Причинность как взаимодействие: агенты, этапы, условия
Почему в одинаковых условиях одни люди и народы заболевают, а другие остаются здоровыми? Почему воздействие разных факторов может приводить к одному и тому же финалу - смерти? Потому что с философских позиций причиной является взаимодействие, где взаимодействующие факторы называются причинными агентами, или детерминантами. Например, причиной дизентерии является не дизентерийная палочка, а её взаимодействие с организмом. Если он не восприимчив, болезни тоже не будет. Доказывая важную роль неспецифической защиты академик И.И. Мечников в пылу научного спора выпил стакан взвеси холерных вибрионов – и даже не заболел. Наоборот, при малых защитных резервах можно умереть в обычной обстановке. До момента встречи будущие причинные агенты называются условиями. Человек и дизентерийная палочка являются условиями болезни дизентерии.
Резервные возможности бывают материальными и идеальными. Первые включают деятельность физиологической, биохимической, иммунной и других телесных систем. Ко вторым относятся системы психологического свойства: жизненные приоритеты, межличностные отношения, эмоциональные состояния и др. В армии даже существует классификация личного состава по уровню духовно-эмоциональной устойчивости: высокий, средний, низкий, угрожающий. При высоком уровне состав полностью готов к выполнению служебно-боевых задач; может применяться на главных и наиболее ответственных направлениях действий. При среднем уровне солдаты готовы к ограниченному выполнению служебно-боевых задач; их рационально применять на второстепенных направлениях и при особенных организационных условиях. При низком уровне военнослужащие не готовы к выполнению боевых задач; их целесообразно применять на вспомогательных направлениях и в соответствующих элементах боевого порядка. При угрожающем уровне имеется деморализация личного состава; привлекать их к выполнению служебно-боевых задач не рекомендуется.
|
|
|
Если не разрушены нравственные устои и не потерян смысл жизни, если сохраняется оптимизм и надежда на достижение успеха, то даже сильные стрессоры оказываются безвредными для организма. На эту тему в США проведено исследование по изучению влияния на психику американцев природных катастроф. Рассмотрены 377 случаев землетрясений, наводнений, ураганов, торнадо. Несмотря на их стрессогенный эффект, социальные последствия были незначительными, динамика самоубийств оставалась стабильной [130].
К защитным психическим механизмам относятся национальные традиции и генетические особенности. В 1970-х гг. изучили уровни самоубийств в Канаде среди иммигрантов из 25 государств мира. Между нациями выявлены значительные различия. Затем рассмотрели самоубийства на родине переселенцев. Обнаружена прямая зависимость: чем выше уровень самоубийств на родине, тем чаще они встречались на новом месте жительства. Сила сцепленности достигала 40-45% [127]. Зависимость сохранялась даже через 20 лет.
|
|
|
Соответственно при изучении причин демографических процессов кроме внешних агентов следует учитывать состояние самих народов – их физические, психические, этнические резервы. Это то, что называется «социальным потенциалом». Например, в Украине с началом 1990-х гг. либеральные реформы вызвали значительный рост смертности в юго-восточных областях. Тогда как на северо-западных территориях этого не наблюдалось. Последующие политические события подтвердили различие мировоззренческих основ обеих сторон. Первые стремились к евроинтеграции, вторые - к пророссийскому союзу.
Аналогичным механизмом объясняется различие реакций смертности на экономическую депрессию 1930-х гг. в США, странах Западной Европе и в 1990-х - в России. Для изучения вопроса провели несколько исторических сравнений. В США во время Великой экономической депрессии промышленное производство сократилось к 1932 г. на 47%. Инвестиции упали в 4 раза. Тяжелая промышленность была загружена на 15-20% от имеющихся мощностей. Банковская и биржевая системы лопнули. Разорились миллионы крупных и мелких держателей акций. Страну захлестнула волна массовых банкротств. Численность полностью или частично безработных достигла трети трудоспособного населения [88]. «Интенсивность и затяжной характер экономического спада …привели к резкому росту бедности, вызвали крупномасштабную миграцию и значительные страдания широких слоев населения» [43, с. 46].
|
|
|
Сходство масштабов экономических кризисов в США 1930-х и России 1990-х позволяет ожидать идентичности их демографических реакций. Вопреки этому обнаружились значительные различия. По свидетельству международных экспертов, в США «мы с удивлением замечаем, что в тот период общий коэффициент смертности и коэффициент младенческой смертности … продолжали снижаться», большинство других показателей здоровья сохранили благоприятную динамику [43, с.46]. В России общая смертность выросла на 43%. Количество самоубийц в Америке увеличилось на 5-8%, а в России за четыре года - на 60%, в т.ч. у мужчин - на 70% [121]. В Европе 1930-х наблюдался аналогичный экономический спад и ухудшение уровня жизни населения. А демографическая ситуация не претерпела существенных изменений. Уровень смертности вырос в Англии всего на 5%, в Германии на 2%, в Швеции на 1%, у остальных государств показатели здоровья оставались стабильными [26,51].
|
|
|
Причина различий в том, что американцы вошли в экономический кризис и вышли из него, не меняя своих идеологических основ. Тогда как у нас экономический кризис сочетался с «ампутацией» старой души и пересадкой новой, которая не прижилась и по законам трансплантологии стала отторгаться российским обществом.
Формируется новое представление о причинности социально-демографических событий. Она предстаёт как цепочка колец, образованных парами причинных агентов: «жертва – реализатор»; «реализатор – организатор»; «организатор – заказчик». Здесь пусковая причина начинается с действия заказчика, а непосредственная причина осуществляется действием реализатора. Например, реализаторами сверхсмертности в России были инфаркты, инсульты, новообразования, убийства, самоубийства. Их причинным агентом служил агрессивно-депрессивный синдром. А он возник от действия социально-экономической несправедливости. В свою очередь несправедливость стала следствием навязанных стране буржуазных реформ.
Тем самым через цепь посредствующих звеньев экономические реформы затормозили в организмах производство энергии внутриклеточными митохондриями, снизился обмена веществ в тканях, уменьшился приток крови к органам, увеличилось напряжение сосудов головного мозга. Это привело к сокращению жизненных резервов и уменьшению неспецифической «подушки безопасности. В результате организм оказался неспособным противостоять условиям среды, ведущим к развитию основных неинфекционных заболеваний: болезням сердца, сосудов головного мозга, диабету, злокачественным новообразованиям.
Наличие тесных связей между психическим состоянием и воспроизводством населения позволяет сформулировать закон «духовно-демографической детерминации» (ДДД). При прочих равных условиях улучшение (ухудшение) нравственно-эмоционального состояния населения сопровождается улучшением (ухудшением) демографической ситуации».
8. Психогенные механизмы инфекционных эпидемий
К числу главных приоритетов Всемирной организации здравоохранения относится борьба с инфекционными болезнями, ответственными за треть всей смертности на планете. Принято считать причинами заразных эпидемий, в том числе СПИДа, активизацию инфекционных агентов или плохие меры контроля над их распространением. Отсутствие иных концепций делает загадочной динамику эпидемической ситуации в России за последние 20 лет.
Во времена «перестройки» (1985–1990 гг.) отмечалось снижение заболеваемости: брюшным тифом и паратифами на 67%, острыми кишечными инфекциями – на 31%, скарлатиной – на 37%, коклюшем – на 41%, менингококковой инфекцией – на 46% и др. [1]. Смертность от инфекционных заболеваний уменьшилась на 36% [2, 3], хотя дополнительных санитарно-профилактических мероприятий тогда не проводилось.
С началом либеральных реформ (1991–1996 гг.) эпидемическая ситуация сменилась на противоположную. Рост инфекционных и паразитарных болезней достиг в ряде регионов сотен и тысяч процентов. Заболеваемость чесоткой увеличилась в Камчатской области до 1027%, Хабаровском крае – до 848%, республике Карелии – до 401%, в целом по стране – до 566% [4]. Заболеваемость корью в 1993 г. поднялась до 302%, дифтерией – до 296% [4]. Инфекционная смертность выросла к 1996 г. 177% [5, 6]. Беспрецедентным оказался рост заболеваемости дифтерией до 5900%, смертности – до 675% [4, 7].
Запредельный характер эпидемического роста вызвал в науке теоретический шок. Учёные «отказались» рассматривать происшедшее как реальный факт, хотя от этого он не перестал быть фактом. Предлагались традиционные объяснения в виде низкого охвата профилактическими прививками и снижения качества противоэпидемической работы [4, 7]. Однако умершие от дифтерии в подавляющем большинстве были взрослыми людьми, детство которых пришлось на период регулярного проведения прививочных кампаний. Более того, среди заболевших детей 71% оказались привитыми [4, 7]. К тому же по данным отчетов санитарно-эпидемиологической службы начала 1990-х гг. противоэпидемическая работа тогда сохранялась стабильной [7–9]. Бактериальный фон за 1988-1993 гг. не ухудшился, о чем свидетельствует уменьшение числа проб из водоемов, почвы, воздуха, не отвечавших нормативам по бактериологическим показателям [4, 7].
Если бы причиной оказалась активизация патогенной микрофлоры, дети пострадали бы сильнее. Их иммунная система менее устойчива к повреждающим воздействиям. В действительности всё оказалось наоборот. В трудоспособном возрасте смертность от инфекций за 1990–2000 гг. достигла 271% (рис. 32), тогда как у детей до года она снизилась до 69% и продолжала снижаться [2, 3, 5, 6, 10, 11], как и среди детей до пяти лет [9].
Рис. 32. Дивергентная динамика инфекционной смертности: рост у взрослых и снижение у детей (на 100 000 человек)
В 1996-1998 гг. ситуация неожиданно улучшилась: заболеваемость дизентерией снизилась на 120%, дифтерией – на 159%, паратифами – на 25%, сальмонеллезами – на 24%, гепатитом – на 29%. Частота новых случаев дифтерии сократилась до исходного уровня [12]. Смертность от инфекционных и паразитарных заболеваний уменьшилась на 11% [13]. Попытка объяснить это мерами повышения коллективного иммунитета не нашла подтверждения. С 1996 г. федеральные санитарно-эпидемиологические программы практически не финансировались [7].
Следующим парадоксом стало резкое ухудшение обстановки после 1998 г. К 2000 г. заболеваемость выросла для бактериальной дизентерии на 57%, вирусного гепатита – на 50%, скарлатины – на 50% и др. [12]. Инфекционная смертность увеличилась на 32% [13]. И вновь наука оказалась неспособной разобраться в причинах происходящих процессов.
После 2003 г. эпидемиологическая ситуация непрерывно улучшалась, и к 2012 г. смертность от инфекций снизилась на 26% [11]. В целом колебания инфекционной смертности в России за 1980-2012 гг. достигли по коэффициенту вариации 20%.
Достоверность такой вариабельности проверили на материале С.-Петербурга – многомиллионного города с небольшой миграцией и четкой системой статистического учета [10]. В 1991-1994 г. смертность от дизентерии поднялась до 1625%, от дифтерии – до 1200%, сальмонеллеза – до 911%, легочных и нелегочных форм туберкулеза – до 236 и 386%, пневмококковой пневмонии – до 467%, стрептококковой инфекции – до 367%. Заболеваемость острой гонореей увеличилась до 164%, сифилисом (ранние формы) – до 1375%. Даже обострения хронического сифилиса участились до 1163%.
Невероятные в эпидемиологии подъёмы дают основание констатировать возникновение «мега-эпидемий». К таковым можно отнести возрастание смертности до 500% и более (рис. 33). Цифры настолько запредельные, что учёные отказались воспринимать их всерьёз. Не было ни одного заседания Академии медицинских наук, посвящённых обсуждению уникальных инфекционных процессов.
Рис. 33. Мега-эпидемии в С.-Петербурге (1991 г. = 100)
Затем к 1997 г. большинство показателей снизилось до исходных значений (табл. 26), хотя экстраординарных противоэпидемических мероприятий не проводилось. Этот парадокс также остался без научного рассмотрения, как будто его не было. Характерно, что подъёмы и спады инфекционной смертности происходили одновременно по широкому спектру инфекций.
Таблица Смертность от инфекционных заболеваний в С.-Петербурге за 1991-1997 гг. (на 100 000 жителей)
| Причины смерти | 1991 г. | 1994 г. | 1997 г. | |
| Бактериальная дизентерия | 0,4 | 6,50 | 0,2 | |
| Дифтерия | 0,1 | 1,2 | 0,1 | |
| Сальмонеллёз и другие кишечные инфекции | 0,9 | 8,2 | 0,9 | |
| Пневмококковая пневмония | 1,2 | 5,6 | 1,9 | |
| Нелёгочные формы туберкулёза | 0,3 | 1,08 | 0,4 | |
| Стрептококковая ангина, рожа, скарлатина | 0,3 | 1,1 | 0,5 | |
| Туберкулёз органов дыхания | 6,6 | 15,5 | 9,4 |
Одним из объяснений этого феномена являются колебания уровня неспецифического иммунитета под влиянием меняющейся психо-социальной атмосферы. Неспецифические иммунные механизмы, обеспечивающие устойчивость к инфекционной агрессии, открыл И.И. Мечников [14, 15]. Изучением перекрёстной антибактериальной адаптации активно занималась отечественная эпидемиологическая школа (Л.В. Громашевский и др.) [16]. По мнению академика С.Г. Пака, «исключительно важное значение для клиники инфекционных болезней имеет установление характера «сбоя» в регуляции адаптационного потенциала организма… На ранних этапах развития инфекционного процесса защита организма хозяина преимущественно обеспечивается неспецифическими механизмами… Характер и выраженность изучаемых параметров практически не зависели от этиологического фактора и носили универсальный характер» [17].
Последние десятилетия развивается новое научное направление – психоиммунология, экспериментально подтверждающая неспецифическую роль психического фактора в возникновении инфекционного процесса. Например, 6-часовое нахождение изолированных крыс в узкой стеклянной банке, вызывающее психогенный стресс, сопровождалось подавлением антибактериальной защиты и прорывом кишечной флоры через лимфатические узлы в кровь. В итоге развивалась генерализованная инфекция с обсеменением всех паренхиматозных органов: печени, селезёнки, почек, лёгких [18].
Соматическим субстратом, через который психические факторы реализуют своё влияние на телесное здоровье, служат процессы кровообращения в тканях организма. Поэтому в инфекционной эпидемиологии «…большое внимание уделяется гемостазу и гемодинамике, функциональное состояние которых обеспечивает адаптивное функционирование жизнеобеспечивающих систем макроорганизма» (Беликов Д.А., 1990). При возникновении инфекционного заболевания «…установлена стадийность в изменении плазменного и клеточного звеньев гемостаза и микроциркуляции в зависимости от выраженности интоксикационного синдрома» (Ибрагимов Б.М., 1982; Убеева И.П., 1982; Турьянов М.Х., 1983), включая околососудистые, сосудистые и внутрисосудистые нарушения в русле мелких сосудов, «…функциональное состояние которых определяет параметры кардиогемодинамики» (Мамаева Л.В., 1984; Малов В.А., 1984) [17]. Обследование членов семей с наличием семейной тревоги, социальной усталости и неудовлетворенности семейной жизнью обнаруживает снижение интенсивности кровообращения, уменьшение притока крови в сосуды головного мозга, увеличение периферического сосудистого сопротивления, усиление тонического напряжения мозговых артерий, рост артериального давления [19].
Это говорит о существовании общего телесного субстрата, играющего роль неспецифического механизма для обеспечения единства инфекционных и неинфекционных патологических процессов. Наличие такой связи подтверждается зарубежными исследованиями. Тренды смертности от болезней сердца и сосудов в разные годы с разной степенью параллелизма совпадали с динамикой заболеваемости корью в Англии и Уэльсе, США, Италии, Канаде, Японии, Польше, Норвегии, Дании, Швейцарии, Швеции, Финляндии, Франции, Испании, Греции. В Италии заболеваемость эпидемическим паротитом и коклюшем повторяла траекторию сердечно-сосудистой смертности [21].
Наличие связи между духовно-эмоциональным состоянием населения и деятельностью иммунной системы говорит о существовании следующей цепочки зависимостей:
1) действия политиков приводят к формированию в обществе позитивной или негативной социальной атмосферы,
2) колебания социальной атмосферы вызывают соответствующие изменения в уровне иммунологической активности,
3) увеличение (уменьшение) активности иммунной системы сопровождается снижением (повышением) инфекционной заболеваемости и смертности.
Становится реальным управление инфекционными эпидемиями через политические механизмы, путем моделирования соответствующих психо-социальных состояний. Подобные технологии доступны к использованию не только в позитивных, но и негативных целях, превращаясь в биологическое оружие на популяционном уровне. Вполне возможно, что такая связь существует и у заболеваемости СПИДом. Озлобленность, депрессия, вызванные неправильной государственной политикой, могут активизировать дремлющие инфекции, провоцируя вспышки эпидемий. Политики невольно оказываются биотеррористами. Наоборот, социальный оптимизм, уверенность в благополучном будущем, чувство общественной поддержки, порождённые правильными государственными действиями, способны усиливать защитные резервы здоровья. В таких ситуациях государство выступает глобальным «доктором», обеспечивая снижение риска инфекционных заболеваний.
Литература
1. Основные показатели уровня жизни населения Российской Федерации в 1993 г. / Госкомстат России. М., 1994.
2. Численность, состав и движение населения в РСФСР / Госкомстат РСФСР. М., 1990.
3. Народное хозяйство в РСФСР / Госкомстат РСФСР. М., 1991.
4. Охрана здоровья населения России: Материалы Межведомственной комиссии Совета Безопасности РФ по охране здоровья населения (март 1994 г. – декабрь 1994 г.). Вып. 1. М., 1995.
5. Демографический ежегодник России / Госкомстат России. М., 1995.
6. Демографический ежегодник России / Госкомстат России. М., 2003.
7. Государственный доклад «О санитарно-эпидемиологической обстановке в России в 1996 году» / Министерство здравоохранения Российской Федерации. М., 1997.
8. Охрана здоровья населения России: Материалы Межведомственной комиссии Совета Безопасности РФ по охране здоровья населения (1995–1996 гг.). Вып. 2. М., 1996.
9. Дети риска в Центральной и Восточной Европе: угрозы и надежды. Исследования положения в странах с переходной экономикой: Региональный мониторинговый доклад № 4. ЮНИСЕФ, 1997.
10. Павлов Ю.В., Красильников И.А. Здравоохранение Санкт-Петербурга в годы реформ. СПб, 1999.
11. Здравоохранение России. М., 2013.
12. Основные показатели здоровья и здравоохранения Российской Федерации в 1997–2000 гг. / Министерство здравоохранения Российской Федерации. М., 2001.
13. Демографический ежегодник России: Статистический сборник / Росстат. М., 2013.
14. Мечников И.И. Невосприимчивость в инфекционных болезнях. М., 2012.
15. Мечников И.И. Этюды оптимизма. М., 1988.
16. Громашевский Л.В. Общая эпидемиология. М., 1942.
17. Пак С.Г. Инфекционные болезни: взгляд через призму времени // Медицинская академия. 25.01.2006.
18. Гриценко В.А., Брудастов Ю.А., Журлов О.С. и др. Свойства эшерихий, выделенных из организма мышей при бактериальной транслокации после иммобилизационного стресса // Журнал микробиологии, эпидемиологии и иммунобиологии. 2000; 1: 37-41.
19. Иванова Г.В., Севастьянова Г.И., Уткин И.В., Бурсиков А.В. Взаимосвязь показателей центральной и церебральной гемодинамики и особенностей внутрисемейных отношений у больных артериальной гипертонией // Кардиология, основанная на доказательствах. Российский национальный конгресс кардиологов: Тезисы докладов. М., 2000. С. 114-115.
20. Гундаров И.А., Пономарёва А.М., Байкова Н.Н. Гемодинамические особенности больных ишемической болезнью сердца на фоне артериальной гипертонии при разном уровне депрессии // Проблемы сердечно-сосудистой патологии: Материалы Второго съезда кардиологов Южного федерального округа. М., С. 148-149.
21. Mercer A.J. Trends in circulatory disease mortality in Western populations. Evidence of similarities in the pattern of measles epidemics // Int. J. Epidem. 1983; 12(3): 366-371.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 222; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!