ЧАСТЬ 4. БУДНИ ДУРДОМА 2 (NEW) 23 страница
Но все это не берется в расчет. Это идет вразрез с общественным маразмом. Это никак не связано с построением коммунизма, защитой Брежнева и прочей ахинеей. Монах, ушедший в монастырь, хиппи, путешествующий по трассе, проститутка, живущая в свое удовольствие, непригодны для целей общества и, поэтому, они даже опасны для него. Ведь если таких нестандартных людей будет много, то они будут подавать, так сказать, «дурной пример» всему остальному человеко-стаду. И оно может не захотеть «тянуть лямку». А что тогда будет делать Брежнев? Не впрягаться же ему самому в упряжь! Он хочет жить так, чтобы ему было хорошо. И поэтому он должен держать толпу «в узде». А что нужно для этого сделать? А надо настроить всю остальную толпу так, чтобы ей уже не хотелось быть такой, как хиппи, монах, педофил или гейша. А как этого добиться? Надо настроить всю остальную толпу, так ее завнушать, чтобы каждый думал, что таким быть плохо. Чтобы вся толпа думала, что любое отклонение от «нормы» является чем-то странным и даже ненормальным. А что для толпы норма? Норма — работать на дядю Брежнева. Значит, если ты работаешь на него, «тянешь лямку», так сказать, значит, ты — «хороший мальчик». А чуть ты как-то отклонился от общей «нормы», — ты уже «бяка», «плохой мальчик». Информационное рабство! Зависимость от оценки идиотов и полное рабство! Тянешь лямку — «молодец», «хороший мальчик», «так держать!», не тянешь — «плохой», «никчемный», «дурак». А некоторые особо завнушенные дураки, когда видят нестандартных людей, даже хотят и убить их.
|
|
|
В древности проституток побивали до смерти камнями. А как часто старперы в сердцах кричат: «Эх, пристрелил бы я вас всех! Гады!» Вот что значит — человек завнушен, несвободен, идиотичен, дурен. Он готов и других уничтожить и сам вымереть, лишь бы отстоять свои принципы. Свои цепи, свои кандалы, которыми его сковали со всех сторон. И закозлили. Сделали честным- безотказным быдлом. Му-у-у!!!
Чтобы человеку было хорошо, он должен отказаться от всех своих принципов, от всех дурацких установок, от желания быть «хорошеньким» в чьих-то глазах. Он должен опираться на свои собственные реальные желания и ощущения. Если человек реально чувствует, что ему тухло, когда он работает на заводе, а хорошо тогда, когда он отдыхает, то он и должен следовать своему ощущению. А кто и что про него скажет — ему должно быть абсолютно на это наплевать! Он должен просто жить для своего удовольствия, а не для того, чтобы быть «хорошим мальчиком». Вот тогда ему будет по-настоящему хорошо-о-о!!!
* * *
— Женя! Женя! Вставай! К нам лезут воры!
Старая маразматичка стала долбиться в дверь спящего семейства.
|
|
|
— Что?! Какие воры? — не понял спросонок Евгений. Взлохмаченная шевелюра и помятая физиономия создавали в нем ощущение дремучести и запущенности.
— Женя! Женя! Они уже дверь выламывают! Они ногами ее пинают!
Евгений подошел к двери и прислушался. В нее кто-то тихо постучал.
— Опять! Опять! — закудахтала старая маразматичка. — Вот видишь, я же говорила!
— Да Вы что, мама, это же обычный стук. — Вы совсем с ума сошли?!
— Ну почему мне никто не верит? Ну почему Вы надо мной смеетесь?!
— Да ну Вас, мама, к чертовой матери! Вы несете просто какой-то бред!
Евгений еле сдерживался, чтобы не начать тузить старую маразматичку. В конце концов, он махнул на нее рукой, развернулся и пошел открывать дверь.
На пороге стояла «сладкая парочка». Высокая черноволосая смуглая женщина лет тридцати восточной национальности и коренастый мужчина со светлыми волосами чуть моложе ее и ниже ростом.
— О! Кого я вижу! — обрадовано воскликнул Евгений, но тут же осекся, как будто подумал о чем-то плохом. А затем, сделав вид, что ничего не случилось, с ледяной маской на лице пропустил гостей в дом.
— Проходите! Проходите! Очень будем рады вам! Какими судьбами? — расшаркивался он.
|
|
|
— Да вот, соскучились! Давно тебя не видели! — радушно произнесла женщина. Это была Света Баседбаева.
Жене польстило это высказывание.
Мужчина приветливо улыбнулся, его сальные глазки забегали, изучая всех присутствующих. Увидев Рыбу, он заинтересованно оглядел ее.
— Александр Холмогорцев, — представился он. — Поэт.
— А меня зовут Рыба, — расплывчато произнесла хиппушка. — Бешенный Сов.
— Что? — не понял тот.
— Да, ее так зовут, Рыба, — вмешался в разговор Евгений, спасая положение, — она вообще-то хорошая девчонка. Песни хорошо поет.
— А, песни, это хорошо, — немного ошарашено произнес он и замолчал.
— А вы проходите, гости дорогие, — суетился Евгений, — мы только вот пока еще не встали, но это не беда!
Тут из комнаты высунулась заспанная физиономия Ольги и пробуравила:
— А что тут происходит? Кто это у нас?
— Оленька, это Света и Саша…, - вставил было Евгений, но тут же осекся и насупился.
— А! Саша! — кокетливо произнесла Ольга. — Подождите, я пока еще не готова! Одну минуту.
Ольга закрыла дверь в свою комнату. За ней послышалась какая-то возня, шорохи и через пять минут хозяйка вновь появилась перед гостями при «полном боевом параде». На ней было надето светлое ситцевое платье, сшитое в стиле «прощай молодость», но с глубоким вырезом, через который виднелась тощая, похожая на стиральную доску грудь. На голове у нее была прическа в духе «взрыв на макаронной фабрике». На ушах болтались бежевые пластмассовые белые клипсы, на шее — бабушкины бусы из хрусталя. В довершение всего ансамбля на ногах у нее были высокие «копыта» на квадратных каблуках, физиономия раскрашена голубыми тенями и красной помадой, а приторным запахом духов «Красная Москва» от нее разило за километр.
|
|
|
— А вот и я! — радостно воскликнула Ольга, призывно глядя на белобрысого гостя. Евгений ревниво передернул плечами:
— А ты куда это так вырядилась?
— Как куда? У нас, как-никак, все-таки гости в доме! — парировала она.
— Что-то ты никогда так раньше при гостях не наряжалась, — упрекнул он ее.
— Ну и что, а вот теперь взяла и нарядилась!
— Воспитал я тебя на свою голову! — взбесился он. — Ты была такой скромной, забитой, такой тихой. Я нарадоваться не мог, что у меня такая хорошая жена. А теперь из тебя вон что получилось.
— А что тут такого особенного? Я же хочу красиво выглядеть при гостях!
— Интересно, как бы ты выглядела у себя там в тайге, из которой я тебя вывез?
— А зачем об этом думать?
— А затем, что я тебя из твоей глуши вытащил, из комсомолочки забитой тебя человеком сделал, а ты налево и направо гуляешь!
— А я не налево и направо, а всего один раз с Сашей, — выпалила Ольга и тут же заткнулась и сконфузилась.
— Ага! Вот ты и проговорилась, тварь! — взбесился Евгений. — Попалась, птичка!
Зеленый от ярости, вне себя от гнева, он стал искать, что потяжелее в комнате.
— Это не я! Я не виновата! Он сам первый начал! Он ко мне пристал! — оправдывалась блудница, инстинктивно ища то, за что бы спрятаться.
— Не ври! Курица не захочет — петух не вскочит! — орал Евгений, хватая в руку скалку.
Тут в ситуацию вмешался Александр:
— Послушай, Женя, ну с кем не бывает. Ведь главное — это же не это…
— Это не главное? А ты вообще сиди и помалкивай! Получил свое и радуйся!
— Послушай, Женя, но ведь это же не мужской разговор. Это ведь все формальности…
— Подожди, я пока с ней разберусь, ты меня не отвлекай, пожалуйста, — оборвал его Евгений и
повернулся к Ольге.
Она к тому времени уже успела прошмыгнуть к двери и уже была готова к бегству. Сейчас она больше была похожа на затравленного зверя, а не на красотку, настроенную на флирт.
Евгений бросился за ней, размахивая скалкой, как шашкой на скаку. Ольга как запуганная мышь бросилась наутек и понеслась по огородам в развевающемся светлом платье.
— Стой! Стой! Неверная жена! Стой, кому говорю! — орал как бык вслед ей Евгений.
Но бежать за ней он не решился, чтобы не опозориться перед соседями.
А Ольга скакала и скакала по огородам, пока не влипла в крапиву. И не зная как вернуться назад, она так и осталась стоять среди зарослей, боясь вернуться домой, пока не стемнело. Евгений вернулся в дом, закрыл за собой дверь и опрометью бросился в свою комнату.
Тут в дело вмешалась Светлана. Пока шла вся эта нелепая сцена, она согрела чайник, сделала заварку, нарезала щербет. Прямо как у себя дома. И теперь она подошла к Евгению, который заламывал себе руки, стоя у окна, нежно обняла его и пропела:
— Не стоит расстраиваться из-за пустяков! Это все мелочи жизни! Если из-за каждой из них переживать, то когда же тогда жить?!
— Что?.. — рассеянно глядя на нее и думая о чем-то своем, произнес Евгений.
— Пойдем пить чай! Вот что! — повелительно и нежно произнесла Светлана.
— Какой чай? — ни во что не врубался идиот.
— Обыкновенный цейлонский, — рассмеялась ведьма, — тот, что ты нам недавно заваривал.
— Да мне не до чая.
— Если так много из-за ерунды переживать, то и жизни не хватит, а когда же жить?
— А жить — это значит переживать! — спорил идиот.
— Нет! Жить — это значит наслаждаться, — радостно возразила гостья. — Пусть страдают и переживают другие. А мы будем наслаждаться, радоваться и пить чай! Пойдем! Пойдем! Потом будешь переживать!
— Когда? — механично переспросил он.
— А в следующем перерождении! — радостно рассмеялась ему в лицо Светлана. — Пошли! И тут же схватила его за руку и потащила за собой на кухню.
Размякший от ее женского обаяния, он по инерции поплелся за ней как телок на привязи. Все в его жизни было механично. Механично он ревновал. Потому что ему какие-то дураки внушили, что нужно ревновать. Механично он размякал от женского внимания. Механично бесился, и все он делал как тупая заведенная, запрограммированная машина.
Нажми на кнопку — получишь результат.
И твоя мечта осуществится.
Нажми на кнопку — ну что же ты не рад?
Тебе больше не к чему стремиться!
Евгений сел за стол и тупо уставился в чашку с чаем. Его длинные патлы свесились и чуть ли не заваривались в чаю.
— А ты что стоишь в сторонке? — приветливо улыбнулась Светлана Рыбе. — Иди к нам! Чай пить.
Рыба неуверенно прошла к столу и тихонечко села в уголочке. Во всех ее движениях сквозила мамкина закозленность.
Все скучились у стола и стали наворачивать щербет, чай и печенье. Холмогорцев жадно, с большим аппетитом наяривал здоровые куски, похотливо поглядывая то на Светлану, то на Рыбу. Евгений был «ни жив, ни мертв».
— Да не переживай ты так, Евгений, все это пустяки, как говорится, дело житейское, — стала заботливо уговаривать его Светлана, — ничего в этом страшного нет.
— Да?.. Вам легко говорить. Я ее из грязи вытащил. Из комсомолочки забитой человеком сделал. А она вон как мне отплатила! У! Сволочь проклятая!
— А что в этом плохого? Иногда это даже полезно! — с хитрой улыбочкой вставил Саша.
— Ну, ты знаешь, глупостей-то мне не говори.
— А что, с тобой никогда что ли такого не было?
— Ну, было, по молодости. Но ведь это было давно…
— И неправда! — добавила Светлана, и они вместе с Александром весело расхохотались.
— Не смейтесь надо мной. Она-то ведь уже не молодая. Разбесилась под старость лет. Приспичило ей, видишь ли!
— Ну и на здоровье! — радостно продолжил Александр. — А ты вот возьми и тоже куда-нибудь на сторону пойди, поразвейся. А?
— Ты что, смеешься надо мной что ли? Ишь, чего удумал! Я — налево, она — направо, а что же у нас за семья такая будет? И что мы тогда детям своим скажем? Будьте такими же, как мы?
— А почему бы и нет? Это же ведь все — условности, а на самом деле человек полигамен. И в древности были даже ритуальные групповые сношения, называемые «оргиями». Это только теперь человека загнали в жесткие семейные рамки. А раньше ведь такого не было!
— Ну и что ты мне предлагаешь? Стать под старость лет развратником?
— Лучше поздно, чем никогда!
— Ну, знаешь ли, мне нужно об этом хорошенько подумать, — ответил Евгений и серьезно задумался.
— А что думать-то? Не думай — действуй! — радостно вставила Светлана. — Пока ты будешь думать, уже вся жизнь пройдет.
И тут она стала напевать известную блатную песню. А Александр ей весело подпевал:
— Морали плести излишне,
И мне моралистов жаль.
Другой насладится трижды,
Пока ты плетешь мораль.
Так не надо плести морали,
А удачу сумей схватить.
Быть добрым смешно сегодня.
Беспощадным ты должен быть!
Допев веселые строки, парочка радостно расхохоталась. Евгений сидел мрачный и что-то обдумывал. Рыба радостно уплетала щербет и запивала чайком. Ей было совершенно непонятно, почему Евгений переживает, и она даже не думала ему помогать. Ее больше интересовал Саша Холмогорцев и то, как он заинтересованно посматривает на нее. Все ее мысли были недалекими, тупыми и сразу отражались на ее тупом ебальнике. Не успели гости допить чай, как вдруг в дверь постучали.
— Кого еще там нелегкая несет? — недовольно пробурчал Евгений.
Дверь распахнулась без приглашения и на пороге показались Прист и Киса.
— О! Какими судьбами?! — радостно соскочила с места Рыба и бросилась к своим друзьям
— О! Рыбуля! Как мы рады тебя здесь видеть! — обрадовались «пиплы».
Тут Рыба выкинула свой коронный финт. Поскольку ближе всего к ней оказался Прист, то она подбежала к нему и обняла его за шею. Прист размяк от женского внимания и тоже нежно обнял Рыбу. И тут она внезапно поджала ноги и повисла всем весом у него на шее. Тот не ожидал такого подвоха и со всего маху наебнулся на пол вместе с Рыбой. На полу возникла свалка. Места было мало, и Киса, запнувшись о катающихся, тоже шмякнулся вповалку на них. Рыба истошно заорала, придавленная сверху двумя здоровыми тушами:
— О-ё-ё-ё-ёй! Вы мне хребет переломаете! Сволочи проклятые!
— А кто все это начал? Я что ли? — оправдывался, вставая, Прист.
— А вы вообще зачем сюда пожаловали?
— Наташка выгнала — вот мы сюда приехали.
— А че выгнала-то?
— А! Захочешь подраться — причину найдешь! — махнул рукой Прист. — Наташку не знаешь что ли?
Тут воспрянул Евгений.
— А! Проходите — проходите, ребята! Рад вас видеть! — гостеприимно раскланялся Евгений.
Хиппари прошли в комнату и без приглашения уселись за стол.
— Чаю хотите? — суетился Евгений — А у меня еще и щербет есть. А еще варенье припасено.
— У-гу! — немногословно отвечали хиппари, бесцеремонно зажевывая здоровые куски щербета.
— Варенье? И варенье тоже давай! Все съедим.
Киса отламывал самые здоровые куски хлеба, намазывал на них варенье прямо руками и заглатывал их, не жуя. Его прожорливый рот жадно хватал еду. Он даже и думать не хотел о своих «ближних». Прист тоже не отставал от своего товарища. Намешав в стакан с чаем добрую порцию варенья, он выхлебал его залпом и закусил приличным куском щербета. По окончании «трапезы» Киса смачно отрыгнул и вытер мокрый рот рукавом своей тельняшки.
Женя и глазом не успел моргнуть, как все его немалые запасы были уничтожены одним махом. Остальные гости остались голодными и довольствовались чаем с сахаром и простым хлебом. Все были недовольны наглой выходкой хиппарей, но открыто выразить свои чувства не решался никто. Все делали вид, будто ничего не произошло.
Киса и Прист лениво оглядели всех присутствующих. Особого интереса у них никто не вызвал. Разухабистая парочка схватила гитару, висевшую на стене и забабахала лихую заводную песенку:
— Долго надо мною все глумились,
Я теперь над всеми поглумлюсь.
Долго в жопе черти гоношились,
И теперь другим я становлюсь.
Прист лихо фигачил на гитаре, а Киса завывающим голосом продолжал петь, обращаясь к Рыбе:
— Долго черти в омуте водились.
Глупою тихоней ты росла.
Поебень тебя с ума сводила.
Это все — морковка для осла!
Что шагает к пропасти так смело,
За «приятным» тянется ишак.
Разобраться в этом ты сумела ль?
Ведь до бездны остается шаг.
Рыба поняла, что вопрос задается ей, но даже не знала, как на него среагировать, и тупо сидела и молчала, мотая башкой из стороны в сторону. Киса глумливо щелкнул у нее пальцами перед ее тупой пачкой и продолжил петь истошным надрывным голосом:
— Долго надо мною все глумились.
Я теперь над всеми поглумлюсь.
Долго в жопе черти гоношились,
И теперь другим я становлюсь.
Прист со всей мочи врезал по струнам, доигрывая завершающие аккорды. И тут одна струна лопнула и щелкнула ему прямо по лбу. Он уморно заверещал, схватился за ушибленное место и тут же выбежал из комнаты. Зрители радостно зааплодировали, радуясь такому яркому стихийному концерту.
Рыба сидела и тупо таращилась, радуясь тому, что ей уделяют внимание. Она совсем не понимала, что над ней явно и открыто смеются. Киса смолк и глумливо раскланялся под веселые хлопки публики.
— А чем мы будем еще заниматься? — с тоской в глазах, скучающим голосом произнес Прист.
— А мы будем читать стихи! — неожиданно вклинился в разговор Холмогорцев. — Фета, например, или Цветаеву.
Хиппари брезгливо поморщились.
— Ну, а если вам эти поэты не нравятся, давайте, почитаем поэзию. Нашу. Маяковского, например.
— Че?! Какого Маяковского? Мы и сами его почитать можем. — глумливо усмехнулись Киса и Прист.
Киса с пафосом начал читать:
— Я достаю из широких штанин…
С этими словами он приложил левую руку к сгибу правой и покачал правой рукой в воздухе и продолжил:
— Дубликатом бесценного груза…
Тут все не удержались и покатились со смеху. Прист перебил Кису и стал наперебой рассказывать другое стихотворение:
— Слышите пиплы!
это про бабу,
которая села поссать на поляне:
Расселась, раскарячиласъ!!!
Пиздищу-то расставила
Метр- на метр, как в магазине продовольственном.
Если бы я имел хер
В два с половиной метра,
Я бы доставил и себе и ей большое удовольствие!
Все еще больше покатились со смеху. Светлана стыдливо захихикала. Киса не остался в долгу и весело продолжил:
— Слышите, а вот это про ту же бабу, но в исполнении Есенина:
Россия!
Как пахнет мочой!
Вот женщина мочится.
Хочется! Ах, как хочется
К голой жопе прижаться щекой!
Тут уже все не выдержали и покатились со смеху из последних сил. Холмогорцев и Иорданский схватились за животы, Херман хихикал педерастическим фальцетом, а Баседбаева стыдливо закрыла лицо руками, и ее тело затряслось в беззвучных конвульсиях смеха.
Минуты две или три вся честная компания не могла прийти в себя. Херман даже выбежал в туалет, но не успел и обоссал по дороге штаны. И ему пришлось возвращаться домой, чтобы надеть сухие. Когда приступ конвульсивного смеха прошел, все вдруг осеклись и стали задумываться. Сразу же включилась личностная оценка, и все стали пугливо оглядываться: «А что же скажут обо мне другие?» — было написано на лице у каждого. Хотя конечно всем им было похуй на другого, когда они хохотали над анекдотом. Но эти завнушенные идиоты механично оглядывались друг на друга, боясь оценки и осуждения. Но хиппари абсолютно не обращали никакого внимания на оценки дураков вокруг. Они весело прикалывались над собой и над окружающими. Киса строил рожицы, а Прист тянул его за нос. Киса кривил обиженную пачку, утрируя свои чувства и деланно наигранно скулил и гундосил:
— Ой, не надо меня обижать! Я — лучший представитель человечества! Я хороший. Любите меня, пожалуйста! Инвалида! А-а-а-а!
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 150; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!