Участие во Всероссийском конкурсе) 8 страница



Что не выдерживал народ,

Как правило, здесь больше года.

 

Рабы, покуда не умрут,

Работали и жили в клети.

А наказанье было тут

Придумано страшнее плети:

 

Сдал пуд серебряной руды —

Вот тебе горсть дневного корма!

Нет — оставайся без еды,

Пока не выполнена норма!

 

Не знавший тяжкого труда,

За то — что свиньям не давалось,

Купец старался, но руда

Ему никак не поддавалась!

 

Он за неделю так ослаб,

Что, бывший и на этот раз соседом,

Все тот же караванный раб

Кормил его своим обедом!

 

Он вытащил в тупик купца,

Где воздуха побольше было,

А сам работал без конца:

Упрямо, молча, терпеливо...

 

«Оставь меня! — молил купец. —

Судьбу надолго не обманешь...

Мне скоро все равно конец,

А ты один — хоть год протянешь!»

 

Но раб молчал. В клеть уходил

И только, знай себе, трудился,

Потом купца из рук кормил,

А перед сном еще — молился!

 

Купец никак понять не мог:

«Зачем ты делаешь все это?»

«Затем, что так велит мой Бог!» —

Послышалось вместо ответа.

 

3

Так веком — месяц миновал...

Раб, словно высох, но, как прежде,

Долбил руду и пребывал

В упрямой вере и надежде.

 

Давать — надежнее, чем брать.

Раб из купца сумел смерть выжать,

И тот раздумал умирать,

Хотя еще не знал, как выжить...

 

Купец окреп, набрался сил,

Стал шевелиться, и в итоге:

«Ты расскажи мне, — попросил, —

Подробнее о вашем Боге!»

 

И раб поведал о Христе:

О том, что с Ним пришло спасенье,

Как был распят Он на Кресте,

Как после было Воскресенье...

 

Купец молчал: день... два... три дня...

И на четвертый день без стона

Вдруг сел, оковами звеня,

И молвил, словно удивленно:

 

«В мир, где повсюду зло и кровь,

Где только солнца облик светел,

Пришла великая Любовь!

А я ее и не заметил...

 

Сам Бог, чтобы меня спасти,

Сошел с Небес и принял муки,

Но то скрывали жизнь в чести

И полные богатства руки!

 

И слава Богу твоему, —

Хоть все это звучит так странно

И чуждо слуху моему, —

Что я лишился каравана,

 

Что стал рабом, попал сюда,

Что срок мой жизненный кончался:

Без этого бы никогда

Бог до меня не достучался...»

 

Купец еще два дня молчал

И, наконец, с железным звоном

Встал и смиренно вдруг сказал,

Как будто перед царским троном:

 

«Я слышал много громких слов

От проповедников о верах.

Но, по делам, о них готов

Сказать лишь, как о лицемерах!

 

И только тут из сотни вер

Я понял: вот моя дорога!

Вернее, твой живой пример

Открыл мне истинного Бога!

 

Ты делал здесь добро, любя,

Тому, кого нет в мире злее...

И потому прошу тебя:

Крести меня, и поскорее!»

 

 «Как?! У меня есть крест с Христом,

Но нет воды... реки, как дома...»

«Тогда крести меня... песком

За неименьем водоема!!»

 

И окрестил так раб купца,

С молитвой, новою для слуха:

«Во Имя, — как сказал, — Отца,

И Сына и Святаго Духа!»

 

4

Прошел и канул в Лету год,

Как несколько тысячелетий,

Забрав с собою весь народ

Навечно из соседних клетей.

 

На смену этим — на рудник

Шла сила новая, живая,

Чтобы серебряный рудник

Струился, не переставая!

 

В конце концов, и раб устал,

Он как подкошенный свалился.

Теперь купец почти не спал:

Работал за двоих, молился...

 

И вдруг однажды слышит он

Шаги... Но — что это такое?

Где крик надсмотрщика и звон —

Без кандалов шагало трое!

 

Один спросил: «И как же тут

Они, хоть раб сродни скотине,

Не то что трудятся — живут?!»

Второй сказал: «Как черви в глине!»

 

«Довольно! — третий их прервал. —

Давайте прямо к делу сразу.

А то вдруг бунт или обвал,

Или подцепим здесь заразу...»

 

Купец, дыханье затая,

Стал слушать голоса из клети:

«И все же опасаюсь я —

А не подслушают нас эти?»

 

Опять шаги и слабый свет...

«Спят, и пока что, вроде, дышат!

Да все равно пути им нет

На волю, если и услышат!

 

Вот почему позвал сюда

Я вас, почтенные вельможи.

Ибо никто и никогда

Нас не услышит здесь!» — «О, Боже!» —

 

Купец едва свой крик сдержал.

И очень вовремя: не то бы...

А третий голос продолжал,

Дрожа от неприкрытой злобы:

 

«Итак, наш царь и господин,

Как вольная степная птица,

Решил вчера за всех один

С царем-соседом помириться!»

 

Вельможи возмутились: «Что?

Как смел он прекратить походы?!»

«Ведь нам война давала то,

Что щедро множило доходы!»

 

Тут третий, тише говоря,

Сказал им: «Если вы со мною,

То завтра же убьем царя,

И на соседа — вновь войною!»

 

О, как жесток людской порок!

Вельможи долго не рядились:

Определили точный срок

И после — снова удалились.

 

Их речь, особенно к концу,

Порою слышалась невнятно,

И, тем не менее, купцу

Все было ясно и понятно:

 

Обычный заговор вельмож.

Они всегда найдут причину,

Чтобы вонзить коварно нож

Царю доверчивому в спину!

 

 

5

Купец не спал — какой тут сон,

Когда такое душу гложет!

Одним лишь утешался он:

«А чем он, собственно, поможет?..»

 

Сказать надсмотрщику, но тот,

Наверняка, сообщник этих,

И вряд ли, не любя хлопот,

Появится он скоро в клетях...

 

На воле, судя по всему,

Шла ночь... Иль солнце восходило...

И только одному ему

Про заговор известно было...

 

«А этот царь и господин,

Видать, из добрых, коль решился, —

Купец подумал, — и один

С царем-соседом помирился!»

 

«Эй!» — громко он раба позвал

И, как вельможи — тихо, тайно,

Ему, волнуясь, рассказал

То, что узнал совсем случайно.

 

 «И царь-то, видно, неплохой.

Он даже не подозревает,

Что нынче дружеской рукой

Его удар подстерегает...»

 

Раб сел: «А мы-то тут причем?

И что нам царь с его судьбою?

Надежнее, чем палачом

Мы казнены давно с тобою!»

 

«Причем тут казнь или судьба? —

Спросил купец. — С ее злым роком?»

И, поглядевши на раба,

Добавил мягко, но с упреком:

 

«Не ты ль, пред смертною чертой,

Мне говорил такое слово:

Что нет любви превыше той,

Чем жизнь отдать за жизнь другого?»

 

«Это не я сказал — Христос...»

«Тем более, надо стараться —

Какой тут может быть вопрос? —

Или хотя бы попытаться!»

 

Раб согласился: «Способ есть

Для, как ты говоришь, попытки:

Бежать, как принесут поесть, —

Но он... страшнее всякой пытки!»

 

 «У нас нет времени, чтоб ждать!

На нас оковы, вот в чем дело...»

«Тогда охрану надо звать,

Чтоб вынесла отсюда тело!»

 

«Какое тело?!» — «Не мое! —

Ответил раб. — Мне не пробиться...

Я слаб, так что, прости, — твое.

Ты должен мертвым притвориться!

 

Но знай: проверят там огнем —

Действительно ты умер, что ли...

И ты при ярком свете, днем

Не должен показать им боли.

 

А после крючьями тебя

Поволокут — злы и упрямы,

Рабы, и должен, все терпя,

Ты дотянуть до самой ямы!

 

Но вот что непонятно мне:

Допустим, стерпишь, не сорвешься.

Но как с клеймом, в чужой стране,

Ты, раб, — до трона доберешься?!»

 

«Ну, эта часть не так трудна:

Перед дорогой, беспокоясь,

Моя любимая жена

Мне кое-что зашила в пояс!

 

Нам чужды здешние места,

И с жизнью кончено земною...

Но мы должны ради Христа

Спасти царя любой ценою!»

 

Купец себя перекрестил

В упрямой вере и надежде,

Лег, руки на груди сложил

И приказал рабу, как прежде:

 

«Теперь охранников зови!

Даст Бог, еще царю поможем...

Ибо нет выше той любви,

Чем жизнь, что за других положим!»

 

6

Был путь к царю весьма не прост.

Купец наталкивался всюду

На явный или тайный пост,

Чтоб не пройти простому люду.

 

По счастью, от былых времен

Осталась горсть больших жемчужин.

На них сумел одеться он

И во дворец попасть на ужин.

 

Был после тесной клети зал

Таким, что в голове затмилось...

И он с трудом слуге сказал:

«Пусти поближе, сделай милость...»

 

Была жемчужина крупна,

А просьба гостя столь ничтожна,

Что тот, стоявший, как стена,

Вмиг расступился: «Ладно, можно!»

 

От низших мест до высших лож

Купец шел, вопреки законам,

И так добрался до вельмож,

Стоявших перед самым троном...

 

Их было трое, как и там,

И голоса на те похожи...

Купец, ладонь прижав к устам,

Склонился, говоря все то же:

 

«Я вам жемчужины дарю

И умоляю в униженье:

Позвольте подойти к царю

Всего лишь на одно мгновенье!»

 

Вельможи, думая, что тут

Речь, видно, о возврате долга

(Осталось несколько минут!),

Сказали: «Только ненадолго!»

 

Царь был похож на мудреца,

И правда, с мирным, добрым взглядом,

Он встретил ласково купца,

Вдруг оказавшегося рядом.

 

Спросил, как полагалось встарь:

«Что дома? Как была дорога?» —

И услыхал: «Мой государь,

Дозволь сказать мне, ради Бога!..»

 

И не скрывая ничего,

Купец все рассказал тревожно.

Царь с недоверием его

Сначала слушал осторожно...

 

Но, правду уловив в купце,

И в том, что от него он слышал,

Он изменился вдруг в лице

И, словно на минуту, вышел...

 

Вельможи ждали, говоря,

Что нет надежнее их плана...

Но вместо мирного царя

Вдруг вышла грозная охрана!..

 

7

С тех пор прошло еще три дня.

Царь, в ожидании ответа,

Сказал купцу: «Ты — спас меня!

И что же хочешь ты за это?»

 

 «Там, в руднике, еще живой, —

Сказал купец, — мой раб, быть может...

Пусть лекарь самый лучший твой,

Прошу тебя, ему поможет!»

 

Царь, удивляясь без конца,

Привстал, чтоб лучше видеть с трона,

Взглянул на странного купца

И так промолвил изумленно:

 

«Привык я к просьбам о себе,

Мол, это дай и то мне надо...

А тут вдруг просят — о рабе...

Ну что ж, по просьбе и награда!..»

 

У всех начал — один конец,

Счастливый, правда, иль печальный,

Но здесь доволен был купец,

Хоть снова путь был трудный, дальний...

 

О, как изменчива судьба

И жалует порою счастье:

Опять в торговца из раба

Он превратился в одночасье!

 

И бывший караванный раб,

Твердивший, как в бреду, о чуде,

Хотя и был немного слаб,

С ним ехал на одном верблюде...

 

И снова из далеких стран,

С шелками и зерном для хлеба,

Шел по пустыне караван,

Казалось, от земли — до неба!

2008 г.

Ч а с т ь I V

 

ТАЙНЫЙ СВИТОК

(маленькая поэма)

 

1

У императора Траяна

День начинался, как всегда:

Префект докладывал пространно —

Где, что и как, куда, когда...

 

«Все?» — императору казалось,

Что зря он пил вчера вино.

«Да, то есть, нет... еще осталась, —

Префект замялся, — малость, но...»

 

«Но?» — неприятно удивился,

Привычный к точности Траян.

«Да, книжный свиток появился

С пророчествами христиан!»

 

Префект сказал с лицом суровым:

«Они пугают мир огнем,

Зовут нас грешниками — словом,

Блудницей Рим обозван в нем!»

 

 «Что Рим, действительно, блудница, —

Зевнул Траян, — то не секрет.

Но, чтобы нам не умалиться,

Казните автора в ответ!»

 

«Его уж нет! Ушел от пытки, —

Вздохнул префект, — и от всего...»

«Так значит, разыщите свитки,

И все в огонь до одного!»

 

Префект подумал: «Разве можно

Исполнить, что сказал Траян?»,

Взглянул на цезаря тревожно:

Но тот, как будто, был не пьян...

 

А то беда с хмельным Траяном!

Ведь он, бывало, на пиру

Такое мог велеть всем странам,

Что сам не верил поутру!

 

Хвала богам, что очень мудро

Он поступил, издав указ,

Что недействительны наутро

Его приказы с пьяных глаз.

 

И, хоть тот свиток был, понятно,

Не беглый раб иль вор с ножом,

Префект ответил четко, внятно:

«Найдем! Накажем! И сожжем!»

 

2

К владельцу римской книжной лавки

Спустя два дня ворвался друг.

Здесь не было толпы и давки.

Лишь свитки в тубусах вокруг...

 

Друг явно чем-то был встревожен —

Как будто шел за ним палач.

Он свиток, словно меч из ножен,

Достал, протягивая: «Спрячь!»

 

«Что это — тайное изданье? —

Спросил с улыбкой продавец. —

Зачем? При цезаре Траяне

Свобода слова, наконец!»

 

«Да-да, — сказал друг в нетерпенье, —

Ты прав: во всем хорош Траян.

При нем настало облегченье

Для всех, но... не для христиан!»

 

Хозяин лавки засмеялся:

«Так шутишь только ты один!»

Но друг молчал, и он замялся:

«Ты что — и впрямь христианин?!»

 

Пришедший, зная, что за это

Над ним нависнет тень суда,

Не отклоняясь от ответа,

Сказал владельцу лавки: «Да!»

 

Тот отшатнулся от испуга,

Улыбка с губ его сползла,

И он в упор взглянул на друга

Так — как на воплощенье зла!

 

«Хвала богам, что нас тут двое!

Тебя я уважаю, но

Про вас все говорят такое,

Что даже повторять грешно!

 

Ты — умный человек, патриций,

Имеешь все в своей судьбе:

Дом в Риме, виллу под столицей...

Скажи, зачем это — тебе?!»

 

Хозяин книг уж, похоже,

Не рад и встрече с другом стал.

Он сделался надменней, строже

И с отвращеньем прошептал:

 

«Все это глупо и нелепо...

Я знаю, по людской молве,

Что поклоняетесь вы слепо,

Прости, ослиной голове!

 

И службы ваши, знаю точно,

Идут тайком от чуждых глаз,

Чтобы не знали, как порочно

Они проходят каждый раз!»

 

Он помолчал и, хмуря бровью,

Сказал: «Но то вина не вся —

Вы наслаждаетесь там кровью,

Младенцев в жертву принося!»

 

Владельца лавки терпеливо

Дослушал его старый друг,

И — медлить было неучтиво —

Он улыбнулся ему вдруг.

 

«Да, собираемся мы тайно, —

Ответил он спокойно, — но

Так поступаем не случайно:

Ведь это нам запрещено!

 

На службах же, на самом деле

Смиренно, с верою большой —

Я уж не говорю о теле —

Мы очищаемся душой!

 

Для нас ведь главное — спасенье,

И потому на службах мы,

Христово славя Воскресенье,

Поем молитвы и псалмы!

 

От вечера и до рассвета

Мы дружно молимся за всех,

Чтим Бога нашего, и это —

По-твоему, великий грех?»

 

«Ну, раз такая ваша вера, —

Сказал хозяин, — свиток твой

Я в тубусе из-под Гомера

Запрячу в дальний угол свой.

 

Старик Гомер — увы! — не в моде!

Он, словно пыль былых веков...

Теперь читают что-то вроде

Развратных басен и стихов!

 

Так что за свиток будь спокоен:

С ним не случится ничего.

Но, хоть я, может, не достоин,

Мне... можно прочитать его?»

 

«Конечно!» — друг кошель привычно

Достал, тесемку развязал.

Но тут хозяин необычно

Серьезным стал и так сказал:

 

«А ну-ка, спрячь кошель подальше!

Ступай и время зря не трать!

Я говорю тебе без фальши:

Не буду с друга денег брать!»

 

3

Прошло полгода... Для Траяна

Настал черед больших забот:

Из войн, что были беспрестанно,

Триумфов и других хлопот.

 

Тогда к владельцу книжной лавки

Опять зашел старинный друг.

Здесь не было толпы и давки:

Лишь свитки в тубусах вокруг...

 

Хозяин сразу оживился.

И, всех писцов отправив вон,

«Ну, наконец-то, появился!» —

Воскликнул с облегченьем он.

 

«Жив! Цел! Поверь, это немало

Для вас по нашим временам!»

«Да, всякое, мой друг, бывало,

Но — с Богом все не страшно нам!»

 

Тут в лавку вдруг плебей примчался

За книгой, чтоб герой был — вор.

Схватил ее, — и продолжался

Незавершенный разговор.

 

«Как свиток? — Друг спросил тревожно,

И не скрывал даже загар

Волненья бледности: — Возможно —

Это последний экземпляр!»

 

«Да что могло с ним приключиться? —

Пожал плечами книжный друг. —

Он так веками мог пылиться,

Конечно, если не пожар бы вдруг...

 

Лежит среди нагроможденья

Добра и зла, средь правды, лжи...

Его я без предубежденья

Прочел, и вот что мне скажи:

 

Что это?! Я такого слова

Не видел за полсотни лет!..»

«То — Иоанна Богослова

“Апокалипсис”», — был ответ.

 

«Великий труд! Хоть книга эта


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 193; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!