Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 17 страница
— Она без сознания?
Я все время боялась, что она в сознании. Доктор:
— Ну вы же сами видите.
И опять, уже при Юре:
— Будем что-нибудь предпринимать?
Я:
— Да, да, конечно!
— Тогда попрошу вас всех выйти из палаты.
Мы вышли. Ее головка буквально лежала к стенке, а там, за стенкой были мы... Подключили аппаратуру. И стоны! Такие громкие стоны! До этого она вроде уже немного успокоилась, а тут такой стон! Я:
— Юрочка, Юра, может быть, не надо всего этого, этих мук. Давай скажем...
— Нет, нет. Может, это просто кризис...
В пять часов Миша уехал на работу. Юра ушел курить в ванную комнату. Время к семи утра. Я уже прямо все по часам смотрела... Где-то без пятнадцати семь прекратились стоны. А без пяти семь отключили аппаратуру. И наступила тишина... И такой порывистый ветер! Такое впечатление, что он хочет вырвать окна и сорвать крыши. А Юра все курит... Заходит этот доктор, смотрит на меня, я спрашиваю:
— Что, все?
Он кивнул... Я выскочила, стучу в ванную:
— Юра, Юра!!! Эльмирочка умерла!
— Как умерла!!!
Нас сразу пригласили... Когда мы зашли, она лежала с такой улыбкой...
Как будто так хорошо ей стало... Глазки так хитро приоткрыты и улыбка...
У меня внутри только одно: не плакать. Я конечно, ни во что не верю, но говорили, что покойные иногда слышат... Подошла, наклонилась:
— Видишь, доченька, как теперь хорошо тебе стало. Мы с тобой, ты спишь. А мы тут, с тобой. Все хорошо.
|
|
|
Юра подошел:
— Красавица ты моя любимая...
Мы как-то сдержались. Я даже не плакала... Мы сели рядом с ней. Я говорю ему:
— Юра, ты такой талантливый, твое творчество будет ей памятником. Эльмира так мечтала...
— Я сделаю все, как она хотела.
И тут заговорили насчет похорон. Я, кажется, сказала, что хочу ее похоронить вместе с папой Эльмирочки. Юра вначале молчал. Потом, по прошествии какого-то времени, попросил:
— Лилия Федоровна, мы с ней так мало были вместе. Мне так хочется, чтобы она всегда была со мной... '
Я, конечно же, не могла ему отказать и согласилась, чтобы Эльмирочку похоронили здесь.
— Да, Юра, конечно...
...Юра настоял на ее отпевании. Отпевали ее в Александра Невского лавре. Так было красиво... Она лежала... Даже посторонние говорили: наверное, это несчастный случай, такая молоденькая, такая красивая, как будто спит...
Несмотря на то, что была она очень похудевшей, ее личико мало изменилось. Спит и спит... Когда мы ее застали улыбающейся еще в палате, подошел профессор, мы с ним поговорили... Нам сообщили, что через два часа ее заберут в морг... Здесь же дурные порядки, даже не дают забрать домой... Я как представила, что приедет эта машина...
|
|
|
— Юра, я не смогу всего этого видеть. Давай лучше уедем, пусть она останется такой у нас в памяти...
...Моя дочь прожила очень маленькую жизнь — всего 24 года. Но в жизни она была очень счастливым человеком. Потому что они нашли с Юрой друг друга. Это была первая и последняя любовь. Сильная, яркая, в которой было все. Я женщина, уже прожившая жизнь, всегда ими любовалась, несмотря на все перипетии и трудности. Это была очень красивая любовь и продолжение следует. Следует продолжение этой любви. Отношение Юры ко мне и прежде всего к ее памяти... Я думаю даже, что Юра ее уже возвел в какой-то символ... Я считаю, что она была очень счастливой. Вся в творчестве своем. И хоть до конца раскрыться ей не удалось, но все-таки она добилась своего. Закончила первый курс института. Нашла свое место в жизни и была счастлива по-настоящему. У нее были хорошие, настоящие друзья, подруги. Они по сей день ими остаются. Они и не представляют, что Эльмиры нет. Они свою жизнь сверяют по Эльмириной. С одной стороны, говорят, как нам ее не достает... Хотя внешне вот это лидерство не ощущалось... Но каждая из них это чувствует. Эльмирочка — человек, который за 24 года прошел через все человеческие чувства. Она познала материнство... Когда после операции поверила, что будет жить, она говорила:
|
|
|
— Мама, а мне не страшно было умереть. Я знала, что Петю вы воспитаете.
Я с Юрой была счастлива. Мы с ним столько видели, столько ездили. У меня жизнь уже состоялась, и мне совсем не страшно было умереть...
Вы знаете, буквально две недели назад мне передали листочек Эльмирин. Его нашла моя невестка в столе своего мужа, Эльмириного брата. Я дам вам его прочитать. Этот листочек передали для Юры.
«Жить надеждой, это, наверное, не худшее, что дано нам жизнью. Мы стали, по всей видимости, «наркоманами» пограничной ситуации. Нужны ситуации, которые бы бодрили кровь, будоражили воображение, хотя, в идеале, мы стремимся к покою. Сартр сказал: «Ад — это другие». На что мы обрекли друг друга? На паперть! Бежать впереди себя, чтобы не думать, не оглядываться, чтобы забыться... А чужие люди, будь то друзья или мать, подают нам желанное: жалость, мимолетные встречи, участие, но не главное
— понимание... Они любят, пытаются отогреть, дать даже то, чего и не в состоянии нам дать. Что делать? Это удел всех нищих. Они ждут золотой, а получают медные полушки. Это закономерно для тех, кто в свое время миллион разменял по рублю. Почему, когда души так близки, их оболочки не могут сосуществовать вместе? Разве это не абсурд? Разве эти столь недолговечные футляры, столь самонадеянны и амбициозны — они ревнуют, оспаривая право на собственность, зачем любящим душам необходимо плот ское совместное существование хозяев? Это обязательное правило игры для земных? Ведь достаточно просто любить. Наверное, именно против этих плотских взаимоотношений восстает душа, она хочет освободиться. Смерть для влюбленного — это наивысшее сладострастие, потому что души осво бождаются, сливаясь воедино. Они вольны делать, что угодно. А угодно им одно — быть вместе вечность, неся энергию сознания в отличие от земных хозяев, которые являются разрушителями и развратителями. Но пока не заплачено...»
|
|
|
«Смерть для влюбленного — высшее сладострастие...» — только этим я себя и успокаиваю...
Я очень счастливый человек, несмотря на все перенесенные утраты: смерть от рака мужа, мамы, дочери. Я все это перенесла, но не знаю, как бы я выжила и сумела прийти в себя, если бы не отношение Юры к памяти Эль миры уже после ее ухода из этого мира. Я ему очень благодарна за память о моей дочери. Мне кажется, он возвел ее для себя самого в некое божество.
И все окружающие тоже, вспоминают ее, как лучик света, солнышко. Я счастлива, что у меня такая дочь. Я взрослый человек и, как ни больно
осознавать, понимаю: Юре нужно еще создать семью. Хорошо бы он встретил на пути верного, хорошего человека. А сейчас мы все живем семьей в этой квартире на Васильевском острове: Юра, Фания Акрамовна, Петя и я. В семье бывает всякое, но это, понимаете, настоящая семья. И моя тоже. Не знаю, есть ли где-нибудь еще такое, чтобы после ухода жены ее муж жил под одной крышей одной семьей со своей мамой, сыном и тещей.
Мне это очень помогло перенести утрату дочери. И вы не поверите, вос-поминания о ней столь свежи, что во вторую годовщину ухода Эль миры от нас всех мы здесь помянули ее и даже в тот вечер пели песни...
Нам было светло, слов-но Эльмира и не уходила...
МОЯ ДОЧЬ БЫЛА СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. Я ТОЖЕ ЧЕЛОВЕК, СЧАСТЛИВЫЙ ТЕМ, ЧТО У МЕНЯ ТАКАЯ ДОЧЬ...
.
Часть III
ДДТ
(Свидетельства очевидцев)
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
— Ну, если желтые американские ботинки, тогда конечно. Мимо таких ботинок никак не пройду. Тем более в арке. Между «Нирванной» и офисом на Пушкинской, 10. В 19-30.
И он положил трубку. Но в 19-30 не пришел. Зато пришли... желтые ботинки. Точно такие же. И утопывать никуда не собирались. Ботинки потоптались, отметились тех же местах, где только что постояли мои. Этакие апельсиновидные собаки, рыжие собачонки, принюхавшиеся к следу исчезнувших сородичей. Впрочем, сородичи вовсе не исчезали. Они тоже стояли тут. А топтание в общих местах объяснимо просто — там топчутся все, от скуки разглядывая настенные рекламные шедевры о гениальных андерграундных сошествиях, как будущих, так и минувших. Желтые ботинки еще потоптались, разглядели, наконец, сородичей и решительно двинулись к ним. Их обладатель явно не походил на того, кто мне был нужен, ни возрастом, ни голосом, но все же был спрошен: «Вы не Мирзагитов?» И получен ответ: «Нет. А вы верите в Бога?»
Ну что ответить вовсе не Мирзагитову, да к тому же в желтых ботинках?.. Завязался какой-то нелепый обмен некими звуками. Ни о чем. Интересненькое получалось дельце: как теперь этот самонадеянно положивший трубку опаздывающий гражданин, имеющий некое отношение к истории «ДДТ», определит того, кто ему нужен, среди этой пары абсолютно желтых, абсолютно американских ботинок? И ведь, знаете, ничего, определил. Вынырнул с опозданием на десяток минут из темноты двора решительной походкой занятого человека, протянул руку для знакомства. И сделал это так, что дальше я тут же был должен, просто обязан принять его резкий темп и мчаться сломя голову за обладателем слегка отяжелевшего со сколько-то там дневной щетиной подбородка и, как бы это выразиться, этакой, нет, не лысиной, а элегантной проредью темного пушка вместо некогда явно шикарной жгуче-вороной шевелюры, а заодно темных масляных глаз, которые хоть оливковыми и не назовешь, но весьма выразительными — точно. Еще точнее — отразительными. В настоящий момент в них отражалась явная усталость от надоевшей неустойчивости существования с этаким смачным масляным мазком не то вчерашних возлияний, не то сегодняшнего опохмела вследствие «поправления головы». И все это хоть и основательно завалило, но не до конца спрятало некие остатки былого осмысления бренности существования, кое присутствует в глазах личностей незаурядных, из тех, кто может хоть в тюрьму, хоть на подмостки, что в пир, что в мир, только не в окружение пузатых чашечек и кружевных салфеточек.
Эти глаза явно видели многое. И, самое главное, они даже потом, когда их хозяин как-то очень быстро «накушался», в один присест опустошив поллитровку «белой», сохраняли стойкое спокойствие, явно оберегая чувство собственного достоинства.
Но все это потом. Пока же обладатель прореженного пушка, темных глаз и недельной щетины задал темп, и мне пришлось мчаться за ним по Пушкинской к скоротечному Невскому чуть ли не вприпрыжку, путаясь в длиннополом широченном пальто, которое предназначалось для того, чтоб его выгуливали, а не носились в нем, высунув язык. Нечаянный обладатель тоже желтых ботинок, озадаченный
общением со Всевышним, буквально остолбенел от внезапно лихо закрутившегося смерчевого движения и какое-то время с десяток метров тоже бежал следом вприпрыжку, что-то лепеча о любви к Иисусу. Где-то на одиннадцатом метре он выдохся, и дальше мы с Мирзагитовым мчались уже вдвоем. Было ощущение, что, выскочив на Невский, он просто треснет увесистым содержимым пакета в руках по первой же машине, тут же экспроприирует ее, и мы умчимся, оставив еще одну жертву сего нелепого смерчеподобного мчания. Но все обошлось. Действительно, Мирзагитов буквально выхватил из потока машину, и она понесла нас на Новочеркасскую, еще недавно гарцевавшую как Красногвардейская. Еывалившись по ходу движения в нужном месте, Мирзагитов для проформы спросил было, пью ли я чего, и тут же все решил сам, не дожидаясь ответа. Пиво и водка. Расходы пополам. Напоминать, что я жажду послушать очевидца «событий на Лысой горе», а не дегустировать любимый стивидорами и пилоставами Русского Севера, а заодно всеми бомжами сразу от Заполярья до Дальневосточья народный коктейль под кодовым шифром «ерш», не имело смысла. Я вдруг понял, что у моего потенциального собеседника появилась, вероятно, в которую сотню раз, возможность, как бы это помягче... погарцевать, что ли. И он ее не упустит. Все так и вышло. Извлекая из пакета шикарные куски шикарного свежего мяса, он втиснул их в жалкие объемы холодильной морозилки. На отказ от водки прореагировал разве тем, что налил мне стакан пива. Опрокинул стопку-другую. Потом еще и еще. И, собрав остатки деликатности для предупреждения: сейчас буду «нагружать», разрешающе тряхнул тем, что должно было означать шевелюру: «Давай, врубай вертушку, парень». Я врубил. Он загарцевал.
— Когда ты познакомился с Юрой? Как это произошло?
— Не помню. Мы учились в одной школе, 1-й школе города Уфы. Он закончил в 1974 г. Я закончил в 1975. После, насколько мне помнится, он проработал два месяца на лыжной базе. На следующий год, когда я заканчивал школу, он поступил в пединститут на худграф. В обычной уфимской школе, которая рождает гениев пачками, я его помню, но особенно мы даже как-то не общались. А вот когда поступили в один институт, правда, на разные факультеты, общение было довольно тесное, правда, на таком ...мальчи шеском уровне. Пацаны, они и есть пацаны. Что там: выпить, баб пощупать. Хороший парень. Но обычный. Тогда не было у него заморочек, чтоб группа, стихи... В институте пели какие-то чужие песни, но это было не так интересно. В общем, был обычным парнем, хорошо играл на гитаре, пел прекрасные песни, но такие известные. И такой момент: если есть на кухне пара девчонок и несколько бутылок водки на столе, то все нормально. Юра с гитарой там сразу оживал. Пили всё. Портвейн пили, на сколько денег хватало. Компания хорошая. Толик Бойкой, Вадим Марузаев. Кого же еще вспомнить? Все были личностями. На ком-то не зацикливались. Юра изме нился позже. Не изменился — проявился...
...Теперь я буду вас нагружать. Начнем с такого вопроса: Анна Каренина была проституткой или нет? Этот вопрос стоит уже много лет: поступок
Анны Карениной. Откуда она взялась, кто такая, что за блудня? Лев Толстой написал. А что написал? Анну Каренину! Проделав полпути, он споткнулся на второй части. Анна Каренина погибла из-за чего? Не из-за любви. Она погибает от стыда. Врубаешься в это? Она бросила сына, бросила мужа, который ее обеспечивал... Такой умный человек, как Лев Толстой, мог напи сать такую херню и промахнуться? Здесь возникает вопрос: кто такие поэты, писатели и люди, которые несут нам слово? Кто? Ну, кто? Почему я вам рассказал об Анне Каренине? Я считаю это ошибкой. Другие — нет. Что мне до других...
Ради Бога, обратите внимание на те слова, что я произнес до того, что только пили водку. Нет, мы думали. Мы собирались, беседовали о жизни, о том, о сем, что, к чему и зачем мы. Дальше меня выгнали из института. Юру выгнали. Много нас выгнали. Я уехал в армию на два года. Юра уехал в Магаданскую область. Тоже на два года. Об этом своем периоде, я думаю, он расскажет вам сам. Ну, во всяком случае он приехал за месяц-два, как я пришел из армии. И вот тут-то я понял, что Юрка е...ся. Он начал писать стихи, песни. А мы всегда рядом... Я говорю: «Что ты, Юрка, с ума сошел, что ли? Пусть вон всякие там поют, нам-то это зачем?» А он мне говорил...
не то, чтобы говорил, а улыбался, понимаешь... Так что вот, небольшая там прелюдия о Льве Толстом касается всех поэтов и писателей: то, что им что-то приоткрывается, и они начинают это «что-то» делать... Юра в данном
случае не может не петь о какой-то правде. Писатель на таком уров не не может не писать. Как и поэт, соответственно. Здесь такая запут-ка.
Уфа — краеугольный камень. Но, я думаю, изначально крае угольный камень — его мама, ко торая очень любит литературу, живопись.
...ЮРА НАЧАЛ ПИСАТЬ ПЕСНИ. СКОЛОТИЛ «ДДТ». Я НЕ СЧИТАЮ «ДДТ» ГРУППОЙ. ЭТО - ЮРА ШЕВЧУК. ЭТО ОН «ПОЛУЧИЛ ЭТУРОЛЬ». ЭТО ЕГО ЖИЗНЬ, ЕГО РОЛЬ.
Я,Нияз Абдюшев,Уфа,Башкортостан.В1976году зачем-товозвратился из армии, куда занесло совсем случайно. Зачем возвратился, тоже непонятно. Суровая, тупая Уфа.
Надо предысторию. С самого начала. Знаешь, я родился в муках. Умер на следующий день. А потом уже шло что-то такое, карма шла. Но день рождения помню: 29 ноября 1954 года. В группе я начал играть уже в 14 лет. А писать и что-то там пытаться ковырять на гитаре — в 12. Потом вдруг смотрю — одноклассник Асамбаев Джимми Хендрикса разучивает. До такой степени выучил, что уже сам как Джимми стал. Играли мы тогда в Авиационном институте или в парке Матросова. Были в Уфе такие точки, где можно было оттяжно поиграть. Асамбаев — как Джимми Хендрикс, а я всегда был пристяжным на бас-гитаре. У него этих бас-гитаристов было, как собак нерезаных. С Асамбаевым играли в очередь! Но меня Асамбай не тогда полюбил.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!