Из книги «Жертвенные песни» («Гитанджали»), 1910 35 страница
Тут Оннода-бабу пришел в ярость:
– Вам бы только принуждать! Только бы заставлять людей поступать, как вам угодно, пусть даже это стоит им жестоких страданий. Я долго терпел, но теперь довольно! Хем, дорогая, с завтрашнего дня мы с тобой будем пить чай наверху, у меня в комнате!
После этого Оннода-бабу собрался было вместе с Хемнолини покинуть комнату, но девушка спокойно сказала:
– Посиди немного, отец, ты ведь еще не вдоволь напился чаю. Окхой-бабу, могу ли я спросить, что это за таинственный предмет, завернутый в бумагу?
– Не только спросить, вы можете даже проникнуть в эту тайну, – ответил Окхой и протянул сверток Хемнолини.
Она развернула его и увидела томик стихов Теннисона в сафьяновом переплете. Девушка вздрогнула и побледнела. Такой же том в точно таком переплете она получила в подарок уже раньше. Он и сейчас бережно хранился в ее спальне, в одном из ящиков письменного стола.
Джогендро слегка улыбнулся.
– Тайна еще не вполне раскрыта, – заметил он и открыл первую чистую страницу. На ней было написано: «Сримоти Хемнолини в знак уважения от Окхоя».
Книга выскользнула из рук девушки и упала на пол. Даже не взглянув на нее, Хемнолини обратилась к Онноде-бабу:
– Пойдем, отец.
Они вместе вышли из комнаты. Глаза Джогендро метали молнии:
– Кончено, я не желаю больше жить в этом доме! Уеду куда глаза глядят и буду учительствовать.
– Напрасно ты сердишься, друг. Я с самого начала подозревал, что ты ошибся. Тронут тем, что ты меня обнадеживаешь все время, но говорю тебе откровенно – Хемнолини никогда не будет ко мне благосклонна. Так что давай оставим эту надежду. Главное, что ты должен сейчас сделать, – это заставить ее забыть Ромеша.
|
|
|
– Хорошо тебе говорить, «ты должен», но как, хотел бы я знать!
– Будто, кроме меня, нет на свете достойных молодых людей! Я знаю, что, если бы ты был на месте твоей сестры, моим родственникам не пришлось бы сокрушенно считать дни, когда же я наконец выберусь из холостяков! Как бы то ни было, нужно найти хорошего жениха, такого, при виде которого ей не захотелось бы бежать просушивать одежду на солнце.
– Так ведь жениха на заказ не изготовишь!
– Почему ты так быстро отчаиваешься? Я только говорю, что жениха можно найти, но не спеши, иначе все погубишь. Главное, не следует отпугивать молодых людей разговорами о свадьбе. Сначала дай им как следует узнать друг друга, а со временем можешь и день свадьбы назначать.
– Твой метод превосходен, но кто этот жених?
– Ты незнаком с ним, но видел. Это доктор Нолинакхо.
– Нолинакхо!
– Чему ты удивляешься? Не обращай внимания на сплетни, которые ходят о нем в «Брахма-Самадж». Неужели ты выпустишь из рук такого жениха?
|
|
|
– Если бы я мог отвергать женихов, тогда и заботиться было бы не о чем! Но разве Нолинакхо согласится жениться?
– Разумеется, я не могу тебе поручиться, что он даст согласие сегодня же, но со временем почему бы и нет? Послушай, Джоген, завтра Нолинакхо будет читать лекцию, пойди с Хемнолини послушать его. Он очень красноречив, а для того, чтобы покорить сердце женщины, это уже немало! Неразумные! Они не понимают, что гораздо лучше иметь мужа слушающего, чем мужа ораторствующего.
– Но я хочу знать все о Нолинакхо, – заявил Джогендро.
– Джоген, пусть тебя не смущает, если в его истории ты заметишь небольшой изъян. Еле заметное пятнышко делает ранее недоступную тебе вещь доступной. Поэтому я считаю, что это даже к лучшему.
История Нолинакхо, которую Окхой вкратце рассказал Джогендро, была следующей.
Отец Нолинакхо Раджоболлобхо был мелким землевладельцем в округе Фаридпур. Тридцати лет он примкнул к «Брахма-Самадж». Но его жена ни за что не хотела принять эту религию и тщательно сохраняла полную независимость от мужа в исполнении религиозных обрядов. Излишне говорить, что Раджоболлобхо был не в восторге от этого. Его сын, Нолинакхо, уже взрослый юноша, благодаря своему религиозному пылу и красноречию занял видное место в «Брахма-Самадж».
|
|
|
Разъезжая по делам службы по всей Бенгалии, доктор Нолинакхо прославился безупречным поведением, знанием своего дела и благотворительностью.
Неожиданно произошло нечто невероятное. На старости лет Раджоболлобхо точно сошел с ума: решил жениться на вдове. Никто не мог отговорить его. «Моя жена по-настоящему не может считаться мне женой, так как не разделяет моих религиозных убеждений, и было бы нелепо отказываться от той, с которой у нас одна религия, общие убеждения, одинаковые взгляды на жизнь и которая мне по сердцу», – говорил Раджоболлобхо и, не обращая внимания на всеобщее неодобрение, женился на вдове по индуистскому обычаю. Когда вслед за этим мать Нолинакхо собралась покинуть дом и уехать в Бенарес, Нолинакхо решил бросить врачебную практику в Рангпуре, заявив, что он поедет вместе с ней.
– Сын мой, – плача, ответила ему мать, – у нас разные религии. Зачем тебе понапрасну страдать?
– Между нами не будет никаких несогласий, ма, – ответил Нолинакхо. Он твердо решил сделать все для счастья брошенной отцом, оскорбленной матери и уехал с ней в Бенарес.
Однажды мать спросила Нолинакхо, почему он не женится.
|
|
|
– Зачем? Мне и так хорошо, – смущенно ответил юноша.
Она поняла тогда, что сын пошел ради нее на многие жертвы, но взять жену вне «Брахма-Самадж» – к этому он не был готов.
– Я совсем не хочу, чтобы из-за меня ты сделался аскетом, мой мальчик, – печально сказала она Нолинакхо. – Выбери жену себе по вкусу, я не буду возражать.
Несколько дней Нолинакхо раздумывал над этим, а затем обратился к матери:
– Я приведу жену, какую ты хочешь, мама. Она будет прислуживать тебе и не будет ни в чем перечить. Знай, я никогда не введу в дом ту, которая принесет тебе горе и будет тебе неугодна.
Нолинакхо отправился в Бенгалию за невестой. На этом месте история обрывается. Некоторые говорят, что он приехал в одну деревню и тайно женился там на какой-то сироте, но она умерла сразу после свадьбы; другие выражают сомнение по поводу этой версии. Окхой придерживался мнения, что Нолинакхо сбежал в последнюю минуту перед свадьбой.
Как бы то ни было, Окхой полагал, что, если бы сейчас Нолинакхо захотел жениться на той, которая ему нравится, мать не только не запретила бы ему этого, но была бы даже рада.
Где еще найдет Нолинакхо такую хорошую невесту, как Хемнолини? К тому же Хем приветлива, и если проявит достаточно почтительности к его матери, тогда и та, в свою очередь, останется довольна невесткой. Нолинакхо будет достаточно двух дней знакомства с Хем, чтобы сообразить все это. Поэтому Окхой считал, что их непременно нужно познакомить.
Глава 40
Как только Окхой ушел, Джогендро поднялся наверх. Оннода-бабу и Хемнолини беседовали в гостиной. При виде Джогендро Оннода-бабу слегка смутился. Сегодня за чаем он утратил свое обычное добродушие, вспылил, и теперь это не давало ему покоя. Поэтому он сейчас особенно ласково обратился к сыну:
– Входи, входи, Джоген, присаживайся!
– Вы совершенно перестали выходить из дому, отец, – заметил Джогендро. – Сидеть целыми днями вдвоем, что в этом хорошего?
– Да ведь мы всегда были домоседами. Стоит Хем куда-нибудь пойти, как у нее начинается головная боль.
– Зачем меня обвинять, отец? – откликнулась Хем. – Пойдем куда-нибудь, если хочешь.
Хемнолини, наперекор себе, усиленно стремилась показать, что горе не сломило ее и она живо интересуется всем окружающим.
– Завтра лекция, отец. Почему бы тебе с Хемнолини не пойти? – проговорил Джогендро.
Оннода-бабу знал, что Хемнолини не любит и боится сутолоки шумных собраний, поэтому не ответил и вопросительно посмотрел на дочь. Но на этот раз Хем с неожиданным воодушевлением воскликнула:
– Лекция? А кто будет читать?
– Доктор Нолинакхо, – ответил Джогендро.
– Нолинакхо? – переспросил Оннода-бабу.
– Он замечательный оратор, – продолжал Джогендро. – К тому же, зная историю его жизни, можно только поражаться. Какая самоотверженность! Какая твердость характера! Такие люди редко встречаются!
Между тем двумя часами раньше Джогендро не было известно о Нолинакхо ничего, кроме смутных слухов.
– Вот и хорошо! Пойдем послушаем его, отец, – живо проговорила Хемнолини.
Оннода-бабу не поверил в энтузиазм дочери, но тем не менее был доволен.
«Если Хем, пусть даже вопреки своему желанию, станет бывать в обществе, – думал он, – может быть, она скорее успокоится. Общение с людьми – лучшее лекарство от всех печалей».
– Хорошо, Джоген, – обратился он к сыну, – завтра мы поедем на эту лекцию. Но расскажи нам, что ты знаешь о Нолинакхо. О нем говорят разное.
Джогендро начал с того, что гневно обрушился на всех, кто много болтает:
– Те, для кого религия просто мода, убеждены, что всевышний произвел их на свет со специальным разрешением несправедливо обвинять и порочить ближних. В мире не сыщешь более глупых сплетников, чем те, кто промышляет религией, – говорил он, все более воспламеняясь.
– Правильно, Джоген, правильно, – повторял все время Оннода-бабу, чтобы умерить горячность сына. – У тех, кто осуждает недостатки и ошибки ближнего, ум становится ограниченным, характер подозрительным, а сердце черствеет.
– Ты имеешь в виду меня, отец? – спросил Джогедро. – Но я не святоша, я могу и выругать и похвалить, и когда надо – и кулаками решить дело.
– Что ты, Джоген, – взволнованно воскликнул Оннода-бабу, – ты с ума сошел! Откуда ты взял, что я говорю о тебе? Я ведь тебя хорошо знаю!
Тогда Джогендро подробно рассказал о Нолинакхо, превознося его до небес.
– Ради счастья матери он многим пожертвовал и поселился в Бенаресе, поэтому и нашлись люди, готовые позлословить на его счет. Но я именно за это и уважаю Нолинакхо. А ты что скажешь, Хем?
– Вполне с тобой согласна.
– Я был уверен, что Хем одобрит его поступки. Я прекрасно знаю, что она сама была бы рада пойти на жертву ради счастья отца! – Оннода-бабу с нежной и ласковой улыбкой взглянул на дочь. Хемнолини смущенно покраснела и потупилась.
Глава 41
Вечер еще не наступил, когда Оннода-бабу и Хемнолини вернулись с лекции домой.
– Да, сегодня я получил большое удовольствие, – проговорил Оннода-бабу, усевшись пить чай. Больше он не проронил ни слова и глубоко задумался.
Он даже не заметил, что сразу после чая Хемнолини покинула комнату.
Нолинакхо казался удивительно юным и красивым. Лицо его еще сохранило свежий румянец подростка, и в то же время от всего внутреннего облика юноши веяло глубокой мудростью.
Темой его лекции были «утраты». Он говорил о том, что если человек не понес утраты, значит, он ничем и не владел. Истинное приобретение – не то, что дается нам без труда; только то и становится сокровищем нашего сердца, что получаем мы ценой лишений. Мирское богатство может на глазах у нас превратиться в прах, и человек, который теряет его, несчастен; но в самой утрате для него заключается возможность получить нечто большее.
Если мы, лишаясь чего-нибудь, можем склонить голову и, сложив руки, смиренно сказать: этот дар – дар самоотречения, дар печали и слез моих, – тогда малое станет великим, преходящее – вечным, а то, что было для нас обычным, будет предметом поклонения и навеки сохранится в сокровищнице храма нашего сердца.
Его речь потрясла Хемнолини. Девушка неподвижно сидела на крыше под звездным небом. Сегодня ей казалось, что душа ее полна, а небо и весь окружающий мир обрели смысл.
Возвращаясь с лекции, Джогендро заметил:
– Ну и хорошего же ты отыскал жениха, Окхой! Он ведь аскет! Я и половины не понял из того, что он говорил.
– Нужно прописывать лекарство в соответствии с болезнью. Хемнолини поглощена мыслями о Ромеше. Нам, простым смертным, не пробиться сквозь эту стену. Но, может, это удастся аскету? Ты заметил выражение лица Хем, когда он говорил?
– Еще бы! Конечно! Ясно, речь ей понравилась. Но ведь это еще не говорит о том, что ее легко будет обручить с оратором.
– Ты думаешь, ей понравилась бы эта лекция, прочитай ее кто-нибудь из нас? Ты разве не знаешь, Джоген, что женщин особенно влечет к аскетам. Еще Калидаса[84] написал поэму о том, как из-за одного аскета Ума[85] сама стала отшельницей. Я тебе говорю, какого бы жениха ты ни представлял Хемнолини, она всегда будет сравнивать его с Ромешем, а такое сравнение мало кто выдержит. Нолинакхо же не такой, как все, ей и в голову не придет сравнивать его с кем-то. Стоит тебе привести к Хемнолини какого-нибудь юношу, она сразу разгадает твои намерения и воспротивится этому всем сердцем. Но если ты под каким-либо благовидным предлогом сможешь привести сюда Нолинакхо, никаких подозрений у Хемнолини не возникнет. А там от простого уважения нетрудно будет довести дело и до обмена гирляндами.
– Хитрости мне никогда не удаются, гораздо легче высказываться открыто. Но что ни говори, не нравится мне этот жених!
– Послушай, Джоген! Не губи дела своим упрямством. Никогда не бывает, чтобы все обстоятельства складывались благоприятно. Как бы то ни было, я не знаю, чем еще можно изгнать из сердца Хемнолини память о Ромеше. И думать не смей добиться этого силой. А вот если последуешь моему совету, может, что-нибудь и получится.
– Дело в том, что Нолинакхо мне непонятен, а я побаиваюсь иметь дело с такого рода людьми. Как бы нам не попасть из огня да в полымя!
– Друг, ведь вы сами с отцом были во всем виноваты, а теперь, обжегшись на молоке, дуете на воду. В отношении Ромеша вы с самого начала были слепы; по вашим словам, второго такого не найти в целом свете: ему и обман чужд, и по знанию шастр он чуть ли не второй Шанкарачарья[86], а уж в литературе – сама Сара-свати в образе мужчины девятнадцатого века! Мне Ромеш с первого взгляда не понравился, знаю я этих образцовых молодых людей. Но я не смел и слова сказать, вы считали, что такой недостойный, серенький человечек, как я, способен лишь завидовать великим людям. Потом вы все же поняли, что великих людей лучше чтить на расстоянии, а родную сестру выдавать замуж за такого – далеко не безопасно. Есть пословица: «Клин клином вышибают». И нечего тут ворчать, когда это единственное средство!
– Послушай, Окхой, я все равно не поверю, что ты первый разгадал Ромеша, хоть повторяй мне это тысячу раз. Просто ты был зол на него и поэтому смотрел косо на все, что бы он ни делал, – и я вовсе не склонен приписывать это твоей необыкновенной прозорливости. Так вот что, где нужна хитрость, надейся на себя – от меня там проку не будет. И вообще мне Нолинакхо совсем не нравится.
Когда Джогендро и Окхой входили в гостиную Онноды-бабу, они видели, как Хемнолини выскользнула оттуда через другую дверь. Окхой понял, что она заметила их из окна, когда они шли по улице. Усмехнувшись, он подсел к Онноде-бабу.
– Нолинакхо говорит от чистого сердца, поэтому слова его проникают в душу каждого, – заметил он, наливая себе чай.
– Да, способный он человек, – ответил Оннода-бабу.
– Он не просто способный, – воскликнул Окхой, – такого благочестивого человека редко встретишь.
Джогендро хоть и был участником заговора, но тут не стерпел.
– Не говори ты мне о благочестии, – воскликнул он, – избави боже нас от святош!
Лишь вчера он расточал бесчисленные похвалы благородству Нолинакхо и обругал клеветниками его противников!
– Как тебе не стыдно, Джоген, говорить такие вещи! – сказал Оннода-бабу. – Я склонен верить, что те, кто кажутся нам на первый взгляд хорошими людьми, таковы и на самом деле, – пусть даже иногда я и ошибусь, но заподозрить добродетельного человека в чем-либо дурном лишь ради того, чтобы поддержать авторитет своего скудного разума, – на это я не способен! Нолинакхо-бабу не повторял чужих слов, их подсказал ему его собственный духовный опыт, и мне они показались откровением. Откуда бы лицемеру знать, что такое правда? Истина – как золото, ее нельзя получить искусственным путем! Мне бы хотелось лично выразить Нолинакхо-бабу свою благодарность!
– Я опасаюсь только за его здоровье, – заметил Окхой.
– Как, разве он болен?
– Нет, не в этом дело: дни и ночи он проводит за шастрами и молитвами, совершенно не заботясь о себе.
– Это очень нехорошо, – проговорил Оннода-бабу. – Мы не имеем права разрушать свое тело: не нами оно создано. Если бы мне довелось с ним познакомиться, без сомнения, я бы в самый короткий срок восстановил его силы. Ведь для сохранения здоровья нужно придерживаться всего нескольких простейших правил: во-первых…
Джогендро потерял терпение.
– Отец, – воскликнул он, – к чему все эти разговоры! Когда сегодня я увидел Нолинакхо-бабу, то решил, что благочестивая жизнь как раз полезна для здоровья! Я даже хочу проверить на себе. Посмотрю, что получится!
– Нет, Джоген, Окхой совершенно прав! Сколько знаменитых людей у нас гибнет в ранней молодости. Пренебрегая своим здоровьем, они наносят ущерб родине. Нельзя допустить, чтобы так случилось и на этот раз. Нолинакхо не такой, каким ты его считаешь, Джоген. Он честный человек! Ему нужно беречь себя.
– Я приведу его к вам, – пообещал Окхой. – И хорошо, если вы все это ему объясните. Помню, во время экзаменов вы мне давали настойку какого-то корня, она отлично укрепляет силы. Для тех, кто живет интеллектуальным трудом, лучшего лекарства и не придумаешь! Если вы дадите Нолинакхо-бабу…
Джогендро вскочил как ужаленный.
– Ну, Окхой, это уж чересчур! Ты с ума свести можешь! – воскликнул он. – Я ухожу.
Глава 42
Раньше, когда Оннода-бабу чувствовал себя хорошо, он постоянно испытывал на себе всякие лекарства – и европейские, и индийские, но теперь он утратил всякий интерес к пилюлям. Здоровье его пошатнулось, однако он не только не говорил о нем, но даже, наоборот, старался скрыть свою слабость.
Сегодня Оннода-бабу неожиданно задремал в кресле. Услышав на лестнице шаги, Хемнолини отложила вышивание и направилась к двери, чтобы попросить брата не шуметь. Тут она увидела, что Джоген не один: вместе с ним пришел Нолинакхо-бабу. Она хотела было убежать, но Джогендро окликнул ее:
– Хем, пришел Нолинакхо-бабу, я хочу тебя с ним познакомить.
Хемнолини осталась. Нолинакхо подошел к ней и, не поднимая глаз, поздоровался.
– Хем! – позвал Оннода-бабу, который к этому времени уже проснулся. Девушка подошла к отцу и шепотом сообщила, что пришел Нолинакхо-бабу.
Едва Джогендро с гостем вошли в комнату, как Оннода-бабу торопливо поднялся им навстречу.
– Для меня большое счастье видеть вас у себя в доме, – сказал он. – Хем, дорогая, куда ты уходишь, посиди с нами. Нолинакхо-бабу, это моя дочь, Хем. На днях мы с ней слушали вашу лекцию и получили большое удовольствие. Как вы говорили: «То, что действительно принадлежит нам, мы никогда не можем утратить. Лишиться можно только того, что на самом деле тебе не принадлежало», – какой глубокий смысл в этих словах, правда, Хем? «Лишь утратив какую-нибудь вещь, мы познаем, принадлежала она нам всецело или нет». У меня к вам есть одна просьба, Нолинакхо-бабу. Вы оказали бы нам большую услугу, если бы иногда заходили побеседовать. Мы с дочерью почти нигде не бываем. Поэтому, когда бы вы ни пришли, – всегда застанете нас дома.
– Не принимайте меня за чересчур серьезного человека из-за того, что я наговорил тогда всяких умных вещей, – взглянув на смущенное лицо Хемнолини, ответил Нолинакхо. – Студенты очень просили меня выступить, а я не умею отказывать, но теперь я уверен, что вторично меня не попросят! Студенты прямо говорят, что почти ничего не поняли из того, что я говорил. Вы тоже там были, Джоген-бабу, не думайте, что моего сердца не тронули нетерпеливые взгляды, которые вы бросали на часы.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 90; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!