Грубая дезориентация во времени

 

Грубая дезориентация во времени — распространенное явле­ние, широко обсуждающееся в психиатрической литературе. Каждый из нас переживал время от времени некоторую дезори­ентацию, а потому может вчувствоваться в отдельные аспекты тя­желой дезориентации. Во сне у человека обычно сохраняется не­которая связь со временем, тогда как «утрата времени» при общей анестезии оказывает более дезориентирующее воздействие. Сме­лые исследования Боринга в области ориентации во времени за­служивают особого упоминания (Boring, 1933). Он будил среди ночи фермеров в тихой сельской местности и спрашивал их, который час. После этого Боринг объяснял, что он исследователь, и интересовался, по каким признакам они определяли время. Од­ним из главных индикаторов времени для фермеров оказалась испытываемая ими сила растяжения стенок мочевого пузыря. Так ученый понял, что выражение «прийти в чувство», если это каса­ется чувства времени (временной ориентации), опирается на про­верку некоторых состояний, в которой оценка телесных давле­ний, нужд и потребностей играет заведомо важную роль.

Редко кому из нас случается в повседневной жизни испы­тать дезориентацию во времени — это подтверждает тот факт, что нам обычно удается заводить «внутренний будильник». Ве­чером мы решаем, когда нужно проснуться, и часто проделы­ваем это без помощи часов. Точно также иногда мы чувствуем себя моложе или старше, чем мы есть, но знаем, что это не бо­лее чем ощущение. Некоторые дезориентированные пациенты в отличие от нас вынуждены жить как актеры, никогда не зная, какую часть своей жизни придется задействовать в той роли, которую им сейчас предстоит сыграть. Они напоминают Бил­ли Пилигрима, главного героя романа Курта Воннегута «Бой­ня номер пять».

Послушайте:

Билли Пилигрим отключился от времени.

Билли лег спать пожилым вдовцом, а проснулся в день свадьбы. Он вошел в дверь в 1955 году, а вышел из другой двери в 1941-м. По­том вернулся через ту же дверь и очутился в 1964 году. Он гово­рит, что много раз видел и свое рождение, и свою смерть и то и дело попадал в разные другие события своей жизни между рож­дением. и смертью.

Так говорил Билли.

Его перебрасывает во времени рывками, и он не властен над тем, куда сейчас попадет, да и не всегда это приятно. Он посто­янно нервничает, как актер перед выступлением, потому что не знает, какую часть своей жизни ему сейчас придется сыграть[8].

 

Понятие «актер» здесь особенно уместно, поскольку некото­рые пациенты исполняют подобные роли довольно хорошо. Многие ведут себя так, будто гораздо менее спутаны, чем это есть на самом деле. Периодические моменты осознания спутан­ности приводят у них к выработке искусных защитных манев­ров. У таких пациентов имеется единственное преимущество перед психиатром — иногда они знают лучше него, когда проис­ходит «сбой». Однако я забегаю вперед и нарушаю ход повество­вания, которое тесно связано с гипотезой о том, что погружения в психоз и выходы из него происходят гораздо быстрее, чем обычно полагают. Мы ознакомились с психотической дезори­ентацией, посмотрим теперь, как устроена повседневная жизнь.

 

 

Время в межличностном взаимодействии

 

В ходе обычной беседы распределение времени между ре­чью, паузой, жестом частично определено производимой гово­рящим оценкой свойств собеседника и сложной системой вза­имных ожиданий. Чем лучше я знаю своего друга, тем точнее могу определить его настроение, заинтересованность в теме, способность следить за моим рассуждением и многие другие факторы, которые в совокупности обусловливают не только то, что я говорю, но также и ритм и изменения ритма, в котором я существую. Обратная связь — вербальная и невербальная — по­стоянно воздействует на ритм моей речи. Непредсказуемость в поведении собеседника оказывает дезориентирующий эффект (Kafka, 1957); и молчание аналитика, и непредсказуемое нару­шение этого молчания могут вносить легкую дезориентацию, в процессе которой происходит переструктурирование времени.

 

 

Реконструкция прошлого опыта в психоанализе

 

Психоаналитик наблюдает переструктурирование прошлого опыта в настоящем, и этот факт заслуживает быть в центре вни­мания. Аналитика интересует влияние такого переструктурирования на переживание времени и на временную перспективу и, наоборот, влияние изменений в переживании времени и во временной перспективе на характер этой реорганизации. Не­которые экспериментальные данные позволяют осветить дан­ную клиническую тему.

Так, Орнштейн (Omstein, R.E., 1969) показал, что новая ин­формация оказывает ретроактивное воздействие на суждение о длительности временного интервала в прошлом. Его исследо­вание можно схематично описать следующим образом: испы­туемые в одной экспериментальной группе заучивали серии случайных чисел, после чего их спрашивали, сколько времени они потратили на заучивание. Испытуемые в другой группе заучивали те же серии, но — до того, как спросить, сколько време­ни заняло заучивание, — им давали код, преобразующий этот, казалось, случайный ряд в упорядоченный набор чисел. Испы­туемые, которым давали код, и период заучивания которых в ре­альности был таким же, как в первой группе, оценили его как более короткий, чем те испытуемые, которым не давали ин­формации, позволяющей ретроспективно реорганизовать — перекодировать — свой опыт. Хорошо известно, что упорядо­ченные числа заучиваются быстрее, чем случайные. Испытуе­мые, получившие после заучивания код, преобразующий ка­завшуюся случайной серию чисел в упорядоченную, оценили период заучивания так, как если бы они знали упорядочиваю­щий код во время заучивания. Новая информация действитель­но оказывала ретроактивное влияние на оценку длительности промежутка времени в прошлом.

Мне в свое время довелось исследовать, как люди оценива­ют длительность нескольких временных интервалов, в течение которых их, снабдив разными инструкциями, оставляли в тем­ной комнате с непостоянным источником света (Kafka, 1957а). Эти интервалы перемежались периодами отдыха в совершенно темной комнате, продолжительность которых их тоже просили оценить ретроспективно. Ответы испытуемых записывали на магнитофон. Чаше всего испытуемый выбирал определенный интервал времени — например, «второй раз, когда я был в тем­ной комнате», — служивший образцом, с которым сравнива­лись другие интервалы, оценивавшиеся как, например, «вдвое короче», или «более длинные», или «короче на треть». Выбор исходного интервала, по-видимому, имел отношение к клини­чески выраженному настроению и аффекту, поскольку депрес­сивно окрашенный аффект соответствовал выбору в качестве точки отсчета интервала без света. Это экспериментальное от­крытие должно быть подтверждено прогностическим исследо­ванием. В любом случае, паттерны оценки времени наводят на мысль, что некоторые испытуемые, переоценивавшие длитель­ность интервала и использовавшие «темный» промежуток как образец для сравнения, делали большие «поправки», оценивая «светлые» интервалы. Что это значит? Человек пытается оце­нить интервалы правильно. Он выбирает «темный» интервал в качестве точки отсчета, очевидно, полагая, что этот интервал можно оценить более точно, чем остальные. «Темные» интерва­лы часто переоценивают, что и происходит с данным испытуе­мым. Делая большую поправку при оценке «светлых» интерва­лов, испытуемый поступает так, будто знает, что «темный» ин­тервал был переоценен, очевидно, используя при этом самона­блюдение, которое действует подсознательно, поскольку со­знательное решение выбрать «темный» интервал в качестве ис­ходного было основано на уверенности, что его можно оценить более точно. Попытка сгладить противоречивые и «разнозернистые» восприятия длительности можно изучать не только в экспериментальных условиях, но и в клинической работе (я использую понятие зернистости по аналогии с фотографичес­ким изображением, поскольку изменчивые параметры представления о «сейчас», возможно, отражают временное расстоя­ние между моментами самосознания).

Аспекты психоаналитической ситуации, связанные со вре­менем, включают следующее:

1.  Аналитический час пациента, протяженный промежуток времени (вне работы, привычной деятельности, обычного сти­ля поведения и общения) — это относительно обычное время аналитика, часть его рабочего дня.

2.  Аналитик лучше пациента понимает, что последователь­ность высказываний, действий и переживаний во времени об­разует смысл и значение, выходящие за пределы смысла этой последовательности как таковой.

3.  Аналитик лучше пациента понимает, что временной раз­рыв между высказываниями, действиями и переживаниями не исключает возможности смысловой связи между ними и может являться защитой от установления такой связи.

4.  Поэтому можно сказать, что аналитик одновременно су­жает и расширяет время.

5.  Последовательность событий может быть понята путем прояснений и интерпретаций как обладающая особым смыс­лом сама по себе. Последовательные «фразы» сна можно вос­принимать как грамматические конструкции: эпизод сна Б, следующий за эпизодом А, можно проинтерпретировать как: «если А, то Б».

6.  Аналитик, расширяющий и сужающий время, придающий выходящее за рамки обычного значение последовательности со­бытий и строго следящий за началом и концом сессий, произво­дит впечатление человека, живущего в другом временном изме­рении, — человека, обращающегося со временем довольно «сво­бодно». По этой причине пациент может думать, что аналитик обращается со временем крайне странным образом.

7.  Пациент, который обнаруживает, что некоторые способы такого сужения и расширения в восприятии времени осмысле­ны и приводят к инсайту при помощи идентификации, других механизмов, или при помощи когнитивных процессов, может научиться использовать их для понимания собственного пере­живания времени.

8. Таким образом, создается пространство для реорганиза­ции, или, на языке экспериментальной психологии, перекоди­ровки переживания времени.

Следующая краткая клиническая иллюстрация, несмотря на использование слова «кодировка», связана даже скорее с «ощу­щением времени», нежели с субъективным «образом време­ни» — по аналогии с различием между «телесными ощущения­ми Эго» Федерна (1952) и «образом тела» Шильдера (Schilder, Р. 1950). Восприимчивость аналитика к колебаниям в восприятии длительности времени пациентом может сильно продвинуть клиническую работу, благодаря наличию тесной связи между субъективным переживанием времени и аффективной жиз­нью.

Г-н Браун, представитель свободной профессии, проведший детство в семье приемных родителей, во время прохождения анализа жил попеременно то с любовницей, то с женой. На од­ной из сессий в период длительного проживания с женой паци­ент заговорил об ощущении продвижения в аналитической ра­боте, но при этом долго рассказывал о трудности «видеть себя» в течение своего последнего длительного проживания с любов­ницей, окончившегося за два года до того. Аналитик заметил, что в тот период пациент больше менялся от сессии к сессии, и г-н Браун постепенно начал говорить о своем ощущении, что отрезки жизни, проведенные с любовницей, имеют иную вре­менную фактуру, чем те, которые он проводит с женой и детьми. Несмотря на то, что г-н Браун был довольно изощрен в описа­нии людей, ситуаций и чувств, его внимание было по большей части сосредоточено на тщетной попытке заново пережить и ре­интегрировать свое «время вне», прерывистость жизненного опыта, на попытке «увидеть» себя не только в относительно ус­тойчивые промежутки времени, но и в скачкообразные периоды быстрой смены настроений. После интервенции аналитика он заговорил об окончании анализа, которое рано или поздно наступит, о радостных и ностальгических чувствах, которые_, как он предполагал, будут с этим связаны. Затем он заговорил о намере­нии спросить приемных родителей о его биологических родите­лях, которых, как он думал, они знали. Он припомнил подроб­ности жизни своих приемных родителей, раньше никогда им не упоминавшиеся, вслед за этим стали появляться фантазии о его биологических родителях. Он сказал, что, возможно, есть некая связь между характерными чертами его любовницы и вообража­емыми им свойствами его биологических родителей. На следую­щей сессии, говоря о страхах, связанных с тем, что он может уз­нать о своем происхождении и с его реакцией на эти открытия — в контексте разговора о планах, желаниях и опасениях относи­тельно будущего, — он пересказал сон: вот он стоит в угловой комнате, откуда открывается вид сразу в двух направлениях.

По-разному связывая события и чувства — и в каком-то смыс­ле привнося новое знание в эпизоды, заново переживаемые в пси­хоанализе, — можно реорганизовать и по-новому понять пережи­вание времени. Эксперименты, изучающие воздействие новой информации на переживание длительности отрезка времени, ве­роятно, имеют что-то общее с этим аспектом клинической рабо­ты. Метафорически этот процесс я представляю как стержень, опущенный в сосуд, наполненный несколькими видами жидкос­тей с разным индексом преломления, в каждом слое у него свой угол наклона; психоаналитическое переструктурирование функ­ционирует как смешение этих слоев. Таким образом, лечение мо­жет укрепить ощущение непрерывности времени у пациента и способствовать расширению у него временной перспективы.

 

 

Временная перспектива

 

Некогда я писал о проблеме временной перспективы при клиническом использовании автобиографических проекций в будущее, или «автобиографий будущего» (Kafka & Bolgar, 1949). Мы модифицировали технику, применявшуюся Израэли (Israeli, N.,1936), чтобы воспользоваться ею в качестве проек­тивной методики в работе с ветеранами — психиатрическими пациентами, которые при обследовании подверглись такому массивному тестированию, что использование традиционных диагностических процедур стало неплодотворным. Когда по­требовалось оценить клинический статус таких искушенных и изнуренных обследованиями пациентов, мы решили изучить их проекции относительно будущего, используя следующую инструкцию: «Представьте один из дней вашей жизни через пять лет. Опишите, что вы делаете, и что происходит вокруг».

После того, как задание было выполнено, мы просили па­циентов снова представить себя через пять лет и перечислить важные события своей жизни в обратном порядке, из будуще­го в прошлое. С помощью этого второго шага мы хотели выяс­нить, существует ли при таком проективном ретроспективном взгляде некая непрерывность между воображаемым будущим и реальным прошлым. Возвращаясь к моей метафоре, можно сказать, что стержень проходит через слои будущего, настоя­щего и прошлого.

Если слои жидкости имеют разную плотность и не переме­шаны, стержень будет преломляться под разными углами, в то время как при определенном смешении слоев стержень будет выглядеть прямым. Если аффективные составляющие по-раз­ному изменяют тестирование реальности в проекции будущего, в текущем опыте и в памяти о прошлом, эти разные «плотнос­ти» будут выявлены. Таким образом, второй шаг эксперимента дополнял информацию, полученную на первом этапе.

В исследовании автобиографии будущего (FA)[9] , проводи­мом лицом к лицу, пациент получал две инструкции и был вы­нужден отвечать быстро. В этих условиях стало ясно, что внача­ле наибольшее значение имеют желания и/или страхи. Переход к оценке того, что являлось бы реально достижимым или веро­ятным, оказался для некоторых пациентов невозможен вообще, для других более или менее труден; трудности могли отно­ситься к разным сферам жизни - например, к работе, браку, родительству. Для удобства использовались три критерия оценки:

1.  Насколько структурировано будущее?

2.  Насколько учитываются факторы реальности?

3.  Каковы особенности содержания и значимые акценты и/или пробелы в FA?

Трудности, с которыми сталкивался испытуемый при вы­полнении задания, позволяли прояснить пункт 1. Степень трудности, отражалась в продуктивности пациента, разнообра­зии содержания, комментариях относительно задания, колеба­ниях, смущении, перспирации, и иногда в расхождениях меж­ду содержанием двух форм FA.

Иногда испытуемый оказывался вообще не в состоянии по­нять идею будущего. Один тяжелый депрессивный пациент не­сколько раз неправильно понимал инструкцию и начинал пи­сать о событиях, происходивших за пять лет до того. В целом наше исследование подтвердило часто встречающееся наблю­дение, что обращение к будущему — особо трудная задача для депрессивных испытуемых. Мы также отметили определенное сужение временного поля, как будущего, так и прошлого, у не­которых пациентов с недавним травматическим опытом.

Информация по второму пункту, учет факторов реальности, поступала в основном из оценки FA клиницистом в свете всей остальной информации о пациенте. Например, когда взрослый пациент, ограниченно образованный и с довольно скромными интеллектуальными способностями, увидел себя через пять лет студентом нейрохирургом, мы сочли правомерным говорить о некотором игнорировании факторов реальности.

Подход к анализу содержания — пункт 3 — не особенно отли­чался от метода, используемого при анализе другого проектив­ного материала. Особо заслуживало внимания относительное количество деталей при описании разных сторон будущей жиз­ни испытуемого. Одна молодая одинокая женщина, к примеру, подробно описала сына, который у нее родится в будущем, — вплоть до его повеления, имени, лица, голоса и цвета волос. При этом единственным упоминанием о муже было следую­щее: «Мой муж уже в ванной, а я готовлю завтрак, слушая, как мой сын рассуждает о своих утренних открытиях, и проверяя, оделся ли он, чтобы идти в детский сад».

В некоторых FA все действующие лица условны, но есть и такие, в которых много подробностей и реальных людей. Интересно отметить способы, с помощью которых испытуе­мые избегают столкновения с этими реальными людьми и свя­занными с ними проблемами. Смещение акцента, возможно, является самым тонким и мягким приемом. Как будто нест­руктурированные, спутанные области, пробелы и неидентифицированные лица обнаружились в хорошо структурирован­ной картине будущего этого человека. Мюррей (Murray, Н.А.1938) прекрасно сформулировал отношение между «ус­тойчивой целью» и разрешенным конфликтом. Чем менее раз­решенными являются конфликты, тем меньше синтеза и креативной интеграции можно ожидать в автобиографии будуще­го. В любой такой процедуре наименее интегрированные обла­сти, или «темы», как называл их Мюррей, — то есть те, в кото­рых устойчивые цели почти отсутствуют, — с высокой долей вероятности связаны с неразрешенными конфликтами. В на­шей работе с FA на неразрешенные конфликты указывали тре­вога и уклончивость, но также и завышено оптимистические ожидания, — особенно когда оптимизм испытуемого представ­лялся необоснованным. Если пациент рассказывал в FA о том, как хорошо у него все будет складываться (через пять лет) в оп­ределенной сфере жизни (например, в работе), не описывая при этом никаких подробностей деятельности и продвижения в этой сфере, мы неизменно обнаруживали, что сейчас он ис­пытывает именно в ней серьезные затруднения.

Депрессивный пациент, не понимавший инструкции, о ко­торой говорилось выше, написал следующее: «Я чувствую, что все хорошо, и я добился чего-то в жизни. Мне нравится мое но­вое положение». Но он не смог объяснить, в чем будет состоять это новое положение, и пояснил только: «Я буду ходить не в ра­бочей одежде, а в обычной, и не буду таким усталым». Позже он спонтанно прибавил: «Я боюсь, что не смогу себя содержать. Через пять лет мне будет в десять раз хуже, чем теперь».

В целом наши наблюдения позволили сформулировать сле­дующие гипотезы:

1.  Первая реакция на предложение написать автобиографию будущего неизменно аффективно окрашена (надеждой или страхом);

2.  Скорость, с которой осуществляется переход к разумному реалистичному описанию будущего, зависит от трех факторов: а) относительного отсутствия значимых неразрешенных кон­фликтов. Ь) уровня эффективного функционирования задейст­вованных защит и с) интеллекта испытуемого.

К концу нашего исследования мы стали сравнивать авто­биографии будущего жен и мужей. Несмотря на то, что мы за­нимались этим не систематически, сразу стало очевидно, что наша техника может выявить конфликтные области и области конгруэнтности ожиданий. Такой метод выявляет также раз­личия и сходство функций тестирования реальности обоих су­пругов. Хотя этот взгляд на супружескую пару касался только будущей перспективы, он позволил осветить многие другие вопросы, связанные со временем, которые исключительно важны и в психотерапевтической, и в психоаналитической об­ласти. Среди этих вопросов — влияние развития переноса на временные аспекты межличностного взаимодействия, на дез­ориентацию во времени и на странность восприятия, когда аналитическая сессия кажется бесконечной аналитику и ко­роткой — пациенту, или наоборот. Когда анализ подходит к концу, не только пациенту становится доступен собственный спектр возможной временной «зернистости», но аналитик и пациент совместно вырабатывают тонкое взаимное понима­ние этой «зернистости», временной перспективы, в которую она помещена, и того, как временная перспектива заново пе­реживается «под увеличительным стеклом» аналитического часа. Яффе (Jaffe. D.S.. 1971) сообщал, что одна его пациентка восприняла реконструкцию, нашедшую отражение в серии интерпретаций аналитика, как указание на то, что аналитик думает об окончании анализа, к которому пациентка, по ее словам, еще не была вполне готова.

Индивидуальная «зернистость» времени, характер и тексту­ра доступных человеку звеньев временной сетки преобразуют, с определенной точки зрения, поток его опыта в константные объекты. Поэтому насколько аналитик чувствителен к много­численным видам зернистости, которые свойственны пережи­ванию времени, настолько он восприимчив к множественной реальности пациента (Kafka, 1964). Анализанд знакомится с возможностью разделять с другим человеком ритм организа­ции опыта, и это способствует исследованию анализандом и развитию им своих индивидуальных вариаций общепринятых ритмов и реальностей. Вероятно, здесь также достигается некоторая согласованность между будущими перспективами аналитика и пациента, по крайней мере, в том, что касается бу­дущих возможностей анализанда.

Таким образом, изучая переживание времени, клиницист и экспериментатор обнаруживают, что могут применять к сферам своей деятельности открытия друг друга. Я подроб­нее остановлюсь на концепции временной «зернистости» ре­альности после того, как рассмотрю другие теоретические, экспериментальные и клинические аспекты общей концеп­ции множественной реальности.

 

 

Глава вторая

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 309; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!