Задание 1. Уточните значение следующих слов в словаре.
Тюрьма, клерк, матрос, парусник, рудник, кров, сделка, судьба, нищий, бродяга, комфорт, роскошь, кредит, долг, арестовать, выпустить (деньги), обнаружить, предполагать, откусить.
Задание 2.Подберите к словам первой группы однокоренные слова во второй группе.
1. стемнело, подобрать, обдумать, разменять, сдача, головокружение, рвать;
2. кружиться, думать, менять, дать, голова, рваный, темный, брать.
Задание 3. Как вы понимаете выделенные конструкции?
Задание 4. Замените деепричастия глаголами в следующих предложениях.
1) Выйдя из ресторана, я отправился к дому, где жили братья.
2) Я был очень взволнован и понимал, что, дав бродяге миллион фунтов вместо одного и обнаружив свою ошибку, они рассердятся.
3) На следующее утро, часов в 10, я шёл по Портленд-плейс, и увидел, что ребёнок бросил в канаву большую сочную грушу, откусив от неё всего один раз.
4) Когда наконец я решил схватить грушу, не обращая ни на кого внимания, у меня за спиной открылось окно и какой-то человек позвал меня.
5) И вот братья, беседуя между собой, стали спорить о том, какова была бы судьба честного и неглупого иностранца, если бы он оказался в Лондоне без друзей и без денег, имея только билет в миллион фунтов.
6) Наевшись, я достал билет и посмотрев на него чуть не упал в обморок.
7) Если я хотел что-нибудь купить, хозяин магазина предлагал мне весь магазин в кредит, даже ещё не видя билета.
|
|
|
8) Делая покупки и занимая деньги, я держался в пределах моего будущего жалованья.
Задание 5. Переведите прямую речь в косвенную.
Я сказал:
- Может быть вы подождете несколько дней? У меня нет сейчас мелких денег.
Он сказал:
- Ах, вот как? Ну, разумеется, я так и знал. У таких господ, как вы, есть только крупные деньги.
Я обиделся и сказал:
- Друг мой, нельзя судить о незнакомом человеке только по одежде. Я могу заплатить за этот костюм; я просто не хотел затруднять вас разменом крупной суммы.
- Я могу разменять любой билет, какой у вас есть.
Я протянул ему билет и сказал: «Ах, очень хорошо, извините».
К нам подошёл хозяин магазина и сказал:
- Ну, что случилось?
- Ничего не случилось, я жду сдачу. – сказал я.
- Ну-ну, дай ему сдачу, Тод.
Тод ответил:
- Дай ему сдачу! Легко сказать, посмотрите сами на эту бумажку.
Задание 6. Найдите глаголы движения. Объясните их употребление.
Задание 7. Ответьте на вопросы.
1. Где жил герой рассказа?
2. Почему от отказался ехать в Лондон?
3.Что он любил делать в свободное время?
4. Что случилось с ним однажды?
5. Куда он приплыл на корабле?
6. Что случилось с ним в Лондоне в первый день?
7. В чем заключался спор братьев?
8. Почему они долго не могли выбрать человека, который помог бы решить их спор?
|
|
|
9. Куда пошел Генри, когда вышел из дома братьев?
10. Почему после обеда он вернулся к дому братьев?
11. Что он прочитал в письме?
12. О чем он подумал, когда прочитал письмо?
13. Куда он пошел? Почему?
14 Как жил Генри десять дней?
15. Куда он пошел на десятый день?
16. Кого он встретил в посольстве?
17. О чем рассказал ему Гастингс?
18. Как Генри помог Гастингсу?
19. Сколько денег они заработали?
Задание 8. Расскажите, как рассуждал Генри, когда увидел в конверте деньги?
Задание 9.Посмотрите кадры из фильма.
Задание 10. Расскажите, как Генри вернул билет братьям?
Задание 11. Как вы думаете, какие проблемы ставит автор в этом рассказе?
Задание 12. Скажите, актуальны ли эти проблемы в наше время?
ВЫСТРЕЛ
I
Мы стояли в одном маленьком местечке. Жизнь армейского офицера известна. Утром ученье, манеж; обед у командира; вечером вино и карты. В местечке не было ни одного открытого дома, ни одной невесты мы собирались друг у друга. Один только человек принадлежал нашему обществу, хотя не был военным. Ему было около тридцати пяти лет, и мы считали его стариком. Опытность его давала ему перед нами большие преимущества; а его обыкновенная угрюмость, крутой характер и злой язык имели сильное влияние на молодые наши умы. Какая-то таинственность окружала его судьбу; он казался русским. А носил иностранное имя. Когда-то он служил в армии, и даже счастливо; никто не знал, почему он вышел в отставку и поселился в бедном местечке, где жил он и бедно и расточительно: ходил вечно пешком, в старой черной одежде, а на обед приглашал всех офицеров нашего полка. Правда, обед его состоял из двух или трёх блюд, приготовленных отставным солдатом. Но шампанское лилось рекою. Никто не знал: богат ли он, каковы его доходы. У него были книги, большей частью военные и романы. Он охотно давал их читать, никогда не требуя назад; зато никогда не возвращал книги, взятые у кого-либо. Главное упражнение его состояло в стрельбе из пистолета, поэтому все стены в комнате были прострелены. Богатое собрание пистолетов было единственным богатством бедного дома, где он жил. Искусство, которого достиг он, было удивительным, и, если бы он предложил сбить грушу с головы человека, никто бы не боялся подставить свою голову. Разговор между нами часто касался поединков; Сильвио (так назову его) никогда об этом не говорил. На вопрос, участвовал ли он в дуэли, отвечал, что участвовал, но видно было, что такие вопросы ему неприятны. Мы думали, что на совести его была какая-то несчастная жертва его ужасного искусства. Впрочем, нам и в голову не приходило подозревать в нём что-нибудь похожее на робость. Нечаянный случай всех нас удивил. Однажды человек десять наших офицеров обедали у Сильвио. Пили очень много; после обеда стали мы уговаривать Сильвио поиграть в карты. Долго он отказывался, так как никогда почти не играл, наконец приказал принести карты, положил на стол деньги. Мы окружили его, и игра началась. Сильвио обычно во время игры молчал, никогда не спорил и не объяснялся. Если игрок ошибался, Сильвио молча исправлял ошибку. Мы это знали, и никогда не мешали ему делать по-своему; но между нами находился офицер, недавно к нам переведённый. Он, играя, ошибся при подсчёте. Сильвио взял мел и уравнял счёт. Офицер, думая, что Сильвио ошибся, начал объяснять ему. Сильвио молча продолжал игру. Офицер, потеряв терпение, стёр то, что казалось ему неправильно записанным. Сильвио взял мел и записал снова. Офицер, разгорячённый вином, игрою и смехом товарищей, чувствовал себя сильно обиженным и, в бешенстве схватив со стола медный шандал, бросил его в Сильвио, который едва успел отклониться от удара. Мы смутились. Сильвио встал, побледнев от злости, и сказал: «Милостивый государь, выйдите и благодарите бога, что это случилось у меня в доме». Мы не сомневались в последствиях и считали нового товарища уже убитым. Офицер вышел, сказав, что за обиду готов отвечать, как будет угодно Сильвио. Игра продолжалась ещё несколько минут; но, чувствуя, что хозяину было не до игры, мы один за другим разбрелись(разошлись) по квартирам, разговаривая. На другой день мы спрашивали, жив ли наш бедный поручик, как сам он пришел и сказал, что о Сильвио он ничего не знает. Это нас удивило. Мы пошли к Сильвио, он был во дворе и стрелял в карту, приклеенную к воротам. Он ничего не сказал о вчерашнем происшествии. Прошло три дня, поручик был ещё жив, он только извинился перед Сильвио, и они помирились. Мы были очень удивлены. Эта история повредила Сильвио во мнении молодёжи. Молодые люди больше всего уважают в человеке храбрость. Однако мало-помалу всё было забыто.
|
|
|
|
|
|
Жизнь Сильвио была для меня загадкой, он казался мне героем таинственной какой-то повести. Он любил меня, поэтому со мной одним говорил о разных предметах. Но после несчастного вечера я не мог относиться к нему по-прежнему. Сильвио был слишком умён и опытен, чтобы этого не заметить и не понять причины. Казалось, это огорчало его; раза два я заметил его желание объясниться со мной; но я не хотел. С тех пор я встречался с ним только при товарищах, и прежние разговоры наши прекратились.
Во вторник и пятницу в канцелярии нашего полка офицеры получали деньги, письма, газеты. Сильвио получал письма, адресованные в наш полк. Однажды он получил письмо, быстро открыл его и начал читать с волнением. Офицеры, каждый занятый своими письмами ничего не заметили. «Господа, – сказал им Сильвио, – мне необходимо уехать; еду сегодня в ночь; надеюсь, что вы не откажетесь пообедать, – жду непременно». С этими словами он быстро вышел; а мы, договорившись встретиться у Сильвио, разошлись каждый в свою сторону. Я пришёл к Сильвио в назначенное время и нашёл у него почти всех наших офицеров. Все его вещи уже были уложены; оставались одни голые простреленные стены. Мы сели за стол; хозяин был в прекрасном настроении, мы желали отъезжающему доброго пути и всякого блага. Встали из-за стола уже поздно вечером. Прощаясь со всеми, Сильвио взял меня за руку и остановил в ту самую минуту, когда я собирался выйти. «Мне нужно с вами поговорить», – сказал он тихо. Я остался. Гости ушли; мы остались вдвоём, сели друг против друга и молча закурили трубки. Прошло несколько минут, и Сильвио заговорил.
– Может быть, мы никогда больше не увидимся, – сказал он мне, –я хочу с вами объясниться. Вы могли заметить, что я мало уважаю постороннее мнение; но я вас люблю, и чувствую: мне тяжело оставить в вашем уме несправедливое впечатление. Я молчал.
– Вам было странно, – продолжал он, – что я не вызвал на дуэль человека, обидевшего меня. Я имел право выбрать оружие, и его жизнь была в моих руках, а моя жизнь почти в безопасности. Я не хочу лгать, что я проявил великодушие. Если бы я мог наказать его, не подвергая опасности мою жизнь, то я бы ни за что не простил его.
Я смотрел на Сильвио с изумлением. Такое признание совершенно смутило меня. Сильвио продолжал.
–Шесть лет тому назад я получил пощёчину, и враг мой ещё жив.
Любопытство моё сильно было возбуждено.
– Вы с ним не дрались на дуэли? – спросил я.
– Я с ним дрался, – отвечал Сильвио, – и вот память о нашем поединке.
Сильвио встал и достал красную шапку, надел её; она была прострелена немного выше лба.
– Вы знаете, – продолжал Сильвио, – что я служил в гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык всегда быть первым. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали.
Я наслаждался своею славой, когда в нашем полку появился молодой человек богатой и знатной фамилии. Никогда не встречал такого счастливца. Представьте себе молодость, ум, красоту, весёлость, храбрость, громкое имя, деньги, которым не знал он счёта. Он хотел дружить со мной, но я относился к нему холодно, и он без сожаления от меня удалился. Я его ненавидел. Успехи его в полку и в обществе женщин, приводили меня в отчаяние. Я стал искать с ним ссоры. Наконец однажды на балу, видя его успех у женщин, я сказал ему на ухо какую-то грубость. Он дал мне пощёчину. В ту же ночь мы поехали драться.
Это было на рассвете. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. С нетерпением ждал я моего противника. Я увидел его издали. Он шёл пешком с одним секундантом. Мы пошли к нему навстречу. Он приблизился, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Я должен был стрелять первым: но я был очень зол и, чтобы успокоиться, я хотел уступить ему первый выстрел; он не соглашался. Решили бросить жребий: первый номер достался ему, вечному любимцу счастья. Он прицелился и прострелил мне фуражку. Теперь моя очередь. Жизнь его наконец была в моих руках; я смотрел на него жадно, стараясь увидеть его беспокойство. Он стоял под пистолетом и ел спелые черешни. Его равнодушие взбесило меня. Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моём. Я опустил пистолет. «Вам, кажется, теперь не до смерти, – сказал я ему, – вы завтракаете; мне не хочется вам мешать». – «Вы ничуть не мешаете мне, – возразил он, – стреляйте, а, впрочем, как вам угодно: выстрел ваш остаётся за вами; я всегда готов к вашим услугам». Я обратился к секундантам, объявив, что сегодня стрелять не буду, и поединок тем и кончился.
Я вышел в отставку и живу здесь. С тех пор не прошло ни одного дня, чтобы я не думал о мщении. И вот мой час настал…
Сильвио вынул из кармана утром полученное письмо и дал мне его прочитать. Кто-то писал ему из Москвы, что известная особа скоро должна вступить в законный брак с молодой и прекрасной девушкой.
– Вы догадываетесь, – сказал Сильвио, – кто эта известная особа. Еду в Москву. Посмотрим, так ли равнодушно примет он смерть перед своей свадьбой, как когда-то ждал её за черешнями!
Я слушал его неподвижно; странные противоречивые чувства волновали меня.
Слуга вошёл и объявил, что лошади готовы. Сильвио крепко сжал мне руку; мы поцеловались. Он уехал.
II
Прошло несколько лет, и домашние обстоятельства заставили меня поселиться в бедной деревеньке Н**. Занимаясь хозяйством, я вспоминал о прежней моей шумной и беззаботной жизни. Ещё труднее было мне проводить осенние и зимние вечера в совершенном уединении. Я прочитал все книги, найденные мною в доме. Пробовал я пить наливку, но от неё болела у меня голова; и я боялся стать пьяницей с горя, то есть самым горьким пьяницей. Близких соседей около меня не было, кроме двух или трёх горьких пьяниц. Но я предпочитал уединение.
В четырёх верстах от меня находилось богатое поместье, принадлежащее графине Б***, но в нём жил только управитель, а графиня посетила своё поместья только однажды в первый год своего замужества, и прожила там не более месяца. Я жил в деревне уже второй год, когда в начале июня графиня с мужем приехали в своё поместье.
Известие о приезде молодой и прекрасной соседки сильно на меня подействовало, я хотел её увидеть. И вот в первое воскресенье после их приезда я поехал познакомиться с ними.
Слуга ввёл меня в большой и богатый графский кабинет: около стен стояли шкафы с книгами, над мраморным камином было большое зеркало, на полу ковры. Я уже давно не видел чужого богатства, поэтому ждал графа с волнением, как проситель из провинции ждёт выхода министра. Двери открылись и вошёл мужчина лет тридцати двух, прекрасный собою. Граф приблизился ко мне с видом открытым и дружелюбным. Мы сели. Я уже перестал волноваться, как вдруг вошла графиня. Она была красавица.
Граф представил меня. Они, чтобы дать мне время привыкнуть к новому знакомству, стали говорить между собою, обходясь со мною как с добрым соседом. Я стал ходить взад и вперед, осматривая книги и картины. В картинах я не знаток, но одна привлекла мое внимание. Она изображала какой-то вид из Швейцарии; но поразила меня в ней не живопись, а то, что картина была прострелена двумя пулями, всаженными одна на другую.
– Вот хороший выстрел, – сказал я, обращаясь к графу.
– Да, – отвечал он, – выстрел очень замечательный. А хорошо вы стреляете? – продолжал он.
– Очень хорошо, – отвечал я, обрадовавшись, что разговор коснулся наконец предмета, мне близкого. – В тридцати шагах промаху в карту не дам, разумеется, из знакомых пистолетов.
– А ты, мой друг, попадешь ли в карту на тридцати шагах? – сказала графиня.
–– Когда-нибудь, – отвечал граф, – мы попробуем. В свое время я стрелял не худо; но вот уже четыре года, как я не брал в руки пистолета.
– О, – заметил я, – в таком случае бьюсь об заклад (спорю), что вы не попадете в карту и в двадцати шагах: пистолет требует ежедневного упражнения. Это я знаю на опыте. У нас в полку я считался одним из лучших стрелков. Однажды случилось мне целый месяц не брать пистолета: мои были в починке; что же бы вы думали? В первый раз, как стал потом стрелять, я дал сряду четыре промаха по бутылке в двадцати пяти шагах. Нет, нельзя пренебрегать этим упражнением, не то отвыкнешь как раз. Лучший стрелок, которого удалось мне встречать, стрелял каждый день, по крайней мере три раза перед обедом.
Граф и графиня рады были, что я разговорился.
– А как стрелял он? – спросил меня граф.
– Да вот как: бывало, увидит он, села на стену муха: вы смеетесь, графиня? Ей-богу, правда. Бывало, увидит муху и кричит: Кузька, пистолет! Кузька несет ему заряженный пистолет. Он хлоп, и вдавит муху в стену!
– Это удивительно! – сказал граф; – а как его звали?
– Сильвио.
– Сильвио! – граф, вскочил со своего места; – вы знали Сильвио?
– Как не знать, ваше сиятельство; мы были с ним приятели; да вот уж лет пять, как об нем ничего не знаю. Так и вы знали его?
– Знал, очень знал. Не рассказывал ли он вам… но нет; не думаю; не рассказывал ли он вам одного очень странного происшествия?
– Не пощечина ли, полученная им?
– А говорил он вам имя этого человека?
– Нет, не говорил… Ах! – продолжал я, догадываясь об истине, извините…я не знал… уж не вы ли?..
– Я сам, – отвечал граф с видом чрезвычайно расстроенным, – а простреленная картина есть память о последней нашей встрече…
– Ах, милый мой, – сказала графиня, – ради бога не рассказывай; мне страшно будет слушать.
– Нет, – возразил граф, – я все расскажу; он знает, как я обидел его друга: пусть же узнает, как Сильвио мне отомстил.
И я с живейшим любопытством услышал следующий рассказ: «Пять лет тому назад я женился. Первый месяц провел я здесь, в этой деревне. Этому дому обязан я лучшими минутами жизни и одним из самых тяжелых воспоминаний.
Однажды вечером ездили мы вместе верхом; лошадь у жены что-то заупрямилась; она испугалась, отдала мне лошадь и пошла пешком домой; я поехал вперед. Дома мне сказали, что у меня в кабинете сидит человек, не назвавший своего имени, но сказавший просто, что у него ко мне есть дело. Я вошел в эту комнату и увидел в темноте человека, он стоял здесь у камина. Я подошел к нему. «Ты не узнал меня, граф?» – сказал он дрожащим голосом. «Сильвио!» – закричал я, и признаюсь, я почувствовал, как волосы стали вдруг дыбом (поднялись вверх). «Так точно, – продолжал он, – выстрел за мною; я приехал; готов ли ты?» Пистолет у него был виден из бокового кармана. Я отмерил двенадцать шагов и встал там в углу, прося его выстрелить скорее, пока жена не вернулась. Он медлил – он попросил огня. Принесли свечи. Я запер двери, не велел никому входить и снова просил его выстрелить. Он вынул пистолет и прицелился… Я считал секунды… я думал о ней… Ужасная прошла минута! Сильвио опустил руку. «Жалею, – сказал он, – что пистолет заряжен не черешневыми косточками… пуля тяжела. Мне все кажется, что у нас не дуэль, а убийство: я не привык стрелять в безоружного. Начнем снова; кинем жребий, кому стрелять первому». Голова моя шла кругом… Кажется, я не соглашался… Наконец мы зарядили еще пистолет; свернули два билета; он положил их в фуражку, некогда мною простреленную; я вынул опять первый номер. «Ты, граф, дьявольски счастлив», – сказал он с усмешкою, которой никогда не забуду. Не понимаю, что со мною было и каким образом мог он меня к тому принудить (заставить)… но – я выстрелил, и попал вот в эту картину. (Граф показал на простреленную картину; лицо его горело как огонь; графиня была бледна.
Я выстрелил, – продолжал граф, – и, слава богу, дал промах (не попал); тогда Сильвио… (в эту минуту он был, право, ужасен) Сильвио стал в меня прицеливаться. Вдруг двери открылись, Маша вбегает и с криком кидается мне на шею. Ее присутствие возвратило мне всю бодрость. «Милая, – сказал я ей, – разве ты не видишь, что мы шутим? Как же ты перепугалась! Иди, выпей стакан воды и приди к нам; я познакомлю тебя со своим старинным другом». Маше все еще не верилось. «Скажите, правду ли муж говорит? – сказала она, обращаясь к Сильвио, – правда ли, что вы оба шутите?» – «Он всегда шутит, графиня, – отвечал ей Сильвио; – однажды дал он мне шутя пощечину, шутя прострелил мне вот эту фуражку, шутя дал сейчас по мне промах; теперь и я хочу пошутить…» С этим словом он хотел в меня прицелиться… при ней! Маша бросилась к его ногам. «Встань, Маша, стыдно! – закричал я в бешенстве; – а вы, сударь, перестанете ли издеваться над бедной женщиной? Будете ли вы стрелять или нет?» – «Не буду, – отвечал Сильвио, – я доволен: я видел твое смятение, твою робость; я заставил тебя выстрелить по мне, с меня довольно. Будешь меня помнить. Предаю (передаю) тебя твоей совести». Тут он пошел к двери, но остановился и выстрелил в простреленную мною картину, почти не целясь, и вышел. Жена лежала в обмороке; люди боялись его остановить и с ужасом на него глядели; он вышел из дома и уехал, прежде чем успел я опомниться».
Граф замолчал. Таким образом узнал я конец повести, начало которой так поразило меня. С героем которой уже я не встречался. Говорят, что Сильвио, во время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в сражении под Скулянами.
Задания
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 207; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!