ВЫСОКИЙ СОВЕТ ВЕЛИКОЙ ТАЛИГОЙИ 30 страница
– Сударь, я, как и вы, ушел от Ворона. Герцог – опасный человек, вам повезло, что он в Нохе.
– Да, это успокаивает, – кивнул Валме. – Пусть Алва сидит там, где ему нравится, но он дурак… Только дурак прячет то, что другой бы на его месте… Вам налить?
– Налейте! – Святой Алан, неужели он об исповеди Эрнани?! – Но я вас не понял… Что вы хотите сказать?
– Ни-че-го! – Собеседник значительно поднял палец. Он был пьян, но Ричарда это устраивало. – Дипломаты не говорят… Дипломаты намекают… Хотите, я вам намекну? Ее высочество желает стать ее величеством, а мне нравится быть послом, и я люблю Олларию, как бы ее ни обозвали… Зачем рубить сук, на котором сидишь? А теперь ваше здоровье, Ричард!.. Я ведь могу вас так называть? Не скрою, вы мне нравитесь, у вас замечательное лицо… Оно вызываете доверие!
Глава 6
Ракана (б. Оллария)
400 год К.С. Вечер 11-го дня Зимних Ветров
1
Капуль-Гизайлю все же удалось добиться от красавчика-флейтиста своего: найери, или как их там, плакали навзрыд. Хотелось заткнуть уши, вскочить, выбежать вон, лишь бы не слышать обреченных, тонущих в птичьем щебете рыданий, но Робер сдерживался. Не из вежливо-сти – из нежелания объясняться. Правильно кто-то сказал: легче признаться в преступлении, чем в сумасшествии. Эпинэ сжал зубы и повернулся так, чтоб видеть только хозяина. Самозабвенно дирижирующий коротышка словно бы отгонял своей палочкой мысли о плачущей нечисти и мертвых родниках. Еще вернее было бы любоваться на Марианну, но красавица все еще прихорашивалась, а может, она тоже не любила найери…
|
|
|
– Монсеньор. – Кто-то осторожно тронул Робера за плечо, Иноходец обернулся и увидел Дамиана. Хозяйский камердинер поджимал губы, всем своим видом выражая озабоченность. Робер кивнул и с готовностью вырвался из плена гармоний.
– Монсеньор, я бы никогда не осмелился, – начал Дамиан, – но господин барон не терпит, когда его прерывают.
– Все в порядке, – перебил слугу Эпинэ. – Что случилось?
– Я опасаюсь, что герцогу Окделлу может стать… нехорошо. Я не уверен, что он позволит о себе позаботиться кому-либо, кроме вас.
– Он напился? – в упор спросил Робер. Дамиан многозначительно развел руками. Камердинер, как и его хозяин, не терпел грубостей. – Где он?
– В альковной гостиной. С ним граф Ченизу. Прошу меня простить, но граф Ченизу никогда не думал о сотрапезниках и всегда умел пить.
– А герцог Окделл – нет. Я понял, – усмехнулся Робер, вспомнив недавние наставления Капуль-Гизайля. Новоявленный урготский посол и впрямь был неглуп, забавно откровенен и откровенно труслив. Говорить с ним лишний раз не хотелось, но это было неизбежно: Ченизу сообщили об угре, а его пес резвился в личных комнатах хозяев…
|
|
|
– Монсеньор знает, куда идти? – Камердинер явно предпочитал остаться в стороне, и Эпинэ его не осуждал.
– Знаю. – Особняк Капуль-Гизайлей не шел ни в какое сравнение с дворцовыми лабиринтами, и Робер изучил его за пару визитов. Музыкальный зал выходил в украшенный древностями вестибюль, откуда можно было либо юркнуть в бывший будуар баронессы, либо, спустившись на полпролета, оказаться в буфетной, одна из дверей которой вела в альковную гостиную, а другая – в три небольших смежных зала, где обычно шла игра. Дикон собирался закончить вечер там, но, видимо, не добрался. Что ж, за карты он, по крайней мере, не сядет.
Сын Эгмонта отыскался в крайнем алькове. Юноша еще не спал, но уже не бодрствовал, его собутыльник равнодушно потягивал вино. Лицо новоявленного графа казалось спокойным и жестким.
– Герцог Эпинэ? – Валме лениво поднял глаза, и наваждение пропало: перед Робером вновь сидел достойный посольской палаты щеголь. – Полагаю, вы пришли спасать отрока? Поздно! Он вряд ли воспрянет.
– Вам не следовало его поощрять. – Робер устало опустился рядом с Диконом. – Ему нет и двадцати.
|
|
|
– Ну, извините, – развел руками Валме, – не рассчитал. Мне казалось, военный, пивший с Алвой и Савиньяками, должен продержаться дольше. Впрочем, я и впрямь не учел возраст и потрясения… Вам налить?
– Да! – Именно это он и хочет: запить проклятую музыку, проклятый день, проклятую жизнь. – Налейте!
– Охотно. «Слезы» допил ваш друг, но «Кровь» еще есть.
– Благодарю. – Эпинэ принял бокал, раздумывая, что бы сказать. Вежливость требовала одного тоста, верноподданность – другого, заговор – третьего.
– За мое здоровье пить не обязательно, – пришел на помощь посол, – господин Окделл уведомил меня, что я вам не нравлюсь, и это естественно, а следовательно, не безобразно. Предлагаю выпить за хозяйку дома и отправиться на ужин. За прекрасные глаза прекрасной Марианны! Да не увянут розы в вырезе ее платья во веки веков!
– Так и будет! – согласился Робер. «Кровь» была хороша, только одним бокалом беду не зальешь. Ее вообще не зальешь, но ночью он попытается. С помощью Марианны. Как же хорошо, что он ее встретил…
– Вы о чем-то задумались? – напомнил о себе Валме. – Если о грустном, то не стоит.
– Так, ни о чем. – Поговорить по душам тянуло, но не с этим же… урготом. – Сегодня какой-то дурацкий день!
|
|
|
– Новолуние, – повторил довод Капуль-Гизайля Валме, – на некоторых оно действует. Особенно если расстроено воображение.
Как вежливо. Нет бы просто сказать: «Эпинэ, вы сходите с ума, если уже не сошли», но безумцы – люди упорные. Если им видятся демоны с кошачьими головами, они в них верят, а если им страшно, их не проймут никакие доводы. Барон, Валме, Никола могут раз за разом пожимать плечами, страх не уйдет, по крайней мере по воле рассудка.
– А я пью… за колареву! – Внезапно очнувшийся Дикон слепо шарил по столу в поисках бокала. – Зза талигойскую… роззу!.. Если кто-нибудь… что с ней сравняется другая… Если скажет… Где мммое вино?
– Ты свое уже выпил. – Робер торопливо толкнул бутылку в сторону Валме. – Хватит на сегодня!
– Нет, – лицо Дика стало упрямым, – я требую… Выпить за мою ковалеру!.. Стоя!..
2
Катарина чиста, как первый снег, кого бы ни называли ее мужем! Он заставит всех признать это, не словами, так шпагой! Имя будущей Повелительницы Скал свято…
– За талигойскую розу! – Юноша дерзко взглянул на любовников Марианны, прошлого и настоящего. – За мою королеву! Стоя!
– Извольте. – Валме сказал что-то еще, но Дикон не расслышал. Робер нахмурился, но выпил. Вечно он недоволен и ворчит, а маршал должен владеть собой… И другими. Он должен предвещать победу, а не хромать на все четыре ноги… Бедный Иноходец, он совсем распустился.
– Мы победим! – Юноша положил руку на плечо Эпинэ. – Ты должен верить, мы обязательно победим… Скоро у нас будет меч Раканов… И пусть тогда попробуют поднять на нас руку, а меч мы получим… Валме подтвердит!
А он забавный, этот Валме! С ним весело, потому Марианна его и не прогоняла, но она хотела лучшего… Всегда хотела! Пусть ей будет хорошо с Эпинэ! Он свободен и благодарен Марианне, ведь она его спасла… А Валме все равно стал урготом, но он неплохой малый и умница, жаль только, что трус.
– Вы должны пожать друг другу руки, – объявил Дикон. – Марианна будет рада… И выпить друг за друга! Робер, он должен быть на свадьбе! Ты будешь?
– Почту за честь, – тряхнул завитками виконт. Все-таки завивать волосы мужчине нелепо. – Но чью свадьбу вы имеете в виду?
– Вот его! – Посол, а не знает! – Он женится на моей сестре… Зря женится, но Катари так хочет… Только это еще не сейчас… Сперва Альдо женится на вашей купчихе…
– Дикон! – Ну зачем Иноходец так кричит, глухих тут нет. – Разумеется, граф, я буду счастлив вас видеть. Ричард, тебе лучше вернуться домой. Сэц-Ариж тебя проводит…
– Я остаюсь на ужин! – отрезал юноша. – Не надо мне указывать… Я – друг Марианны… Я ее давно знаю… Дольше тебя… Здоровье Марианны!
– Ты не станешь больше пить. – Лицо Робера качнулось вперед. Какие у него круги под глазами… И глаза красные. Сам болен и о других судит по себе…
– Повелители равны, – напомнил Иноходцу Ричард. – Все равны… Превыше их только анакс. Здоровье Марианны, и не надо нотаций!
– Сударь. – Рядом с лицом Робера возникла физиономия Валме. Смешные они… Иноходец и баран кудрявый. – Сударь, я раздумал ужинать! Давайте уйдем вместе, нам есть о чем поговорить…
– Благодарю вас, граф, это лишнее, – буркнул Эпинэ. – Он останется со мной.
– Не с тобой! – Иноходец становится невозможным, а Валме не граф! Он виконт, но Робер ревнует… И зря! У Валме в Урготе есть герцогиня, он в нее вцепился… А Повелитель Скал не оскорбит свою невесту…
– Господа. – Над Иноходцем и Валме показалась третья голова. С шеей и воротником. – Вас просят в Малую столовую.
– Спасибо, Дамиан. – А… значит, эта образина – Дамиан… Тот, к кому липла эта, как ее, Ваннина… Его так и не допросили…
– Сможешь подняться? – Опять Робер, ну сколько можно?! – Давай помогу!
– Я в полном порядке! – Ричард нетерпеливо вырвал руку. – Я еще тебя провожу… Ты же у нас больной.
– В порядке, так вставай.
Робер исчез. Просто взял и куда-то делся. И неудивительно: комната заполнилась дымом, а может, это пар? Наверное, пар, иначе бы пахло.
– Где мы? – не понял Дик. – То есть мы едем или не едем?
– Мы идем есть угря. Вы любите угрей? – Валме все же поумнее Робера, хоть и спутался с Вороном, а теперь боится. А кто бы на его месте не боялся? Бедный Оскар… Он не послушал и не дожил до победы, но Валме никто не тронет!
– Марсель! – Дикон все же высвободил руку, но под ковер зачем-то подложили бочонок, и юноша чуть не упал. – Марсель… Вы только никому не говорите про Эрнани… И все будет хорошо… Я вам обещаю… Олларам все равно конец! Им отпущен один круг, и все! Что бы Ворон ни говорил… А Спруту маршалом не бывать… Придд – предатель… Я всегда это говорил… Он еще пожалеет… Никто не может предавать Раканов…
– Несомненно! – Порог оказался там, где ему было нечего делать, но Марсель подставил плечо… Он был сильным, этот щеголь, почти как Джереми…
– Мой друг! – Золотистый свет, что-то визжит, возится и скулит. – Мой дорогой герцог! Мы так за вас волновались…
– О да! Ваше похищение… Это было ужасно! – Марианна! Какая же она красивая… Настоящая Роза! Роза лета…
– Не переживайте, сударыня! – Черные глаза – это прекрасно, но небо должно быть голубым… Как глаза Катари…
– Где герцогу Окделлу будет удобней?
– У ваших ног, сударыня, – заверил Ричард и очутился между бароном и Иноходцем. Марианна сидела напротив, в вырезе ее платья алела роза. Это было… волнующе!
– Эвро! – Барон вскочил со своего места, и Дик от неожиданности пошатнулся. – Ну как ты можешь! Граф, ну скажите же!
Что-то с визгом шмыгнуло под стол, следом из золотистого сияния вынырнуло чудовище. Белое, слюнявое, гривастое.
– Готти! – закричал Валме. – Что ты себе позволяешь!
Внизу глухо заворчало, чудовище пропало из глаз, мелкой дрожью затрясся стол, огоньки свечей жалобно заметались. Сбоку что-то блеснуло, и Дик увидел лицо. Золотое лицо с пустыми черными глазами, оно смотрело на юношу и улыбалось…
3
Одна собака под столом – это полсобаки, сколь бы велика она ни была. Одна собака – это уют, обслюнявленный камзол, чавканье, мир и покой, но Котик и Эвро были вдвоем. Стол трясся, тоненько дребезжали бокалы, непристойно дрожало желе, а угри, казалось, решили воскреснуть.
– Дорогая, – барон изящно подхватил едва не упавший ножик, – не лучше ли мне вынести Эвро?
– Пожалуй. – Марианна приподняла скатерть и заглянула под гавкающий стол: – Эвро, ласточка, хочешь курочки?
Ласточка курочки хотела, как и Котик. Две башки – ушастая и безухая – высунулись одновременно, но Марианна была истинной женщиной – она обманула.
Поджидавший в засаде барон коварно подхватил левретку и повлек в будуар. Эвро взвыла, Котик бросился на помощь, стуча когтями по вощеному наборному паркету. Последнее обстоятельство оказалось роковым: поскользнувшийся волкодав пронесся мимо барона и впечатался в стену, на которой висела ненавистная Валме золотая маска. Та дрогнула и со звоном рухнула на взвывшего от неожиданности пса. Вопль бросившегося спасать древний ужас барона слился с визгом освободившейся Эвро и криками пьяного Окделла:
– Где кольцо?! – Повелитель Скал попытался вскочить, но тут же рухнул назад. – Где мое кольцо?
– Цела! – Барон прижимал спасенную рожу к желудку. – Господин граф, это немыслимо!
Марсель торопливо ухватил виновника за алый ошейник, красиво просвечивавший сквозь белоснежную блестящую шерсть. Эвро сварливо взвыла: она была светской дамой и не привыкла упускать мужчин. Котик в ответ лишь вздохнул.
– Укрепляй дух свой, – велел Марсель, выпихивая грешника в будуар, – а также плоть. Угря не получишь!
За дверью заскулили. Без угря обожравшийся Котик обошелся бы, но его тянуло к обществу. Непреодолимо.
– Она цела, мой друг! – Сияющий хозяин сунул Валме под нос злобную золотую морду. – Цела!
– И очень жаль. – Забитые черным матовым камнем глазницы глядели тупо и беспощадно. – Простить себе не могу, что ссудил вам деньги на эту мерзость!
– Это не мерзость. – Любитель древностей перевернул маску другой стороной. – В Академии мне сказали, что это символ двух из четырех ипостасей луны, а именно лик Полудня и обратный ему лик Полуночи. Первый светел, но позади его клубится тьма. Полночь черна, но несет в себе зерно света. Расцвет предвещает увядание, а смерть – предтеча жизни… Жаль, вторую пару так и не раскопали…
– И хорошо! – остудил расходившегося Коко Валме. – А теперь мое дело – сторона. Эпинэ, если этому чудищу найдут пару, платить придется вам.
– Золотой судья и черный палач, – пробормотал Эпинэ, глядя на маску с непонятным уважением. – Ночь Вентоха и Ночь Роха, Ночь Долга и Ночь Расплаты…
– Сегодня у нас ночь угря. – Отчего-то Марселю захотелось погладить Повелителя Молний по голове и сказать ему, что все хорошо, хотя это было делом Марианны. – И закройте чем-нибудь эту штуку.
– Коко, в самом деле. – Марианна раздраженно передернула роскошными плечами и водворила осиротевшую любимицу в обтянутое стеганым атласом лукошко. – Я всегда говорила, что хуже этой маски только покойный Килеан-ур-Ломбах. Робер, вы можете не верить, но у него были рыбьи глаза.
– Я вас понимаю, – задумчиво протянул Валме, – самое ханжеское и неприятное из виденных мною лиц было у одной форели. Я встретил ее на столе у папеньки. У рыб вообще удивительно неприятный взгляд…
– Зато их можно есть. – Эпинэ пробовал улыбаться, но лучше б он схватил кого-нибудь за шиворот. Того же Окделла, но примолкший юнец вдохновенно таращился на опустевшую стенку. Видимо, там проступало нечто, трезвому глазу недоступное. Жаль, Эпинэ не отпускает «кабанчика» ни на шаг, очень жаль… Окделл прямо-таки кладезь, а Габайру в который раз оказался прав – с гробницей нечисто.
– Зза государя! – с вызовом провозгласил Окделл, буравя взглядом все ту же стену. – Полевитель Скал умрет за дело Раканов! Умрет, но не… не осттупит!
Юный герой был прекрасен! Ноги у него, конечно, разъезжались, так это под столом, а сидя хоть сейчас в бой! Вот кто бы по достоинству оценил речь Алвы перед каторжниками. И много чего другого… Жаль, если к утру он позабудет, что за тайну вытянул из пузатого щеголя, но что же Таракан спер из гроба Франциска? Окделл решил, что Алва проболтался именно об этом… Папенька бы догадался, но папенька далеко!
– За государя! – Эпинэ хмуро покосился на Марселя. Врун из Иноходца был никудышный, Котик и тот бы понял, что господин Первый маршал предпочел бы выпить за что-нибудь другое.
– Здоровье его величества! – Валме высоко поднял бокал, но Эвро была против. Левретка выбралась из лукошка и, встав на дыбки, остервенело скребла дверь, та не поддавалась. Эвро заскулила, Котик не сдержался и заголосил в ответ. Вышло очень жалобно.
– Это напоминает народные песни. – Барон задумчиво склонил голову набок. – Нечто подобное мне пела моя кормилица.
– Теперь понятно, почему вы так любите морискилл и флейту, – пошутил Марсель.
– Увы, – подтвердил барон, любуясь угрем, – я страшно далек от народа. Страшно…
– Коко, – Марианна сделала большие глаза, – ты ошибаешься. Не правда ли, граф?
Вот так, из «милого Марселя» ты стал просто графом. Печально, но какой повод напомнить о перемене подданства! Валме вздохнул не хуже Котика:
– Наш дорогой Констанс необычайно близок с народом, по крайней мере, в его лучшей ипостаси. Это я отныне лишен корней, хоть и весь в цвету.
Марсель вздохнул еще раз. Для достоверности. Разлученная пара, словно в ответ, самозабвенно взвыла и заскреблась с удвоенной страстью.
– Да откройте же наконец! – Эпинэ дернул щекой и уронил нож. – Сколько можно слышать этот скулеж?! Простите…
– Герцог, вы встревожены? – Марианна широко распахнула глаза, значит, Эпинэ ей и впрямь нравится, ну и правильно. Таких нужно любить, иначе одичают.
– О нет, сударыня… Я… немного устал.
Эпинэ врал. Или был болен. Или был болен и врал.
– Господа, а вы… Вы ничего не чувствуете? – В глазах Иноходца застыла тревога. Очень неуютная.
– По-моему, все в порядке. – Валме честно оглядел комнату и гостей. – Разумеется, настолько, насколько в наше безумное время можно сохранить порядок.
– Новолуние, – сказал барон и отодвинул засов. Котик ворвался в столовую, отчаянно размахивая своим помпоном. Эвро устремилась навстречу. Воссоединение вышло бурным и визгливым. Из будуара вынырнул Капуль-Гизайль с лютней.
– Граф Ченизу, – нагло соврал он, – вы обещали нам новую песню.
Марсель взял инструмент, отчего-то стало грустно. Лютня не заменит гитары, но зачем заменять? Играй, как можешь, и тебе зачтется.
Виконт ослабил воротник и прошелся по струнам. Собаки предусмотрительно полезли под стол. Марианна развернула веер, барон прикрыл глаза, откричавший свое Окделл клевал носом, а Эпинэ смотрел невидящими глазами. Он пил целый вечер, но не пьянел. Это было печально…
– Это было печально, – песенка не была новой, но в голову пришла именно она, – снег и хмурое небо,
Утомленное пламя в бокале вина.
Я стоял у окна, я знаком с вами не был,
Это было печально, я стоял у окна…
4
Это было печально… Он стоял у окна и смотрел на город, не желая верить в Ночь Расплаты. Он не ошибся, гоганская сказка была куда менее страшной, чем жизнь.
Проклятья, кровавые клятвы, ночи Луны, шестнадцатые дни… Ничего этого нет, свой Закат мы носим в себе, а непонятое и непонятное ходит рядом и хватает тогда, когда мы не ждем. Оно не сто́ит ни страха, ни надежды – когда придет, тогда придет. Скачка за звездами, крылатая женщина с кошачьей головой, все это было и рассыпалось осенними листьями, сгорело, истаяло… Лауренсии больше нет, мать умерла, Матильда, Дуглас, Енниоль, Мэллит ушли, Дикона посадят под замок до лучших времен, а сюзерена не спасти. И Дэвида, видимо, тоже. Так уж вышло. У тех, кого предаешь, – знакомые до последней черточки лица, а на другой чаше – горожане. Ты их не знаешь и не узнаешь никогда, но они хотят жить, и они ни в чем не виноваты!
Как просто разменять жизнь на любовь и верность, но их больше нет. Кончились. Есть долг и договор с Савиньяком. Ты выбрал, ты не жалеешь и не раскаиваешься, почему же тебя так прихватило?
– Это просто печаль, – пел вдруг ставший непонятным Валме, – это просто тревога,
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!