Никто не знает, что такое жизнь и что такое сознание



  • POSTED ON18. ИЮНЬ, 2017

Мы слышим от духовных учителей, читаем в мудрых книгах, что «наше сознание» может то и это, что нужно довериться «жизни» и тогда… Но какой именно «жизни» довериться и что такое «наше сознание»? Одно и то же ли имеют ввиду разные учителя, употребляя эти термины? Ответ Нормунда Астры на эти вопросы оказался очень неожиданным. (Собеседник)

— Нормунд, и ты во время своих прямых эфиров, и другие учителя часто употребляют слово «сознание», которое многими понимается по-разному. Да, наверное, и в устах учителей имеет разный смысл. Что же такое сознание, что ты подразумеваешь под этим словом?

— Я вот всё время над этим голову ломаю: как объяснить простые вещи на старом-старом языке? Дело в том, что все современные религии на самом деле очень старые, а когда появляется что-то современное, это считается сектой и из нее не создается новая религия, и сама тема современного религиозно-духовного поиска — большая проблема, потому что вся терминология, всё очень-очень древнее или правильнее будет сказать – ветхое, а мы живем в сильно изменившемся мире.

Самое святое, что у нас есть — это сознание, но современная наука отказалась от объяснения того, что есть сознание. Если бы какой-нибудь современный психолог поднял бы этот вопрос — начал его изучать, коллеги засмеяли бы его, потому что есть определенная негласная договоренность по этому вопросу в среде психологов, психиатров, психотерапевтов, т.е. тех, кого мы ассоциируем с учеными нашей души или нашего сознания. Парадокс в том, что те, кто как бы лечат нашу душу, о ней в буквальном смысле ничего не знают. Если спросить психиатра, что есть сознание, он не знает, так как это даже не преподается в институте. В некоторых институтах в разных странах эта тема поднимается, но вопрос не раскрывается, там только прикасаются к нему. Нет современной науки о сознании, нет дефиниции сознания, все о нем говорят, но никто не может объяснить, что это такое. Из-за этого так много спекуляций, так много разных противоречащих друг другу психологических практик, психолого-терапевтических учений и направлений.

Мы, когда имеем в виду сознание, обычно предполагаем, что это есть что-то живое, т.е. поднимается вопрос жизни. Но ни одна из современных наук — ни физика, ни биология — не может дефинировать, что такое жизнь. И это опять такой же парадокс: мы бережем жизнь, мы защищаем жизнь, мы убиваем ради жизни, мы ценим жизнь, но никто в научном мире не может объяснить, что такое жизнь. И самое странное, что, как и в психологии ученые не изучают, что есть такое сознание, так и в других науках ученые не изучают, что такое жизнь. То есть наше поколение, как и предыдущее и, вероятнее всего, будущее, обречено даже немножечко об этом не узнать. Никто из уважаемых ученых и институтов над этим не работает — их просто высмеивают.

Почему я говорю о жизни и сознании? Ведь все делается для человека, религия — для человека, она говорит о душе. Ясно, что современная наука о душе вообще не думает. Так вот предположим, что душа — это сознание, но наука не может нам подсказать, в чем религия права, а в чем не права. И этим незнанием научного мира о сути жизни или сути сознания очень недобро пользуются представители религиозных учений. Никто не знает, что такое жизнь и что такое сознание и спорить и доказывать тут что-то трудно.

— Ну, жизнь для одного конкретного человека – это, наверное, то, что он ощущает в данный конкретный момент.

— Это философия. Она — вдохновитель науки, объяснитель научных открытий, но философия не создает новых знаний, философия не открывает истину, она ее лишь объясняет. И поэтому, если просто философствовать о том, что такое жизнь, согласия в мнениях никогда не будет, потому что не будет фактов, на которые можно указывать.

Весь шум человеческой жизни поднимается вокруг человека, не вокруг его тела, что наукой хорошо изучено, а вокруг, образно говоря, его души или — новомодное слово — личности. Но, что это такое, никто не знает и никто это не изучает. Поэтому все концепции, язык, формулировки — всё, что у нас касается человека — это очень-очень старые данные, 3-5-тысячелетней давности. И очевидно, что использование таких старых представлений в современном мире не может привести к чему-то хорошему.

Я поднимал этот вопрос и в религиозной, и в научной среде, но не получил толкового ответа, почему в этом направлении никто не работает, почему не исследуют основные понятия вот этих учений, верований или, проще говоря, почему никто не изучает, что такое есть жизнь и что такое есть человек. И мне кажется, что это абсурдно. Всё остальное, что относится к человеку, не может быть достоверно или надежно, потому что надо ведь знать того, по отношению к кому это знание применяется. Но нет современных фактов, на которые можно было бы ссылаться. Если я начинаю доказывать свою гипотезу или свою концепцию о том, что есть сознание и что есть жизнь, мне, к сожалению, приходится пользоваться терминологией 4-5-тысячелетней давности и для меня это очень сильно усложняет задачу. Это то же самое, что описывать современный компьютер на языке Архимеда — просто невозможно.

В современном обществе не с кем даже об этом поговорить, философов 21-го века не заботят больше вопросы о том, что есть жизнь, что есть человек, что есть Бог, хотя года-то эти вопросы шли из поля зрения философов, но теперь философы стали очень прикладными, они изучают социальное поведение людей. А с кем можно было бы поговорить, чтобы сформулировать, по крайней мере, новый язык описания вот этих очевидных вещей? То, что есть жизнь — очевидно, то, что у тебя есть сознание – очевидно, но нет достоверного языка, основанного на каких-то фактах, чтобы об этом говорить.

То есть, скажем, человек испытывает страдания, как бы всё очень просто, но на самом деле ничего не просто. Появляются такие вопросы: кто испытывает страдание, как оно испытывается, где оно начинается, как протекает, куда движется, что такое страдание, как оно соприкасается с твоим сознанием, это внутреннее явление, внешнее или периферийное? Никто не знает внутренней анатомии человека. Я говорю «никто не знает» в том смысле, что никто не знает в современном мире. Эти понятия: страдание, радость, счастье, удовольствие — исследуются отдельно друг от друга, потому что нет знаний, которые могли бы эти понятия связать. То есть современная ситуация по отношению к внутреннему миру человека похожа на такую ситуацию, как, скажем, 200 лет назад: в каких-то условиях ученые наблюдали электрическую искру; кто-то, используя каучук, мог создавать изоляционный материал; у кого-то была какая-то динамо-машина с деревянной педалью; кто-то играл со стеклом и вольфрамом — но не было никакого общего понятия об электромагнетизме, не было знаний о нем. А электромагнетизм — это общее явление, это физическое явление всего мира. Мы сейчас знаем, что такое электромагнетизм, но 200 лет назад были только отдельные явления и кто-то использовал электромагнетизм для исцеления подагры, кто-то использовал статическое электричество, чтобы прически делать, кто-то занимался шарлатанством — бабушек пугал. И нынешняя ситуация 21-го века в отношении знаний о самом главном — что такое жизнь и что такое сознание, оно настолько же фрагментарно, как в этом примере. Кто-то где-то как-то какой-то фрагмент замечает, совершает с этим фрагментом знаний какие-то манипуляции, но это абсолютно фрагментарно и поэтому добиться каких-то достойных результатов в этих сферах практически невозможно. Я не знаю ни одного ученого, ни одного религиозного лидера, ни одного философа, кто бы пытался создать общую теорию жизни и сознания, по крайней мере, за последние 25 лет, как я за этим слежу.

Нет жизни без сознающего её – это факт, и мы это ощущаем, но нет общей теории. Поэтому всё, что говорится о радости, сознании, страдании, просветлении, грехе, душе, духе — это просто догадки, это буквально мнения отдельных некомпетентных людей. Можно было бы подумать, что какой-нибудь восточный мудрец в этом вопросе был Эйнштейном, всё открыл, всё описал и его знания абсолютно достоверны, но это же не так! Ни у одного мудреца древности и нынешних времен не было и нет такого языка, чтобы описать это научно достоверно. На востоке никто этим не был озабочен, а на западе ученые в 20-м веке осознанно решили от этого вопроса откреститься, не сообщив обществу свое решение. Так что, мы зря ждем, что какой-то ученый в скором времени нам всё объяснит, над этим просто не работают, ученые сдались.

— Разве понятие, что такое жизнь, для каждого отдельного человека не является отдельным, личным понятием?

— Нет. Так как у нас нет описательного языка, мы не можем понять, когда ты жив, а когда ты мёртв. Если подходить к вопросу изучения собственной жизни, то явно, первый вопрос будет такой: когда я жив и когда не жив. Но мы не можем ответить даже на этот вопрос, у нас нет таких данных, нет такой информации. Когда мы падаем в обморок, мы живы или мертвы? Когда мы засыпаем в глубоком сне? Когда мы забываемся? Когда наша жизнь началась, когда наша память началась — когда мы были во чреве или, когда сперматозоид пробился в яйцеклетку? Мы не знаем простой, но очень важной вещи — мы не знаем, когда мы начались. Просто не знаем. И никто этот вопрос не поднимает, не изучает. Нет в университетах соответствующих дискуссионных клубов, там обсуждается всякое: внешняя политика Северной Кореи, будущая аграрная реформа — но нет больше вот этих добрых дореволюционных дискуссионных клубов, где светлые головы поднимали эти вопросы.

— Но церковь же конкретно и уверенно говорит, что душа появляется уже в зародыше.

— Церкви — наши современные несовременные церкви, наши старые церкви — некомпетентны в этих вопросах. Если посмотреть историю науки церкви — теологию — за последние 1,5 тысячи лет, как она существует, она в общий мир не принесла никаких новых знаний. Ни один теологический факультет мира ни одной конфессии не привнес в копилку общечеловеческих знаний ни одно знание, что как бы есть критерий науки. Всё, чем заняты академические умы теологических учреждений — они обсуждают нюансы концепции первородного греха, они обсуждают буквально, сколько демонов могут поместиться на кончике иголки. Если посмотреть труды теологических факультетов, т.е. то, зачем они работают, это никак не связано с тем, что называется наукой, они не привносят новое, они обсуждают свои же древние тексты и спорят в своих же кругах между собой же. Поэтому надеяться, что они это сделают сейчас, нет никаких оснований. Сейчас они озабочены тем же, чем были озабочены в средние века: кто с кем имеет право спать и как интерпретировать отдельную заповедь в контексте современных нужд церкви. Это не наука. А то, о чем я говорю — это вакуум знаний о самом-самом существенном: что такое сама жизнь и что такое мы в ней — наше сознание. Потому что это основа всего, что с нами происходило, основа всего, что с нами происходит, и основа всего, что с нами будет происходить. Но здесь нет никаких достоверных знаний и никто на это не обращает внимания: ни ученые мужи, ни религиозно-верующие люди, ни ищущие, ни философы, ни психологи — не с кем даже обсудить этот вопрос.

— А как ты сам можешь определить, что за субстанция такая человек – эта совокупность тела, сознания, чувств?

— На самом деле, кладя руку на сердце, невозможно это определить, надо будет пользоваться терминами из каких-то других систем, верований, убеждений — получится такое франкенштейновское описание человека, оно не будет жизнеспособно. Я с этим сталкиваюсь всю свою сознательную жизнь, когда учу людей. Я всегда грешил тем, что пользовался языком старых, недействительных учений просто из-за того, что не было современных. Я уже 30 лет жду, когда будет новый язык. И, видимо, зря жду.

— Может, надо его самому изобретать?

— Этим не я должен заниматься, а ученые. Почему я обращаю на это внимание? Я видел это и в моей молодости, вижу сейчас и читал, что это было и тысячу лет назад, как люди постоянно спорят, иногда даже до открытых войн доходит, по поводу вот этих основных понятий: душа и жизнь. Ведь на этом всё построено, все ценности. Но я понимаю, почему люди ненавидят друг друга, почему они воюют друг с другом и почему они так яро защищают свои мнения, свои убеждения. Они не знают правду, они держатся за веру и, чтобы удержать свою веру, т.к. она искусственна, не обоснована, они, конечно, инстинктивно применяют насилие. Это как ложь — правду защищать не надо, она очевидна. Утром встало солнце — ты верь в него или не верь, можешь даже глаза не открывать — оно все равно встало, это правда нашего мира. Но если ты веришь в какую-то ложь, то только те, кого ты убедил в этой лжи, подтвердят твою лживую правду. А так как все религии и духовные учения основываются на лжи просто по той причине, что они правды не знают, и знать ее невозможно — просто нет критериев ее определить — поэтому все эти учения всегда в конфликте друг с другом, даже самые гуманные, самые неконфликтные. К примеру, буддийские учения, они между собой в грубом конфликте, они разделены на многие отдельные формации, и эти основные формации, так называемые основные течения, разделены внутри на еще более фрагментированные ответвления. А деления — это всегда показатель конфликтности, делятся, потому что вместе быть не могут. Ложь всегда разделяет, и поэтому все организации, утверждающие истину, и учителя, утверждающие истину, всегда ввергают людей в конфликты. Поэтому приверженцы одного духовного лидера всегда, не хотя даже, находятся в оппозиции приверженцам другого духовного лидера, потому что они утверждают не правду, а ложь, и поэтому они разделяются, чтобы не мешать друг другу врать.

Правда же только объединяет. То есть когда кто-то узнал, как добыть огонь по-настоящему, а не в воображении шамана, то этим же способом добывание огня может пользоваться любой, даже в него не веря. Если я открыл добычу огня с помощью трения, а другой открыл добычу огня с помощью кремния, мы можем объединиться и дополнить знания друг друга. Но если я вру, если врет мой сосед, мы не должны врать вместе, потому что ложь всегда локальна и специфична. И поэтому Бог как бы один, но у нас не одна религия, у нас не одна истина. А истина по своей сути может быть только одна. Но у нас не один авторитет, не один учитель, а их много и они не здороваются друг с другом, религии не встречаются друг с другом. Если ты принимаешь истину одного учения, она будет полностью противоречить истине другого учения.

Я указываю на то, что до сих пор все без исключения религии и духовные течения из-за отсутствия фактов и научного описания истины учат и утверждают ложь, а это всегда приводит к конфликтам. Если бы это была правда, то учителя объединялись, последователи двух разных учителей, но одной правды могли бы вместе пить чай. Но этого до сих пор не происходит и не произойдет ни в ближайшем, ни в очень далеком будущем.

Правда осталась неизвестной человеку. Я говорю о той правде, что есть человек и что есть сама жизнь. Это осталось тайной.

— Возможно, для религий и разных учений выгодно иметь тайну, потому что это уже есть политика?

— Нет, истину ищут, уже много-много тысяч лет ее ищут, некоторые даже ее нашли, но не смогли о ней рассказать языком науки — такие уж времена были ненаучные. Научный язык появился совсем недавно, и современные герои духа, которые все-таки докопались до истины, не сочли нужным описать ее научным языком, чтобы ею могли воспользоваться другие. Ее ищут, все ее хотят, ведь мы не обретем покоя, покамест не будем знать, кто мы такие и в чем мы живем. И на поиски истины мы все обречены.

— Чем здесь ты можешь помочь, ты же знаешь правду?

— Я бы мог помочь, но, как я говорил чуть раньше, для этого нужно создавать язык описания и научный язык, а у меня нет соответствующего актуального и качественного образования, чтобы на языке современной науки можно было это в достаточном качестве описать. Нужна научная компетентность, подтвержденная образованием, а не голой авторитетностью. Этим уже грешили древние мудрецы, у них был большой духовный авторитет, но очень низкое научное образование, и таким образом вся их внутренняя наука осталась за этой ширмой их ненаучного языка. Тот же самый Рамана Махарши — мудрец величайшего калибра, но его научное образование было совершенно недостаточным, чтобы он мог всё описать приемлемым для общего пользования языком. Ведь только научный язык имеет ту особенность, что описанные факты, явления и закономерности становятся общедоступными. Тут нужны люди со специфичным образованием. И знаешь, что самое интересное? Я даже не могу сказать, представители какой науки должны были бы этим вопросом заняться. Физики? Биологии? Но точно не философии. Психологии? Ну, наверное, без биологии психологи бы занялись просто философией, ведь психология исследует человека, в основном наблюдая его поведение, его реакции. Какая наука, в теории, могла бы изучать, что есть такое жизнь и что есть такое человеческое сознание?

— Вероятно, соединение наук какое-то. Может, микробиология?

— Микробиологи работают на уровне клеток, но что делает эту клетку живой и что делает наше сознание таким волшебным, наверное, биологи не могли бы к этому вопросу подобраться. Ведь ясно, что ответ не в клетках. Но где?

— Но вот ты же оперируешь понятием сознание. Что именно ты имеешь ввиду, когда говоришь про сознание?

— На самом деле я каждый раз имею ввиду совсем разное. Как я уже говорил сегодня пару раз, я пользуюсь очень-очень старым языком. И так как этот язык очень старый, я могу грешить, как и грешат мои коллеги по цеху, и помпезно говорить «сознание», никто ведь не знает, о чем я говорю.

Я пользуюсь языком как поэт. К сожалению, я не передаю смыслы интеллектуального толка, я передаю смыслы интуитивного толка. А для интуитивного взаимодействия человека с человеком точность значений используемых слов не так уж важна. Интуитивно, как поэт, говоря о черном-черном коте в темном-темном переулке, можно передать настроение, и это настроение может быть настолько же информативно, как какая-то математическая формула, если речь идет о внутренних событиях, о внутренних катастрофах или внутренних победах. Главное, передается ли эмоционально, передается ли иррационально смысл. У тех людей, которые не привыкли воспринимать информацию абстрактно, интуитивно, тут есть проблемы. И я в большой печали из-за того, что пока не могу передавать знания для таких людей. Пока я не могу найти язык для внешних подсказок и для внешних улучшений качеств жизни. Потому что, говоря о внешнем мире, нужен точный, ясный научный язык. Это как координаты GPS, я могу любимой сказать, где во мне находится любовь к ней, это очень расплывчатое, но достаточно четкое указание и для нее, для ее чувств этого вполне достаточное. Но я не могу дать старушке относительные координаты грибных мест, я должен дать их точными, иначе она дойдет до самой Припяти и это плохо кончится.

Правила выражения знаний внешнего мира и правила выражения знаний внутреннего мира очень-очень различаются, и, к сожалению, нет общего языка, а факт нашего существования однозначно находится и во внутреннем нашем пространстве, и во внешнем. У нас нет объективного деления на внутренний и внешний мир, мы целостные, но наш язык, описывающий внутренние явления, и наш язык, описывающий внешние явления, очень различен, и в этом большая проблема.

Я пока могу обращаться только к тем людям, которые умеют воспринимать знания нерационально, т.е. интуитивно. И со всей критикой, которую получаю в свой адрес, я полностью согласен, но я сознательно выбираю одну часть аудитории и должен, к сожалению, неправильно видиться в глазах другой части аудитории. То есть на данный момент моя риторика не выдержит критики в академических кругах современного научного мира. Но это проблема не моего опыта, проблема не моей компетенции, это проблема отсутствия общего языка для описания вот этих фундаментальных понятий: что есть жизнь и что есть человек, его сознание. Ни в научном мире нет толкового языка, ни в религиозном мире нет общего языка, нигде нет этого языка. И я очень страдаю, потому что вижу ясно, но выразить ясно для всех не могу. Но неужели мне придется заниматься языкотворчеством? Это вроде бы не мое дело.

— Как-то всё это безрадостно. Неужели так никто и не возьмется за изучение самых важных вопросов и создание нового научного языка?

— Есть некоторые современные нейробиологи, которые претендуют на компетенцию в вопросах сознания, но они недостаточно авторитетны в тех же научных кругах. Нет даже простой методологии, как к этому вопросу подойти. То есть основная проблема вопроса в том, что, изучая сознание, тот ученый, который его изучает, изучает его сознанием же, т.е. создается такая сомнительная с точки зрения науки ситуация. Это примерно как изучать свойства воды водой. То есть невозможно изучать свойства предмета тем же предметом, это будет необъективно. А вот изучать сознание не сознанием пока невозможно. Но я считаю, что все-таки это возможно, тут нужна просто научная уловка.

Раньше, когда люди только узнали о микромире — о микробах, бактериях, вирусах — они были уверены и в какой-то степени были даже правы тогда, что никогда не смогут это изучить, потому что микромир был слишком маленьким, а инструменты — слишком большими. Но была проблема, и нашлось решение — сделали микроскопы. Еще 100 лет назад, когда ученые начали догадываться об атомном мире, даже о субатомном мире, тут же все в один голос закричали, что мы никогда этого не увидим и объективно не сможем подтвердить свои результаты, но уже через 30-40 лет появились электронные микроскопы, появилось очень много разных научных методик и мы увидели атомы, мы даже увидели отдельные траектории электронов, и сейчас адронный коллайдер видит отдельные траектории отдельных субатомных частиц. То есть это возможно, хотя кажется абсолютной фантастикой вначале.

Если бы сейчас научный мир поднял, наконец, вопрос о том, что такое жизнь и что такое сознание, то, я абсолютно уверен, в недалеком будущем, а возможно, еще и при наших жизнях, нашлись бы и методика, и инструменты, и теория, и ее обоснование, и мы могли бы даже увидеть, осязать и изучить это. Просто нет почему-то этого запроса. Я сам поэтому очень печалюсь.

— А как может появиться этот запрос, что для этого нужно?

— Духовно-ищущие люди, с которыми я общаюсь, в основном ищут высший смысл, т.е. они хотят знать, что есть такое жизнь, они хотят знать, что есть такое сознание. Вот если бы эти люди загорелись желанием познать это не только субъективно, т.е. для личных нужд и удовлетворения собственного желания. Вот если бы они захотели познать это научно, чтобы оставить эти открытия в наследство будущим поколениям, чтобы наши дети и внуки не маялись, не мучились, как мы, не шли бы теми же темными тропами, а воспользовались бы нашими достижениями! Но сколько я ни пытаюсь подтолкнуть духовно-ищущих на социальную ответственность, у меня пока не очень получается. Обычно всё застопоривается на личном страдании. Но я уверен, что мы сейчас, в 21-м веке, страдаем душевно, духовно, так же, как страдали наши предки, по той простой причине, что никто эти вопросы не решал научно, т.е. не оставил своих трудов для общественного пользования.

Простой пример: мы изобрели канализационную систему не так давно, примерно во времена Наполеона Бонапарта, и дома в Париже уже были не 2-этажные, не 3-этажные, а 5-этажные, и всё из-за канализационных систем. И следующему поколению жить стало проще, а сейчас никто этим даже не озабочен — у нас у каждого есть это порцелановое чудо, специальная комнатка для этого обустроенная. Насколько мир стал проще, насколько он стал здоровее из-за обыкновенного решения вот этой проблемы. Если бы эта проблема, вот эта наша любимая внутренняя отстойная яма, вот эта любимая тема Фрейда — наше подсознание — если бы его прочистить не только для себя, а если бы создать хорошую канализационную систему, чтобы процесс очищения шел механически, это же сколько творческого потенциала, сколько сил нашей души освободилось бы для созидания чего-то другого, а не решения проблем с отстойным местом себя самого же. Понимаешь к чему я клоню? Если бы знания о человеческом существе были научны, то наша жизнь улучшалась бы из поколения в поколение, из поколения в поколение мы росли бы и внутренне, и внешне. Именно этот результат дает научное знание. Но почему-то до сих пор у добрых ищущих нет вот этого запроса о решении этих внутренних проблем для общего пользования, а только для личного пользования. И в этом примере с канализационной системой это то же самое, что 400 лет назад решать вопросы с помоями на личном уровне — это просто модификация ночного горшка, она ничего не решает.

Тут нужна революция! В вопросах личностного страдания, в вопросах личностного счастья нужна технологическая революция и тогда мы не будем рождаться в печали, горе и несчастьях, а будем рождаться все в более и более лучших обстоятельствах. Ведь люди ищут Бога, ищут решения внутренних проблем, избегания страданий только из-за того, что наша обыкновенная жизнь, такая, какая она у нас складывается, не радостная, не счастливая. А ответ на вопрос, почему так, никто ж не задает. Если выяснить, почему мы живем несчастной жизнью, я абсолютно уверен, на этот вопрос можно ответить и эти проблемы можно решить, то нашим детям не придется находиться в такой же ситуации. Ведь проблемы, с которыми мы сталкивались в детстве, проблемы, с которыми мы сталкиваемся в юности и во взрослой жизни, не фатальны, они абсолютно эластичны, как и любые другие проблемы в этом мире. Мир соткан из одного волокна, тут нет каких-то секретов, табу или каких-то непреодолимых материй, весь мир открыт — читай его, изучай. И это относится и к внутреннему миру, и к внешнему миру, и современная наука это очень-очень хорошо показывает в своих научных открытиях по отношению к внешнему миру. Так что мы тормозим с внутренним миром? Почему у нас нет вот этих внутренних открытий, внутренних ньютонов, внутренних эйнштейнов, внутренних колумбов, почему тут такая темнота научная?

И я тут не столько отвечаю, сколько спрашиваю современного ищущего: не видит ли он бессмысленности стремления к собственному счастью, не видит ли он бессмысленности в том плане, что его дети начнут с того же, с чего и он начинал, его дети будут в таком же поиске, как и он, если он в процессе своего поиска не оставит детям в наследство знания о преодолении тех трудностей, которые он переживал. А можно ли передавать эти знания по наследству, чтобы качество жизни улучшилось прямо со следующего поколения? Я сам отвечу на этот вопрос: конечно, можно, это очень просто. Просто нужно направить свое внимание на решение проблемы не лично, а научно, т.е. социально-ответственно. То есть когда преодолеваешь собственные страдания, не ищи, как избавиться от страдания только для себя, а изучай это страдание, и твой опыт будет полезен твоим детям, они возьмут эстафету и пойдут дальше, и через 3-4 поколения никто не будет искать просветления, потому что все будут жить довольными и счастливыми.

Но эта тема социальной ответственности ищущих очень большая и мы лучше поговорим об этом в другой раз.

— Договорились. Спасибо, тебе Нормунд!


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 246; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!