Янус определяет сознание Будды 8 страница
Пленные первыми из римлян близко познакомились с нефритом.[253] Нефритовые изделия являются обычными находками археологов в оазисах Тохаристана, например, перстни-печати[254] и скобы из зеленоватого нефрита для подвешивания меча.[255]
Считается, что такой способ ношения меча был принесен в Центральную и Западную Азию юэчжами-кушанами. То есть, тохарами-римлянами.[256] Найдена даже великолепная обкладка перекрестия рукояти меча из светло-зеленого нефрита.[257]
Примечательно, что кушаны нефритом украшали именно свое оружие.[258] Такое оснащение оружия позже вошло в моду у персов: среди вооружения, найденного на телах бойцов в Дура-Европос,[259] видим и навершие меча из халцедона, добытого на территории восточного Туркестана (Синьцзян-Уйгурский автономный район).[260]
С появлением в римской армии катафрактариев и сарматских мечей мода пришла в Рим:
«Весьма примечательны украшенные нефритом ножны, в которых меч висел перпендикулярно; они имеют китайское происхождение».[261]
Такие мечи мы видим не только в Риме, но и на изображениях тохар и их потомков.[262] Это кельтская кавалерийская spatha, с которой римляне познакомились в Галлии.[263] В Таксиле (Гандхара) найдено несколько таких спат.[264]
В средние века такие мечи назовут рыцарскими (всадническими).[265]
«Среднеазиатские иранские племена широко раздвинули границы распространения «звериного» орнамента. Появившийся в Китае в эпоху Хань, он относится именно к этому сарматскому периоду. Тибетские кочевые племена, издавна находившиеся в контакте с китайцами, хуннами и юэчжи-тохарами, переняли новое вооружение и сохранили его до наших дней. Доказательством этого служит форма длинных мечей тибетской конницы, тяжелые копья и ударная тактика конных дружин кочевников».[266]
|
|
|
Китайские изделия простые парни Древней Италии, оказавшиеся в Маргиане, называли бесхитростно, сочетав два слова Marga и ritus. Ritus, mos comprobatus in administrandis sacrificiis, и вообще mos institutus religiosis ceremoniis consecratus, isque vel privatus vel publicus, т.е. все обычаи, которые должен был соблюдать римлянин в быту (в современном русском — понятия, — Д. Н.). Римляне отличались самой мелочной боязливостью и совестливостью в делах обихода — религии, уклада.[267] Поведение римлян в укладе быта уместно сравнить с образом, очерченным К. С. Станиславским: «Священнодействуй или убирайся вон!»
Маргарита — ритуальное, обрядовое маргианское, обычное маргианское. Со временем римляне и их сыновья от девиц из местных племен, именуемые в источниках тохарами-кушанами, стали хозяевами Хотана с его единственным тогда в мире нефритовым месторождением. В начале ХХ века А. Стейн спокойно приобретал у местных в Хотане на рынках монеты Канишки и Куджулы Кадфиза, узурпатора Ван Мана, монеты у-ши периода Хань, монеты с китайской легендой на аверсе и легендой письмом карошти на реверсе. Последние, скорее всего, выпускали хотанские правители после 73 г. н. э.[268]
|
|
|
Подчинение кушанами Хотана, Яркенда и Кашгара относят ко времени правления Канишки.[269]
Словосочетание, воспринятое торговцами, ушло на Запад вместе с дорогостоящими поделками в красивых устричных раковинах-пеналах.[270] Пеналы из раковин моллюска arcidae apku, раковин моллюсков pteria margaritifera, а также застежки и другие поделки из раковин, являются обычной добычей археологов в Тохаристане.[271]
Латинский корень в слове оказался неузнанным: одновременно в латинском языке появляется слово margaritium, обозначавшем то же, что и слово margarita грамматического женского рода. Слово margarita стало восприниматься римлянами (греками, иудеями) метрополии как иноземное, стало источником образования следующего ряда слов: margaritarius, margariticandicans, margaritifer и т.д. и т.п.
Слово становится прозвищем, а затем именем. Август назвал Мецената Tiberinum margaritum.[272] В парфянском языке появляется мужское имя mrgryt.[273]
Подобное же словосочетание из греческого было воспринято арамейским языком и дошло до нас в иврите: מרגלית, в ашкеназском произношении марголис и маргулис. Mарголис, Mаргулис, Марголин, а также Маргулян, Маргелов: фамилии еврейского происхождения. Полагаю, заимствовано из греческого, marga+lithos, камень из Марга. Как сообщил мне сокурсник по Классическому отделению СПбГУ Семен Крол (Shlomo Krol) согласно словарю Эвен Шошана (Even-Shoshan Dictionary of modern Hebrew) слово зафиксировано в Мишне (I век).
|
|
|
Еще одно похожее на margarita слово марджāн толкует Ал-Бируни: «Говорят, что слово марджāн на языке йеменцев происходит от слова мараджту, то есть «я смешал», так как марджāн представляет собой зерна смешанной породы, и это причина того, что не отличают дурр от марджāна. Однако во всеобщем обиходе [словом марджāн] обозначают коралл (буссаз), который является морским растением… А марджāн — это мелкий жемчуг».[274]
Круг замкнется не скоро. В китайский язык это слово придет уже в новое время.[275]
Латинское словосочетание «обычное в Марге» дошло до нас и в языках народов мест, где родилось. В туркменском: merverit,[276] в узбекском: марварид,[277] в таджикском: марворид,[278] в казахском: меруерт.[279] Ныне Марг называется Мервом.[280] Но изменение названия шло постепенно и изменение это застыло в туркменском и узбекском словах. А вот непонятный местным латинский корень –rit– не изменился, для уха местных он изюминка всего слова.
|
|
|
В поэтическом санскрите, то, что мы называем словом стиль (почерк) речи сочинителя именуется двумя словами: марга и рити.[281] Слово рити (поток, бег, способ[282]) мы видим в названиях первозданности, природы пракрити (prakṛti) и уклада санскрити (saṃskṛti).[283]
Любопытно, что узбекское марварид кроме «жемчуг» имеет еще значение «тут»: разновидность тутовника с мелкими сладкими ягодами. Весьма вероятно, что римляне называли маргаритами всё диковинное для них (может быть сначала маргаритой называли именно тут, потому что только его видели вокруг пленные долгое время).
Мысль, что словосочетание marga+ritus значило изначально именно тут, а не нефрит, мне подбросил сокурсник по Филологическому факультету СПбГУ Сергей Федоров. Родиной тутовника белого считают Китай. Там впервые научились использовать коконы тутового шелкопряда и окультурили шелковицу. Вместе с шелководством тут распространился в соседние страны.[284] В средние века тут узнали в Европе. Шелковица — довольно теплолюбивое растение. Больше всего шелковицы в странах, где развито выращивание гусениц шелкопряда: в Китае, Японии, Корее, Узбекистане, Азербайджане.
Тут (тутовник) белый или шелковица белая — Moras alba L. — листопадное дерево из семейства тутовых (Moraceae) высотой 8–10 (до 20) м. с шаровидной густой кроной. Цветет в апреле — мае, одновременно с распусканием листьев. Цветки мелкие, невзрачные, раздельнополые, собраны в сережковидные соцветия. Растения двудомные. Вот почему одни деревья шелковицы бывают усыпаны плодами, а на других в это же время нет ни одного плода. Мужские цветки состоят из простого 4-листочкового околоцветника и 4 тычинок. В женских цветках — такой же околоцветник и пестик с 2 рыльцами. Плоды — мелкие костянки, сливающиеся в яйцевидные или шарообразные соплодия белого, красного или пурпурно-черного цвета, похожие на многокостянки малины и ежевики. Авиценна тут черный называет кислой шелковицей и подчеркивает, что его свежий сок и высушенные соплодия задерживают образование опухоли во рту и хорошо помогают при злокачественных язвах, а листья полезны от жабы (видимо, астмы) и ангины. Полоскание рта соком, выжатым из листьев кислой шелковицы, полезно при зубной боли.[285]
Тут легко дичает и разрастается без помощи человека. По описаниям Авиценны, натура сладкого тута горячая и влажная, а кислого — несколько холодная и влажная. Она вызывает аппетит, заставляет пищу проскальзывать и быстро выводит ее. Однако при своем послабляющем естестве иногда препятствует хроническому поносу и язвам в кишках, особенно шелковица сушеная. Все разновидности шелковицы гонят мочу, ее кора служит противоядием против болей головы. Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина или Авиценна[286] хорошо разбирался в местных растениях: он был придворным врачом саманидских эмиров и дайлемитских султанов; некоторое время был визирем в Хамадане. Всего написал более 450 трудов в 29 областях науки.[287]
П. Седир: «Холоден и сух. Посвящается Меркурию, ягоды отмечены Юпитером, из них красные возбуждают аппетит и служат слабительным, а зеленые — полезны от кровотечений, от дизентерии, кровохарканья и опухоли во рту».[288]
Описание целебных действий тута мы встречаем и в более раннем индийском сочинении Madanapāla. В Индии тут знают под именами tūta, tūda, brahma kāṣṭha, brāhmaṇya и brahma dāru.[289]
Время прилепило слово маргарита на Западе лишь к поделкам из нефрита, [290] а с их исчезновением с античного рынка к жемчугу.
Однако память, что слово маргарита обозначает не жемчуг, а нечто иное, осталась.[291] Эта память питала воображение впечатлительных и любознательных людей, из которых было особенно много поклонников Мошиаха-Христа.
Память о Марге осталась и в русском языке. Согласно В. И. Далю: «Морока сиб. морок м. мрак, сумрак, мрачность, темнота и густота воздуха».[292] М. Р. Фасмер: «Ср. лит. ùž-marka тот, у кого глаза подмигивают, markstýti мигать — от mérkti, mérkiu закрывать глаза; mán ãkys арmаr̃kо у меня потемнело в глазах, лтш. mir̃klis взгляд, acumir̃klis мгновение, далее сюда же гот. maurgins, д.-в.-н. morgan утро; родство с др.-инд., вед. markás м. помрачение считается недоказанным».[293]
Маргаширша (mārgaçīrṣa) — один из месяцев индийского календаря, соответствующий европейскому ноябрю-декабрю.[294] Первая зимовка в Маргиане должна была запомниться множеством смертей непривычных к климату Афганистана пленных италиков.
Узбеко-тохарская завязь
Пока пленные выживали на новом месте, «в Риме снова началась гражданская война между Цезарем и Помпеем, во время которой парфяне были на стороне помпеянцев, как потому, что они во время войны с Митридатом были в дружбе с Помпеем, так и потому, что сын убитого парфянами Красса, как они слышали, находился среди приверженцев Цезаря и в случае победы Цезаря, несомненно, стал бы мстить за отца. Поэтому же, когда сторонники Помпея были побеждены, парфяне послали вспомогательные отряды Кассию и Бруту против Августа и Антония».[295]
«Исследование жизней сыновей Марка Красса выходит за пределы безобидного или педантичного пристрастия к семейной истории».[296]
Побоище при Фарсале, где армия центурионов Цезаря разгромила армию центурионов Помпея: особое событие в истории Гражданских войн. Марк Анней Лукан через почти сто лет подведет итог: «Черный Эмафии день! Его отблеск кровавый позволил / Индии не трепетать перед связками фасций латинских, / Дагов не запер в стенах, запретив им бродяжничать, консул; / Плуга в Сарматии он не ведет, препоясав одежды; / Не подвергались еще наказанью суровому парфы, / И, уходя от гражданских злодейств, безвозвратно Свобода (libertas, — Д. Н.) / Скрылась за Тигр и за Рейн: столько раз претерпев наши казни, / Нас позабыла она, германцам и скифам отныне / Благо свое подает, на Авзонию больше не смотрит!»[297]
Или вот: «Увы, какое пространство земли и моря могло бы быть приобретено той кровью, которую поглотили гражданские войны! Ведь могли бы быть приобретены места, откуда восходит солнце и где ночь скрывает звезды, и где полдень дышит зноем в жгучие часы, и где суровая зима, не смягчающаяся весной, сковывает скифским холодом льдистое море. Уже подпали бы под наше иго серы и варварский Аракс, и если какой народ живет у истоков Нила».[298]
После поражения, Помпей на совете с соратниками высказывает мнение, что «парфянское царство среди прочих самое сильное и в состоянии не только принять и защитить их в теперешнем жалком положении, но и снова усилить и вернуть назад с огромным войском».[299] Помпей имел старые связи с парфянами, еще со времени своих побед над Митридатом Евпатором:[300]
«Помпей, с прежней скоростью спеша из Ларисы к морю, сел на маленькую лодку и, встретив проплывавший корабль, переправился в Митилену. Там он забрал свою жену Корнелию и на четырех кораблях, которые ему послали родосцы и тирийцы, отправился, оставив без внимания в тот момент Коркиру и Африку, где у него было другое многочисленное войско и невредимый флот, и устремился на восток, в Парфию, где собирался, опираясь на нее, восстановить утерянное. Намерение свое он долго скрывал, пока не рассказал о нем своим друзьям, будучи уже в Киликии. Они просили его остерегаться Парфии, против которой еще недавно строил свои планы Красс и которая еще воодушевлена его поражением, и просили не вести в страну необузданных варваров красавицу-жену, Корнелию, особенно как бывшую жену Красса. Когда он стал делать другие предложения относительно Египта и Юбы (царя нумидийцев, — Д. Н.), то его друзья, отказавшись от последнего как от человека, ничем не прославившегося, согласились с ним в отношении Египта, который и был близок и представлял обширное государство, а также и потому, что он был богат и могуществен кораблями, хлебом и деньгами. Цари же его, хотя еще были детьми, по своим родителям являлись друзьями Помпея».[301]
Помпей отправился в Египет, где был убит. Преследуя Помпея, в Египте Цезарь познакомился с 22-летней Клеопатрой и овладел ею. Она рожает ему мальчика Цезарёнка. Цезарь признал мальчика сыном.
Своего отца 53-летний Гай Юлий Цезарь потерял в шестнадцатилетнем возрасте; с матерью же сохранил тесные дружеские отношения до её смерти в 54 до н. э. Семнадцати лет от роду он женился на Корнелии, младшей дочери Луция Корнелия Цинны. Она умерла в 69-68 г. до н. э. при родах вместе с дитём. С Корнелией связана захватывающая история в жизни Цезаря:
«На шестнадцатом году он потерял отца. Год спустя, уже назначенный жрецом Юпитера, он расторг помолвку с Коссуцией, девушкой из всаднического, но очень богатого семейства, с которой его обручили еще подростком, — и женился на Корнелии, дочери того Цинны, который четыре раза был консулом. Вскоре она родила ему дочь Юлию.[302] Диктатор Сулла никакими средствами не мог добиться, чтобы он развелся с нею. Поэтому, лишенный и жреческого сана, и жениного приданого, и родового наследства, он был причислен к противникам диктатора и даже вынужден скрываться. Несмотря на мучившую его перемежающуюся лихорадку, он должен был почти каждую ночь менять убежище, откупаясь деньгами от сыщиков, пока, наконец, не добился себе помилования с помощью девственных весталок и своих родственников и свойственников — Мамерка Эмилия и Аврелия Котты. Сулла долго отвечал отказами на просьбы своих преданных и видных приверженцев, а те настаивали и упорствовали; наконец, как известно, Сулла сдался, но воскликнул, повинуясь то ли божественному внушению, то ли собственному чутью: «Ваша победа, получайте его! но знайте: тот, о чьем спасении вы так стараетесь, когда-нибудь станет погибелью для дела оптиматов, которое мы с вами отстаивали: в одном Цезаре таится много Мариев!»[303]
Плутарх: «Когда Сулла захватил власть, он не смог ни угрозами, ни обещаниями побудить Цезаря к разводу с Корнелией, дочерью Цинны, бывшего одно время единоличным властителем Рима; поэтому Сулла конфисковал приданое Корнелии. Причиной же ненависти Суллы к Цезарю было родство последнего с Марием, ибо Марий Старший был женат на Юлии, тетке Цезаря; от этого брака родился Марий Младший, который был, следовательно, двоюродным братом Цезаря. Занятый вначале многочисленными убийствами и неотложными делами, Сулла не обращал на Цезаря внимания, но тот, не довольствуясь этим, выступил публично, добиваясь жреческой должности, хотя сам едва достиг юношеского возраста. Сулла воспротивился этому и сделал так, что Цезарь потерпел неудачу. Он намеревался даже уничтожить Цезаря и, когда ему говорили, что бессмысленно убивать такого мальчишку, ответил: «Вы ничего не понимаете, если не видите, что в этом мальчишке — много Мариев». Когда Цезарь узнал об этих словах Суллы, он долгое время скрывался, скитаясь в земле сабинян. Но однажды, когда он занемог и его переносили из одного дома в другой, он наткнулся ночью на отряд сулланских воинов, осматривавших эту местность, чтобы задерживать всех скрывающихся. Дав начальнику отряда Корнелию два таланта, Цезарь добился того, что был отпущен, и тотчас, добравшись до моря, отплыл в Вифинию, к царю Никомеду».[304]
Светоний: «В бытность квестором он похоронил свою тетку Юлию и жену Корнелию, произнеся над ними, по обычаю, похвальные речи с ростральной трибуны. В речи над Юлией он, между прочим, так говорит о предках ее и своего отца: «Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же к бессмертным богам: ибо от Анка Марция происходят Марции-цари, имя которых носила ее мать, а от богини Венеры — род Юлиев, к которому принадлежит и наша семья. Вот почему наш род облечен неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвластны и самые цари». После Корнелии он взял в жены Помпею, дочь Квинта Помпея и внучку Луция Суллы. Впоследствии он дал ей развод по подозрению в измене с Публием Клодием. О том, что Клодий проник к ней в женском платье во время священного праздника, говорили с такой уверенностью, что сенат назначил следствие по делу об оскорблении святынь».[305]
Плутарх: «В том году праздник справляла Помпея, и Клодий, не имевший еще бороды и поэтому рассчитывавший остаться незамеченным, явился туда, переодевшись в наряд арфистки и неотличимый от молодой женщины. Он нашел двери отпертыми и был благополучно проведен в дом одною из служанок, посвященной в тайну, которая и отправилась вперед, чтобы известить Помпею. Так как она долго не возвращалась, Клодий не вытерпел ожидания на одном месте, где он был оставлен, и стал пробираться вперед по большому дому, избегая ярко освещенных мест. Но с ним столкнулась служанка Аврелии и полагая, что перед ней женщина, стала приглашать его принять участие в играх и, несмотря на его сопротивление, повлекла его к остальным, спрашивая, кто он и откуда. Когда Клодий ответил, что он ожидает Абру (так звали ту служанку Помпеи), голос выдал его, и служанка Аврелии бросилась на свет, к толпе, и стала кричать, что она обнаружила мужчину. Все женщины были перепуганы этим, Аврелия же, прекратив совершение таинств и прикрыв святыни, приказала запереть двери и начала обходить со светильниками весь дом в поисках Клодия. Наконец его нашли укрывшимся в комнате служанки, которая помогла ему войти в дом, и женщины, обнаружившие его, выгнали его вон. Женщины, разойдясь по домам, еще ночью рассказали своим мужьям о случившемся.
На следующий день по всему Риму распространился слух, что Клодий совершил кощунство и повинен не только перед оскорбленными им, но и перед городом и богами. Один из народных трибунов публично обвинил Клодия в нечестии, и наиболее влиятельные сенаторы выступили против него, обвиняя его наряду с прочими гнусными беспутствами в связи со своей собственной сестрой, женой Лукулла. Но народ воспротивился их стараниям и принял Клодия под защиту, что принесло тому большую пользу в суде, ибо судьи были напуганы и дрожали перед чернью. Цезарь тотчас же развелся с Помпеей. Однако, будучи призван на суд в качестве свидетеля, он заявил, что ему ничего не известно относительно того, в чем обвиняют Клодия. Это заявление показалось очень странным, и обвинитель спросил его: «Но почему же тогда ты развелся со своей женой?» «Потому,— ответил Цезарь,— что на мою жену не должна падать даже тень подозрения». Одни говорят, что он ответил так, как действительно думал, другие же — что он сделал это из угождения народу, желавшему спасти Клодия. Клодий был оправдан, так как большинство судей подало при голосовании таблички с неразборчивой подписью, чтобы осуждением не навлечь на себя гнев черни, а оправданием — бесславие среди знатных».[306]
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!