ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВЕЛИКИЙ РАЗРУШИТЕЛЬ 7 страница
– Вам ничего не напоминает это зрелище, Осима? – спросил я, усмехаясь.
– Конечно, адмирал! – откликнулся Осима. – Точно так же нас сносило и на Угрожающую. Только сверхсветовые скорости там были поменьше.
– Скоро не будет ни одной звезды, – задумчиво проговорил Ромеро. – Интересный мир! Вам не снилось чего-либо похожего, дорогой друг? Звезды продолжали тускнеть, одна за другой и все сразу, а после них стали исчезать звездолеты. Снаружи бушевала удивительнейшая из бурь (еще недавно мы и вообразить не могли, что она возможна) – буря неевклидовости. Стройную полусферу задних зеленых огней размыло, звездолет катился на звездолет, их сметало в кучу, выносило за пределы экрана, словно горстку сухих листьев. Они уже не подталкивали безжизненное тело «Волопаса», их самих можно вышвыривало наружу по кривым неевклидовым дорогам. В эти последние перед исчезновением минуты сияние задних звездолетов усилилось так, будто их охватило внутренним огнем. Вероятно, все их энергетические ресурсы работали на сопротивление утаскивающей в невидимость силе, а лихорадочное свечение было лишь попутным проявлением этой борьбы. Не успели мы присмотреться к схватке, разыгравшейся на задней полусфере, как последний зеленый огонек укатился за ее край и экран валила густая чернота – позади нас не было больше ни пространства, ни тел в пространстве. На передней полусфере продолжали сверкать огни вражеской эскадры. Пространство захлопывалось вокруг Оранжевой, а эти восемь огоньков светили столь же пронзительно, расстояние между ними не менялось. Если нас засасывала Оранжевая, то их она засасывала вместе с нами.
|
|
|
– Адмирала Эли в командирский зал! – разнесся по звездолету резкий голос Орлана. – Немедленно в командирский зал! Я колебался, Ромеро подтолкнул меня:
– Идите, хуже не будет. Видимо, происшествие такое чрезвычайное, что понадобилась ваша помощь. И если вы откажетесь, вас доставят силой. Командирский зал был освещен, силовые транспортеры не действовали – пришлось открывать двери руками и входить, а не влетать внутрь. Возле кресел стоял Орлан со своими охранниками. Орлан так высоко вытянул шею, что она, не сдержав тяжелой головы, перегнулась, как змеиная. Я ответил сдержанным поклоном.
– Надо запустить ходовые механизмы звездолета, адмирал! – распорядился Орлан, прихлопывая голову к плечам. – Речь идет о жизни твоей и твоих друзей.
– И, вероятно, о ваших жизнях тоже, – добавил я насмешливо. – Я уже докладывал тебе: управляющая машина вышла из строя.
– Нужно срочно ее наладить.
– Я не разбираюсь в таких сложных агрегатах.
– Кто из экипажа разбирается?
|
|
|
– Никто. Управляющие машины ремонтируют только на наших базах. Орлан засветился всем лицом. Красный цвет у разрушителей, как и у людей, признак гнева. Гневаются они не больше нашего, но освещаются сильнее.
– Адмирал Эли, у вас, несомненно, имеются приспособления для ручного управления.
– Да, – сказал я. – Для посадки, для движения в эйнштейновом пространстве, но не для сверхсветовых рекордов, которые сейчас требуются. Может, скажешь, что произошло? Это облегчит решение – помочь или не помочь вам? У Орлана стал сосредоточенный вид, словно он прислушивался к чему-то. И у них, похоже, молчаливые передачи, подумал я.
– Я скажу, – заговорил он. – Механизмы метрики на звезде, мимо которой мы пролетали, разладились. Курс нарушен, корабли разбрасывает. Нас закрывает в пространственной улитке, а другие звездолеты выносит за ее пределы. Я показал на пылающую Оранжевую:
– Не та ли звездочка является центром пространственной улитки?
– Она или не она – будет плохо, если не вырвемся.
– Я бы хотел разъяснений подробней. Он несколько секунд колебался.
– Великий запретил выпускать «Волопас» из поля зрения. В момент, когда мы начнем исчезать, звездолеты нас атакуют. Если хоть один ударит из гравитационных орудий, «Волопасу» придет конец. Нужно удержаться около кораблей или защититься от их нападения. Оживи механизмы корабля, адмирал! Свирепое злорадство палило меня. У меня тряслись руки, дрожал голос.
|
|
|
– Вот как – оживить механизмы, Орлан? Купить свою жизнь ценой передачи вам важнейших секретов? Не слишком ли дорогая цена? Слушай и запоминай: мы погибнем, люди и их друзья, но и вы все погибнете…
– Поздно! – страшно крикнул Орлан. – Нас обстреливают! Оранжевая зловеще лила красноватый свет на погасшем небе, а кроме нее было еще три зеленых точки, три закатывающихся в иной мир звездолета. Я уже знал, что такое гравитационный обстрел, и невольно зажмурил глаза, когда три исчезающих точки в последний раз вспыхнули. Я вспомнил, как закричал в сражении возле Угрожающей, и до боли прикусил губу. Кругом были враги, ни один, даже перед собственной смертью, не услышит моего предсмертного вопля. «Слышишь, ты! – с бешенством подумал я,
– ты не проронишь ни звука! Ни звука ты не проронишь!»
– Нет! – выкрикнул задыхающийся Орлан. – Нет! Я раскрыл глаза. На черном небе сияла одна Оранжевая. Звездолеты вынесло из нашего пространства, ухнули в иной мир и выпущенные ими разрушительные волны. Я не знал, что нас ждет дальше, но растерянность Орлана была очевидна. Мне захотелось поиздеваться над ним.
|
|
|
– Обошлось без раскрытия человеческих секретов, зловред! Не кажется ли тебе, что на нашей стороне сражаются силы, помогущественней ваших кораблей? Моя насмешка привела его в себя. Он надменно втянул голову в плечи.
– На вашей стороне, человек? – Он ткнул рукой в Оранжевую. – Если бы ты знал, куда нас несет, ты предпочел бы гибель под гравитационным обстрелом. В Империи Великого разрушителя нет места грозней, чем Третья планета.
– Третья планета? – вскричал я. У меня заметалось сердце. – Третья планета, Орлан? Он отвернулся. Невидимые гибкие руки схватили меня за плечи, повернули, подтолкнули к выходу. Взбешенный, я попытался вырваться. Но сейчас у меня не было индивидуального поля, которым я некогда сразил напавшего невидимку. В коридоре я погрозил кулаком Орлану, схоронившемуся в командирском зале.
– Третья планета! – повторил я, ликуя и тревожась. – Третья планета.
4
На полусферах экрана золотело небо. Я сказал «небо» и почувствовал, до чего это слово мало соответствовало тому, что разворачивалось перед нами. Небо – нечто над головой, пространство со звездами, планетами, спутниками. Здесь небо было над головой и под ногами, оно казалось пологом, светло-золотым, пустым – одна исполинская Оранжевая и кружащаяся вокруг Оранжевой одинокая планета.
– Время поднимать восстание, – заявил Камагин, когда стало ясно, что «Волопас» идет к планете.
– Никаких восстаний! – возразил Осима. – Без древней романтики, Эдуард. Камагин носился с мыслью о захвате корабля с момента, как исчезли вражеские крейсера. Он доказывал – мысленно, конечно, – что конвой перебить легко, а на планете мы, вне сомнения, найдем защитников и друзей. Все в этом отчаянно смелом плане мне не нравилось. Я не был уверен, что мы, практически безоружные, одолеем охрану, последнее столкновение с невидимкой показывало, что врагов больше, чем представляется глазу. И я не знал, что делать с бездействующим кораблем: он был теперь не больше, чем крохотным небесным телом, плетущимся в пространстве по воле неведомых сил. И мы понятия не имели, что нас ждет на Третьей планете: предупреждение Орлана прозвучало для нас очень грозно.
– Но разве вы не услышали во сне, что на Третьей планете какие-то неполадки? – спорил Камагин. – И разве до сих пор эти неполадки не шли нам на пользу? Разве механизмы планеты не погасили гравитационный залп по «Волопасу»?
– Я узнал во сне также и то, что новый Надсмотрщик быстро навел на планете желанный порядок, – возразил я. – Пока я командую, Эдуард, восстаний ради восстаний не будет. Выражаясь термином вашего времени, мы играем слишком крупную игру, чтоб азартно рисковать. Перед посадкой звездолета на планету состоялся новый разговор с Орланом. Он появился в парке, где я прогуливался с Астром.
– Адмирал Эли, – обратился ко мне Орлан, – корабль причаливает на неудачном месте. Тяготение на планете зависит от широты, мы высаживаемся в зоне большой гравитации. Нужно поскорее переместиться к Станции Мировой Метрики, там легче. На планете нет средств передвижения, ее запрещают посещать. Со Станцией нам не удалось связаться. Ты должен позаботиться, чтоб пленники двигались с максимальной быстротой.
– Как атмосфера и температура на планете? Нужно ли облачаться в скафандры? Как с водой и пищей?
– Скафандры оставите на корабле. Атмосфера и температура – приемлемые. Воду и пищу погрузите на свои авиетки. Есть еще вопросы?
– Да. Что это за планета? Почему мы высаживаемся на ней? Что нас ждет?
– На эти вопросы я не отвечу, – сказал он холодно. Лицо его светилось неприятным синеватым блеском. – Все?
– Последний вопрос. Ты так сейчас говорил, Орлан, словно искренне заботишься о нашем благополучии. Вместе с тем ты – враг, жаждущий нашего уничтожения. Как совместить это противоречие?
– Противоречия нет. Мне не дали приказа жаждать вашего уничтожения. Я обязан доставить вас на Марганцевую планету. Если что-нибудь помешает этому, я должен вас всех уничтожить, но на волю не выпускать. Так, по крайней мере – ясно. Я с тяжелым чувством смотрел, как Орлан уносился широкими скачками. Вокруг нас плелась невидимая паутина, мы, как мухи, бились в ее тенетах. Астр сказал сердито:
– Ты разговариваешь с этой образиной, как с человеком. Я бы плюнул на него, а не улыбался ему, как ты. Я обнял малыша. Он рос вдали от своего естественного окружения и многие понятия, усваиваемые другими с детства, должен был завоевывать, а не принимать разжеванными.
– Знаешь, в чем главная сила людей? В технической мощи? В уровне материального благополучия? Нет, сынок, этим не покорить других. Завоевательная сила людей в том, что они даже к нечеловекам относятся по-человечески. В нем шла борьба. Он хотел мне верить, но его маленький личный опыт вступал в противоречие с огромным опытом человечества, втиснутым в краткую формулу: «По-человечески».
– Ты сказал, отец, – покорить других, завоевательная сила… Разве люди – завоеватели и покорители? Такие слова я слышал лишь о зловредах и помню, как ты возмущался ими в споре с Великим разрушителем. Я засмеялся.
– Люди и покорители, и завоеватели, но в ином смысле, чем наши противники. Мы покоряем души, завоевываем сердца – такова историческая миссия человечества во Вселенной.
5
Это была металлическая планета, голая металлическая пустыня, нигде не камуфлированная псевдорастениями и псевдореками, как на Никелевой. И в ее атмосфере не плавали псевдотучи, на ее блестящую поверхность – где сплав золота со свинцом, где просто чистое золото и просто чистый свинец – никогда не проливалась не то что вода, но даже и жидкие растворы солей. А над нестерпимо сверкающей золотом и свинцом равниной раскидывалось нестерпимо сияющее золотое небо, и в небе пылала красно-золотая звезда, раз в пять меньше – по видимому диаметру – нашего Солнца, столь же яркая, совсем не по-солнечному жестокая. Я упал, спускаясь по трапу. Сила, много превышающая мое сопротивление, потащила меня, как крюком. На меня свалился Петри, на Петри – Осима. Я пытался приподняться на руках и не сумел. Петри помог мне встать. К нам, помогая себе тростью, подобрался Ромеро. Он всегда был бледнее любого из нас, но сейчас природная бледность превратилась в синеву.
– Тройная перегрузка, если не в четыре раза, – прохрипел он, силясь улыбнуться, даже это было здесь трудно. – Боюсь, друг мой, предстоят непосильные испытания. Легче других было Камагину. В его времена космонавтов тренировали при больших перегрузках, они не были избалованы гравитаторами, везде создававшими привычные человеку условия. Камагин тоже побледнел, по дышал свободней; думаю, у него не так шумело в ушах и не с таким усилием билось сердце. Но и он сказал сумрачно:
– Мир, Эли, – повеситься!.. Ангелов и крылатое хозяйство Лусина выгрузили раньше людей – и всем было тяжело. Драконы превратились в ящеров и довольно проворно ползали, помогая себе крыльями, как веслами на воде. Даже могучий Громовержец примирился с судьбой пресмыкающегося, а не летающего. Пегасы отчаянно боролись с силой притяжения, некоторые взлетали, но тут же падали. Ангелам, более легким, удавалось подняться выше, но полет требовал таких усилий, что они вскоре свалились, совершенно измученные. Труб с громом пронесся над нами, но после минут пять вытирал пот с лица и говорил, словно ворочал гири языком. Меня терзали шумы – визг пегасов, раздраженные крики ангелов, шум крови в ушах, тяжкий стук сердца. Я увидел вдали Орлана и попросил Петри помочь добраться до него. Выгрузка продолжалась, и я со страхам думал о Мэри и Астре. Орлан вытянул голову не так высоко, как раньше, и опустил ниже обычного. Ему тоже было не легко.
– Нельзя ли оставить самых слабых? – попросил я. – На корабле действуют гравитаторы…
– Все выгружаются! – отрезал он. Я попробовал спорить, но он отошел. И порхание его лишилось обычной живости и бесстрастное синеватое лицо стало еще синее. Я возвратился к товарищам. В это время на трапе показался Астр с рюкзаком на спине, за ним шла Мэри. Петри криком предупредил малыша, чтоб он не бежал, но Астр слишком поздно услышал крик. Он камнем полетел на грунт, и если бы Петри не ухватил его в последнюю минуту, Астр расшибся бы насмерть. Мы с Мэри подоспели к нему одновременно, Астр задыхался, из носа шла кровь, лицо было белее, чем у Ромеро. Я поспешно снял с Астра рюкзак. В нем, как я узнал потом, были склянки с жизнетворными бактериями, питающимися золотом и свинцом.
– Мужайся, сынок! – сказал я. – Бери пример с Эдуарда. Здесь страшная тяжесть, а храбрый воин, наш космонавт, прогуливается, как в корабельном парке.
– Я постараюсь, отец. – Голос Астра не слушался, из глаз не исчезал испуг, но жаловаться он не стал. – Что сумеет Эдуард, то и я. Петри, поддерживая Астра за плечи, увел его от трапа. Астр почти догнал в росте маленького космонавта, почти не уступал ему в мужестве, но силы их были не равны, сам он этого не понимал, но я знал.
– Какой ужас, Эли! – прошептала Мэри. У нее побелели глаза, не одни белки, но и радужная оболочка. Я и не подозревал раньше, что черные глаза могут белеть.
– Успокойся! – сказал я. – Труднее всего первые минуты, а их Астр вынес. Понемногу привыкнем к тяжести. Но если бы не Петри, ваше стремление сеять всюду жизнь могло бы стоить жизни нашему Астру.
– Я боюсь за тебя. После такой голодовки!..
– У меня было время забыть о голодовке. Когда сошел последний человек, корабельные автоматы стали выгружать авиетки и припасы и какие-то длинные ящики с имуществом разрушителей. Петри погрузил в авиетку и рюкзак. Ни одна из авиеток не сумела взлететь. Форсируя мощности гравитаторов, они лишь ползли неповоротливей драконов и брали меньше половины обычного груза. Ящики разрушителей передвигались сами – низко летели над грунтом на гравитационной подушке, как на катках.
– Наденьте защитные очки, друзья! – посоветовал Петри. В защитных очках не так слепило от скал планеты и свирепой звезды, накалявшей ее. И нестерпимый золотой блеск неба смягчался, хотя и не становился приятным. Больше всего меня угнетало небо – яростно золотое, однотонное, непроницаемо сияющее. Ко мне подошел Осима:
– Какие будут приказы, адмирал?
– Приказы отдает Орлан, разве вы не знаете, Осима? – сказал я с горечью. – Какой я адмирал! Не хочу больше слушать этого обращения! Не хочу! Мэри сжала мой локоть:
– Возьми себя в руки, Эли! Ответ Ромеро на мой выкрик прозвучал суровей:
– Не ожидал такого малодушия, дорогой друг. Мы свободно выбрали вас в руководители – и вы останетесь руководителем, куда нас ни бросит судьба. Итак, какие будут приказы, адмирал? Какие призывы? У меня путались мысли, тяжело шумело в ушах. Проклятая планета была слишком массивна. И хоть я уже не падал, ноги и руки были тяжелы для меня, голова камнем давила на плечи. Я всегда радовался своему телу, оно было – я, здесь оно превратилось в нечто внешнее, стало мне непомерно. От меня ожидали приказа быть бодрыми, я не мог отдать такого приказа: во мне самом не было бодрости. Я обвел глазами товарищей. Камагин один не смотрел в мою сторону, остальные подбадривали меня взглядами. Камагин, несомненно, и сейчас был убежден, что все пошло бы по-иному, если бы мы подняли бунт и перебили охрану. Труб с шумом залетел опять и опустился возле меня.
– Трудновато, – оказал он. – Ничего, не погибнем. Неподалеку Лусин помогал идти пошатывающемуся Андре. Астр пошел к ним, с трудом отрывая ноги от грунта, он тоже пошатывался, но уже не падал.
– Хорошо, я обяжу вас приказом и обращусь к вам с призывом – и все в одном предложении, – сказал я. – Предложение такое: пусть каждый выполнит и вынесет то, что выполню и вынесу я сам. К нам неуклюже подпорхнул Орлан с телохранителями:
– Кто пойдет первым в колонне?
– Я пойду первым, – сказал я. Мы двинулись в непонятную дорогу – цепочка головоглазов, окружившая кольцом колонну. Орлан с телохранителями внутри цепочки, за ними я, за мной Мэри с Ромеро, Осима, Петри и Камагин, а дальше другие пленники. Крылатые ящеры и авиетки с грузами завершали шествие. Орлан временами оборачивался, нетерпеливый крик: «Скорей! Скорей!» подхлестывал нас, как плетью. С тех пор прошло много лет, давно нет Орлана, скоро и меня не будет, но крик этот «Скорей!» доносится ко мне не стертым голосом воспоминания, он возникает живой, властный, грубый, и я опять, как в те дни бесконечного пути к Станции, испытываю ярость и отчаяние. Тысячи новых событий и чувств нарождаются ежесекундно – старые вечно живут.
– Скорей! – кричал Орлан, увеличивая размах прыжков. Я старался не глядеть на угнетающий блеск пустыни со свинцовыми скалами, вспучившимися на золотой подстилке. Вначале я поднимал вверх лицо, чтоб ориентироваться по Оранжевой, медленно катившейся по золотому небу, но небо было еще томительней, чем планета. Я шел, ощущая, что и стоять здесь тяжко, а двигаться десятикратно тяжелее, стокилограммовые тумбы ног почти не сгибались. Петри открыл, что надо не ходить, а скользить, и вскоре все мы двигались, словно на лыжах. Но и скользя по гладкому металлу, мы не могли угнаться за неутомимо ползущими головоглазами – на них одних не действовала плохо тяжесть – и за неуклюже скачущим Орланом.
– Скорей! – кричал он все яростней, и каждый выкрик сопровождался гравитационными оплеухами охраны. Нас подгоняли бесцеремонно, свирепо. А когда мы огрызались, понукания усиливались. За моей спиной постепенно погасали звуки – стоны и ругательства людей, шелест крыльев ангелов, охи драконов и злой визг пегасов. Огромное, ожесточенное, ненавидящее молчание простиралось позади – мы презирали врагов молчанием, молчанием восставали против них. И как это ни странно, с течением времени идти становилось не труднее, а легче, мы втягивались в движение… Зато когда Орлан скомандовал первый привал, все повалились, где шли. Всех моих сил хватило лишь на то, чтоб приплестись к месту, где села Мэри. Она хрипло дышала, глаза ее запали. Она прошептала:
– Ничего, Эли, я держусь. Но Астру плохо. Астр приблизился вместе с Трубом. Могучий ангел в дороге пытался нести Астра, но тот не разрешил Трубу даже поддерживать себя.
– Я вынесу все, что вынесешь ты, – прошептал Астр на мои упреки и бессильно опустился рядом с Мэри. Он был так измучен, что говорил, не открывая глаз. Губы его почернели, щеки ввалились. Астр переоценивал свои силы. Я строго сказал:
– Ты не только мой сын, но и член экипажа «Волопаса». Ты обязан подчиняться моим приказам.
– Я подчиняюсь, – прошептал он и с трудом приподнял веки. У него были мутные глаза.
– На следующем переходе примешь помощь Труба. Все остальное время отдыха мы пролежали без движения и без разговоров, даже мыслями не обменивались. В середине второго перехода закатилась Оранжевая. Впоследствии мы наблюдали ее уход часто, и он перестал волновать, но в тот раз мрачная пышность заката нас потрясла. Когда светило коснулось горизонта, в однотонно золотом небе вдруг забушевали краски. По небу, как цвета побежалости по раскаленному металлу, пронеслись все мыслимые тона. Небо из золотого стало слепяще оранжевым – звезда сама пропала на созданном ею фоне, – затем красным, темно-красным, зеленым и голубым, а под конец все поглотила сумрачная фиолетовость. И на единой звезды не загорелось на менявшем краски, постепенно гаснувшем небе! Оно становилось черным, только черным, ни малейшая искорка не нарушила зловещей черноты. И это было так удивительно и страшно, что, несмотря на истерзанность, мы возбужденно обменивались мыслями и словами.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!