СИМУЛЯКР И РЕАЛЬНАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ
Эпоху, в которую мы живем, называют информационной. Уже привычный термин «виртуальная реальность» заменяется на другой — «реальная виртуальность». Это, в частности, означает, что сообщение о событии, освещение его в прессе важнее и даже реальнее по своим последствиям, чем
109
само событие. В связи с этим культурологи и социологи предложили использовать новый термин — «симулякр». Это понятие стало ныне одним из ключевых в постмодернистской эстетике и постмодернистской социологии.
Симулякр(от фр. simulacres — стереотип, псевдовешь, пустая форма) — образ отсутствующей действительности, объект, вполне похожий на реальный, но за которым нет никакой реальности, точная копия несуществующего оригинала. В научный оборот термин ввел французский социолог и культуролог Жан Бодрийар. Само название его работы, состоящей из 17 глав, «Симулякр и симуляция»76, раскрывает происхождение нового понятия. Оно — производная форма существительного «симуляция». В первой же главе «Прецессия симу-лякров» Бодрийар определяет масштабы проблемы. Оказывается, симуляция —- это не форма межличностных отношений, не обман и не притворство, а всеобщая характеристика нашей реальности, когда видимость выдается за реальность. Когда они сливаются, а не просто происходит подмена одного другим, создается нечто новое — гиперреальность. Объект и его модель здесь представляют единое целое. В подобном кошмаре невозможно разобраться, люди постоянно путаются и теряют ориентацию.
|
|
Другие главы книги «Эффект Бобура, имплозия и устрашение», «Гипермаркет и гипертовар», «Имплозия смысла в средствах информации», «Реклама абсолютная, реклама нулевая» — посвящены анализу гигантских культурных и торговых универсумов, чудовищных механизмов эры симуляции, где происходит непрерывное потребление — товаров, услуг, культуры. Примером служит Центр искусства и культуры Жоржа Помпиду (Центр Бобур) — самый посещаемый туристический объект в Париже. Он представляет собой одновременно музей и творческую мастерскую, где пластические искусства соседствуют с музыкой, кино, книгами и аудиовизуальными исследованиями. «Европейский дом культуры», «кафедральный собор искусства», «супермаркет культуры», «эклектостанция», «Помпидолиум»... — так называет парижская пресса детище современного градостроительства. Необычная и даже экстравагантная (по тем временам) архитектура здания, напоминающего нефтеперегонный завод, символизировала основное назначение центра — массовое «производство» и распространение культуры. Согласно Бодрийару, здесь вырабатывается та критическая масса, сверх которой товар становится гипертоваром, а культура — гиперкультурой.
|
|
76 Baudrillard J. Simulacres et simulation. P., 1981.
110
Фабрикой по производству симулякров выступают сегодня пресса, радио и телевидение, которые производят выдуманные события, рекламируют несуществующее, создают многозначительные политические фигуры, которые в реальности таковыми не являются. Придавать значительность какому-то неважному событию или человеку помогает человеческое воображение, питающееся слухами, иллюзиями, страхом, охотно создающее вымышленных
героев.
Симулякры заполняют не только индивидуальное, но и общественное сознание. Вымышленные герои, созданные человеческим воображением, способны бросать одного в дрожь, вызывать панику, а из другого делать отважного героя. Никто не знает точно, что такое терроризм. На самом деле, каждый вкладывает в него свой смысл. Бодрийар полагает, что все ограбления и угоны самолетов в определенном смысле симулятивны, так как в своей реализации и возможных последствиях они уже заранее вписаны в обычные трактовки средств массовой информации. Иными словами, они функционируют как совокупность знаков, признаваемых вследствие только их знаковой повторяемости, а не их реальной цели. Эти события гиперреальные, не имеющие ни собственного содержания, ни собственных целей, но лишь до бесконечности преломляющиеся одни в других, в чем и состоит секрет их неподконтрольности порядку77.
|
|
Нет больше сущности и явления, вымысла и правды, притворства и истинного действия. По первому каналу центрального телевидения России Би-Би-Си показывает научно-познавательный фильм о жизни динозавров, вымерших 50 млн лет назад, включив в его действие современного журналиста, который попал в затерянный мир и снимает его на камеру. Реальность динозавров, вплоть до изгибов шеи и грязи на лапах, практически ничем не отличается от реальности куропаток или воробьев, снятых в том же году в подмосковном лесу. Но первые — симулякры, а вторые — реальные существа, обитающие здесь и сейчас. Причем качество симуляционного фильма настолько высокое, что в «оживших» динозавров и птеродактилей верится чуть ли не больше, чем в живущих по соседству воробьев и сорок. Современные информационные технологии способны сделать нереальное реальным, а реальному придать формы вымысла. Поистине наступает эра симулякров, провозглашает Бодрийар.
|
|
Эра тотальной симуляции изменяет природу институтов власти. Новым оружием массового сознания в своих интересах манипулируют политические партии, общественные движения и целые государства. В реальности существуют противоправные действия, связанные с угрозой для жизни людей, к примеру захват заложников. Но в одном случае подобные события называет терроризмом, в другом — борьбой за свои права, в третьем — актами насилия, в четвертом — патриотизмом, в пятом — нападением на мирных жителей и т.д. В массовом сознании слово «терроризм» вызывает негативную реакцию и существует как бы независимо от реальных поступков. Для борьбы с терроризмом создаются спецвойска, формируются парламентские комитеты, выделяются огромные деньги и пр. В действительности в разных странах к терроризму относят совершенно непохожие, иногда про-
урс В.В. Симулякры и симуляция // Социология: Энциклопедия / Сост. А.А. Грицанов, В.Л. Абу-шенко и др. Минск, 2003. С. 910-912.
111
тивоположные явления, в связи с чем политики задаются вопросом, а существует ли терроризм в реальности. Медиа издеваются над смыслом и контрсмыслом, манипулируя одновременно во всех возможных смыслах, продвигая внутреннюю симуляцию системы и симуляцию, разрушающую систему7".
Если власть неспособна управлять народом, она симулирует власть, т.е. создает видимость власти. Например, в нашей стране телевидение рапортует об экономических достижениях, образцовой медицине, борьбе с бедностью и других показателях успеха, которые приняты в других странах и которые там отражают реальность. Там, но не здесь. Здесь им ничего не соответствует. Между тем власть продолжает парад симулякров. Наряду с экономическими победами миллионам граждан демонстрируют торжественные встречи с лидерами ведущих держав, заключение международных актов, выступления на всемирных форумах, наконец, признание выдающегося вклада страны в дело всеобщего мира и разоружения. На самом деле происходит милитаризация страны, промышленность ориентирована на «оборонку», ВВП страны пополняется за счет продажи природных ресурсов, а борьба за мир лишь прикрывает борьбу за экономические и властные интересы. Сама власть на протяжении долгого времени не производит ничего, кроме знаков своего подобия. Власть не занимается управлением страной, она просто разыгрывает его.
Именно такие артефакты культурологи называют симулякрами. Особенно преуспел в их создании интернет, который считают творцом новой, виртуальной, реальности, заполненной такими вещами, у которых нет реальных аналогов, но которые влияют на психику и сознание человека сильнее, чем реально существующие события и явления.
Профессор философии из Оксфордского университета Н. Востром в течение нескольких лет проводил фундаментальное исследование «Мы живем в компьютерной симуляции?»79. Ученый решил применить теорию, изложенную в фильме «Матрица», к реальной действительности и пришел к выводу, что с вероятностью 25% наш мир сейчас представляет собой матрицу — компьютерную симуляцию действительности. Основой ему послужил также анализ новеллы Э. Грега «Permutation City» («Пермутация города»)80.
78 Фуре В.В. Указ. соч. С. 914.
79 Bostrom N. Are You Living in Computer Simulation? // Philosophical Quarterly. 2003. Vol. 53. № 211.P. 243-255.
80 Источник: http://www.simulation-argument.com.
112
АНОМИЯ:
КЛАССИКА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Т. Парсонс называл аномию истинно социологической категорией. Сегодня большинство социологов мира согласно с ним. Однако прошло достаточно много времени с того момента, как в 1838 г. О. Конт провозгласил о рождении новой науки, прежде чем европейские, а затем и американские социологи обратили на аномию серьезное внимание. М. Вебер вообще обошел ее стороной, уделяя свое время совсем другим понятиям и проблемам. Первым в ряду гигантов социологии заговорил об аномии Э. Дюркгейм на рубеже XIX и XX вв. Но он уделял ей хотя и постоянное, но не очень значительное внимание. Скорее аномия была в числе дополнительных категорий, необходимых ему для анализа более важных проблем, связанных с общественным разделением труда, коллективным сознанием, религией и самоубийством. Тем не менее последующие поколения социологов, прежде всего Р. Мертон, считали аномию одним из центральных понятий социологии, помогающей ей объяснить социальные деформации в современном обществе.
ОБЩИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ
Когда-то наша планета представляла собой бесформенную расплавленную массу. Постепенно она остывала, а горячая и подвижная лава успокаивалась, приобретая очертания материков. Затем образовались атмосфера, вода и суша, на которой возникли растительный и животный мир. Земля приобрела устойчивую структуру, в которой места каждого элемента, части и региона строго предписаны и закреплены. Сегодня на Земле все упорядочено и регулируется строгими законами природы. Однако если они изменятся либо наша планета столкнется с большим метеоритом, вселенская катастрофа погубит все живое, дремлющая в глубинах раскаленная магма прорвется наружу и превратит цветущую планету в огромный кипящий поток.
Возможно, аномия уносит нас в те далекие времена, когда человеческое общество еще не сформировалось в стройное целое, когда отношения междулюдьми не регулировались нормами, а подчинялись стихии чувств, дрем-
113
лющих в глубине человеческого подсознания и в роковые минуты прорывающихся на поверхность.
Переход из твердого состояния в жидкое или газообразное всегда сопровождается катастрофическими процессами, поскольку влечет за собой изменение структуры. Тот длительный или короткий промежуток времени, когда тело, вещество или общество находятся на границе двух состояний, именуется в науке по-разному — кризисное, переходное, маргинальное, аномическое. Возможно, что аномия — отсутствие твердо установленных норм, своего рода газообразное или расплавленное состояние общественной материи — является закономерным и необходимым моментом социальной динамики. Общества возникают и гибнут, народы приходят и уходят, структуры создаются и разрушаются. Подъем обязательно сменяется спадом, а на место кризиса со временем приходят стабильность и процветание, а затем все меняется.
Если составить исторический обзор развития человеческой цивилизации с древнейших времен до наших дней, то неизвестно, чего в нем окажется больше — стабильности или нестабильности, устойчивости или аморфности. Первобытная история напоминает огромное поле битвы — если не с себе подобными, то с другими представителями фауны. Тысячи лет длится непрекращающаяся ни на минуту борьба за выживание, сопровождающаяся войнами, столкновениями, захватом, разрушениями. В то же время социальная структура общества, которое социологи называют традиционным, характеризовалось удивительной косностью и консерватизмом. Сословная иерархия предписывала каждому человеку его место в социальной структуре задолго до рождения. В течение всей своей жизни его поведение ограничивалось множеством правил, норм, традиций и обычаев. Войны, конфликты и набеги разрушали на своем пути все, но социальная структура почти в неизменном виде воспроизводилась из поколения в поколение.
Никакая страна, современная или прошлая, не может существовать вне правового пространства, основу которого составляет сложно организованная совокупность законов, правил, обычаев и традиций. Все они называются одним широким понятием — социальные нормы. Сегодня большинство законов протоколируется специальными документами, начиная с конституции страны и кончая региональными законами и ведомственными, отраслевыми инструкциями. В США, Германии или России документов такого содержания насчитываются сотни тысяч. В древности таких документов не было, а все решалось на основе установившейся традиции, которая передавалась тысячелетиями из поколения в поколение.
Таким образом, с одной стороны, мы имеем тысячи правовых документов, которые могут пересматриваться в течение нескольких лет, а то и месяцев, а с другой — несколько правовых норм, которые письменно не зафик-
114
сированы, но существуют тысячелетиями. Понятно, в каком из этих случаев проще поддерживать социальный порядок. Социологи, занимающиеся историей человечества, убедительно показали, что традиционное общество более стабильно, хотя и более консервативно, чем современное, очень мобильное и быстро меняющееся.
Рис. 16. Существует расхождение между тем. чему учш ь ткни?.. и тем. что происходит в реальной жизни
Когда деды и прадеды придерживаются твердо установленных норм общежития, внукам легче следовать их примеру. Старшее поколение обучает младшее и демонстрирует на собственном поведении, что для человека выгоднее придерживаться общепринятых правил, нежели нарушать их. Передаваемые, как эстафета, социальные нормы неизбежно превращаются в культурные ценности, а это значит, что правила поведения повышают свой общественный статус. Теперь это уже не технические процедуры, которые необходимо знать и соблюдать, опасаясь возмездия со стороны органов правосудия, а социальные практики, которые почитаются большинством населения как благо и духовная ценность.
В современном обществе очередное поколение, вступающее в самостоятельную жизнь, сталкивается с почти неразрешимым выбором: следовать ли установленным нормам безоговорочно, подвергать их сомнению, принимать частично или отвергать. Неразрешимым его делают несколько обстоятельств. Во-первых, то, что такой выбор вообще существует, поскольку в традиционном обществе выбора относительно соблюдения законов не было и тем более эта проблема выбора никогда не стояла перед целым поколением. Во-вторых, расхождение между тем, чему молодых людей учат в школе и семье, и тем, как ведут себя реальные люди — те же учителя и родители, совершая служебную карьеру, добиваясь повышения оклада, делая свой бизнес, уклоняясь от налогов и т.д. Расхождение между провозглашаемым и осуществляемым сеет в юных головах разброд и метание, виновником которо-
115
го является не их бездарность, а неспособность общества справиться с ситуацией, порожденной им самим. В-третьих, убеждение в ненужности соблюдать данные нормы, поскольку на смену им скоро придут другие. В-четвертых, уверенность в том, что нарушение закона можно компенсировать взяткой, звонком к влиятельным людям, административными ресурсами и статусными привилегиями.
Чем ближе к современности приближается стрелка исторического времени, тем выше темп социальных перемен, чаше приходится расставаться с отслужившими свой век обычаями и заменять их новыми правилами общественной игры. В быстро изменяющемся мире люди не успевают привыкнуть к одним нормам, как им на смену уже появляются другие. Мобильность социальных норм снижает их общественный статус, они утрачивают свойство вечности и нерушимости. А это равносильно снижению их практической отдачи и способности служить механизмом социального контроля. Традиции перестали выполнять функцию института обучения, когда они, передаваясь от дедов к внукам, служили единственным наглядным пособием в школе жизненной мудрости. Их «заменители», занимающиеся юридическим просвещением населения, скажем школа и СМИ, справляются со своей задачей гораздо хуже, чем их аналоги в традиционном обществе. Жизнь становится подвижнее и вместе с тем все более неустойчивой, беспокойной, непредсказуемой. С калейдоскопической быстротой меняются не только события, но и социальные нормы, особенно в обществе, которое переходит от одного социального уклада, скажем социалистического, к другому — в данном случае капиталистическому. Для обсуждения, согласования, редактирования и утверждения новых законов обновленной России создана Государственная Дума, которая каждый год рассматривает и принимает более тысячи новых законопроектов.
В древности новые нормы возникали сами собой, существовали очень долго, были просты и понятны даже неграмотному крестьянину. Ныне, для того чтобы разобраться в юридической казуистике, скажем жилищного кодекса, часто не хватает высшего образования. Сформировалась многочисленная прослойка консультантов, которые зарабатывают немалые деньги благодаря тому, что законы очень сложны, а населению не достает правовой грамотности. При знакомстве с законами не покидает ощущение, что их создают специалисты
1 Его детство в трущобах южной Филадельфии, как отмечают биографы, в частности Джейсон Холлан-дер, принесло ему массу впечатлений и оказало несомненное влияние на характер его научных воззрений. Сам Мертон в интервью «New York Times» признавался, что городская жизнь «дала мальчишкамвсе, что им было надо для последующей жизни, а именно, социальный капитал, культурный капитал,человеческий капитал, а кроме того, то, что мы можем назвать общественным капиталом».
2 Berger P.L., Berger В. Sociology: A Biographical Approach. L., 1981.
116
для таких же специалистов, хотя предполагается, что руководствоваться ими будет более 140 млн человек. Разговор власти с народом превращается в диалог глухого со слепым. Рассогласование двух субъектов правового поля порождает аномию — отсутствие социальных норм в обществе либо их несоблюдение. Законы могут существовать де-юре, когда они лишь на бумаге, но не де-факто, когда миллионы людей не соблюдают их в повседневной жизни. Мотивация неподчинения может быть самой разной, например она может корениться в твердом убеждении населения, что законы выгодны только властям, которые с их помощью пытаются укрепить свои позиции. Однако у аномии могут быть более серьезные причины, раскрыть которые способен лишь профессионально подготовленный социолог. Первым об этом задумался Э. Дюркгейм, а продолжил анализ Р. Мертон.
Соединяя воедино три исторических факта, которые нас будут здесь интересовать, а именно: исследования аномии Дюркгеймом, Мертоном и современными российскими социологами, стоит обратить внимание на одну особенность, существующую во всех трех случаях. Актуализация связанных с изучением аномии проблем происходит всякий раз, когда общество переживает кризисные состояния3 либо неблагополучие наблюдается в личной судьбе мыслителей.
Поскольку в буквальном переводе с древнегреческого аномия (греч. а — отрицательная частица, nomos — закон; отсюда фр. anomie — отсутствие закона) обозначает беззаконие, отсутствие норм, то этим термином вполне можно описывать как поведение отдельных индивидов, так и состояние всего общества.
КОНЦЕПЦИЯ ДЮРКГЕЙМА
Понятие аномии ввел в научный оборот в конце XIX в. француз Э. Дюркгейм4, а превратил в хорошо разработанную научную теорию в XX в. американец Р. Мертон. Оба они связывали аномию с отклоняющимся, девиант-ным поведением, но корни его прослеживали в устройстве общества, а именно: в институциональных нарушениях. Таким образом, ненормальное поведение человека выступало у них всего лишь следствием, а деформация общества — причиной.
Дюркгейм (Durkheim) Эмиль (1858—1917) — великий французский социолог, философ, антрополог и педагог. Родился на востоке Франции в г. Эпинале в семье потомственного раввина. Отец — небогатый торговец, мать — просвещенная женщина, влюбленная в философию и изящные искусства. С ранних лет его готовили к профессии священника, воспитывали на незыблемых нравственных принципах, и в 13 лет он даже прошел иудейскую конфирмацию. Но затем последовал резкий поворот в судьбе. Биографы отмечают, что определенное влияние ока-
3~j7" '---------------------------------------
к отмечают биографы Р. Мертона, он создавал теорию аномии в самый нестабильный для американского общества период истории: в 1936-1938 гг. Это был краткий промежуток между Вели-и депрессией 1930-х гг. и Второй мировой войной (см.: Hunt M. A biographical profile of Robert К. 4 wierton // The New Yorker. 1961.Vol. 28. P. 39-63). „ ' в.ысказывания Дюркгейма, относящиеся к аномии, представлены в книге: Durkheim E. On anomie. In Images of Man / Ed. by C.W. Mills. N.Y., 1961. P. 449-485.
117
зала его школьная учительница-католичка. Короткое время он увлекался мистицизмом, но и в нем скоро разуверился. Вероятно, Дюркгейма уже тогда привлекала в религии не доктрина, а социальная, нравственная и антропологическая сторона.
Получив начальное образование в College d'Epinal в своем городе, среднее — в Lycee Louis-le-Grand5, Дюркгейм в 1879 г. поступил в известную на весь мир Высшую Нормальную школу в Париже (Ecole Normale), куда на год раньше поступили знаменитый философ Анри Бергсон и выдающийся деятель социалистического движения Жан Жорес, с которым Дюркгейм поддерживал дружеские отношения. Известный психолог Пьер Жане учился с ним в одном классе. Из профессоров Нормальной школы наибольшее влияние на формирование взглядов будущего социолога оказали видные ученые — историк П. де Куланж и философ Э. Бугру6. Среди студентов пользовался большим уважением и выделялся серьезностью, ранней зрелостью мысли и любовью к теоретическим спорам, за что товарищи прозвали его «метафизик». Тем не менее в официальной табели успеваемости выпускников Дюркгейм стоял в конце списка7.
После окончания в 1882 г. Нормальной школы, Дюркгейм в течение нескольких лет преподавал философию в провинциальных лицеях. В 1885—1886 гг. он побывал в научной командировке в Германии, где познакомился с состоянием исследований и преподавания философии и социальных наук. Особенно сильное впечатление на него произвело знакомство с выдающимся психологом и философом В. Вундтом, основателем первой в мире лаборатории экспериментальной психологии. В 1887 г. Дюркгейм был назначен преподавателем социальной науки и педагогики на филологическом факультете Бордоского университета. Там же в 1896 г. он возглавил кафедру социальной науки — по существу первую кафедру социологии во Франции. С 1898 по 1913 г. Дюркгейм руководил изданием журнала «Социологический ежегодник» («L»Annee sociologique»). Сотрудники журнала образовали научное сообщество «Французская социологическая школа».
С 1902 г. Дюркгейм преподавал в Сорбонне, где возглавил кафедру науки о воспитании, впоследствии переименованную в кафедру науки о воспитании и социологии. Дюркгейм был блестящим оратором, и его лекции пользовались большим успехом. Они отличались строго научным, ясным стилем изложения и в то же время носили характер своего рода социологических проповедей8.
Детство, юность и молодость воспитали в Дюркгейме любовь к религии, социализму и коллективной солидарности, которую он пронес через всю жизнь и отразил в своем учении. Доходило до того, что социальную реальность он понимал как моральный порядок, хотя часто маскировал эту формулу другими словами. Будучи человеком долга, Дюркгейм постоянно стремился соединить в своей жизни принципы профессиональной и гражданской эти-
5 Учился Дюркгейм блестяще, получил множество наград и призов. Правда, это мало ему помогло,так как в Ecole Normale Superieure он поступил лишь с третьей попытки. Один раз его попыткасорвалась в связи с болезнью отпа.
6 Ему он посвятил свою первую книгу «О разделении общественного труда».
7 CoserL.A. Masters of Sociological Thought. N.Y., 1977. P. 143-144.
8 Гофман А.Б. Становление французской социологической школы: Э. Дюркгейм // История теоретической социологии. В 5 т. Т. 2: Социология XIX века (Профессионализация социально-научного знания). М., 1997. С. 292-293.
118
ки, которые послужили одним из главных предметов его научных исследований. Практическая цель его профессиональной и общественной деятельности состояла в том, чтобы вывести французское общество из тяжелого кризиса, в котором оно оказалось в последней четверти XIX в. после падения режима Второй Империи, поражения в войне с Пруссией и подавления Парижской Коммуны.
Моральным, религиозным и общественным пафосом проникнуты все его социологические изыскания. Можно утверждать, что три важнейших раздела его учения — история механической и органической солидарности, эмпирико-статистическое исследование самоубийства и социология религии — являли собой не что иное, как изучение с разных позиций одной и той же фундаментальной темы — морального порядка в обществе. Понятие аномии он ввел в научный оборот для того, чтобы показать, в каких случаях этот порядок разрушается (полностью или частично) и какие формы принимает разрушительный процесс. Три области жизни, но две основные формы аномии анализировались французским социологом, а именно: аномические формы разделения труда и аномические формы самоубийства. Об аномии в религиозной сфере Дюркгейм ничего не сказал. Видимо, это та область, которая не подвержена и в принципе не может подвергаться нравственной коррозии. Религия и есть сама мораль либо ее высший источник. Если уж и он подвергнется аномии, то человеческое общество в принципе не сможет существовать. Таким образом, аномия в любой сфере общества — это трагедия, аномия в сфере религии — катастрофа.
Он так и утверждал: абсолютная аномия, или полное отчуждение от нравственных норм, фактически невозможны потому, что общество, по определению, есть нормативная система. Если люди не подчиняются одним нормам, это означает, что в этот момент они подчиняются другим нормам.
Конкретные общества и социальные группы различаются по степени аномии. Дюркгейм считает, что в обществах есть социальные группы, отличающиеся внутренней дисциплинированностью вследствие самих условий своей жизни. С детства приученные к воздержанию и умеренности, эти люди с гораздо меньшим напряжением воли могут перетерпеть новые лишения. Аномия свойственна современному российскому обществу: значительная часть населения, не привыкшая к конкуренции и плюрализму, воспринимает происходящие в обществе события как нарастающий хаос и анархию. В.А. Парыгина отмечает, что в условиях рынка традиционные нормы регламентированного поведения не действуют, а новые образцы инновационного поведения населения не освоены.
Небольшой уровень аномии даже полезен, так как чрезмерная занорми-рованность поведения равносильна интеллектуальной зашоренности, шагистике, сверхдисциплинированности. Социальные нормы превращаются в карающий меч, который общество применяет где надо и где не надо. В некоторых обществах малейшие отступления от традиций, не говоря уже о серьезных проступках, сурово карались. Все находилось под контролем: длина волос, форма одежды, манеры поведения. Так поступали правители древней Спарты в V в. до н.э. и советские партийные органы в XX в.
Примеров сверхнормативности во все времена было достаточно. В Китае нормы пропитали буквально все поры общества, поэтому здесь в норму и соответствующую ей ценность возводятся такие явления, которые в дру-
11Э
гих странах не нормированы. Французы — люди очень правильные, обладающие несколько застывшим образом мышления и строгими нормами поведения. Со времен Наполеона они вводят разнообразные неписаные правила в этикет, моду, этику, дипломатию, искусство, литературу и юриспруденцию. Они свято верят в то, что называют le droit (право, закон), полагая, что все основное в жизни должно делаться по правилам, в нужное время и в нужном месте. Зато они не любят мелких «придирок» и чаще всего просто не обращают на них внимания, например на требования парковаться и курить в определенных местах, соблюдать, сидя за рулем, правила дорожного
движения, не разбрасывать мусор и не мочиться где попало.
Небольшие отступления от жестких правил вносят в общество или группу элементы гибкости и демократичности. Они нужны сообществу, чтобы оно, имея большой диапазон свободы, могло быстро реагировать на изменения окружающей среды и приспосабливаться к ним. Но чрезмерная концентрация отклонений оказывается вредной. Если нарушение или несоблюдение социальных норм становится массовым явлением, обществу грозит опасность. Под угрозу тогда поставлено самое дорогое, что есть у человеческого общества как социального организма, — солидарность. Носителем солидарности, цементирующей людей, выступает коллективное сознание, творцом этой солидарности является мораль, а источником морали служит религия. Так выглядит иерархия высших ценностей и социологических категорий у французского мыслителя, с детства усвоившего главную заповедь: научное познание должно быть нравственным, пропитанным моральными ценностями.
Изучая эволюцию человеческого общества, Дюркгейм столкнулся с особым феноменом, который он назвал коллективным сознанием. Французский социолог подразумевал под ним «совокупность верований и чувств, общих, в среднем, членам одного и того же общества, которая образует определенную систему, имеющую свою собственную жизнь»9. Собственная жизнь, определенная система указывают на онтологический статус коллективного сознания. Оно имеет особую, «отдельную реальность». Иначе говоря, существует объективно, независимо от нашей воли и сознания, хотя такую реальность нельзя ни сфотографировать, ни измерить каким-либо физическим прибором.
Коллективное создание представляет для общества особую и предпочтительную ценность. Если общие верования, дорогие каждому идеалы и традиции оказываются под угрозой, то все объединяются для их охраны. Общие ценности и чувства могут разрушаться в результате нашествия врагов или преступлений самих соотечественников. Оскорбление общих верований
9 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Одесса, 1900. С. 63.
120
как тягчайшее преступление карается особенно сильно. Коллектив защищает себя от посягательств агрессивной личности, не считающейся с законами и обычаями, обретая в этой борьбе еще большее единство.
Чем больше коллективное сознание как своеобразный голос общественной совести регламентирует социальную жизнь общества, тем теснее связь индивида с группой. Аномия свидетельствует о нарастающей угрозе — заболевании общественного организма. Вначале она напоминает незначительное затемнение на рентгеновском снимке, а затем, разрастаясь, превращается в патологию, несущую необратимую гибель.
Центральная проблема творчества Дюркгейма — социальная солидарность. К чему бы он ни обращался — к проблемам типологии обществ или выявлению социальных факторов самоубийства, к изучению общественного разделения труда или раскрытию роли религии и сущности ритуалов — его постоянно занимает одно: что заставляет людей сплачиваться, притягиваться друг к другу, а что их разъединяет? Он создал учение о двух формах социальной солидарности — механической и органической; силой, движущей общество от низшей ступени к высшей, от одной формы солидарности к другой, у него выступает разделение общественного труда. Индивиды, связанные трудовыми функциями в единую систему общественных отношений, становятся не просто носителями профессиональных ролей, но и социально зрелыми личностями. Ведь группа, коллектив действуют и чувствуют совершенно иначе, учил Дюркгейм, чем отдельные, разрозненные индивиды.
Не случайно первый раз Дюркгейм заговорил об аномии10 при подготовке своей докторской диссертации, превратившейся позже в серьезную научную монографию «О разделении общественного труда» (1893)". Проследив историческую эволюцию двух нормальных форм разделения общественного труда — механической и органической, — Дюркгейм анализирует их антиподов — «ненормальные» формы: аномию (отсутствие законности и порядка), социальное неравенство, рутинизацию труда, деградацию рабочей силы, классовые конфликты. Аномия возникает на стадии органической солидарности, т.е. в современном обществе, при двух условиях: 1) серьезных экономических кризисах, когда правительство неспособно регулировать поведение рынка при помощи выработанных правил игры и законодательства; 2) серьезных социальных конфликтах или/и противоречиях, в частности, между трудом и капиталом. Аномия здесь трактуется Дюркгеймом как отсутствие регулируемых отношений между органами общества (институтами, сферами, сегментами). При этом он полагал, что аномия в сфере торговли и индустриальных отношений носит хронический характер.
Позже Дюркгейм активно изучал проблемы преступности, семейной неустойчивости, социальной дезорганизации, социальных патологий, социального контроля, социальной интеграции. Эти понятия составляют тот концептуальный круг, который узами связан с аномией.
Поскольку общество являет собой нормативную систему, то ее состояние определяет благополучие всего общества. Хотя полное отсутствие норм в обществе невозможно, на том или ином историческом этапе или при опреде-
м освященная аномии глава так и называется — «Anomic division of labour». Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии. М., 1997.
121
ленном стечении обстоятельств их количество и эффективность может быть большей или меньшей.
Можно выразиться так: стремление к сохранению своей нормативной базы — вполне естественно. Если общество добровольно или принудительно отклоняется от своего оптимума, оно стремится вернуться в исходное состояние. Когда иноземные захватчики покоряют страну, они первым делом вместо старых законов вводят новые, привычные для них. Они не убивают мирное население, которое еще может пригодиться в качестве рабочей силы. Захватчики изменяют нервную систему общества — законодательную базу, вынуждая общественную кровь стремиться по новому руслу.
Врагами нормативной системы могут оказаться собственные жители, среди них особенно опасны революционеры и заговорщики. Первые происходят из низов, выражают народное негодование, недовольство большинства населения существующими законами. Вторые происходят из верхов и составляют ближайшее окружение монарха либо президента. Ими движет жажда власти, а не потребности населения. Но и те и другие, захватив пьедестал власти, немедленно водружают на него новый кодекс законов.
Любое переходное состояние общества, появилось ли оно добровольно, например, в ходе крупных реформ, или принудительно, всегда представляет достаточно питательную среду для произрастания аномии. Ведь в такое время старые нормы перестают действовать, а новые еще не установились. Дюркгейм был убежден, что аномия порождена переходным характером эпохи в целом, временным упадком моральных норм, призванных регулировать отношения в обществе.
У Дюркгейма аномия — следствие неполноты перехода общества от одного состояния к другому, а именно от механической солидарности к органической, когда старые институты и нормы уже разрушены, а новые еще не созданы. Социальные и экономические нововведения, которых становится все больше в результате прогрессирующего разделения труда, появляются на свет, не получив морального оправдания и моральной опоры в коллективном сознании. Люди не успевают привыкнуть к одним нормам, как рождаются другие.
В традиционном обществе культурный порядок обеспечивался просто: темп изменения социальных институтов был невелик; потребности людей были неразвиты, а механизмом их удовлетворения являлось примитивное удержание на низком уровне. Жесткое иерархическое общество и в античности, и в Средневековье было очень стабильным и малоподвижным. В нем
122
отсутствовало понятие личности и индивидуальности и тем более личных прав и свобод. Люди ощущали свою жизнь осмысленной внутри узкого замкнутого слоя, вертикальная мобильность была небольшой.
По мере развития общества развиваются индивидуальные свободы, сужается круг коллективного контроля, а вместе с ними увеличивается область отклоняющегося поведения. Люди не выдерживают натиска открывшихся им свобод: при отсутствии твердых норм поведения исчезают и твердые жизненные принципы, моральные границы дозволенного расширяются, а область подконтрольного сокращается. В индустриальном, высокоурбанизо-ванном обществе разрушены старые нравственные устои, индивиды атом и-зировались, авторитет старших, равно как и святость традиций, подорван. Это дезориентирует людей, лишает их коллективной помощи и солидарности в ответственные минуты выбора.
Капитализм, особенно эпохи первоначального накопления, называемый еще «дикий», «нецивилизованный», придал особый размах индивидуальному расчету и конкуренции, мошенничеству и корысти, преступности и продажности. Этой есть переходная эпоха, когда новые ценности цивилизованного рынка еще не окрепли либо не сформировались, когда на смену неразвитому индивидуализму не пришел индивидуализм, адекватный современной эпохе. В подобных условиях и формируется питательная среда для аномии.
Второй раз Дюркгейм обратился к аномии при подготовке книги «Самоубийство» (1897)12. Четыре года, разделяющие эти две попытки изучить аномию, были посвящены методологическим штудиям, в результате которых на свет появилась еще одна знаменитая книга — «Правила социологического метода» (1895). Четвертое великое творение — «Элементарные формы религиозной жизни» — появилось только через 20 лет после этого (1915). Но здесь, как и в «Правилах», ничего не говорится об аномии. Исследование религии основано на анализе этнографических описаний жизни австралийских аборигенов. Обращение к этим «элементарным» формам позволило, по мнению Дюркгейма, исследовать религию в «чистом виде», без последующих теологических и прочих наслоений. В примитивных обществах нет пессимизма, надрыва, патологии, общественных разломов и катастроф, присущих современному обществу, а значит, нет места аномии. Французский социолог как бы вернулся к истокам — туда, где зарождается механическая солидарность, — в детство человеческой цивилизации. Не случайно религиозное сочинение больше всего привлекает внимание антропологов, называя Дюркгейма в числе отцов-основателей своей науки. Понятие аномии, широко применяемое в социологии права, социологии морали и отклоняющегося поведения, необходимо, естественно, не для анализа первобытного общества, а для диагностики социальных заболеваний современной цивилизации.
Аномию в отношении к религии Дюркгейм рассматривал не в своем главном произведении, посвященном ей, а в работе, на первый взгляд не имеющей отношения к религии, — «Самоубийстве». Изобретенное в 1890-е гг. Дюркгеймом понятие аномии понадобилось ему для объяснения участившихся случаев самоубийства, апатии и разочарования.
Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд. М., 1994.
123
Теорию аномии вторично Дюркгейм разрабатывал в русле социологического объяснения феномена суицида. На этот раз угол зрения Дюркгейма меняется: исходным пунктом теоретических координат становится не общество, а индивид. Каждый человек, если это, конечно, не обитатель первобытных лесов, обладает очень широким кругом потребностей, желаний и амбиций. По мере взросления его самого и экономического развития общества, в котором он живет, число потребностей только увеличивается. На каком-то этапе возникает противоречие между желаниями и возможностями. Однако средств ограничить непомерные аппетиты у самого человека нет (иначе бы он это давно сделал), ему нужны внешние ограничители. Регулирующую роль, по Дюркгейму, призвано сыграть общество. Только оно обладает достаточной моральной силой к принуждению и духовным авторитетом. Ни один человек такими свойствами не обладает, поэтому попытки со стороны других людей будут встречены в штыки. Но в исключительных ситуациях, когда само общество справиться со своими задачами не в силах и нуждается в регулировании, например оно внезапно переходит из одного состояния в другое, подверглось вторжению или впало в глубокий кризис, тогда и наступает царство теней. Аномия означает невозможность либо неспособность общества обуздать человеческие страсти и регулировать поведение больших масс людей.
В переходные периоды, в эпохи реформ и социальных катаклизмов, когда прежние нормы, к которым большинство членов общества приспособилось и привыкло их выполнять, перестают действовать, а новые еще не закрепились, довольно частым явлением становится аномическое самоубийство13.
Дюркгейм выделяет четыре вида самоубийств: 1) эгоистическое — человек изолирован от сообщества: средоточие всех ценностей он видит в себе; 2) альтруистское — из-за чрезмерной привязанности, любви к людям; 3) фаталистическое — связано с чрезмерной зависимостью от общества; 4) аномическое — связано с недостатком социальных норм.
По степени аномичности различаются не только общества и группы друг от друга, но и исторические эпохи. Когда общество переживает стабильный период и процветает, аномия уменьшается. Но она, как температура тела больного, немедленно устремляется ввысь, когда общество вступает в полосу кризиса, особенно затяжного. Дюркгейм рассматривает причины всплеска кривой самоубийств — одного из показателей существования аномии — в периоды экономических кризисов. В период экономического спада люди не могут воспользоваться теми законными средствами, которые, как их учили, ведут к успеху. Вместе с тем и в ситуации экономического подъема им приходится нелегко: потребности, как бы догоняя, а то и опережая заработки, взлетают вверх, а индивиды не знают, как их остановить и привести в соответствие со своими материальными возможностями.
13 Некоторые социологи в своих книгах вместо «аномическое самоубийство» пишут «анемическое». Это неверно. Первый термин социологический, второй — медицинский. Анемия (от греческого an — отрицательная приставка и naima — кровь) — бескровие, малокровие, истощение, характеризующиеся уменьшением количества эритроцитов и (или) гемоглобина в крови. Следовательно, анемическим самоубийство быть не может, если смерть и наступает вследствие потери крови, то не по добровольному желанию человека.
124
Таким образом, аномические самоубийства являются продуктом не одних лишь экономических кризисов. В той же мере другие социальные изменения, протекающие в сравнительно краткие периоды времени в политической, идеологической сферах общественной жизнедеятельности, сдвиги в области нравственного регулирования могут вызвать существенную дезориентацию сознания и своеобразную моральную панику. В самом деле, человек, вчера именовавшийся «спекулянт» или «фарцовщик», преследовавшийся органами правосудия, заклейменный общественным презрением, сегодня занимается своими «темными делишками» вполне легально и преуспевает в жизни; а честный труженик находится на грани нищеты. Вчера средства массовой информации клеймили американский империализм, а сегодня заискивают перед ним. Есть от чего впасть в отчаяние. Если теория аномии верна, то российское общество 1990-х гг. могло бы послужить ей в качестве иллюстрации. Так, в последнее время ежегодно накладывают на себя руки более 60 тыс. россиян... Если сравнивать среднероссийские показатели со среднеевропейскими, то российские мужчины кончают расчеты с жизнью в 2,5 раза чаще, чем европейцы, а российские женщины в 1,5 раза чаще14.
Во времена Дюркгейма суицид стал свойствен психически здоровым европейцам и не был связан с психофизиологическими расстройствами. Следовательно, у него должны быть иные причины, прежде всего социальные. При анализе статистических данных Дюркгейм выяснил ряд любопытных закономерностей. Так, оказалось, что в городах удельный вес самоубийств выше, чем в сельской местности; самоубийства чаще совершают протестанты, нежели католики; холостяки более склонны к самоубийствам по сравнению с семейными людьми, причем особенно высок этот процент среди разведенных; женщины реже совершают самоубийства, чем мужчины; число самоубийств существенно сокращается в периоды войн и вообще бедствий национального масштаба; количество самоубийств (в процентах) больше в странах с неустойчивой экономикой и политическим устройством; репрессивные политические системы создают в стране суицидальную обстановку. Французский социолог как бы подводит нас к своему главному выводу: основной причиной роста числа самоубийств выступают не психофизиологические нарушения в организме человека, а социальные причины, среди которых на первом месте стоят социетальные нарушения в самом обществе, его социальной структуре.
Первый фактор — характер социальной среды — причина, толкающая человека на то или иное отклонение. Представители угро-финской группы народов все переживания скрывают в себе, ни с кем не делятся, стремясь решить проблему самостоятельно, а если она не решается, это ведет к экстремальному выходу из тупика. Напротив, у кавказских народов самоубийств практически нет: у них выше общительность и коллективизм, они открыты, эмоциональны, моментально выражают или делятся своим настроением с окружающими. У них другой менталитет: они считают, что человек не может себя убить.
Когда человек недостаточно полно социализирован в общество, не принят окружением, он замыкается в себе. Но когда его внутренний мир в хао-
нурин В.Ф. Основы социологических знаний: Курс лекций по общей социологии. Н. Новгород, 1998.
125
се, нет смыслообразующего единства, человек, не обнаружив опору в себе, кончает жизнь самоубийством. Получается настоящий тупик: в обществе он не понят и не принят, в себе разобраться не может. Его отторгли обе инстанции, которые призваны страховать его существование, — среда и собственное Я.
Характер социальной среды либо препятствует абсурдному выходу из тупика, либо благоприятствует ему. Христианство считает суицид величайшим грехом и запрещает самоубийство: Бог дал человеку жизнь, и только он вправе забрать ее у него. Католики проявляют большее религиозное рвение и послушание законам своей религии, и у них меньше самоубийств. Протестанты менее религиозны. Они рационалистичны, алчны, своекорыстны. По большому счету, протестантизм представляет собой духовную революцию и ниспровержение истинной веры. Путь к спасению для протестантов лежит в добросовестном труде и накопительстве. Такой, если можно выразиться, потребительский вариант христианства, созданный Кальвином и Лютером на потребу мелкой буржуазии, лишь на первый взгляд является продолжением традиционного христианства. В действительности человек отрывается от Бога, вверяет свою судьбу самому себе и... расплачивается за это.
Второй фактор — семья — также влияет на статистику суицида. Одинокие люди, как установил Дюркгейм, чаще семейных добровольно расстаются с жизнью. Семья выступает спасительным кругом, держащим человека на поверхности житейского моря даже в те часы, когда его штормит. Куда идет со своими бедами муж и куда идет с ними жена? Разумеется, в семью. Встретив психологическую поддержку, человек делит свою беду надвое. Она уменьшается в своих размерах, и человеку легче нести свою социальную ношу дальше.
СУИЦИД, выражаясь современной терминологией. — ото деформации личности, отраженная через деформацию общества.
Таким образом, вездесущая аномия способна проникнуть в святая святых человека — его семью. Здесь ее никто не ожидает, поскольку самые тесные социальные связи между людьми обнаружены именно в родственном кругу. А там, где есть солидарность, нет места аномии. Дюркгейм сопоставляет различные регионы Франции, Германии, Швейцарии и приходит к выводу, что существует устойчивая положительная корреляция статистики самоубийств со статистикой разводов. Это дает ему основание утверждать, что распад семьи (который тоже во многом являет собой аномию) выступает в качестве одного из факторов самоубийств.
Деформация общества подразумевает распад прочной системы нравственных ценностей: рост преступности, числа самоубийств, разводов — это не столько причины, сколько следствия нарушения той части культурного пространства, которая касается религиозных и семейных ценностей.
Если общество находится в кризисе, его социальные институты, призванные служить основой стабильности, не выполняют своих функций, не отвечают чаяниям и надеждам людей, человек теряет ориентацию. В его ценностной системе начинается хаос. Абсурдность бытия, которым он не в силах управлять, подавляет, угнетает и разрушает его.
126
Третий фактор — характер господствующего в обществе политического режима — оказывает не менее разрушительное воздействие, чем состояние самого общества. Дюркгейм полагал, что репрессивные политические системы увеличивают рост суицида. Однако исторические факты не всегда подтверждают правоту этого утверждения. Жесткий контроль над поведением и мыслями людей в одних случаях ведет к росту числа самоубийств, в других — нет. При советской власти уровень суицида в нашей стране был высок, но еще выше он стал в постсоветский период, когда уровень репрессивного давления снизился, но лишь в политической сфере. На смену ему пришел экономический прессинг. Видимо, общество, находящееся в кризисе, продуцирует рост суицида независимо от политического режима. Причины подобного явления социологами до конца еще не выяснены, им еще предстоит разобраться в сложнейших механизмах посттоталитарной аномии.
Рис. 19. Аномия возникает тогда, когда люди не могу! законным путем достичь целей, провозглашенных обществом в качестве нравственного закона
Касаясь социетальной, или макросоциальной, стороны явления, Дюркгейм говорит, что аномия порождена переходным характером современной эпохи в целом, временным упадком моральных норм, призванных регулировать отношения в обществе. Аномия может закончиться депрессией, девиантностью, а в экстремальном случае — самоубийством или убийством.
При отсутствии твердых норм поведения исчезают и твердые жизненные принципы. В период первоначального накопления капитала, называемый «нецивилизованным», в обществе процветает нерегулируемая твердыми законами конкуренция, порождающая мошенничество, коррупцию и преступность. Аномия возникает тогда, когда люди не могут законным путем достичь целей, провозглашенных обществом в качестве нравственного закона.
127
ВОЗЗРЕНИЯ Р. МЕРТОНА
Почти всю первую половину XX в. аномия не привлекала внимание ни европейских, ни американских социологов, ютясь где-то на задворках интеллектуальных диспутов. Только в 1950—1960-е гг., как отмечает Мэтью Дефлем15, аномия перемешается в центр теоретического дискурса и эмпирических исследований.
Причинами этого стали развитие структурного функционализма и творческий расцвет выдающегося американского социолога Роберта Мертона. Выясняя глубинную сущность социальных функций — приспособительных способностей социальной системы (общества, предприятия, университета), он обнаружил, что они бывают открытыми (явными) и скрытыми (латентными), что в социальной системе наряду с функциями существуют их антиподы — дисфункции. А всякое нарушение или сбой в функционировании социальной системы рано или поздно должен поставить вопрос о нарушениях не только в отдельно взятой организации или в учебном учреждении, а о неполадках во всем общественном организме. Тогда Мертону и пригодилось дюркгеймов-ское понятие аномии, к тому времени основательно забытое социологами.
Это понятие долгое время замалчивалось социологами из-за господства в американской социологии первой половины XX в., во-первых, символического интеракционизма, представители которого не рассматривали функции, а тем более ничего не знали о существовании дисфункций (и общество как социетальный порядок, где только и можно обнаружить аномию, их вообще не интересовало), и, во-вторых, Чикагской школы, занимавшейся преступностью, городским андерклассом, социальной экологией на весьма приземленном, эмпирическом уровне. У тех и других аномия не попадала и не могла попасть в поле зрения: первые замкнулись на субъективном мире человека, вторые — на социальной среде его обитания. Кроме того, между ними было больше сходства в теоретико-методологических позициях, чем различий. Только решительный разрыв с господствовавшей традицией и новый взгляд на вещи позволили Мертону иначе взглянуть на вещи.
Мертон Роберт Кинг(1910—2003) — один из величайших социологов-теоретиков XX в., почетный профессор Колумбийского университета, президент Американской социологической ассоциации (1957). Автор, соавтор и редактор более чем 20 монографий и 200 научных статей. Родился в Филадельфии в семье еврейских иммигрантов с Украины. Отец — небогатый торговец, мать — начитанная в философии и просвещенная женщина, приобщившая его к научным занятиям. Свое детство, о котором он вспоминал с особой теплотой, провел в трущобах южной Филадельфии16. Юношей он много времени проводил в Carnegie Library, Academy of Music и Philadelphia Museum of Art. Увлекшись магией, в 14-летнем возрасте сменил свое имя и фамилию
15 Deflem M. Review of «The Future of Anomie Theory» / N. Passas, R. Agnew (ed.) // Social Forces. 1999.Vol. 78(1). P. 364-366.
16 Роберт не был «маменькиным сыночком». Выросший в неблагополучном районе, он учился премудростям жизни в потасовках и поисках заработка. Позже он вспоминал, что даже состоял в уличной банде, которая в отличие от современных аналогов являлась скорее ритуальным братством,нежели клубом бандитов. Правда, обучив, как водится, за деньги, соседских ребят основам «магического искусства», Мертон чуть не попал в тюрьму, когда оказалось, что те едва не подавилисьвязальными спицами, которые якобы должен уметь глотать всякий «волшебник и маг» (Hunt M.A Biographical Profile of Robert К. Merton // The New Yorker. 1961. Vol. 28. P. 39-63).
128
Мейер Школьник на Роберта Мерлина. Однако друзья убедили его в необходимости американизировать суррогатное имя. Так появился Роберт Мер-тон. После окончания в 1931 г. Университета Темпл со степенью бакалавра по философии и истории науки поступил в аспирантуру Гарвардского университета на только что открытый там социологический факультет, где становится аспирантом и помощником тогдашнего декана факультета П. Сорокина. Страстная влюбленность в социологию сподвигла талантливого юношу получить М.А. и Ph.D. в престижном Гарварде. Отталкиваясь от идеи М. Вебера о решающей роли религиозных ценностей в развитии европейского капитализма, Мертон в монографии «Наука, техника и общество Англии XVII в.» (1938), носившей историко-социологиче-ский характер, показал, что ценности пуританской морали (полезность, рационализм, индивидуализм) оказали решающее влияние на научные открытия. По аналогии с веберовским «духом капитализма» он создал концепцию «этоса науки». В 1936—1940 гг. им были опубликованы первые крупные работы по теории социальной структуры, функционализму, аномии, социальному времени, которые позднее вошли в книгу «Социальная теория и социальная структура» (1949) — социологическую библию XX в. С 1941 г. в течение 50 лет, т.е. до конца жизни Мертон преподавал в Колумбийском университете. В 1940-х гг. Мертон активно занимался прикладными социальными исследованиями в области средств массовой коммуникации. В 1942—1971 гг. вместе со своим другом П. Лазарсфельдом, с которым познакомился еще в студенческие годы, возглавлял Бюро прикладных социальных исследований при Колумбийском университете. Разработал методологию фокусированного интервью и технологию организации фокус-групп, без которых сегодня не обходятся бизнес и маркетинг. Большую популярность принесла ему программа создания теорий среднего уровня, которую он выдвинул в 1948 г. в противовес пропагандируемой Т. Парсонсом стратегии построения «большой теории». В 1950—1960-е гг. под руководством и при непосредственном участии Мертона осуществляется ряд крупных исследовательских проектов в области социологии науки, изучения массовых коммуникаций, социальной стратификации, бюрократии, социологии профессий, социологии медицины, социальных проблем, различных аспектов теории и методологии. Мертон стал первым социологом, кому в 1994 г. в Белом доме вручена Национальная медаль за науку.
Мертон внес фундаментальный вклад в разработку и формирование основных областей академической социологии: теории и методологии, социологии науки, изучения социальной структуры, бюрократии, социальной дезорганизации и аномии. В США высокую оценку получил его вклад в изучение средств массовой коммуникации — телевидения, кино, прессы, радио.
Влияние Мертона на становление российской социологии было огромным. Он повлиял на интеллектуальное взросление «шестидесятников», оказывал реальную помощь многим ныне здравствующим российским социологам. Его небольшая квартира на Риверсайд-драйв близ Колумбийского университета в Нью-Йорке всегда была открыта для «русских социологов», с которыми он беседовал, переписывался, присылал научную литературу. У Р. Мертона прекрасная семья. Жена Херриет Цукерман — тоже социолог, изучает стратификацию научной элиты на примере нобелевских лауреатов17. Сын Роберт С. Мертон (р. 1944) —экономист и математик, удостоенный в 1997 г. (совместное М. Скоулзом) Нобелевской премии
|ис&7тяая Я. etal. The Outer Circle: Wbmen in the Scientific Community. N.Y.: WW. Norton & Company, 1991; скегтап Н. Scientific Elite: Nobel Laureates in the United States, 2nd ed. Transaction Publishers, 1996.
129
по экономике, профессор Гарварда. Его работы посвящены финансовым рынкам, экономике неопределенности и информации, инвестициям, методам оценки рисков, ценообразованию опционов. Автор нового метода определения стоимости ценных бумаг и автор обобщенной «формулы Блэка—Скоулза»18. Кроме того, у Мертона две дочери, девять внуков и девять правнуков.
По мнению некоторых биографов, в частности Маргарет Эванс, среди многочисленных работ и научных открытий самым популярным и самым значительным является теория аномии19. Впервые она была опубликована в его статье «Социальная структура и аномия» (1938) и с тех пор входит в научный багаж как социологии, так и криминологии20.
Если Дюркгейм тесно увязывал аномию с суицидом, то Мертон — с де-виантным поведением (что по большому счету одно и то же). Впервые опубликовав новую теорию в 1938 г., Мертон позже пересматривал и расширял ее. В 1949 г. в сборнике «The Family» вышла пересмотренная и расширенная версия первоначальной статьи Мертона «Социальная структура и аномия»21. Об этом автор предупредил читателя в первой же сноске, где уточнил, что название статьи, суть которой не изменилась, осталось прежним. Сохраняя методологию, Мертон развил несколько принципиальных положений, ранее намеченных лишь вчерне. Признавшись в том, что термин «аномия» он позаимствовал у Дюркгейма, Мертон одновременно дал анализ его исторического происхождения, увидев его корни в XVI в. В новом варианте автор более подробно останавливается на историческом контексте аномии в США, уточняет определения и расширяет анализ пяти способов адаптации к аномии, составляющих его знаменитую типологию.
В первоначальной версии своей теории Мертон пытался объяснить де-виантное поведение на основе биологических факторов, но вскоре обнаружил, что они на 90% не способны объяснить различия, которые существуют между странами в отношении уровня и причин девиантного поведения. Если бы действовали главным образом биологические факторы, то во всех странах они могли обусловить приблизительно один и тот же уровень отклоняющегося поведения, однако, по свидетельству статистики, в разных странах он сильно варьируется. Существенно различаются по этому показателю и социальные группы внутри одного общества. Оставалось одно — предположить, что виной всему выступают факторы культуры.
Отныне целью Мертона стало выяснить социальные и культурные истоки девиантного поведения, установить, каким образом социальная структура оказывает давление на индивида, побуждая его к нонкоформистскому поведению. Если говорить более конкретно, то Мертон пытался понять, суще-
18 Среди трудов Мертона: Пол Самуэльсон и современная экономическая теория (Paul Samuelsonand modern economic theory, 1983); Финансирование на постоянной основе (Continuous-time finance,1990); Ситуации финансового инжиниринга: прикладные исследования финансовых инноваций(Cases in financial engineering: Applied studies of financial innovation, 1995); Глобальная финансоваясистема: функциональная перспектива (The global financial system: A functional perspective, 1995);Финансы (Finance, 1998) и др. Часть из них переведена на русский язык.
19 Хотя известно, что ближе всего его сердцу была социология науки.
20 Merton R.K. Social Structure and Anomie // American Sociological Review. 1938. Vol. 3. P. 672-682; HuntM. A Biographical Profile of Robert K. Merton // The New Yorker. 1961. Vol. 28. P. 39-63.
21 Merton R.K. Social Structure and Anomie: Revisions and Extensions // The Family / Ed. by R. Anshen.N.Y., 1949. P. 226-257.
130
ствуетли согласие, расхождение или противоречие между двумя фундаментальными элементами социокультурной структуры: провозглашаемыми обществом духовными ценностями (или целями), к которым должны были бы стремиться люди, и теми средствами, которые общество предоставляет людям для их достижения. В стабильном обществе между ними существует равновесие, в нестабильном — конфликт.
Если общество, создав разветвленную систему норм и законов, предписало каждому индивиду играть определенную роль, то сам индивид должен испытывать внутреннее удовлетворение от того, что за правильное исполнение его роли общество предоставляет ему внешнее вознаграждение. Оно может принимать самые разные формы, и не обязательно это должна быть заработная плата. Главное вознаграждение заключается в другом: общество награждает людей за исполнение ими социальных ролей, а не повышение производительности труда, красоту стиля одежды, умение выигрывать на скачках и т.п. Если, разумеется, речь идет об обществе. Пожалуй, это самое главное и самое трудное — распределить социальные роли и суметь поощрить за правильное выполнение. Общество беспокоит только выполнение социальных ролей, которые создало оно само и выполнение которых обеспечивает его стабильность и процветание.
Выполняя свою социальную роль, играя по правилам, каждый человек хочет быть уверенным в том, что и другие тщательно исполняют свой долг и играют по правилам. В этом честном соревновании кто-то забегает вперед, а кто-то отстает. Опередивший других — это человек, добившийся делового успеха честными приемами, соблюдение которых гарантируется всеми институтами общества, а не только полицией и правосудием. У лидера оказалось больше сил и таланта. Отставшие оказались за чертой лишь в силу собственной лени, невнимательности, бесталанности. В этом каждому члену общества хочется быть уверенным. Только на таких основаниях они согласны соблюдать правила игры. В честной борьбе нельзя прибегать к нечестным приемам. Стабильность общества базируется на равновесии культурно приемлемых целей и легитимных средств их достижения.
Рис 20. В стабильном обществе чаши весов находятся в равновесии
Посмотрим на рис. 20 и попытаемся интерпретировать изображенное с позиций теории Мертона. Согласно Мертону, весы должны находиться в равновесии настолько долго, насколько индивид уверен, что одобряемые
131
обществом цели он и все другие люди достигают одобряемыми средствами. Если полиция перестает ловить мошенников и казнокрадов, а суды наказывать нечистых на руку людей, равновесие нарушается, и все большее число людей переходит в теневой сектор экономики22. Если достижение одобряемых целей не обеспечивается одобряемыми средствами, тогда люди начинают достигать одобряемые цели неодобряемыми (нелегитимными) способами. А это прямой путь к криминалу, т.е. теория аномии у Мертона тесно связана с его пониманием преступного поведения. В концепции аномиче-ского поведения Мертон23 трактует (1968) преступное поведение как особую форму адаптации к обществу. У Мертона аномия — ощущение отсутствия норм, возникающее в обществе, членов которого не только убедили быть законопослушными, но и воспитали такими, однако не позаботились создать для этого необходимые условия, прежде всего законодательные24.
Итак, культурно одобряемые цели и институционализированные (признаваемые легитимными) средства их достижения — те социологические переменные, которые составили ядро мертоновской теории аномии. Состояние, при котором расхождение между целями и средствами порождает нестабильность общества, Мертон назвал аномией25. Она связана с такими понятиями, как деморализация, деинституционализация средств, диссоциация между культурными целями и институциональными нормами.
О социетальном уровне аномии Мертон высказался следующим образом:
Нет общества, которое ни руководствовалось бы в своих действиях нормами. Правда, человеческие общества сильно различаются в зависимости от того, в какой степени обычаи, нравы и механизмы институционального контроля соответствуют тем целям, которые стоят на высшей ступеньке иерархии культурных ценностей. В одних случаях культура помогает индивидам сдерживать свои эмоции, согласовывая их с провозглашенными целями и ценностями, в других случаях она оказывает им гораздо меньшую эмоциональную поддержку для того, чтобы люди избирали предписанные законом методы достижения своих личных целей. Поскольку общества настолько сильно отличаются друг от друга, когда побуждают людей достигать свои цели институционально предписанным путем, последние могут утратить законную силу в глазах большинства населения, так что оно считает их всего лишь техническими требованиями. В связи с чем возникает очень важный вопрос: какие процедуры из тех, чем располагает общество, лучше всего подходят для того, чтобы люди соблюдали провозглашенные этим обществом культурные ценности? Может случиться так, что наиболее удобные и технически достижимые процедуры, не важно, легитимные они с позиций культурных ценностей или нет, станут наиболее массовыми формами и способами решения личных задач и получат институциональную поддержку. Если процесс ослабления роли культурных ценностей заходит слишком далеко, общество теряет свою стабильность и впадает в то состояние, которое Дюркгейм называл аномией (или отсутствием норм)26.
22 Merlon R.K. Social Structure and Anomie //American Sociological Review. 1938. Vol. 3. P. 674.
23 Ibid. P. 672-682.
24 Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Социология преступности. М., 1966.
25 Merton R.K. Social Theory and Social Structure. Glencoe, III., 1957. P. 135.
26 Merton R.K. Social Theory and Social Structure / Revised and Enlarged Edition. N.Y., 1957. P. 136.
132
Если для Дюркгейма аномия являла состояние безнормности, то для Мертона она служила результатом конфликта норм в культуре или, выражаясь более точно, конфликта официально провозглашенных целей и законных средств их достижения, доступных большинству населения. В американской школе учат, что путь к богатству и успеху лежит через высшее образование. Но если для негров в США доступ к нему ограничен, а именно так было во времена Мертона, то это означает, что провозглашенные культурой цели (успех, богатство) и одобренные ею средства (образование) расходятся между собой для некоторых социальных групп. А другая социальная группа _ выходцы из богатых семей имеют доступ к престижному образованию, следовательно, достижение богатства для них возможно законным путем. Тем не менее крупные хищения и сокрытие доходов чаще всего совершает именно эта группа людей. Когда высшее образование недоступно или нет мотивации учиться в вузе, диплом о его окончании можно купить. Это незаконные средства достижения успеха. Однако в российском обществе «покупное» образование в 1990-е гг. стало массовым явлением.
Если школа и СМИ учат нас, что путь к успеху лежит через труд, усердие и честность, но никто из окружающих, лично знакомых, таким путем богатства не добивался, то, по всей вероятности, возможен вывод, в обществе существуют какие-то другие пути к успеху, отличные от того, чему нас учат и к чему призывают.
Стало быть, аномия возникает тогда, когда люди не могут достичь законным путем провозглашенных обществом в качестве нравственного закона целей. При социализме официально провозглашались принципы равенства и моральной заинтересованности в труде, при капитализме — цели индивидуальной наживы и материального успеха.
Но если в том и в другом случае большинству населения легитимные, т.е. законные способы достижения этих целей недоступны, то на его долю достаются только незаконные. У Мертона их пять: 1) конформизм (принятие целей и средств); 2) инновация, реформизм (принятие целей, устранение средств); 3) ритуализм (неприятие целей, принятие средств); 4) ретритизм, уход (непринятие целей и средств); 5) мятеж (отказ от целей и средств с заменой их новыми целями и средствами). Так люди приспосабливаются к аномии. В большинстве случаев это отклоняющееся поведение.
Таблица 1 Типология способов индивидуальной адаптации по Р. Мертону
Способ адаптации | Культурные цели | Институциональные средства |
_ Конформизм | Принимаются | Отклоняются |
_ Инновация | Принимаются | Отклоняются |
Ритуализм | Отклоняются | Принимаются |
Ретритизм | Отклоняются | Отклоняются |
Мятеж | Отклоняются и заменяются | Отклоняются и заменяются |
Согласно теории Мертона, инноватор ищет новые и незаконные средства достижения богатства и успеха, например рэкет (racketeering). Ритуалист верит в судьбу, в то, что только случай приведет к удаче, и склонен больше, чем
133
надо, подчиняться правилам; типичный ритуалист — бюрократ. Ретритист, или отступленец (retreatist), отрицает и цели, и средства общества, уходит в наркотики, умственную болезнь, алкоголизм, бродяжничество. Мятежник (rebellious — бунтарь) отрицает и цели, и средства, но во имя социального изменения; это — политические радикалы, члены религиозных движений, последователи движений за альтернативный стиль жизни (студенческие волнения 1968 г.), отклоняющие конформизм, ищущие новые цели и средства, а также гомосексуалисты, рок-музыканты, хиппи в 1960-е гг.
Самой распространенной формой поведения людей во все эпохи и во всех обществах служит конформизм — всеобщее послушание, которое у одних людей вызывает насмешку, у других — презрение. Однако конформизм — это не рабская забитость или отсутствие воли. Конформизм в обществе формируется разными путями. Одно дело всеобщее согласие при тоталитарном строе, другое — при демократическом. Одно дело, когда правительство и репрессивные органы подавляют всякий протест в зародыше, другое — когда для такого протеста нет оснований, поскольку правительство действует во благо народа и от имени народа. Но каким бы характером и вектором ни обладал конформизм, с точки зрения общества он служит верным индикатором того, что все обстоит благополучно. Мертон так оценивает роль конформизма: «Чем больше степень стабильности общества, тем шире распространен этот тип приспособления — соответствие культурным целям и институционализированным средствам. Если бы дело обстояло иначе, было бы невозможно поддерживать стабильность и преемственность в обществе»27. Американский социолог не проводит различия между тоталитарным и демократическим конформизмом. Для него он полезен в любом виде. Но мы сами, наши отцы и деды прекрасно помним, какой ценой во времена Сталина добивались всеобщего послушания и повиновения. Если за такую стабильность пришлось заплатить, по разным подсчетам, от 7 млн до 21 млн человеческих жизней да еще столетним (если не больше) отставанием от Запада, то вряд ли кому понравится такой «наилучший» способ адаптации людей к обществу.
Но Мертон прав по существу: «Сеть ожиданий, составляющая социальный порядок, основывается на желательном поведении членов общества, соответствующих установленным культурным образцам. Именно вследствие всеобщей ориентации поведения на основные культурные ценности мы
27 Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. 1992. № 3. С. 104.
134
можем говорить о массе людей, как об обществе»28. Ни одно общество и ни одна социальная группа не могут существовать вне системы социальных норм и правового пространства. Нормы и ценности — это стройная система координат с двумя, тремя, пятью и гораздо большим числом осей. Семейный кодекс — одна ось, на которой нанесено множество зарубок-правил, трудовой кодекс — еще одна ось и т.д.
Однако провозглашение норм и их соблюдение — вещи совершенно разные. Во второй версии своей статьи Мертон вносит важное уточнение: если нормы лишь провозглашены, то налицо социальные отношения, но общества как такового еще не существует29.
Быть конформистом означает двигаться по разграфленной территории, соблюдая правила игры и не заходя на газоны. Инноваторы, ретритисты, мятежники и даже отчасти ритуалисты — это своего рода уклонисты, которые хоть что-то делают не так. К примеру, инноваторы принимают цели, но отвергают средства, а мятежники вообще все отрицают. Таким образом, четыре последующих категории адаптантов (если можно их так назвать) уступают первой категории, конформистам, в одной или сразу двух позициях. Возможно, по-своему они и нужны, но для интересов общества самой ценной группой являются конформисты.
Инновационная стратегия адаптации к аномии тесно связана с феноменом «Американской мечты», стремлением людей подняться вверх по шкале достатка и престижа, перейти в более высокую страту. Мертон полагает, что инновация усваивается преимущественно низшими классами. Тем не менее в варианте статьи 1949 г. он, ссылаясь на разработки Эдвина Сазерленда, вносит поправку: многие представители высшего класса, а также верхнего слоя среднего класса воодушевлены «Американской мечтой» и предпринимают все, чтобы добиться успеха.
Мертон уточнил и свою позицию относительно ритуализма. Для подавляющей части населения невозможно в одинаковой степени достичь успеха (культурно одобряемой ценности), применяя социально приемлемые средства (деловой успех, высокие оклады). Многие индивиды, не имея возможности выбрать для себя стратегию инновации и одновременно не желая нарушать законы, ведут вполне приемлемый с позиций закона образ жизни, не разделяя ценностей обогащения. Таким образом, ритуализм, хотя он и вызван социальным напряжением или статусной несовместимостью, не обязательно означает девиантное поведение. Многие представители низшего класса, испытывая неприязнь к богачам и не разделяя их ценности, тем не менее не поднимают бунт или революцию, будучи воспитаны в правилах строгой морали.
Сохранив прежнее определение ретритизма, в варианте статьи 1949 г. Мертон добавляет яркий пример, иллюстрирующий портрет ретритиста. Фильм Чарли Чаплина «Бродяга» (The Tramp, 1915) средствами кинематографа дает характерологический образ адаптационной стратегии четвертого типа (adaptation IV)30.
Мертон Р.К. Социальная структура и аномия. С. 104.
Merton R.K. Social Structure and Anomie: Revisions and Extensions // The Family / Ed. by R. Anshen. N.Y., 1949. P. 236. 30 Merton R.K. Op. cit. P. 251.
135
Бродяга31 не приемлет ни целей этого общества, ни предлагаемых (или навязываемых) этим обществом средств их достижения. Ему вообще не находится места в этой жизни. Выброшенного на задворки жизни, дурно пахнущего, плохо одетого и слоняющегося без дела человека окружающие воспринимают как помешанного или очень странного субъекта. Он смущает и озадачивает сытую толпу, но не бунтует против нее. Политика эскапизма (бегства из окружающего мира) его вполне устраивает и даже приносит удовлетворение. Размышления над портретом ретритиста всегда будут вызывать из памяти создание Чаплина — бессмертный образ бродяги Чарли: его бьют, но он увертывается, его запихивают в машину, но он остается жив, он улыбается и продолжает жить. Если обстоятельства позволяют, он непременно дает сдачи. Его тянут в светлое будущее, подчиняют функции, а он просто хочет жить.
Рис. 22. Бродяга не приемлет ни целей общества, ни предлагаемых им средств их достижения
В качестве более отдаленного исторического персонажа можно припомнить Диогена. «Разбогатеть философу легко, но неинтересно», — говорили греческие мудрецы и очень часто с нескрываемым презрением относились к житейскому благополучию. В Греции было много Диогенов, но самым известным из них считался тот, что проживал в городе Синопе, поселившись в глиняной бочке. Скарб у него был невелик — в суме лежали миска, кружка, ложка. Увидев, как мальчик-пастушок наклонился к ручейку и пьет из ладошки, Диоген выбросил и кружку. Его сума стала легче. Вскоре, заметив изобретение другого мальчика — тот наливал чечевичную похлебку прямо в ладошку — Диоген выбросил и миску. Он не сразу дошел до такой жизни. Вначале Диоген встретился с оракулом, и предсказатель ему посоветовал:
31 Герой Чаплина — бродяга Чарли, спасает дочь фермера от злодеев, потом мешает им ограбить ферму. Все его полюбили, а он полюбил Эдну, но счастье его длится недолго — является молодой красивый жених. Чарли безутешен, сама его спина говорит о полном унынии. Он уходит с фермы, оставив записку: «Я думал вы миня любити а вы проста добрая. Я иго видел пращайти». Здесь Чаплин впервые вводит свой классический уход: опустив плечи, переваливаясь с ноги на ногу, он печально удаляется от камеры по проселочной дороге, олицетворяя крушение надежд. Внезапно он приободряется и снова идет обычной, бойкой походкой куда-то в затемнение. Еще раз маленький бродяга появляется в гениальной ленте «Огни большого города», где он становится жертвой производственного и социального конвейера.
136
«Сделай переоценку ценностей!» Диоген понял его буквально и начал перечеканивать монеты. Занятый столь неблаговидным делом, он увидел пробегающую по полу мышь. И подумал Диоген: вот мышка, она не заботится о том, что пить, что есть, во что одеться, где прилечь. Глядя на мышь Диоген понял смысл бытия, завел себе посох и суму и стал ходить по городам и весям Греции.
Синдром Диогена — термин, обозначающий клиническое состояние. Характеризуется пренебрежительным отношением к бытовым вопросам одиноко живущих престарелых людей. Наиболее часто синдром Диогена возникает у ранее активных людей, ориентированных прежде всего на работу и имевших социальный успех. С отходом от профессиональной и общественной деятельности, они перестают заботиться о своей внешности и жилище, которое приходит в запустение и превращается в склад старых и ненужных вещей, не уделяют должного внимания правильному питанию, что может вести к истощению и даже смерти. Вместе с тем у них возникают необратимые изменения характера: появляются недоверчивость, необщительность, нереалистичность установок, а самое главное — негативное отношение к тем людям, которые предлагают им свою помощь. Синдром был описан в 1955 г. в исследовании А. Кларка (A. Clark), Г. Мейникара (G. Manikar) и Дж. Грея (J. Gray) и назван по имени древнегреческого философа-киника из Сино-па, жившего, по преданию, в бочке.
Мертон характеризует ретритиста как наименее приспособленный к существующему порядку тип людей. Вместе с тем это самый обиженный об-
Врезка
Занимательное о Диогене
Однажды Диоген рассуждал о важных предметах, но никто его не слушал; тогда он принялся верещать по-птичьему; собрались люди, и он пристыдил их за то, что ради пустяков они сбегаются, а ради важных вещей не пошевелятся. Он удивлялся, что грамматики изучают бедствия Одиссея, но не ведают своих собственных; музыканты ладят струны на лире, а не могут сладить с собственным нравом; математики следят за Солнцем и Луной, а не видят того, что у них под ногами... Когда кто-то привел его в роскошное жилище и не позволил плевать, он, откашлявшись, плюнул в лицо спутнику, заявив, что не нашел места хуже.
Человеку, спросившему, в какое время следует завтракать, он ответил: «Если ты богат, то когда захочешь, если беден, когда можешь». Рукоблуд-ствуя на глазах у всех, он приговаривал: «Вот кабы и голод можно было унять, потирая живот!» Кто-то корил Диогена за его изгнание. «Несчастный, — ответил он. — Ведь благодаря изгнанию я стал философом». Он просил подаяния у статуи; на вопрос, зачем он это делает, Диоген сказал: «Чтобы приучить себя к отказам». На вопрос, почему люди подают милостыню нищим и не подают философам, он сказал: «Пото-
му что они знают: хромыми и слепыми они, может быть, и станут, а вот мудрецами — никогда». Он просил милостыню у скряги, тот колебался. «Почтенный, — сказал Диоген, — я же у тебя прошу на хлеб, а не на склеп!»
Когда Филипп, царь Македонии, отец Александра Македонского, объявил, что идет войной на Коринф, и все бросились готовиться против него, Диоген принялся катать туда и сюда свою собственную бочку. Его спросили: «Зачем это, Диоген?» Он ответил: «У всех сейчас хлопоты, потому и мне нехорошо бездельничать; а бочку я катаю, потому что ничего другого у меня нет». Как-то богатый человек спросил у Диогена: «Сколько следует подавать философу?» «Не скупись, сколько ты дашь — будет твоей ценой, а не ценой философа», — ответил Диоген.
137
ществом типаж, поскольку такие люди не приемлют ни ценности, ни цели, ни средства (институты) этого общества.
Образ мятежника (пятый тип адаптации) не так однозначен, как может показаться. Революционеры, бунтари и мятежники не только разрушают существующее общество в те периоды, когда они сильны, а общество слабо. Они также вынуждают общество изменяться, перемещаясь в пространстве прогресса от старого к новому, или даже укреплять прежний строй (подобное случается, когда они слабы, а общество сильно). По мысли М. Де Серто32, сопротивление «подавляемых» вносит свой вклад в установление и укрепление существующего порядка: увеличиваются органы полиции, издаются карающие законы, дичают чиновники, чувствующие безнаказанность за свой произвол, перевооружается армия, растут штаты доносчиков и соглядатаев.
В поздней версии статьи об аномии (1949) Мертон считает необходимым прояснить свою позицию, в связи с чем разводит понятия «рессентимент» (ressentiment) — ницшевский термин, используемый в социологии Макса Шелера33, и мятеж (rebellion). Ф. Ницше в «Генеалогии морали» заимствовал это французское слово (непереводимое, как замечает Шелер, на немецкий) для характеристики «морали рабов» — возведения в ранг высшей ценности всего бессильного и немощного, своеобразного обращения бессильной «еврейской ненависти» в христианскую любовь, которая является для Ницше «утонченным цветком рессентимента».
Ницше под рессентиментом понимает бессильную ненависть к благородным и превосходным, проистекающую у слабых и ординарных людей из чувства собственной неполноценности. Он обрисовал условия, при которых рессентимент становится творческим и рождает ценности: это рессентимент таких людей, которым отказано в подлинной реакции на все их травмирующее, реакции делом, которые возмещают свой ущерб лишь благодаря воображаемой мести.
Открытие рессентимента Шелер относит к важнейшим в Новейшее время, однако он занят главным образом переинтерпретацией генезиса этого фундаментального европейского морального феномена, выявленного Ницше. Шелер рассматривает феномен рессентимента в его основных аспектах — психологическом, социальном и ценностном. С дескриптивно-психологической точки зрения рессентимент представляет собой установку, порождаемую систематическим запретом на выражение таких аффектов, как жажда и импульс мести, ненависть, враждебность и т.п.34
РЕССЕНТИМЕНТ ■■ поплорное переживание некоего негативного аффекта (гнева ненависти и r.n.i. неприязнь к кому-либо, стремление OTOMf 1ить. Исходные- пунктом при формировании рессентимента является аффективная триада — зависть, ревность, одержимость соперничеством
Возникновение и нарастание рессентиментальных настроений во многом определяются социальной структурой общества, так как эти пережива-
32 Certeau M. de. The Practice of Everyday Life. Berkeley; Los Angeles; L., 1988. P. 14—15.
33 Шелер М. Рессентимент в структуре моралей / Пер. с нем. СПб., 1999.
34 Земляной С. Рессентимент, или Кто держит кукиш в кармане // Русский Журнал. — www.russ.ru/politics/20000705_zemlyanoj.html.
138
ния могут возникать лишь при определенном равенстве между, в частности, оскорбленным и оскорбившим (в то время как, например, ребенок, наказанный взрослым, не считает себя оскорбленным, коль скоро не считает себя равным ему). Наиболее ярко рессентимент выражается в том случае, когда индивид или группа воспринимают как нечто подлежащее отмщению уже само свое существование: таков рессентимент калеки. Важнейшим исходным пунктом в генезисе рессентимента являются месть, мотив и импульс мести как некоего ответа на чьи-либо агрессивные или оскорбительные (действительно или мнимо) действия. Когда месть перешла в мстительность, последняя ищет любые поводы для своего проявления. Ее, однако, сдерживают страх и сознание собственной «немощи» мстителя: мстительность охлаждается, т.е. вытесняется из сознания, затем вытесняется иллюзорное удовлетворение чувства мести в фантазиях, потом — и само эмоциональное возбуждение, вызываемое жаждой мщения. Тем самым создаются адекватные условия для формирования рессентимента35.
Рессентимент слабо проявляется в двух полярных типах общества — тоталитарном и демократическом, ибо здесь и там делают то, что провозглашают. Но он невероятно расширяется в таком обществе, которое провозглашает одно, а делает другое, где декларируемое равноправие «соседствует с огромными различиями в фактической власти, в фактическом имущественном положении и в фактическом уровне образования, т.е. в обществе, где каждый имеет "право" сравнить себя с каждым и "не может сравниться реально"»36. Трактовка рессентимента как ценностной иллюзии, как фальсификации и искажения ценности является ключевой в интерпретации рессентимента у Шелера. Он часто оперирует выражением Ницше «фальсификация ценностных таблиц». Мертон, соглашаясь с Ницше и Шелером в трактовке сущности рессентимента, все же уточняет, что он не предполагает изменения в ценностях и мятежа против общества. Восстание и мятеж как проявления бунта индивида против общества основаны на том, что человек не просто фрустрирует, не удовлетворен или не согласен с существующим положением дел, а видит их в ином свете и готов изменить — как цели, так и институты общества37.
При разложении системы моральных ценностей, когда возникает противоречие между нормами и ценностями культуры, с одной стороны, и реальными возможностями их достижения — с другой, индивид чувствует свое отчуждение от общества. Поскольку аномию создают неэффективно функционирующие институты власти, в том числе правительство, парламент, суд и полиция, недовольство граждан распространяется и на них. Люди перестают заботиться о благе общества, думая лишь о своих эгоистических интересах. Солидарность исчезает, воцаряются беспорядки, хаос, разброд. Таким образом, аномия у Мертона, по существу, указывает на состояние деинституцио-нализации социальных средств, при помощи которых люди должны достигать социально приемлемых и культурно одобряемых целей в рамках легитимно устанавливаемых норм. Нарушение таких норм и неприятие средств порождают те пять социальных страт, о которых говорилось выше.
Земляной С. Указ. соч. 6 Шелер М. Указ. соч. С. 21. Menon R.K. Social Structure and Anomie: Revisions and Extensions // The Family. P. 252-254.
139
Касаясь социокультурных предпосылок возникновения аномии в цивилизованном и вполне благополучном обществе, Мертон подробно рассматривает (особенно во второй, расширенной версии знаменитой статьи 1949 г.) историю самого великого мифа XX в. — «Американской мечты» (American Dream), согласно которой в демократическом рыночном обществе у всех граждан есть равные шансы и возможности превратиться из бедняка в мультимиллионера. Стремление добиться богатства двигало миллионами американцев и приезжающих в Америку. По Мертону, «великая американская мечта» носит циклический характер. Такова ее природа. Вначале индивид хочет добиться немного большего, чем у него есть в распоряжении. Когда он получает это «немного большее», процесс возобновляется: потребности человека растут по мере роста его возможностей. Мертон утверждает, что корни «Американской мечты» — в старших поколениях, которые, используя школу как официального агента и принадлежность к определенной социальной страте, стремились взобраться выше по социальной лестнице и добиться материального успеха легитимными средствами38.
По мнению Мертона, современная ему Америка (напомним, речь идет о США первой половины и середины XX в.) чрезмерно акцентирует роль богатства как символа успеха. Сегодня не только социологи, но и большинство интеллигенции знают и другие измерения социального успеха — власть, знания и квалификацию, признание людей, творческое самовыражение, славу, дорогостоящий досуг. Но тогда американцы понимали под успехом только деньги, капитал, богатство. Общество, если бы его строили Платон (мечтавший о правлении обществом просвещенных философов) или Мертон (требовавший от правительства чрезмерно многого), должно было построить на пути, такому успеху широкую автостраду, по которой десятки миллионов людей устремились бы навстречу своей мечте. Но общество ничего не строило, не собиралось строить, а если бы и хотело, то объективно сделать этого не могло.
Легитимные каналы обогащения имеют весьма ограниченную пропускную способность — скажем, не более 3—5% всех желающих. Именно такова численность богатого класса в современном обществе, т.е. тех, кто воспользовался всеми возможностями (сейчас мы не оговариваем, законными или незаконными) и на самом деле достиг процветания. А большинству людей пришлось сойти в самом начале или на середине пути. Ни одно общество и ни в одну историческую эпоху не строило улицы под названием «Путь к богатству». Оно не обязано предоставлять всем слоям населения равные шансы и законные способы добывания богатства. Такого никогда не было и никогда не будет. Богатство — это приз в конце долгого и утомительного пути. Оно достается немногим, тем, кто не пожалел ни сил, ни времени, ни здоровья на этом поприще. Если богатство будет равнодоступным, оно утратит мотивирующую силу. Заявления о том, что общество не предоставило легитимных средств для достижения культурно одобряемых целей, по крайней мере, наивны. Теория Мертона неоднократно подвергалась серьезной критике, в том числе и за это.
Однако контраргументы смягчаются всякий раз, когда мы глубже рассматриваем логику доказательства Мертона. Сравнив общества, относящие-
1S Merlon R.K. Social Structure and Anomie: Revisions and Extensions // The Family. P. 233.
140
ся к разным историческим типам стратификации, в частности кастовую систему в Индии и классовую систему в Америке, Мертон заключает, что в каком-то смысле индийцам живется легче. Так, представители касты неприкасаемых, находящиеся в самом низу социальной пирамиды, и мечтать не могут о том, чтобы добиться успеха, на который способны представители знати. Не думая о нем, они усмиряют свои потребности, приводя их в соответствие со своими возможностями. Точнее сказать, за них это сделала кастовая система, существующая в Индии несколько тысячелетий. Здесь каждый человек с рождения знает свое место. А в Америке, где классовая система еще молода, люди очень стараются заработать как можно больше, не отстать от соседа либо обогнать его. Действительно, массовое сознание американцев, так уж они воспитаны, знакомо лишь с одним критерием оценки успеха — по финансовой карьере человека. Монетарный аспект культуры здесь на самом деле гипертрофирован, если сравнивать американское и индийское общества. Поскольку в США нет каст и все равны перед законом, то у любого человека могут появиться иллюзии о том, что и ему, а не только Рокфеллеру, доступны миллионы долларов. Америка намеренно культивирует идеологию равенства, а это означает, что представителям всех групп — экономических, профессиональных, религиозных, расовых, политических и национальных — успех гарантирован в одинаковой мере. Кастовая система таких иллюзий у населения не рождает. Напротив, для каждой касты предписаны своя социальная роль и своя судьба. Богатство доступно только высшим кастам, а их численность ограничена. В результате с нижних ступеней иерархии, толкаясь и давя друг друга, в США устремляются буквально все, а в Индии — единицы. Ясно, где будет больше беспорядка и нечестных приемов борьбы.
Провозгласив конституционное равенство социальных групп, США на практике вплоть до недавнего времени далеко не всем предоставляли равные права. Тому свидетельства расовые волнения и массовые беспорядки на религиозной и национальной почве. Следовательно, Мертон прав, когда обвиняет свою родину в том, что между культурно одобряемыми и реально предоставляемыми свободами, целями и средствами здесь наблюдается большое несоответствие. Если сравнить с Америкой СССР середины XX в., то окажется, что и здесь номенклатура и партийная элита имели гораздо больше возможностей для получения образования, власти и богатства, используя при этом легитимные пути. Правда, легитимность здесь была особого, советского толка. По конституции, у всех были равные права на общественную собственность, но одной социальной группе были доступны 6 соток за городом, заработная плата 110 руб. и малогабаритная двухкомнатная квартира, а другим — 25 соток с коттеджем, зарплата (вместе с премиальными и всевозможными доплатами) в 600—800 руб., персональная машина
141
и пятикомнатная квартира в элитном доме с высокими потолками. То и другое предоставлялось на формально законных основаниях. Сопоставляя свой уровень жизни с «номенклатурным», наиболее активные и социально агрессивные элементы советского общества пытались незаконными путями — создание подпольного бизнеса, фарцовка, грабеж, подкуп и т.п. — выравнять жизненные шансы, добиться того богатства, которое номенклатуре доставалось даром, т.е. за счет государства. Это и есть аномия в ее классическом, социетальном виде.
ДРУГИЕ КОНЦЕПЦИИ АНОМИИ
Понятие аномии, вошедшее ныне в лексикон всех социологов мира, надо считать удачным потому, что, охватывая и индивида, и общество, оно вместе с тем указывает на их качественную характеристику, т.е. общее состояние, которое лишено, быть может, самого главного, что необходимо как индивиду, так и обществу, — порядка. Действительно, a-nomos означает отсутствие в обществе регулирующих его жизнь законов, а у людей — мотивации соблюдать эти законы.
Т. Парсонс, адаптируя к своим целям дюркгеймовское понятие аномии, подчеркивал «состояние дезорганизации, при котором нормы, призванные координировать индивидуальное поведение, разрушены»39. Ему удалось создать собственную концепцию девиантного поведения, в основании которой лежит мертоновская типология способов адаптации40. Модификации либо расширения теории аномии Мертона были предложены, в частности, Р. Дабином41, Р. Клоуордом и Л. Охлином42, А. Когеном43. При этом, разумеется, они, как и другие авторы, несколько отдалились от оригинальных идей, внеся в понимание аномии новые аспекты.
Аномичным является такое состояние общества, в котором значительная часть жителей, зная о существовании обязывающих их норм, относится к ним негативно или равнодушно. Законы не действуют потому, что люди им не подчиняются, а они этого не делают потому, что в обществе нет законов, которые защищают их от произвола. Худшего положения дел и не придумаешь.
Опираясь на фундаментальные идеи Дюркгейма и Мертона, американский социолог и психолог Лео Сроул44, специализирующийся в кросскуль-турной психиатрии, предложил социопсихологическую версию теории аномии. Согласно его воззрениям, аномия — это состояние человека, когда он попадает в условия, названные Дюркгеймом аномическими. Как ни странно,
39 Parsons Т. The Structure of Social Action: A Study in Social Theory with a Special Reference to a Group ofRecent European Writers. N.Y., 1968. P. 377.
40 Parsons T. The Social System. N.Y., 1951. P. 249-321.
41 Dubin R. Deviant behavior and social structure: continuities in social theory // Amer. Social. Rev. 1959.Vol. 24. P 147-164.
42 Cloward R.A. Illegitimate means, anomie and deviant behavior // Amer. Social. Rev. Vol. 24. P. 164—176;Cloward R.A., Ohlin L.E. Delinquency and Opportunity: A Theory of Delinquent Gangs. N.Y., 1960.
43 Cohen A. K. Delinquent Boys: The Culture of the Gang. Glencoe, 111., 1955; Cohen A. K. The sociology ofthe deviant act: anomie theory and beyond // Amer. Social. Rev. 1965. Vol. 30. P. 5—14.
44 Srole L. Social integration and certain corollaries: an exploratory study // Amer. Social. Rev. 1956. Vol. 21.P. 709-716.
142
но одним из таких условий, как было доказано в эмпирических исследованиях45, выступает городская среда мегаполиса. Сроул одним из первых разработал специальный тест аномии, при помощи которого измерялись уровни индивидуального аномичного состояния. Шкала индивидуальных уровней аномии Сроула включает пять пунктов. Они представлены обычными анкетными утверждениями, с которыми респонденту надо согласиться, если он уверен в их правильности по отношению к себе, либо не согласиться в противном случае. Каждое суждение характеризует один из пяти индивидуальных уровней аномии:
1) личное ощущение того, что лидеры местного сообщества отгораживаются от ваших интересов, проблем и потребностей;
2) индивидуальное восприятие социального порядка как непредсказуемого, ставящего человека в тупик, т.е. отсутствие порядка как такового;
3) индивидуальную точку зрения, согласно которой он сам и подобные ему люди двигаются назад по отношению к уже завоеванным позициям и однажды достигнутым рубежам;
4) непоколебимое чувство бессмысленности жизни вообще;
5) личное ощущение того, что система родственных и дружеских отношений, на которые до сих пор опирался человек, отныне не является столь же крепкой46.
Данная шкала аномии использовалась ее создателем в исследовании в г. Спрингфилде, в ходе которого полученные Сроулом данные более 400 домашних интервью подтвердили выдвинутую ранее гипотезу об аномии как минималистской (равнодушной, незаинтересованной) ориентации индивида к аутгруппам в целом и меньшинствам в частности. При этом между переменными «индивидуальный уровень аномии» и «социоэкономический статус респондентов» (занятие и образование главы семейства) была обнаружена обратная зависимость.
В своем следующем исследовании, проведенном среди обычных жителей Манхэттена47 (опрашивались 1600 негоспитализированных горожан), Сроул среди прочего выяснял взаимосвязь между двумя переменными — умственными расстройствами и социоэкономическим статусом. Результаты опроса интерпретировали два независимых эксперта-психиатра. Было обнаружено, что 18% респондентов ничем не страдают, 36% подвержены умственным и нервным расстройствам в очень незначительной степени, 22% — в средней степени, а 25% опрошенных выказывали явные признаки заболевания. Обнаруженная ранее обратная связь между уровнем аномии и социоэкономическим статусом подтвердилась48. Больше всего нервных и умственных расстройств отмечено среди представителей низших классов.
Для Сроула аномия операционализировалась с помощью двух других понятий: 1) социальной неинтегрированности (social malintegration), описывающей индивидуальное восприятие социально-психологической дистанции по отношению к другим людям (self-to-others distance); 2) отчужде-
Srole L., Langner T.S., Michael S.T. et al. Mental Health in the Metropolis: The Midtown Manhattan Study. N.Y., 1978.
^ Srole L. Social integration and certain corollaries: an exploratory study. P. 712-713.
^ Srole L., Langner T.S., Michael S.T. el al. Mental Health in the Metropolis: The Midtown Manhattan Study.
Srole L. Interdisciplinary Conceptualization and Research in Docial Psychiatry: Unpublished paper read
before the American Sociological Society. Detroit, 1956.
143
ния по отношению к другим людям (self-to-others alienation). Признавая, что аномия у Дюркгейма и Мертона прежде всего характеризует состояние общества, Сроул подчеркивал, что она может характеризовать, и не менее удачно, индивидуальное состояние человека.
Новый взгляд на проблему развивали другие американские ученые. Среди них выделяются Р. Макивер и X. Ласуэлл. Макивер понимал аномию как утрату чувства или смысла своей принадлежности, причастности обществу и общественным делам49, а Ласуэлл — как недостаточную идентификацию той части личности, которая воплощает собственное Эго, с той, которая отвечает за связь с другими людьми50. Макивер51 различал аномию: 1) возникающую, когда жизнь бесцельна из-за отсутствия ценностей; 2) возникающую, когда люди стремятся получить средства именно ради самих средств; 3) возникающую, когда человек изолирован от осмысленных социальных взаимоотношений.
Сроул, занимающийся психологией людей, ставших жертвами социальной аномии, описал типичный социальный портрет с характерными переживаниями утраты смысла жизни, ненужности, покинутости, обреченности. Аналогичные результаты были получены в 1995 г. Р. Фрумкиной при исследовании популяции молодежи Москвы. В своей работе, посвященной аномии, она подробно рассматривает способы адаптации личности к аномии, выделяя как социально приемлемые формы, так и отклоняющиеся от принятых норм поведения.
Интересное исследование среди индейцев Тихоокеанского побережья США провел В. Джилекь2. Для того чтобы описать взаимосвязь между социокультурными особенностями традиционного общества и специфическим видом умственных расстройств, ему пришлось ввести понятие аномической депрессии. Позже он (совместно с другими учеными) применял этот подход неоднократно: изучая обряд инициации на Папуа Новая Гвинея53, последствия эпидемии коро на Таиланде54, психотические реакции у безработных бродяг в Африке55. В своем первом исследовании Джилек изучал индейские церемонии хранителей духа. Сложные психические практики погружения и спиритических танцев вполне гармонировали с традиционным укладом жизни и не вызывали умственных расстройств, хотя постороннему они могли показаться определенным видом помешательства. Однако за долгие десятилетия колонизации Америки белым населением традиции индейцев были разрушены. Помещенные в резервации, утратившие культурную преемственность, нынешние индейцы уже не могут с прежним успехом повторять небезопасные для здоровья спиритические сеансы. Погружения в транс и естественный переход к ритуальным танцам происходят совсем иначе.
49 MacIverR.M. The Ramparts We Guard. N.Y., 1950. P. 84-92.
50 Laswell H. The threat to privacy. In Conflict of Loyalties / Ed. by R.M. Maclver. N.Y., 1952.
51 Maclver R.M. Life: Its dimensions and its bounds. N.Y., 1960.
52 Jilek W.G. Salish Indian Mental Health and Culture Change: Psychohygienic and Therapeutic Aspects ofthe Guardian Spirit Ceremonial. Toronto, 1974.
33 Jilek W.G., Jilek-Aall L. Initiation in Papua New Guinea: psychohygienic and ethnopsychiatric aspects //Papua New Gain. 1978. № 21. P. 252-263.
34 Jilek W.G., Jilek-Aall L. A koro epidemic in Thailand // Transcult. Psychical. Res. Rev. 1977. Vol. 14. P. 57—59; Jilek W.G., Jilek-Aall L. The metamorphosis of «culture-bound» syndromes // Soc. Sci. Med. 1985.№21. P. 205-210.
^ Jilek W.G, Jilek-Aall L. Transient psychosis in Africans // Psychical. Clinica. 1970. № 3. P. 337-364; Jilek W.G. Culture and psychopathology revisited // Culture. 1983. № 3. P. 51-58.
144
Вырождение традиционной практики Джилек назвал трансформацией пси-хогигенического ритуала в ритуал психотерапевтический. Новые социокультурные условия существования индейцев лишили церемонию истинного содержания. Теперь большинство индейцев трудится в городе и никак не связаны с циклом сезонных работ и хозяйственной деятельностью, требующей задабривания духов. Вызывая глубокое духовное погружение, современные индейцы получают совсем иной, чем прежде, эффект, который исследователи назвали аномической депрессией, подразумевая под ним «аффективный, психофизиологический и поведенческий синдром, возникающий в ответ на отчуждение аборигенов от истоков своей традиционной культуры и необходимость приспосабливаться к влиянию западной культуры»56. Этот синдром является следствием переживания человеком состояния аномии, относительной депривации и разрушения культурной идентичности.
Для Д. Лейтона и других авторов57 нарушение культурной идентичности означает ослабление эффективности норм группового членства в ситуациях, когда члены этой группы или сообщества вступают в плотный контакт с иной культурной средой либо с другой группой, придерживающейся противоположных либо существенно отличных социальных норм, в результате чего члены первой группы не могут соединить в целое две социокультурные системы требований.
Именно в таком положении оказались изучавшиеся Джилеком индейцы Тихоокеанского побережья под давлением белых завоевателей. Коренное население со временем превратилось в национальное меньшинство, которому, чтобы выжить, необходимо было согласовать две несовместимые системы ценностей — свою и чужую. Под влиянием глобального процесса вестер-низации, охватившего весь континент, структура традиционного индейского общества была дезорганизована. Этот процесс захватил и личность каждого человека. Появление случаев умственных и нервных расстройств отражает общее неблагополучие. Каналом аккультурации выступило западноевропейское образование. Благодаря ему дети индейцев обучались передовым достижениям западной цивилизации, но одновременно разобучались традиционному коду культурного поведения. Выросшее в новой среде, молодое поколение индейцев оказалось между двумя культурными берегами, к каждому из которых оно уже в полной мере не принадлежало. Ученые отмечали внут-риличностный конфликт идентификации: молодежь чувствовала частичную принадлежность к традиционной культуре и частичную принадлежность к современной, не умея точно сориентироваться, к какой именно она на самом деле принадлежит. К этому добавлялось определенное отчуждение — своими их уже не считали старики-индейцы и своими еще не считали американцы. Аномическая депрессия нашла свое выражение в пьянстве, пессимизме и моральной деградации. Жизненный цикл типичного индейца, прошедшего подобные перипетии, на теоретическом уровне можно представить в виде следующей причинно-следственной цепочки:
Аномия => относительная депривация => разрушение культурной идеи гич-ности => аномическая депрессия
Jilek W.G. A quest for identity: therapeutic effects of the Salish Indian guardian spirit ceremonial // J. Op.
Psychical. 1977. № 8. P. 46.
Leighton D.C., Harding J.S., Macklin D.B. et al. The Character of Danger. N.Y., 1963.
145
Джилек обнаружил, что анемическая депрессия среди индейцев проявляется в фрустрации, психологических срывах, отчаянии, унынии и апатии, потере смысла жизни и разрушении самооценки, реже — в агрессивности против самого себя или других людей, моральной дезориентации и пьянстве. Хотя традиционные ритуалы в новой культурной ситуации уже утратили свой смысл и эффективность, индейцы прибегали к ним как к последнему средству психокоррекции. С их помощью они пытались залечить душевные раны, обрести духовную целостность, утраченную культурную идентичность.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 691; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!