Из книги «Жертвенные песни» («Гитанджали»), 1910 43 страница
Но она ничего не слышала и мчалась так быстро, будто за ней гналось привидение.
Несколько секунд Ромеш стоял ошеломленный, не зная, что делать: то ли догонять девушку, то ли снова сесть в экипаж.
– Пойдем, Ромеш. Отец здесь, в саду, – сказал Джогендро и, взяв его за руку, подвел к Онноде-бабу.
Тот еще издали узнал Ромеша. Появление молодого человека вконец расстроило его.
«Опять новое препятствие», – подумал он, проводя рукой по волосам.
Ромеш поклонился. Оннода-бабу жестом пригласил его сесть и обратился к сыну:
– Ты приехал вовремя, Джоген. Я как раз сегодня собирался послать тебе телеграмму.
– Зачем? – спросил Джогендро.
– Скоро свадьба Хем с Нолинакхо. Вчера его мать приходила благословить Хем.
– Что ты говоришь, отец! Неужели все решено? Разве вы не могли посоветоваться со мной?
– Трудно предугадать, что ты скажешь, Джогендро! – воскликнул Оннода-бабу. – Я еще не был знаком с Нолинакхо, а ты изо всех сил сватал его Хемнолини.
– Верно! Но стоит ли об этом вспоминать! Еще ведь не поздно помешать этой свадьбе! Прежде всего я должен многое тебе объяснить. Сначала выслушай меня, а потом поступай, как сочтешь нужным.
– Хорошо, как-нибудь потом поговорим. Сейчас у меня нет времени. Мне нужно ехать.
– Куда?
– Мать Нолинакхо пригласила нас. Ты можешь пообедать, Джогендро, и…
– Нет, нет. Обо мне не беспокойся! – перебил его молодой человек. – Мы с Ромешем поедим где-нибудь в ресторане. Надеюсь, к вечеру вы вернетесь? Мы тогда придем к вам.
|
|
|
Оннода-бабу не мог заставить себя хоть из приличия заговорить с Ромешем. Он не мог даже взглянуть на него. Ромеш тоже не проронил ни слова. Когда настало время прощаться, он молча поклонился Онноде-бабу.
Глава 57
– Я пригласила к нам на обед Хем и ее отца, дорогая, – еще накануне сообщила Кхемонкори Комоле. – Давай подумаем, чем угостить их. Гостю нужно показать, что его дочь голодать у нас не будет. Что ты на это скажешь, милая? Я знаю, ты прекрасная кухарка и меня не подведешь. Не помню, чтобы раньше сын мой обращал внимание на то, как приготовлена пища. А вчера он не находил слов для похвалы твоему обеду. Почему у тебя такой утомленный вид? Тебе нездоровится?
– Нет, я здорова, ма, – отвечала Комола, пытаясь изобразить на своем печальном личике подобие улыбки.
Кхемонкори с сомнением покачала головой.
– Мне кажется, будто ты чем-то опечалена. Все может быть, и тебе не надо смущаться. Не смотри на меня как на чужую, ведь я отношусь к тебе как к родной дочери. Почему ты не расскажешь мне, что тебя огорчает? Может быть, ты хочешь навестить своих родственников?
– Нет, ма! – взволновалась Комола. – Единственное мое желание – служить вам.
|
|
|
Но Кхемонкори словно не слышала ее слов.
– Не погостить ли тебе несколько дней у своего дяди? – продолжала она. – А потом, если захочешь, снова вернешься ко мне.
– Ма! – взмолилась встревоженная Комола. – Когда я с вами, мне не надо никого на свете! Если я в чем-нибудь провинилась, накажите меня, но не отсылайте от себя даже на один день.
Кхемонкори ласково потрепала девушку по щеке.
– Вот потому-то я и говорю, что ты была моей матерью в другом рождении. Иначе мы не смогли бы с первого взгляда так привязаться друг к другу. А теперь ступай, девочка, пораньше ложись спать. За целый день ты не знаешь и минуты покоя.
Придя к себе в спальню, Комола закрыла дверь, погасила лампу и в темноте опустилась на пол. Так она сидела долго и многое передумала.
«По вине судьбы я потеряла все права на мужа, – думала Комола, – но я должна заботиться о нем, если даже мне придется отказаться от своего счастья. И если хоть когда-нибудь представится возможность услужить ему, мой долг отдать этому все свои силы. Да поможет всевышний мне выполнить его с улыбкой и не думать о большем. Надо радоваться тем крохам счастья, которые выпадают на мою долю, иначе я потеряю все».
|
|
|
Комола тщательно продумала все, и в душе ее созрело определенное решение.
«С завтрашнего дня в моем сердце не будет места скорби, с лица уйдет печаль. Я не стану оплакивать свои несбывшиеся мечты и буду ему служить до конца жизни. Больше я ничего не хочу, не хочу, не хочу!»
Комола легла спать, но никак не могла уснуть и долго ворочалась с боку на бок. Ночью она несколько раз просыпалась и снова начинала шептать: «Больше я ничего не хочу, не хочу…»
Проснувшись на рассвете, девушка снова собрала всю свою решимость и, сжимая руки, повторила:
– До самой смерти я буду тебе служить! И больше я ничего не хочу, не хочу!..
Комола быстро ополоснула руки и лицо, сменила сари и прошла в молельню Нолинакхо. Краем сари она стерла пыль с вещей, расстелила циновки, а затем побежала к Ганге выкупаться. Кхемонкори, внявшая наконец неотступным просьбам Нолинакхо, прекратила свои омовения перед восходом солнца. И теперь ранним холодным утром Комолу провожал Умеш.
После купания Комола пришла к Кхемонкори и приветливо поздоровалась с ней. Старая женщина еще только собиралась идти к Ганге.
– Зачем ты бегала на реку так рано? – сказала она Комоле. – Могла бы подождать и пойти вместе со мной.
– Сегодня много работы, ма, – оправдывалась Комола. – Мне нужно приготовить овощи и послать Умеша кое-что докупить на рынке.
|
|
|
– Ты прекрасно все обдумала, дорогая, – похвалила Кхемонкори. – К приходу гостей все будет готово!
В это время появился Нолинакхо. И Комола, набросив на влажные волосы край сари, удалилась.
– Ма, ты, кажется, собралась купаться? – сказал он. – Лучше повремени несколько дней.
– Забудь, что ты врач, Нолин. Люди не становятся бессмертными, отказываясь от омовения в Ганге, – возразила Кхемонкори. – Ты, я вижу, собираешься уходить. Возвратись пораньше…
– Зачем, ма?
– Я забыла предупредить, что сегодня Оннода-бабу придет благословить тебя.
– Благословить? – изумился Нолинакхо. – К чему такая торжественность? Я вижу его каждый день.
– Я подарила вчера Хемнолини два браслета и благословила ее, – объяснила Кхемонкори. – Почему бы и Онноде-бабу не поступить так же? В общем, не задерживайся. Гости будут к обеду.
На этом они расстались. Кхемонкори пошла купаться, а Нолинакхо, опустив голову, полный раздумий, зашагал в город.
Глава 58
Увидев Ромеша, Хемнолини убежала к себе в спальню, прикрыла за собою дверь и опустилась на постель. Когда прошло первое смятение, ею овладел стыд.
«Отчего я не смогла без смущения встретиться с Ромешем? Почему так неожиданно во мне заговорило чувство, в которое я уже не верю? – спрашивала себя девушка. – Значит, я не могу доверять самой себе? Нет, я не могу позволить себе такую нерешительность!»
Хемнолини встала и вышла из комнаты.
«На этот раз я не сбегу. Я одержу победу над собой!» – уговаривала себя девушка, направляясь в сад, чтобы встретиться с Ромешем.
Потом, что-то вспомнив, она вернулась в спальню, вынула из шкатулки и надела подаренные матерью Нолинакхо браслеты. Вооружившись таким образом, готовая вступить в бой, Хемнолини вышла в сад, гордо подняв голову.
– Ты куда, Хем? – увидев ее, спросил Оннода-бабу.
– А где Ромеш-бабу и дада?
– Они ушли.
Узнав, что уже нет надобности испытывать собственную волю, девушка с облегчением вздохнула.
– Сейчас… – заговорил Оннода-бабу.
– Да, да, отец, я мигом буду готова, – перебила его дочь. – С купанием не задержусь, посылай пока за экипажем.
Такой энтузиазм Хемнолини по поводу предстоящего визита был неожиданным и каким-то неестественным. Прозвучавшее в ее голосе искусственное воодушевление не обмануло Онноду-бабу, и им вновь овладело беспокойство. Хемнолини поспешно выкупалась, оделась и вышла к отцу.
– Экипаж не подали, отец? – спросила она.
– Нет еще.
В ожидании экипажа Хемнолини вышла в сад прогуляться. А Оннода-бабу уселся на веранде, то и дело нервно проводя рукой по волосам.
Около половины одиннадцатого они подъехали к дому Нолинакхо. Сам доктор еще не вернулся, и Кхемонкори пришлось одной развлекать гостей. Она расспрашивала Онноду-бабу о его здоровье и семейных делах, изредка бросая взгляды на Хемнолини. Почему лицо девушки не сияет от счастья, как румяная заря перед восходом солнца? Ее задумчивый взгляд затуманен печалью. Кхемонкори это было неприятно и больно ранило ее душу.
«Любая девушка была бы счастлива выйти замуж за Нолинакхо. А эта возомнила себя чересчур образованной и, видимо, считает, что слишком хороша для него. Чем еще можно объяснить ее задумчивость и рассеянность? – размышляла Кхемонкори. – А всему виной я сама. На старости лет стала нетерпеливой, не могла повременить! Решила женить Нолина на девушке со сложившимся характером, а не попыталась узнать ее получше. Правда, у меня нет времени для размышлений. Надо поскорее устроить все свои мирские дела и приготовиться к уходу из этого мира».
Все эти мысли ни на минуту не покидали Кхемонкори и мешали ей вести беседу с Оннодой-бабу.
– Мне кажется, не следует спешить со свадьбой, – сказала она гостю. – Наши дети достаточно взрослые, чтобы решать подобные вопросы. Не нужно торопить их. Я не знаю, как относится к этому Хем, но что до Нолина, могу сказать, он с этой мыслью еще не вполне освоился.
Последние слова предназначались главным образом для Хемнолини. Ведь девушка не выразила особой радости по поводу предстоящей свадьбы, и Кхемонкори не хотела, чтобы Хем и ее отец думали, что сын ее безмерно счастлив.
Перед тем как отправиться в гости, Хемнолини собрала все свои душевные силы, чтобы казаться радостной и веселой, но это ей не удалось. Минутное оживление сменилось глубокой печалью. Придя в дом Кхемонкори, девушка почувствовала, что ею овладевают сомнения, а жизненный путь, на который ей предстоит вступить, казался трудным, тернистым и бесконечным.
Пока старшие обменивались любезностями, в душе Хемнолини родилось неверие в свои силы, и она сильно страдала от этого. Когда Кхемонкори предложила отложить свадьбу, в душе девушки началась борьба двух противоречивых чувств. С одной стороны, ей казалось, что чем быстрее будет заключен брак, тем скорей она освободится от всех своих мучительных колебаний и сомнений. Однако при известии, что свадьба откладывается на неопределенный срок, Хем почувствовала невольное облегчение.
Кхемонкори не сводила глаз с девушки, стараясь определить, какое впечатление произведут на Хемнолини ее слова. И, заметив на лице ее выражение успокоенности, почувствовала против Хемнолини раздражение.
«Слишком дешево я оценила своего Нолина!» – подумала Кхемонкори и обрадовалась, что сын запаздывает.
– Видишь, какой Нолин? – сказала Кхемонкори, взглянув на Хемнолини. – Ведь прекрасно знал, что вы сегодня приедете, и задерживается. Мог освободиться пораньше. А стоит мне заболеть, он бросает все и остается дома, несмотря на то что терпит убыток.
Заявив, что ей нужно взглянуть, готов ли обед, Кхемонкори покинула гостей. Она решила оставить Хемнолини на попечение Комолы, чтобы переговорить с Оннодой-бабу наедине.
Обед был готов и стоял на слабом огне. В уголке тихо сидела Комола, погруженная в глубокую задумчивость. При неожиданном появлении Кхемонкори она вздрогнула и в полной растерянности вскочила на ноги.
– Да ты совершенно поглощена своей стряпней, Хоридаши, – воскликнула Кхемонкори.
– Все готово, ма, – ответила Комола.
– Почему же в таком случае ты сидишь здесь в одиночестве? Оннода-бабу – старик, тебе его стыдиться нечего. С ним пришла Хем. Позови-ка ее к себе в комнату и займи разговором. Зачем заставлять ее скучать со мной, старухой!
Раздражение против Хемнолини удвоило нежность Кхемонкори к Комоле.
– О чем же мне с ней разговаривать? – испуганно спросила Комола. – Она ведь образованная, а я ничего не знаю.
– Подумаешь! – воскликнула Кхемонкори. – Ты не хуже других, девочка. Пусть Хем гордится своей ученостью, но не много найдется таких привлекательных девушек, как ты. Любая, начитавшись книг, может стать ученой, но не станет от этого красивее тебя. Пойдем, Хоридаши. Но погоди, ты плохо одета, я одену тебя как нужно.
Оскорбленная Кхемонкори горела желанием унизить гордую Хемнолини во всем. Ей хотелось, чтобы красота ее поблекла перед очарованием этой простой девушки. Не слушая возражений Комолы, старая женщина с большим вкусом и умением облачила ее в бирюзовое шелковое сари и по моде причесала. Затем принялась вертеть девушку во все стороны, любуясь своей работой, и в восхищении поцеловала ее в щеку.
– Ты такая красавица, что достойна стать женой раджи.
– Мать, они сидят там совсем одни, – напомнила ей Комола. – Мы и без того заставили их ждать.
– А, пусть сидят! Пока я тебя не одену, мы не двинемся с места.
Наконец девушка была готова.
– Ну, а теперь идем, милая! И не смущайся! – говорила Кхемонкори. – Перед тобой поблекнет любая окончившая колледж красавица. Можешь высоко держать голову!
Кхемонкори ввела упирающуюся Комолу в гостиную, где сидели Оннода-бабу с дочерью. Оказалось, что и Нолинакхо уже вернулся и беседует с ними. Комола попыталась убежать, но Кхемонкори удержала ее.
– Не смущайся, дорогая. Здесь все свои.
Старая женщина гордилась красотой и нарядом Комолы. Она решила изумить всех ее видом. Хемнолини пренебрегла ее сыном, оскорбила ее материнское тщеславие, и Кхемонкори была рада унизить девушку в глазах Нолинакхо. Красота Комолы в самом деле поразила всех. Когда Хемнолини впервые увидела Комолу, та была одета скромно, смущена и старалась казаться незаметной, к тому же Хемнолини не успела как следует рассмотреть ее. Но сегодня внешность девушки поразила Хемнолини. Она встала и посадила оробевшую Комолу рядом с собой. Кхемонкори торжествовала. Все присутствующие в душе должны были согласиться с тем, что Комола прекрасна.
– Можешь пойти к себе в комнату и поговорить с Хем, – предложила она Комоле. – Я сама все сделаю.
Комола с волнением думала о том, как отнесется к ней Хемнолини. Ведь скоро она войдет в этот дом женой Нолинакхо, станет хозяйкой. И для Комолы ее расположение было далеко не безразлично. Комола упорно не разрешала себе думать о том, что по праву хозяйкой в этом доме должна быть она сама. Даже тень ревности не пускала она к себе в душу. Для себя Комола ничего не требовала. Но когда она шла с Хемнолини, ноги ее дрожали.
– Мать все рассказала мне о тебе, – ласково обратилась к ней Хемнолини. – Мне очень жаль тебя. Теперь ты должна считать меня своей сестрой. Есть у тебя сестра?
– Родной нет, только двоюродная, – ответила Комола, ободренная лаской и дружелюбием, звучавшими в голосе Хемнолини.
– И у меня нет, – сказала Хемнолини. – Моя мать умерла, когда я была совсем еще маленькой. Сколько раз, в радости, в горе ли, мечтала я, чтобы рядом со мной находилась хотя бы сестра, раз не суждено мне иметь мать. С детства я всегда все таила в себе, и в конце концов так к этому привыкла, что не умею быть откровенной. А люди считают меня заносчивой. Но ты, дорогая, так обо мне не думай. Просто мое сердце привыкло молчать.
Смущение Комолы окончательно прошло после признания Хемнолини.
– Вы будете меня любить, диди? – спросила она. – Ведь вы даже не подозреваете, какая я глупая!
– Когда ты меня узнаешь поближе, – улыбнулась Хемнолини, – то убедишься, что я тоже ужасно глупа. Я вызубрила несколько книг и больше ничего не знаю. Прошу тебя, не оставь меня, если я перееду к вам в дом. Мне страшно даже думать, что все заботы по хозяйству лягут на меня.
– Предоставьте все хлопоты мне, – доверчиво, как ребенок, воскликнула Комола. – Я привыкла к домашней работе, и она не пугает меня. Мы будем вести хозяйство вместе, как две сестры. Вы станете заботиться о его счастье, а я буду служить вам обоим.
– Вот и прекрасно, дорогая, – сказала Хем. – Своего мужа ты, кажется, так и не видела. Не помнишь даже, какой он?
– Я не предполагала, диди, что мне необходимо его запомнить, – сказала Комола, избегая прямого ответа. – Но, поселившись в доме дяди, я очень подружилась с моей двоюродной сестрой Шойлой и увидела, как она преданно ухаживает за своим мужем. Тут я и осознала свой долг. Трудно это объяснить… Я почти не помню своего мужа, однако научилась любить его всей душой. И всевышний стал милостив ко мне – сейчас в душе моей живет ясный образ моего мужа. Пусть я не жена ему, но теперь он всегда со мной.
Слова Комолы, полные самоотверженной любви к супругу, глубоко тронули Хемнолини.
– Я прекрасно понимаю тебя, – заметила она. – Именно то, что чувствуешь ты, и есть истинное обладание. Все, что приобретается в корыстных целях, – недолговечно.
Трудно сказать, дошел ли до Комолы смысл слов Хемнолини. Некоторое время она молча смотрела на девушку, потом проговорила:
– Вы правы, диди. Я не разрешаю себе грустить и потому счастлива. Мне выпало немногое на долю – но это немногое принадлежит только мне одной.
Хемнолини взяла руки Комолы в свои:
– Мой наставник говорит: «Лишь тот познал истинное счастье, кто понял, что утрата и приобретение тождественны». Признаюсь тебе, сестра, я была бы по-настоящему счастлива, если б сумела достичь такого самоотречения, как ты.
Такое признание несколько удивило Комолу.
– Почему вы так говорите, диди? – спросила она. – Вы достойны многого, и у вас никогда не будет ни в чем недостатка.
– О, как бы я радовалась, получив только то немногое, на что я имела право! – воскликнула Хемнолини. – Но получить больше – огромное горе и неизмеримая ответственность! Слова мои, конечно, кажутся тебе странными. Да я и сама себе удивляюсь! Но, вероятно, сам всевышний внушил мне подобные мысли. Сегодня весь день мне было очень тяжело, но после разговора с тобой стало как будто легче. Я чувствую, что обрела силы, потому и разоткровенничалась. Такого со мной никогда еще не случалось. Как это удалось тебе, сестра?
Глава 59
Вернувшись домой, Хемнолини нашла на столе в гостиной пухлое письмо на свое имя и по почерку догадалась, что оно от Ромеша. Взяв его с бьющимся сердцем, девушка прошла к себе в комнату, заперлась на ключ и принялась читать.
В письме Ромеш подробно излагал всю историю своих отношений с Комолой.
«Обстоятельства разорвали крепкие узы, которыми всевышний соединил наши жизни. Теперь ты отдала свое сердце другому. Я тебя не виню, но не осуждай и ты меня. Ни одного дня Комола не была моей женой. Но долг не велит мне скрывать от тебя, что меня все больше и больше влекло к ней! Да и сейчас я не знаю, прошло ли это влечение. Если бы ты меня не покинула, я нашел бы успокоение в твоей любви. Именно с этой надеждой, с истерзанной душой пришел я к тебе сегодня, но, увидев, что ты меня избегаешь, понял, как велико твое презрение. А когда узнал, что ты дала согласие на брак с другим, в моей душе вновь поднялись все прежние сомнения! Я убедился, что не могу забыть Комолу! Но как бы то ни было, страдать не должен никто, кроме меня. Мне никогда не забыть двух прекрасных девушек, которые так много значили для меня. Всю жизнь не перестану я вспоминать о них с любовью и благодарностью. Сегодня утром мимолетная встреча с тобой глубоко взволновала меня. Я вернулся домой, чувствуя себя несчастнейшим в мире человеком. Но сейчас я понял, что это не так. С покоем и радостью в сердце расстаюсь я с тобой и прошу от всей души простить меня. Благодаря вам обеим и по милости всевышнего в этот час расставания я не чувствую горечи. Будь счастлива! Будь благословенна! Не презирай меня – я не заслуживаю презрения».
Прочитав письмо, Хемнолини отправилась к отцу. Оннода-бабу сидел в кресле с книгой в руках.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!