Разговор 3-и о том же: Знай себя 12 страница

Друг. Слушай, брат. Хотя бы они под самый наш нос дышали, нельзя нам вкуса чувствовать.

Лука. Для чего? Разве у нас головы и ноздрей нет?

Друг. Головы и ноздрей? Знай, что мы целого чело­века лишены и должны сказать: «Господи, человека не имеем...»

Лука. Разве же не имеем и не видим у нас людей?

Друг. Что же пользы: иметь и не разуметь? Вку­шать и вкуса не слышать?.. А если хочешь знать, то знай, что так видим людей, как если бы кто показывал тебе одну человеческую ногу или пяту, закрыв прочее тело и голову; без оной же никак узнать человека невозможно. Ты и сам себя видишь, но не разумеешь и не понимаешь сам себя. А не разуметь себя самого, слово в слово, одно

126

и то же, как и потерять себя самого. Если в твоем доме сокровище зарыто, а ты про то не знаешь, слово в слово, как бы его не бывало. Итак, познать себя самого, и сыскать себя самого, и найти человека—все сие одно значит. Но ты себя не знаешь и человека не имеешь, в котором находятся очи и ноздри, слух и прочие чувства; как же можешь твоего друга разуметь и узнать: «Если не узнаешь сам себя, о добрая в женах, изойди в пятах паств и паси козлища твои у шалашей пастушеских».

Лука. Как же? Ведь вижу руки, ноги и все мое тело.

Друг. Ничего не видишь и вовсе не знаешь о себе.

Лука. Жесток твой сей замысел и очень шиповат. Не можно мне его никак проглотить.

Друг. Я ведь тебе говорил, что не можешь вкуса слышать.

Лука. Так что же вижу в себе? Скажи, пожалуйста. Друг. Видишь в себе то, что ничто, и ничего не видишь.

Лука. Замучил ты меня. Как же не вижу в себе ничего?

Друг. Видишь в себе одну землю. Но сим самым ничего не видишь, потому что земля и ничто — одно и то же. Иное видеть тень дуба, а иное — самое дерево точ­ное. Видишь тень свою, просто сказать, пустошь свою и ничто. А самого себя отродясь не видывал.

Лука. Боже мой! Откуда такие странные мысли?.. Ты наговоришь, что у меня ни ушей, ни очей нет.

Друг. И да, я уже давно сказал, что тебя всего пет.

Лука. Как же? Разве очи мои не очи и уши не уши?

Друг. Спрошу ж и я тебя. Скажи: пята твоя и тело твое — все ли то одно?

Лука. Пята моя есть последняя часть в теле, а го­лова — начало.

Друг. Так я ж тебе твоим же ответом отвечаю, что сие твое око есть пята или хвост в твоем оке.

Лука. А самое ж точное око, главное и начальное око, где?

Друг. Я ведь говорил, что хвост только свой видишь, а головы не знаешь. Так можно ли узнать человека из одной его пяты? А как ока твоего не видишь, кроме по­следней его части, так ни уха, ни твоего языка, ни рук, пи ног твоих никогда ты не видал, пи всех твоих прочих частей, целого твоего тела, кроме последней его части,

127

называемой пята, хвост или тень... Так можешь ли ска­зать, что ты себя узнал? Ты сам себя потерял. Нет у тебя ни ушей, ни ноздрей, ни очей, ни всего тебя, кроме одной твоей тени.

Лука. Для чего ж меня тенью называешь?

Друг. Для того, что ты существа твоего потерял исту, а во всем твоем теле наблюдаешь пяту или хвост, минуя твою точность, и потерял главность.

Лука. Да почему же мои члены хвостом зовешь?

Друг. Потому что хвост есть последняя часть, она последует голове, а сама собою ничего не начинает.

Лука. Мучишь меня, друг любезный. Может быть, оно и так, как сказуешь. Но ты, уничтожив мои мнения, своих мыслей не даешь.

Друг. Послушай, душа моя! Я и сам признаюсь, что точно не знаю. А если тебе понравятся мои мысли, так поговорим откровеннее. Ты ведь без сомнения знаешь, что называемое нами око, ухо, язык, руки, ноги и все наше внешнее тело само собою ничего не действует и ни в чем. Но все оно порабощенно мыслям нашим. Мысль, владычица его, находится в непрерывном волнении день и ночь. Она то рассуждает, советует, определение делает, понуждает. А крайняя наша плоть, как обузданный скот или хвост, поневоле ей последует. Так вот видишь, что мысль есть главная наша точка и средняя3. А посему-то она часто и сердцем называется. Итак, не внешняя наша плоть, но наша мысль — то главный наш человек. В ней-то мы состоим. А она есть мы.

Лука. Вот! Я сему верю. Я приметил, что когда я (отселе стану себя мыслию называть) на сторону устре­мился, тогда без меня мое око ничего и самого в близости видеть не может. Что ж оно за такое око, если видеть не может? Ты его хорошо назвал не оком, а тенью точного ока или хвостом 6. Благодарствую, что ты мне меня на­шел. Слава богу! Я теперь очи, уши, язык, руки, ноги и все имею. Потерял я старое, а нашел новое. Прощай,

а Mens cujusque, is est quisque... (Cicero) — «Ум каждого — есть каждый» (Цицерон). Отсюда у тевтонов человек нарпцается менш, сиречь mens, то есть мысль, ум; у эллинов же нарпцается муж — фос, сиречь свет, то есть ум.

6 Coesi sunt oculi, ubi mens aliud agit (Proverbium) — «Слепы суть очи, когда ум иное делает, то есть если в другом витает» (древняя притча).

128

моя тень! Здравствуй, вожделенная истина! Ты будь мне обетованная земля! Полно мне быть работником. Да я ж о сем никогда и не думал. Куда! Я люблю сие мнение. Пожалуй, подтверди мне оное. Хочу, чтоб оно было непо­колебимо.

Друг. Пожалуй, не спеши! Кто скоро прилепляется к новому мнению, тот скоро и отпадает. Не будь ветрен. Испытуй опасно всякое слово. В то время давай место ему в сердце твоем. Я и сам сие мнение несказанно люб­лю. И желаю, чтоб оно твоим навеки было, дабы в нас сердце и мысль одна была. И сего слаще быть ничто не может. Но пожалуй же, разжуй первее хорошенько. По­том в радости и в простоте сердца принимай. Будь прост. Но будь при том и обережлив. Если мое мнение тебе нравится, то знай, что оно не мой вымысел есть. Взглянь на Иеремию в главе 17-и, в стихе 9-м.

Лука. Боже мой! Самого точного увижу Иеремию, если мысль его увижу. Но пожалуй, точные его слова...

Друг. Вот тебе: «Глубоко сердце человеку, паче всех, и человек есть, и кто познает его?» 11 Если теперь очи и уши имеешь, примечай! А чувствуешь ли?

Лука. Чувствую, друг мой. Пророк называет челове­ком сердце.

Друг. А что же, кроме сего, примечаешь?

Лука. То, что утаенная мыслей наших бездна и глубокое сердце—все одно. Но удивительно! Как то возможно, что человеком есть не внешняя, или крайняя его плоть, как народ рассуждает, но глубокое сердце или мысль его: она-то самый точный есть человек и глава. А внешняя его наружность есть не что иное, как тень, пята и хвост.

Друг. Вот видишь? Уже начинаешь отпадать. Легко ты сначала поверил. Для того стала скоро оскудевать ве­ра твоя. Что вдруг зажигается, то вдруг и угасает. Но твердое дело с косностию укрепляется, потому что совет не бывает без медленности. Ах, земля прилипчива есть. Не вдруг можно вырвать ногу из клейких, плотских мне­ний. Они-то, в нас укоренившись, называются поверьем. Плотского нашего жития плотская мысль начало и ис­точник есть, по земле ползет, плоти желает, грязную на­шу пяту наблюдает и бережет око сердца нашего, совет наш... Но кто нам сотрет главу змиину? Кто выколет во­рону око, вперившееся в ночь? Кто уничтожит нашу

129

плоть? Где Финеес, пронзающий блудницу? Где ты, меч Иеремин, опустошающий землю?..12 Но сыскал бог муд­рого противу мудрого, змия на змия, семя против семени, землю вместо земли, рай вместо ада. Вместо мертвого жи­вое, вместо лжи правду свою... Cel Спаситель твой грядет, имея с собою воздаяние.

Лука. Говори, пожалуй, пояснее. Ничего не понимаю.

Друг. Но кто вкус может слышать, не имея веры? Вера, свет во тьме видящая, страх божий, плоть пробождающий, крепка, как смерть, любовь божия — вот единст­венная дверь к райскому вкусу. Можешь ли верить, что чистейший дух весь пепел плоти твоей содержит?

Лука. Верую. Но сам чувствую слабость веры моей... Пособи, если можешь, выдраться из грязи неверия. При­знаюсь, что сие слово вера в грязных моих устах мечтает­ся за один только обычай, а вкус в ней ничего не слышу.

Друг. По крайней мере знаешь, куда смотрит вера?

Лука. Знаю, что должно веровать в бога. А о прочем ничего тебе не скажу.

Друг. О бедный и бесплодный человек! Знай же, что вера смотрит на то, чего пустое твое око видеть не может.

Лука. Что за пустое такое око?

Друг. Уже говорено, что вся плоть — пустошь.

Лука. И да! Я в целой поднебесной ничего другого не вижу, кроме видимости, или, по-твоему сказать, плот­ности, или плоти.

Друг. Так посему ты неверный язычник и идоло­поклонник.

Лука. Как же идолопоклонник, если верую в едино­го бога?

Друг. Как же веруешь, если, кроме видимости, ни­чего не видишь? Ведь вера пустую видимость презирает, а опирается на то, что в пустоше голова, сила есть и основание, и никогда не погибает.

Лука. Так посему другое око надобно, чтоб еще уви­деть и невидимость

Друг. Скажи лучше так, что надобно для тебя ис­тинное око, дабы ты мог истину в пустоши усмотреть. А старое твое око никуда не годится. Пустое твое око смотрит во всем на пустошь. Но если бы ты имел истин­ного в себе человека, мог бы ты его оком во всем усмот­реть истину.

130

Лука. Как же сего человека нажить? Друг. Если его узнаешь, то и достанешь его. Лука. А где ж он?.. Но прежде отвечай: отчего ты говорил о вере, а теперь об оке?

Друг. Истинное око и вера — все одно. Лука. Как так?

Друг. Так, что истинный человек имеет истинное око, которое понеже, минуя видимость, усматривает под нею новость и на ней опочивает, для того называется ве­рою. А веровать и положиться на что, как на твердое основание, все то одно.

Лука. Если находишь во мне два ока, то и два чело­века.

Друг. Конечно, так.

Лука. Так, довольно и одного. На что два?

Друг. Глянь на сие дерево. Если сего дуба не будет, может ли стоять тень?

Лука. Я ведь не тень. Я твердый корпус имею.

Друг. Ты-то тень, тьма и тлень! Ты сон истинного твоего человека. Ты риза, а он тело. Ты привидение, а он в тебе истина. Ты-то ничто, а он в тебе существо. Ты грязь, а он твоя красота, образ и план, не твой образ и не твоя красота, понеже не от тебя, да только в тебе и тебя содержит, о прах и ничто! А ты его до тех пор не узна­ешь, поколь не признаешься со Авраамом в том, что ты земля и пепел. А теперь кушай землю, люби пяту свою, ползай по земле. О семя змиино и тень безбытная! При­дет богообещанный тот день, в который благословенное чистой души слово лукавый совет твой уничтожит сей: «Тот сотрет твою главу».

Разговор 2-и о том же: Знай себя

Лица: Клеопа, Лука и Друг

К л е о и а. Правду говоришь... Однак пан Сомнас сколько ни велеречив, я в ием вкуса не слышу. Пойдем опять к нашему Другу. Слова его едкие, но не зиаю, как-то приятны.

Лука. А вот он и сам к нам...

Друг. Тень мертвая! Здравствуйте!

Лука. Здравствуй, Мысль! Дух! Сердце! Ведь се твой человек? Пересказали мы твои мысли нашим книгочиям.

5

131

Они говорили, что должен ты свое мнение в натуре показать.

Друг. Что се значит — в натуре показать? Лука. Я сего не знаю.

К л е о и а. Как сего не знать? Должно показать, что не только в одном человеке, но и в прочих тварях невиди­мость первенствует.

Лука. Так точно. За тем хотели к тебе идти.

Друг. А вы доселе сего не знаете?

Лука. Конечно, должен ты доказать.

Друг. Верите ли, что есть бог?

Лука. Его невидимая сила все исполняет и всем владеет.

Друг. Так чего ж ты еще требуешь? Ты уже сам доказал.

Лука. Как доказал?

Друг. Когда говоришь, что невидимая сила все ис­полняет и всем владеет, так не все ли одно сказать, что невидимость в тварях первенствует? Ты уже сам назвал невидимость головою, а видимость хвостом во всей Все­ленной.

Лука. Так возьми что из всей Вселенной в пример для изъяснения.

Друг. Я тебе всю подсолнечную и все Коперниковы миры представляю. Возьми из них, что хочешь. А что говорите — показать в натуре, то должно было сказать: изъясни нам притчами или примерами и подобиями то, что человек состоит не во внешней своей плоти и крови, по мысль и сердце его — то истинный человек. Взгляни на стену сию. Что на ней видишь?

Лука. Вижу написанного человека. Он стоит на змие, раздавив ногою голову змиину.

Друг. Ведь живопись видишь?

[Лук а]. Вижу.

Друг. Скажи же, что такое живописью почитаешь? Краски ли или закрытый в краске рисунок?

Лука. Краска не иное что, как порох и пустошь: рисунок или пропорция и расположение красок — то си­ла. А если ее нет, в то время краска — грязь и пустошь одна.

Друг. Что ж еще при сей живописи видишь? Лука. Вижу приписанные из Библии слова. Слу­

132

шайте! Стану их читать: «Мудрого очи — во главе его. Очи же безумных — на концах земли».

Друг. Ну! Если кто краску на словах видит, а пись­мен прочесть не может, как тебе кажется? Видит ли та­кой письмена?

Лука. Он видит плотским оком одну последнюю пустошь или краску в словах, а самих в письме фигур не разумеет, одну пяту видит, не главу.

Друг. Право рассудил. Так посему, если видишь на старой в Ахтырке церкви кирпич и вапно 13, а плана ее не понимаешь, как думаешь — усмотрел ли и узнал ее?

Лука. Никак! Таким образом, одну только крайнюю и последнюю наружность вижу в ней, которую и скот видит, а симметрии ее, или пропорции и размера, кото­рый всему связь и голова материалу, понеже в ней не разумею, для того и ее не вижу, не видя ее головы.

Друг. Добрый твой суд. Скинь же теперь на счеты всю сумму.

Лука. Как?

Друг. А вот так! Что в красках рисунок, то же са­мое есть фигура в письменах, а в строении план. Но чув­ствуешь ли, что все спи головы, как рисунок, так фигура, и план, и симметрия, и размер не иное что есть, как мысли?

Лука. Кажется, что так.

Друг. Так для чего же не постигнешь, что и в прочиих тварях невидимость первенствует не только в чело­веке? То ж разуметь можно о травах и деревьях и о всем прочем. Дух все-на-все вылепливает. Дух и содержит. Но наше око пяту блюдет и на последней наружности нахо­дится, минуя силу, начало и голову. Итак, хотя бы мы одним без души телом были, то и в самое то время еще не довольно себя понимаем.

Лука. Для чего?

Друг. Для того, что, почитая в теле нашем наруж­ный прах, не поднимаемся мыслию во план, содержащий слабую сию персть. И никогда вкуса не чувствуем в сло­вах сих божиих, ползущее по земле наше понятие к по­знанию истинного нашего тела возвышающих, а именно: «Не бойся, Иаков! Се на руках моих написал стены твои...» Но поступим повыше.

Клеопа. Мы выше поступать еще  не хотим, а

133

сомнение имеем. И желаем хорошенько узнать то, что на­зываешь истинным телом. Нам дивно, что...

Друг. Что такое дивно? Не бог ли все содержит? Не сам ли глава и все во всем? Не он ли истина в пустоше, истинное и главное основание в ничтожном прахе нашем? И как сомневаешься о точном, вечном и новом теле? Не думаешь ли сыскать что ни есть такое, в чем бы бог не правительствовал за главу и вместо начала? Но может ли что бытие свое, кроме его, иметь? Не он ли бытие всему? Он в дереве истинное дерево, в траве трава, в музыке музыка, в доме дом, в теле нашем перстном новое есть тело и точность или глава его. Он всячина есть во всем, потому что истина есть господня; господь же, дух и бог — все одно есть. Он един дивное во всем и новое во всем делает сам собою, и истина его во всем вовеки пребывает; прочая же вся крайняя наружность не иное что, токмо тень его, и пята его, и подножие его, и обветшающая риза... Но «мудрого очи — во главе его, очи же безум­ных — на концах земли».

 

Разговор 3-и о том же: Знай себя

 

Лица: Клеопа, Филон, Друг

Клеопа: Ах! Перестань, пожалуй. Не сомневайся. Он человек добрый и ничьею не гнушается дружбою. Мне твое доброе сердце известно, а он ничего, кроме сего, не ищет.

Филон. Я знаю многих ученых. Они горды. Не хо­тят и говорить с поселянином.

Клеопа. Пожалуй же, поверь. Друг. О чем у вас спор?

Клеопа. Ба! А мы нарочно к тебе... Вот мой това­рищ. Пожалуйста, не погневайся.

Друг. За что? «Человек зрит на лицо, а бог зрит на сердце». А Лука где?

Клеопа. Не может понять твоих речей. Он приле­пился к Сомнасу при вчерашнем разговоре, а нам твои новинки милы.

Друг. О чем была речь?

Клеопа. Помнишь ли, Филон?

Φ и л о и. Помню. Была речь о бездне.

Клеопа. А-а! Вот слова: «И тьма вверху бездны».

134

Филон. Потом спор был о каких-то старых и новых мехах и о вине.

Клеопа. Один спорил, что бездною называется не­бо, на котором плавают планеты, а господин Навал кри­чал, что точная бездна есть океан великий; иной клялся, что через то значится жена; иной толковал учение и проч. и проч.

Друг. Если хотим измерить небо, землю и моря, дол­жны, во-первых, измерить самих себя с Павлом соб­ственною нашею мерою. А если нашей, внутри нас, меры не сыщем, то чем измерить можем? А не измерив себя прежде, что пользы знать меру в прочих тварях? Да и можно ли? Может ли слеп в доме своем быть прозорли­вым на рынке? Может ли сыскать меру, не уразумев, что то есть мера? Может ли мерить, не видя земли? Может ли видеть, не видя головы ее? Может ли усмотреть голову и силу ее, не сыскав и не уразумев своей в самом себе? Голова головою и сила понимается силою 14.

Клеопа. Не можно ли поговорить проще?

Друг. Измерить и узнать меру есть одно. Если бы ты долготу и широту церкви измерил саженем или верев­кою, как тебе кажется, узнал ли бы ты меру ее?

Клеопа. Не думаю. Я бы узнал одно только про­странство материалов ее, а точную ее меру, содержа­щую материалы, в то время узнаю, когда понимаю план ее.

Друг. Так посему, хотя бы ты все Коперниканские миры перемерил, не узнав плана их, который всю вне­шность содержит, то бы ничего из того не было.

Клеопа. Думаю, что как внешность есть пустота, так и мера ее.

Друг. Но кто может узнать план в земных и небес­ных пространных материалах, прилепившихся к вечной своей симметрии, если его прежде не мог усмотреть в ничтожной плоти своей? Сим планом все-на-все создано или слеплено, и ничто держаться не может без него. Он всему материалу цепь и веревка. Он-то есть рука десная, перст, содержащий всю персть, и пядь божия, всю тлень измерившая, и самый ничтожный наш состав. Слово бо­жие, советы и мысли его — сей есть план, по всему мате­риалу во Вселенной нечувствительно простершийся, все содержащий и исполняющий. Сия есть глубина богатства и премудрости его. И что может обширнее разлиться, как

135

мысли? О сердце, бездна всех вод и небес ширшая?.. Сколь ты глубока! Все объемлешь и содержишь, а тебя ничто не вмещает.

Клеопа. Правду сказать, помню слово Иеремиино сие: «Глубоко сердце человека, паче всех, и человек есть...»

Друг. Вот сей же то человек содержит все! Он-то утверждает плотские твои руки и ноги. Он голова и сила очей твоих и ушей. А если ему верить можешь, «не отемнеют очи твои и не истлеют уста твои во веки веков».

Клеопа. Верую и понуждаю сердце мое в послу­шание веры. Но не можно ли хотя маленько меня подкре­пить? Прошу не гневаться. Чем выше в понятие невиди­мости взойду, тем крепче будет вера моя.

Друг. Праведно требуешь, для того что бог от нас ни молитв, ни жертв принять не может, если мы его не узнали. Люби его и приближайся к нему всегда, сердцем и познанием приближайся, не внешними ногами и уста­ми. Сердце твое есть голова внешностей твоих. А когда голова, то сам ты есть твое сердце. Но если не прибли­зишься и не сопряжешься с тем, кто есть твоей голове головою, то останешься мертвою тенью и трупом. Если есть тело над твоим телом, тогда есть и голова над голо­вою и выше старого новое сердце. Ах, не стыдно ли нам и не жалко ли, что бог суда себе от нас просит, да и не получает?

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 178; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!