Из книги «Жертвенные песни» («Гитанджали»), 1910 41 страница
То, что она услышала сегодня о Ромеше, явилось тяжелым испытанием для любящего сердца девушки. И ей пришлось собрать все свои душевные силы, чтобы выдержать этот жестокий удар. Теперь ей казалось унизительным страдать из-за Ромеша. Она не хотела ни осуждать, ни обвинять его.
Земля продолжает неизменно вращаться, в то время как миллионы людей совершают плохие и хорошие поступки, и Хемнолини вовсе не собиралась осуждать кого бы то ни было. Она не хотела думать о Ромеше. Иногда она вспоминала погибшую Комолу, и ей становилось страшно. Она мысленно спрашивала себя, какая связь между ней и несчастной самоубийцей. Стыд, гнев, жалость сжимали сердце Хемнолини. Молитвенно сложив руки, она обращалась к богу: – О всевышний, почему я так страдаю? Чем я виновата? Сними с меня эти оковы, милосердный, разорви их! Мне ничего не нужно, только бы жить спокойно в мире твоем!
Онноде-бабу не терпелось узнать, как отнеслась Хемнолини к тому, что рассказал Окхой, но у него не хватало смелости спросить ее об этом. Хемнолини сидела на веранде с вышиванием. Несколько раз Оннода-бабу проходил мимо, но, глядя на задумчивое лицо дочери, не решался заговорить.
Только вечером, когда Хемнолини поила его молоком с лекарством, которое прописал врач, он наконец набрался духу.
– Убери, пожалуйста, свет, – попросил он дочь. И когда комната погрузилась во мрак, Оннода-бабу начал разговор: – А этот старик, кажется, хороший человек…
|
|
|
Хемнолини ничего не ответила.
Другого вступления Оннода-бабу придумать не мог и прямо перешел к делу.
– Я удивлен поведением Ромеша. Много было толков о нем… Но я до сих пор им не верил. Однако теперь…
– Отец, оставим этот разговор, – печально прервала его Хемнолини.
– Дорогая, мне тоже не хочется говорить об этом! Но, увы, посуди сама, волею создателя все наши радости и несчастья связаны с этим человеком, и мы не можем безразлично относиться к его поступкам.
– Нет, нет, – взволнованно возразила девушка, – зачем наше счастье ставить в зависимость от того или иного человека! Отец, я совершенно спокойна. Мне совестно, что ты напрасно беспокоишься обо мне.
– Хем, – продолжал Оннода-бабу, – я стар, но мне не найти покоя, пока ты не устроишь свою жизнь. Я не хочу, чтобы ты стала отшельницей.
Девушка молчала.
– Пойми, дорогая, – уговаривал Оннода-бабу, – конечно, ты испытала тяжелое разочарование, но все же не следует отвергать те блага, которые предлагает тебе жизнь. Сейчас ты замкнулась в своем горе и не можешь знать, что сделает тебя счастливой и полезной в жизни. Я же все время думаю о твоем благополучии. И знаю, что принесет тебе счастье и успокоение. Не пренебрегай моими словами.
|
|
|
Из глаз Хемнолини полились слезы.
– Не говори так, отец. Я не отвергаю твоего предложения и поступлю так, как ты укажешь. Только дай мне время очистить свою душу от сомнений и подготовиться.
Оннода-бабу в темноте прикоснулся к мокрому от слез лицу дочери и погладил ее по голове. Больше он не сказал ни слова.
На следующее утро, когда Оннода-бабу и Хемнолини пили в саду под деревом чай, вновь появился Окхой. Оннода-бабу вопросительно взглянул на него.
– Пока никаких следов, – сказал Окхой, беря чашку чаю и усаживаясь. – Некоторые вещи Комолы и Ромеша до сих пор находятся у господина Чоккроборти, – медленно продолжал он. – Он не знает, куда послать их. Несомненно, Ромеш-бабу, когда узнает, где вы, не замедлит приехать. Тогда вы…
– Окхой, – неожиданно для всех гневно перебил его Оннода-бабу, – ты совсем лишен здравого смысла. Зачем Ромешу приходить к нам? И почему я должен заботиться о его вещах?
– Боюсь, что вы ошибаетесь или несправедливы к нему. Ромеш-бабу сейчас уже раскаялся в своем поступке, – начал оправдываться Окхой. – Разве не долг старых друзей поддержать его? Можно ли покинуть его в такую минуту?
– Окхой, – отвечал Оннода-бабу, – ты только портишь нам настроение, все время возвращаясь к разговору о нем. Сделай милость, никогда больше не вспоминай о Ромеше.
|
|
|
– Отец, не волнуйся, – нежно промолвила Хемнолини. – Тебе вредно. Окхой-бабу может говорить все, что хочет. В этом нет ничего плохого.
– Нет, нет, простите меня, – извинялся Окхой. – Я не понял всего.
Глава 54
Мукундо-бабу с семьей решил уехать из Бенареса в Мирут. Все вещи уже были упакованы, и отъезд назначили на утро следующего дня. Но Комола все еще надеялась, что какое-нибудь событие помешает отъезду, или, может быть, доктор Нолинакхо еще раз навестит своего пациента. Но не случилось ни того, ни другого.
Нобинкали боялась, что в суматохе Комола сможет исчезнуть, и не отпускала ее ни на шаг от себя. Всю работу по упаковке вещей взвалили на девушку. Доведенная до отчаянья, Комола мечтала заболеть, чтобы Нобинкали не могла увезти ее с собой. И, может быть, для оказания помощи к ней пригласят небезызвестного доктора. И если ей суждено будет умереть, она сможет отойти в мир иной, почтительно взяв прах от ног своего супруга. Комола грезила об этом, закрыв глаза.
Последнюю ночь Комола спала в комнате Нобинкали, а на следующий день на вокзал поехала в ее экипаже. Мукундо-бабу ехал во втором классе, Нобинкали с Комолой устроились в купе для женщин.
|
|
|
Наконец поезд тронулся. Свисток паровоза разрывал сердце Комолы – так обезумевший слон в неистовстве клыками рвет лианы. Девушка жадно смотрела на проносящийся за окнами вагона город.
– Где коробочка с бетелем? – послышался голос Нобинкали.
Комола подала ей коробочку.
– Так и знала! – гневно воскликнула хозяйка. – Ты забыла положить известь. Как прикажешь мне поступить с тобой! Если я сама не позабочусь, то все делается не так. Дьявол в тебя вселился, что ли? Ты нарочно злишь меня. Сегодня нет соли в овощах, завтра паеш[96] отдает землей. Думаешь, мы не понимаем твоих проделок? Вот погоди, приедем в Мирут, я тебе покажу!
Когда поезд проезжал по мосту, Комола высунулась из окна, чтобы в последний раз взглянуть на Бенарес, раскинувшийся по берегу Ганги. Она не знала, в какой части города дом Нолинакхо. Но мелькавшие перед ее глазами в быстром беге поезда набережные, здания, островерхие храмы – все казалось наполнено его присутствием, все было бесконечно мило ее сердцу.
– Чего ты высовываешься из окна, – послышался окрик. – Ты ведь не птица! Без крыльев не улетишь.
Когда Бенарес скрылся вдали, Комола села на свое место и, задумавшись, стала смотреть в небо.
Наконец поезд прибыл в Моголшорай. Комола шла как во сне. Она не замечала ни шума вокзала, ни сутолоки. Как во сне она пересела с одного поезда на другой.
Близилось время отхода поезда, как вдруг Комола услышала хорошо знакомый голос и вздрогнула.
– Ма, – окликнули ее.
Комола обернулась, выглянула на платформу и увидела Умеша. Радость осветила ее лицо.
– Это ты, Умеш!
Мальчик открыл дверь купе, и в то же мгновенье Комола очутилась на платформе, а Умеш, почтительно склонившись к ее ногам, приветствовал ее. Его лицо расплылось в улыбке.
В ту же секунду кондуктор захлопнул дверь купе.
– Комола, что ты делаешь! – кричала Нобинкали, беснуясь в купе. – Поезд отходит! Садись скорее!
Но Комола ничего не слышала. Раздался свисток, паровоз запыхтел, и поезд тронулся.
– Откуда ты, Умеш? – спросила Комола мальчика.
– Из Газипура.
– Все здоровы? Как дядя? – засыпала девушка его вопросами.
– Он хорошо себя чувствует.
– А как поживает моя диди?
– Она из-за тебя все глаза выплакала, ма.
Комола не могла сдержать слез.
– Как Уми? Вспоминает ли она еще свою тетю?
– Пока ей не наденут браслеты, которые ты подарила, ни за что не станет пить молока, – отвечал Умеш. – А как наденет их, начинает размахивать ручонками и кричать: «Тетя уехала». А мать, глядя на нее, все плачет.
– Почему ты здесь? – продолжала спрашивать Комола.
– Мне надоело жить в Газипуре, вот я и уехал.
– Куда же ты теперь направляешься?
– Поеду вместе с тобой, ма.
– Но у меня нет ни пайсы!
– Зато у меня есть.
– Откуда? – удивилась Комола.
– Помнишь, ты дала мне пять рупий, я не истратил их, – ответил Умеш, доставая из узелка деньги.
– Тогда пошли. Мы едем в Бенарес. Этих денег хватит на два билета?
– Конечно, – ответил Умеш и вскоре принес билеты. Поезд с минуты на минуту должен был отойти. Умеш посадил Комолу в купе для женщин, сказав, что поедет в соседнем.
– А теперь куда мы пойдем? – спросила Комола, когда они вышли в Бенаресе из поезда.
– Об этом не беспокойся, ма, – сказал Умеш. – Я знаю хорошее место.
– Хорошее место? Откуда же ты знаешь? – изумилась Комола.
– Я здесь все знаю. Вот увидишь, куда я тебя приведу. – С этими словами Умеш помог Комоле сесть в экипаж, который он нанял, а сам уселся на козлы. Когда экипаж остановился, Умеш, слезая с козел, крикнул:
– Вот мы и приехали.
Выйдя из экипажа, Комола пошла за мальчиком.
– Дедушка! – крикнул Умеш, когда они вошли в дом. Из соседней комнаты раздался голос:
– Неужели это Умеш? Откуда ты?
И в следующее мгновенье сам дядя Чоккроборти с хуккой в руках появился в дверях комнаты. Лицо Умеша расплылось в довольной улыбке, а изумленная Комола упала на землю перед дядей, совершая пронам. Чоккроборти не мог вымолвить ни слова, он не знал, что говорить, куда поставить хукку. Наконец он, взяв Комолу за подбородок, поднял ее смущенное лицо и сказал:
– Ты вернулась к нам, девочка. Идем, идем наверх. Шойла, Шойла! Посмотри, кто приехал! – закричал он.
Шойлоджа быстро спустилась по лестнице на веранду. Комола взяла прах от ног диди, приветствуя ее. Шойла порывисто заключила девушку в свои объятия и поцеловала в лоб. Слезы текли по щекам молодой женщины.
– Дорогая моя, мы так горевали о тебе!
– Не надо об этом, – прервал дочь Чоккроборти. – Лучше позаботься о том, чтобы она вымылась и поела.
В это время с криком «тетя, тетя», протягивая ручонки к Комоле, вбежала Уми. Комола подхватила ее на руки и, жадно целуя, прижала к груди.
Шойлоджа не могла без слез смотреть на Комолу, непричесанную, в грязной одежде. Она потащила ее с собой и, когда Комола выкупалась, заставила ее надеть свое лучшее сари.
– Ты, видно, плохо спала ночь, – сказала она, когда Комола переоделась. – У тебя совсем ввалились глаза. Сейчас же ложись отдохни. А я пойду приготовлю чего-нибудь поесть.
– Нет, диди, – запротестовала Комола, – я тоже пойду с тобой на кухню.
Шойлоджа не стала спорить, и подруги вместе занялись стряпней.
Когда Чоккроборти, по совету Окхоя, собрался в Бенарес, Шойлоджа сказала ему:
– Отец, я тоже поеду с тобой.
– Но ведь Бипину сейчас не дадут отпуска, – ответил дядя.
– Ну и что же, я поеду одна. Мама позаботится о нем.
До этого Шойла никогда не расставалась с мужем.
Дядя согласился, и они вместе отправились в Бенарес.
В Бенаресе на вокзале они увидели, что вместе с ними с поезда сошел и Умеш. «А ты зачем приехал?» – с удивлением в один голос воскликнули дядя и дочь. Оказалось, что Умеш приехал с той же целью, что и они. Умеш помогал по хозяйству жене Чоккроборти, и, зная, что неожиданное его исчезновение разгневает хозяйку, дядя и Шойлоджа с большим трудом уговорили его вернуться.
Читателю уже известно, что случилось после. Умеш не мог оставаться в Газипуре. В один прекрасный день он взял деньги, которые дала ему хозяйка, отправляя на рынок, переехал на другой берег Ганги и появился на вокзале, где и встретил Комолу. В тот день жена Чоккроборти напрасно ждала мальчика.
Глава 55
Через день Окхой снова посетил дом Чоккроборти. Дядя решил не рассказывать ему о том, что Комола нашлась. Он уже догадывался, что Окхой не друг Ромешу.
Никто не расспрашивал Комолу, почему она ушла из дому и где жила все это время. Все было так, словно Комола несколько дней назад приехала с Чоккроборти в Бенарес. Нянька Уми, Лочхомония, собиралась упрекнуть Комолу, но дядя тотчас же отозвал ее и строго-настрого приказал не делать этого.
Ночью Шойлоджа положила Комолу спать с собой. Она нежно обняла девушку, безмолвно призывая ее поведать о своем тайном горе.
– Диди, что вы тогда подумали? – спросила Комола. – Наверно, сердились на меня?
– Неужели ты думаешь, мы не понимали, что ты никогда не решилась бы на этот страшный шаг, будь у тебя другой выход, – ответила Шойла, – мы лишь горевали о том, что бог заставляет тебя столько страдать. Почему он наказывает тех, кто не совершил никакого преступления?
– Ты готова выслушать все, что я расскажу тебе?
– Конечно, сестра, – ответила Шойла. Голос ее был полон любви и сочувствия к Комоле.
– Я и сама не пойму, почему раньше не открылась тебе, – начала Комола. – В то время я не могла ни о чем думать. Случившееся, словно громом, поразило меня, от стыда я даже не смела смотреть всем вам в глаза. У меня нет ни матери, ни сестры. Ты, диди, заменила их мне. Поэтому я расскажу тебе то, чего еще никому не говорила.
Комоле трудно было рассказывать лежа, и она села на постели. Шойла уселась напротив. И вот в темноте Комола рассказала подруге все, что произошло с ней после свадьбы.
Услышав, что девушка до свадьбы и в брачную ночь ни разу не взглянула на мужа, Шойла воскликнула:
– Вот уж не думала, что ты такая глупенькая! Я была моложе тебя, когда выходила замуж, но ни капли не смущалась и ни разу не упустила возможности получше разглядеть своего жениха.
– То было не смущение, диди. Все считали, что я засиделась в невестах, и вдруг свадьба. Подруги дразнили меня. Я ни разу не посмотрела в его сторону, боялась, как бы не подумали, что я очень радуюсь замужеству. Более того, казалось унизительным и недостойным чувствовать интерес к нему даже в глубине души. И сейчас я горько расплачиваюсь за это. – Комола помолчала, затем снова заговорила: – Тебе же известно, что после свадьбы мы потерпели крушение на Ганге, ты знаешь, как мы спаслись. Когда я рассказывала тебе об этом, я еще не знала, что человек, который спас меня и в дом которого я попала, не был моим мужем.
Шойла вскочила, бросилась к Комоле и прижала ее к себе.
– Бедная ты моя! Теперь я все понимаю. Надо же случиться такому несчастью!
– Да, диди, всевышний спас меня лишь для того, чтобы подвергнуть новой опасности.
– А Ромеш-бабу тоже ни о чем не догадывался?
– Однажды после свадьбы он назвал меня Шушилой. Я спросила его, почему все в доме так называют меня, ведь мое имя Комола. Теперь я догадываюсь, что тогда он, по всей вероятности, и понял свою ошибку. Как только я вспоминаю дни, проведенные с ним, мной овладевает стыд.
Комола замолчала. Но мало-помалу Шойлоджа узнала от нее всю ее историю.
– Твоя судьба ужасна, сестра! Но я думаю, какое счастье, что ты попала к Ромешу-бабу, – сказала Шойла. – Что бы ты ни говорила, мне жаль его. А сейчас постарайся заснуть, Комола. Уже поздно. От слез и бессонницы ты прямо почернела. Завтра решим, что делать.
На следующий день Шойлоджа взяла у Комолы письмо Ромеша. Она вызвала отца в свою комнату и вручила письмо ему. Дядя надел очки, внимательно прочел его. Затем сложил, снял очки и обратился к дочери:
– Так… Что же делать?
– Отец, Уми уже несколько дней как кашляет. Не позвать ли нам доктора Нолинакхо? О нем и его матери столько говорят в Бенаресе, а мы ни разу не видели его.
Доктор пришел. Шойле не терпелось поскорей взглянуть на него.
– Идем, скорее идем, Комола, – торопила она.
В доме Нобинкали Комола, желая увидеть Нолинакхо, забывала обо всем. Здесь же от смущения она не могла заставить себя двинуться с места.
– Послушай, несчастная, я не стану тебя уговаривать, – говорила Шойла. – У меня нет времени. Болезнь Уми лишь предлог, и доктор не задержится. Я не успею посмотреть на него, если буду возиться с тобой.
И Шойлоджа потащила Комолу к дверям комнаты, где находился Нолинакхо.
Нолинакхо выслушал Уми, прописал лекарство и ушел.
– Знаешь, Комола, хотя всевышний и заставил тебя много страдать, ты все же счастливая, – сказала Шойла после ухода доктора. – Наберись терпения. Скоро все устроится. А пока мы регулярно будем приглашать доктора к Уми, так что ты сможешь видеть его.
Через несколько дней Чоккроборти, выбрав время, когда Нолинакхо не было дома, пришел к нему.
На слова слуги, что доктора нет, он сказал:
– Но ведь госпожа дома. Пойди доложи, что ее желает видеть один старый брахман.
Сверху, от Кхемонкори, последовало приглашение.
– Мать, ваше имя известно в Бенаресе, – сказал дядя, – и я явился с тем, чтобы поучиться у вас благочестию. Другой цели у меня нет. Моя внучка заболела, и я пришел пригласить вашего сына к ней. Но оказалось, что его нет дома. Тогда я решил, что не уйду, пока не увижу вас.
– Нолин скоро вернется. Подождите немного, – предложила Кхемонкори. – Уже поздно, я прикажу покормить вас.
– Я знал, что вы не отпустите меня без угощения, – ответил дядя. – Люди всегда узнают во мне любителя вкусно поесть. Все, кто меня знает, прощают мне эту слабость.
Кхемонкори с удовольствием угощала дядю.
– Приходите завтра ко мне на обед, – пригласила она. – Сегодня я не могла хорошо угостить вас, так как не была готова к вашему приходу.
– Когда вы будете готовы, не забудьте старого брахмана, – шутил дядя. – Кстати, я живу недалеко от вас. Если хотите, я возьму с собой вашего слугу и покажу ему свой дом.
После нескольких посещений Чоккроборти стал своим человеком в доме Кхемонкори.
Однажды, когда дядя сидел у Кхемонкори, она позвала к себе сына и сказала ему:
– Нолин, ты не должен ничего брать за лечение с господина Чоккроборти.
– Он, видно, предупреждает желание матери, потому что и так не берет с нас, – рассмеялся дядя. – Ваш сын – благородный человек: узнает бедняка с первого взгляда.
В течение нескольких дней дядя о чем-то совещался с дочерью и наконец однажды утром сказал Комоле:
– Сегодня мы с тобой пойдем совершать омовение на Дашашвамедх-гхат.
– А ты, диди, пойдешь? – спросила Комола Шойлу.
– Нет, дорогая, Уми еще нездоровится.
После омовения дядя повел Комолу домой другой дорогой.
Немного пройдя, они увидели пожилую, одетую в шелковое сари женщину, она медленно шла, возвращаясь после омовения, с кувшином, до краев наполненным водой из Ганги.
– Дорогая, поклонись этой женщине, – сказал дядя, повернувшись к Комоле. – Это мать нашего доктора.
Комола от неожиданности вздрогнула. Она с глубоким почтением взяла прах от ног Кхемонкори.
– Кто ты? Какая красавица! Прямо сама богиня Лакшми, – восхищалась Кхемонкори, приподняв покрывало и разглядывая смущенное личико Комолы. – Как тебя зовут, дитя мое?
Комола хотела ответить, но дядя перебил ее:
– Ее зовут Хоридаши. Она – дочь моего троюродного брата, сирота и живет у меня.
– Зайдемте ко мне, господин Чоккроборти? – предложила Кхемонкори.
Когда они пришли, Кхемонкори позвала сына, но его не оказалось дома. Тем временем дядя уселся в кресло, а Комола опустилась рядом на пол.
– Моя племянница очень несчастна, – заговорил дядя. – На следующий день после свадьбы ее муж решил стать саньяси[97] и покинул ее. После этого они не встречались. Единственное желание Хоридаши – посвятить себя служению всевышнему и поселиться в Бенаресе. Но я живу не здесь, у меня служба, я должен работать, чтобы прокормить семью. И у меня нет возможности поселиться с ней здесь. Я рассчитываю на вас. Я был бы спокоен, если бы вы согласились оставить ее в своем доме. Она была бы вам дочерью. Если же вам станет неудобно, вы всегда сможете отослать ее обратно ко мне, в Газипур. Но я уверен, что не пройдет и двух дней, как вы поймете, что она сокровище, и не захотите расстаться с ней и на миг.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 99; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!