблюд может проходить 30–40 км в день при дальних переходах. Верблюд со всадником может проходить до 100 км в день, средняя скорость при этом составляет 10–12 км/ч.[1256]

О трудностях путешествия по пустыне читаем в Бэйши: «Если ехать по южной дороге, то к северо-западу от Изюймо на несколько сот ли — сыпучие пески. В летнее время там дуют горячие ветры, приносящие бедствия путешественникам. Лишь старые верблюды, когда подымается этот ветер, начинают кричать, собираются вместе и прячут морды в песок. Люди считают это предупреждением и сразу же покрывают нос и рот шерстяными тканями. Этот ветер быстро проходит. Однако тот, кто не закроется, может погибнуть».[1257]

Латинское название camelus ныне возводят через греч. κάμηλος к общесемитскому гамаль.[1258] Появление этого слова в санскрите связано с военными заимствованиями: kramela-, kramelaka- = κάμηλος, верблюд. «Появление -r- объясняют как результат переосмысления греческого слова в качестве производного от корня kram-, шагать. Оно встречается в классическом санскрите: в Панчатантре, у грамматиков, например, у Амаракоши, у Хемачандры. Представлено и в современных языках (бенгали, непали и др.) без фонетических изменений, как татсама».[1259]

Научное название страуса: воробей-верблюд (στρουθίο-κάμηλος). Страус это трусливая нелетающая бескилевая птица (struthio camelus). Глаза у страуса больше, чем его мозг. Страусы быстро бегают.[1260]

М. Р. Фасмер: «слав. *velьbǫdъ — заимств. из гот. ulbandus, первонач., вероятно, слав. *vъlbǫdъ, сближенное с группой велий, вели́кий. Гот. слово восходит через греч. ἐλέφας, -αντος, слон к вост. слову, в котором el- соответствует хамит. elu, а -εφας — егип. ābu, откуда др.-инд. ibhas, слон, лат. ebur, слоновая кость».

«Хроника Цяньханшу сообщает, что при дворах правителей Бухо, Буго (Бухары), Тухоло (Тохаристана) содержались удивительные птицы, схожие по виду с верблюдом. Это страусы. Время от времени их отсылали ко двору Хань, падкому на диковины. Ряд других сообщений, более поздних (650 и 713 гг.), трактует снова о птице, ноги которой «как у верблюда» и которая обыкновенно называется «верблюд-птица». Интересно, что на таджикском языке страуса и сейчас именуют шутур-и мург».[1261]

М. Р. Фасмер: «Воробей, диал. вирябе́й, севск., укр. воробе́ць, горобе́ць, горобе́ль, гворобе́ць, блр. веребе́й, воро́бчык, др.-русск. воробии, русск.-цслав. врабии, болг. врабе́ц, сербохорв. вра́бац, словен. vrábelj, чеш. vrabec, слвц. vrabec, польск. wróbel, в.-луж. wrobel, н.-луж. robel'. Исконнородственно греч. ῥόβιλλος ̇ βασιλίσκος ὄρνις; лит. žvìrblis, воробей, лтш. zvir̃bulis — то же».

Воробей (passer), как и крыса, является видом синантропным: постоянным сожителем человека и хорошо приспособлен к жизни меняющейся от хозяйственной деятельности человека.[1262] Война с воробьями ни к чему хорошему не приводит.[1263] Воробья воспел еще Катулл:

Плачьте, о Купидоны и Венеры,

Все на свете изысканные люди!

Птенчик умер моей подруги милой,

Птенчик, радость моей подруги милой,

Тот, что собственных глаз ей был дороже.

Был он меда нежней, свою хозяйку

Знал, как девушка мать родную знает.

Никогда не слетал с ее он лона,

Но, туда и сюда по ней порхая,

Лишь одной госпоже своей чирикал.

А теперь он идет дорогой темной,

По которой никто не возвращался.

Будь же проклят, о мрак проклятый Орка,

Поглощающий все, что сердцу мило, —

Ты воробушка милого похитил!…

О слепая судьба! О бедный птенчик!

Ты виновен, что у моей подруги

Покраснели от слез и вспухли глазки![1264]

На Руси девки любили воробьев, была игра воробей: в венчики или фантовая и святочная хороводная, в кругу, с песнею. По значению русское воробей = верблюд = горбец.

В. И. Даль: Повадился вор-воробей в конопельку. Старого воробья (и) на мякине не обманешь. Дело не воробей, не улетит. Слово, что воробей, вылетит, не поймаешь. Фарисейские корабли, что сельские воробьи: скоро гинут. Полна коробочка золотых воробышков? жар в печи. Стрелял в воробья, а попал в журавля. Стреляй из пушки по воробьям. Старому воробью по колени река. Сам с воробья, а сердце с кошку. Андрей-воробей, не летай на реку, не клюй песку, не тупи носку: пригодится носок на овсян колосок. В добру пору воробью ненастье, коли стреха под боком. Шумят, как воробьи на дождь. И воробей на кошку чирикает. Воробьиным сердцем не возьмешь. За обедом соловей, а после обеда воробей, хмелен. Воробью по колено, журавлю по лодыгу. Воробьи кучатся, кричат в кустах, к ненастью, примета. Вороба: циркуль, разножка, кружало; снаряд у каменщиков, для очертания кругов, окружностей: доска, ходящая кругом на гвозде, шпеньке.

Показательны поговорки и о верблюде. Русская: велик верблюд, да воду возят; мал соболь, да на голове носят. Калмыцкая: человек, едущий верхом на верблюде, близок к небу. Арабские: тот, кто дал тебе ягнёнка, выманит у тебя верблюда, несчастливого и на верблюде собака укусит. Киргизская: недотёпа и верблюда ударить не сумеет. Туркменская: взоры ворона всегда на ссадинах верблюда. Тувинская: лежачему верблюду перекати-поле в рот не вкатится.[1265]

Действительно, ленивым спокойствием лежачий верблюд напоминает Будду.[1266] Однако для такого сравнения надо иметь о Будде представление. Первое упоминание о Будде в античной литературе[1267] встречаем у Климента Александрийского.[1268] Последователей Будды он не выделяет из ряда поклонников других пророков. Оглушение d в имени значит, что придыхательное, глушащее гортанное, которое мы видим в санскритском Buddha еще произносилось. Любопытно описание Климентом Будды как личности: «они его за наивысшую благочестивость почитают как бога». То есть, в греко-римском мире для передачи понимания сути, пробуждения сознания Будды, его образ не применялся. Проповедники-проводники могли находить образы из уклада и речи слушающих, как это делал иудейский Мошиах-Христос.

Независимо от Климента сведения о буддизме проникали в Римскую империю через Месопотамию и Сирию.[1269] В основном христианские авторы упоминали о Будде в ходе полемики с манихеями или в связи со сходством преданий о рождении основателей христианства и буддизма — Иероним и др. За исключением тех случаев, когда буддизм связывался с манихейством, христианские авторы с сочувствием описывали учение буддистов, считая буддизм приближением к абсолютной истине христианства. Об этом писал в труде О граде божьем[1270] Августин, имея в виду всех индийских аскетов: «И индийские гимнософисты, которые, как говорят, нагими занимаются философией в пустынях Индии, являются его (града божьего) гражданами:

«Христиане в своей борьбе с язычниками находили поддержку в буддизме, в котором всеединый Будда представлялся аналогом Христа. Там же: Самый ранний пример такой полемики — Acta Archelai. Архелай, епископ Кашар (Карры) в Месопотамии, составил около 280 г. запись своего диспута с Мани на сирийском языке, которая не сохранилась, но была переведена на греческий, а затем на латынь христианским автором V в. Гегемонием (Hegemonius).[1271] О манихейском проповеднике Теребинте: «Приходя куда-либо, этот самый Теребинт столь великую молву о себе распространял, утверждая, что постиг всю мудрость египтян, и стал называть себя не Теребинтом, но именем Будды, возложив на себя это имя. Он к тому же притворился (simulavit), что рожден некой девой и воспитан ангелом в горах».[1272]

Однако было важное отличие между проповедниками учения Мошиаха-Христа на Западе и апостолами учения Будды на Востоке: «Ни в китайском мире живых, ни в китайском мире мертвых буддисты не стали создавать свое обособленное царство». Христиане же в мире мертвых создали места весьма обособленные, считается, что христиане занялись колонизацией греко-римского Аида в 20–30 гг. н. э.[1273]

Обычай сжигать трупы пришел в Китай из Индии вместе с буддизмом.[1274]

Засвидетельствовано странное превращение, случившееся с народом хунну. Л. Н. Гумилев: «Во-первых, Северное Хунну из родовой державы превратилось в военно-демократическую, и поборники родового строя — южные хунны, ухуани, сяньби — стали заклятыми врагами северных хуннов, более ожесточенными, чем китайцы. Возникла борьба между двумя системами — родовым строем и военной демократией (ордой).

Жизнь внутри рода была тяжела и бесперспективна для младших членов его. Несмотря на все личные качества, они не могли выдвинуться, так как все высшие должности получались по старшинству. Таким удальцам нечего было делать в Южном Хунну, где пределом их мечтаний могло быть место дружинника у старого князька или вестового у китайского пристава. Удальцу нужны просторы великой державы, военная добыча и военные почести, поэтому он ехал на север и воевал за "господство над народами". Под властью северных шань-юев скапливался весь предприимчивый элемент и огромная масса инертного населения, кочующего на привычных зимовках и летовках. Такой державе родовой строй был не нужен, больше того, он ей вредил. Кучка удальцов стала управлять теряющей родовые традиции массой. Родовая держава медленно трансформировалась в орду. Раскол облегчил этот процесс. На юг ушли «старцы и почтительные отроки» — носители родовых традиций (постаревшие римляне? — Д. Н.).

Во-вторых, среди удальцов, окруживших северного шань-юя, должна была возникнуть борьба за места и влияние, так как сдерживающие моральные начала исчезли вместе с родовыми традициями. И отзвуки смут дошли до китайских историков, хотя подробности остались им неизвестны.

В-третьих, массы хотели мирной жизни и неохотно поддерживали военные авантюры своих вождей. Меняя господ, они ничего не выигрывали и не теряли, для них не было смысла держаться за шань-юев. Поэтому в решающий момент они отказали в поддержке шань-юям, и это обусловило разгром северных хуннов в 93 г.».[1275]

«В 48 г. н. э. произошёл новый раскол гуннов на северных и южных. Вся дальнейшая судьба южных гуннов вплоть до падения Ханьской империи является, по существу, обычной историей варваров-федератов, целиком зависимых от правительства в имперской столице. Северные гунны под ударами с юга и натиском древнекиргизских племен Енисея и в особенности потомков сяньби и дунху — протомонгольских племён Юго-Западной Маньчжурии — с каждым десятилетием утрачивали своё могущество и территории. Их ставки сместились в Западную Монголию, в Юго-Западную Сибирь и Восточный Туркестан, где до середины II в. н. э. они продолжали сопротивляться ханьскому продвижению на запад. Наиболее тяжелые поражения они понесли в войнах с сяньби в 93–94 гг., когда десятки тысяч гуннских семей были включены в состав сяньбийской племенной федерации, и в 151–155 гг., когда создатель эфемерной сяньбийской империи Таньшихай вытеснил гуннов из их последних владений в Джунгарии. Именно в первой половине II в. началась миграция гуннских племён сначала в Восточный Казахстан и Семиречье, где они создали государство Юэбань, просуществовавшее до V в., а затем вместо с угорскими племенами Западной Сибири — в Приаралье, в прикаспийские и заволжские степи».[1276]

Юг для старцев и почтительных отроков это Тибет.

О гуннах написано много.[1277] Произшедшее с хунну-гуннами превращение станет причиной падения империи Августов.

Гунны — союз племён, образовавшийся во II–IV вв. в Приуралье из тюркоязычных хунну, прикочевавших во II в. из Центральной Азии, и местных угров и сарматов, вторгшийся в 70-х годах IV в. н. э. в Восточную Европу.[1278] Гунны создали огромное государство от Волги до Рейна. При полководце и правителе Аттиле пытались завоевать весь романский запад (середина V в.). Центр территории расселения гуннов находился в Паннонии, где позже обосновались авары, а затем — венгры.[1279]

Предки Атиллины скитались по берегам Енисея. Старинное название Енисея Кемь.[1280]

Имя Атиллы стало нарицательным.[1281] Аттила[1282] — вождь гуннов с 434 по 453 год, объединивший под своей властью племена от Рейна до Северного Причерноморья. Именем его брата и соправителя до 443 г. был назван город Буда, Budu (будущий Будапешт), Магистр П., которого называют Анонимом, пишет в Деяниях венгров: «Эту резиденцию ныне по-венгерски называют Будувар (Будская крепость),[1283] а по-немецки — Эцильбург».[1284]

В 434 г. Атилла, получивший воспитание в Риме как заложник, стал царем гуннов и заставил обе империи платить себе дань. Из придунайских степей он предпринимал походы в Италию и Галлию, но в 451 г. был побежден на Каталаунских полях близ Шалона Аэцием и римскими федератами Меровеем и Теодорихом I.[1285]

Нарицательным стало и имя последнего римского императора Ромула Августула, сына секретаря Аттилы, римского патриция Ореста.

Иордан: «Спустя некоторое время после того как Августул отцом своим Орестом был поставлен императором в Равенне, Одоакр, король торкилингов, ведя за собой скиров, герулов и вспомогательные отряды из различных племен, занял Италию и, убив Ореста, сверг сына его Августула с престола и приговорил его к каре изгнания в Лукулланском укреплении в Кампании.


Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!