Участие во Всероссийском конкурсе) 7 страница
И все у Вежда: «Что да почему?..»
Дз-звень! И взмыл вран.
Дз-зввень!! Уж он рад.
— Н-на тебе, Ждан!
— В-вот тебе, брат!
Не слышит Вежд... Войну проспав в пол-очи,
И слушая в пол-уши тишину,
Он, словно отсыпался за все ночи
С их кровью, стоном, воплями, короче —
За семнадцатилетнюю войну!
К тому ж его замучили мученья:
Впервые предков он не мог понять.
Да, кровь за кровь лить надо без сомненья,
Но так же можно до уничтоженья
Всего народа — бить и догонять!
И Ждан еще вчера полез с вопросом,
Да при народе — малом, но честном:
«Зачем теперь по-старому жить россам?»
«Затем, — сказал он, — что утрись под носом!»
Лег, и уснул, сраженный мертвым сном.
— Ты мне ус снес?!
— Чтобы ты сдох!
— Получай, пес!
— Чтоб тебе! Ох...
«Что это там: почудилось мне, что ли? —
Звон двух мечей, и злая тишина...» —
Вежд встрепенулся, морщась, как от боли.
Неужто мир не стал гостить в юдоли,
Где любит быть хозяйкою война?
Спит, руки разметав просторно, Млада,
Невинная, как ландышевый цвет.
А... где же — иль темно еще для взгляда —
Из-за нее не знающие слада
Ждан и Неждан? Их почему-то нет!..
— Что с тобой, Ждан?
— Да твой меч — в бок!..
— Встань, пошли в стан!
— Если б я мог...
Сверкнула нехорошая догадка,
Пока еще зарницею в ночи.
Вежд щурился: вон печь, посуда, кадка,
На зверя большерогая рогатка —
Все на местах. Но... где же их мечи?
Вон оно что! Да я из них — мочало!..
|
|
|
Обмолочу, как две охапки ржи!
Так — зло, когда он встал и шел, ворчало,
А сердце, торопя его, стучало:
«Только бы живы были! Только б жи...»
— Ты прости, брат,
Не молчи, что ль?
Я б себе рад
Взять твою боль!..
***
Внезапны беды. Радость — долгожданна.
Смотрела Млада, щеки изодрав,
Как заносили раненного Ждана,
Как Вежд над ним склонился, и как рана
Глотала жадно взвар целебных трав.
«Ну, будет жив, но больше так не надо!..
Неждан, ведь он не воин — как ты мог?!» —
Промолвил Вежд. И долго еще Млада
Испуганно, спросонья иль от хлада
Дрожала так, что даже Вежд продрог...
Ухаживать за Жданом ей досталось.
И сами не могли они понять,
Когда и как меж ними завязалось
То самое, из-за чего потом осталось
Неждану только на себя пенять...
— Счастлив будь, брат!
Ну, не три нос!
Слышишь, я рад,
Видишь — до... слез!
***
Ах, радости, предвестницы печали!
Ну почему же нет у вас конца?
Вчера под вечер свадьбу отмечали,
А нынче утром в стену постучали
И, пыль стряхнув, вбежали два гонца!
Усталые — ходили не ленились,
Неспалые — в чем держится душа?
А на очаг степенно поклонились
И, не спеша, сырой воды напились
Из поданного Младою ковша.
С улыбкой было ковш пустой вернули:
|
|
|
«За воду лепо и поцеловать!..»
Но, посмотрев на братьев, лишь вздохнули
И Вежду тайным знаком намекнули,
Что надо бы, мол, нам потолковать.
— Сколь мечей, дед?
— Да пока — два!
— Враг затмил свет,
Дымом из рва!..
Гонцы, как будто сами виноваты,
Сказали: «Знай, и роду передай,
Пошли на Рось поганые сарматы.
У них броня, у нас одни заплаты,
А все ж стоим! И ты своих отдай?..»
Вежд помрачнел: «Не часто их пускаю!
Ин разговор, коль враг в родном краю.
Как может быть мое огнище с краю?
Себя я вам уже не предлагаю,
Но их на брань — обоих отдаю!
А вы ступайте дальше, поднимайте
Всю землю, коли грянула беда.
Ее на поруганье не отдайте,
Рось — многим страх и зависть, так и знайте...
Эй, Ждан, Неждан, идите-ка сюда!»
— Стой-постой, Ждан!
— Не проси, жена.
— Возвернись в стан!
— Не могу — война!..
***
О, родников бездонное начало!
Ты ли не сердце всех ручьев и рек?
Прошло три дня, и войско окрепчало,
Да так, что сердце гордо застучало
От мысли, что ты — росский человек!
«Гляди, гляди! — Неждан толкает брата. —
Ведь, если поглядеть со стороны,
Эх, жаль, сейчас не видят Вежд и Млада,
Как будто мы на подлого сармата
Идем войной, а не они на ны!
Но Ждану не до войска и народа.
|
|
|
Он говорит, сжав боевой топор:
«Вдруг не вернусь живым я из похода,
Тогда, чтобы не опозорить рода,
И Младе, значит, надо на костер?..»
Что мог Неждан сказать в утеху Ждану?
Об этом как-то он забыл и сам.
И шли они, приняв до сечи рану,
Молясь то родовому истукану,
То солнцу, то огню, то небесам...
— Эй, Неждан, стой!
— Что тебе, брат?
— Завтра нам в бой,
Заключим слад!
— Что ты, Ждан, а?
Бледен, как снег!
— Погоди, дай
Все сказать мне.
Я не в тень ив,
Не на пир зван...
Кто придет жив —
Тот и есть Ждан!
Вот и весь слад,
Повторить вновь?
Клятву дай, брат!
Вот моя кровь...
— И моя тут...
Слышишь, зов дан?
Нас уже ждут!
Будь ты жив, Ждан!..
***
«Кап-кап!.. Кап-кап!..» — с березы поседевшей.
Усталый, со следами тяжких ран,
От запахов родимых захмелевший,
Во время сечи чудом уцелевший,
Стоит перед избенкою... Неждан.
Не лают на него собаки в стане,
Словно прознав, что он не виноват.
Но... как сказать своим о бедном Ждане,
Которого, со смехом, на аркане
Умчал на веки вечные сармат?..
Как сам, едва не с голыми руками,
Кидался он на тын сарматских пик,
Как, чествуя победу над врагами,
Пил крепкий мед огромными глотками,
Чтоб в сердце заглушить прощальный крик:
|
|
|
«Ты теперь Ждан!
Помни наш сла-а-ад!..»
Каб не пять ран,
Я бы встал, брат!
Я б поднял лук,
Да стрелой — вслед!
Но копыт стук
Есть и вдруг нет...
Улеглась пыль,
Начался звон...
Вот и вся быль.
Лучше бы — сон!
И теперь, брат,
Я пришел в стан,
Помня наш слад,
Как, прости, Ждан.
И стою вне,
Трепеща весь.
Как назвать мне
Так себя здесь?!
***
А в хижине: «Стук-грюк!» И звуки эти
Чужими могут только быть чужим.
И вот уж, как обычно на рассвете
Знакомый и единственный на свете,
Сквозь крышу заструился — росский дым!
Скупой, видать, у них дровишек мало,
А новых Вежд не нарубил с тех пор!
Хрусть-хрусть! — то Млада хворост наломала.
Топ-топ!.. — прошла к порогу, увидала,
И — ах! — упал к ногам ее топор...
До смерти не забыть такого взгляда:
Мороз и зной... туман и ураган...
Неждан решил: была, мол, не была, да
Изъевшая его глазами Млада,
Сама все разрешила, крикнув: «Ждан?..»
Ах, этот сладко-горький миг свиданья!
Уж лучше бы достался — он врагу!
Неждан глотнул тугой комок рыданья,
И — «Жданом», гладя Младу хладной дланью,
Припал лицом к родному очагу.
Ах, отчий дым!
Что глаза жжешь?
Или стал злым?
Иль прознал ложь?
***
Взявшись за гуж, уже не будь недюжим!
Неждан, подобно брату своему,
Стал тих, задумчив, словно стог завьюжен,
И если с Младой был покорным мужем,
То Вежду все: «Что? Как? Да — почему?..»
Вопросы эти, затеняя горе,
Лучами освещали все вокруг.
И, наконец, идя с охоты вскоре,
Над тем: а кто же землю, реки, море,
И нас создал, — задумался он вдруг.
Он вспомнил: Вежд говаривал неложно,
Что раньше у людей один был Бог,
Да потеряли Его люди, жив безбожно,
И долго (разве жить без Бога можно?)
Искали: в небе, в рощах, вдоль дорог...
И, хоть тот Бог, как прежде, где-то рядом,
Его, как ни искали, не нашли.
Но кланяться восходам и закатам,
Дубам и скалам, звонким перекатам
С тех горьких пор обычай обрели.
Придя с охоты, к деду Ждан с вопросом:
«Коль Бог один, другие-то зачем?»
Хотел сказать старик: «Утрись под носом!»
Да видя, что стоит пред храбрым россом,
Лишь пробурчал устало: «А затем!»
Дед, скажи все ж!
Бог один есть,
Что ж других тож
Даже не счесть?
И хоть их тьмы —
А везде страх,
И живем мы,
Словно впотьмах,
То, страшась бед,
То, боясь бурь?..
Не молчи, дед,
Брови не хмурь!
Но ответь мне,
Чтоб понять мог:
Кто ж тогда в пне,
Если дуб — бог?
Иль в реке, где
Бог, когда сушь?
Был же — в воде!..
Отвечай, уж!
Говори, слышь,
И не будь строг,
Где, скажи, лишь
Тот, Един Бог?..
Коль уж слаб сам,
В стане здрав будь!
И хотя б нам
Укажи путь!..
Но лежит Вежд,
Как сухой куст.
Не открыть вежд...
Не разжать уст...
***
«Кап-кап!.. Кап-кап!..» —
с ветвей осиротевших.
Ложились медом дни на горечь ран.
И вот, с охапкой колосков поспевших,
На жарком солнце золотом горевших,
Идет Неждан, то есть, простите, «Ждан»!
Красив и ладен, обнажен по пояс:
«Целуй, жена, за первый урожай!»
И Млада, за лицо не беспокоясь,
Целует, но увидев полупояс
Былого шрама, вдруг вскричала: «Ай!..»
Ах, ветры, ветры! Дуя непрестанно,
Сколько вы туч надули на веку?
Темно вдруг Младе стало среди стана,
Погасло солнце разом — ведь у Ждана
Был этот шрам, но... на другом боку!
— Ты куда, жена?
— Подышать, муж,
Не твоя вина,
В голове — кружь...
***
«Хлюп-хлип!.. Хлюп-хлип!..» —
Накатывают волны,
Облизывая пальцы, как щенок.
Все плачет: тучи, ель; слезами полны
Разбитые прадедовские челны,
И озеро, лежащее у ног...
Вдова живая — суть позор для рода...
Что ж выбрать: зелье или нож остер?
Веревку? Глубину водоворота?
Иль посреди березок хоровода,
Как «Ждан» уснет, соорудить костер?
А может, дожидаться не пристало,
И в глубину — главою очертя?
Она к обрыву побрела устало...
Но тут под сердцем вдруг затрепетало
Его — конечно, — Жданово — дитя!
Ну что ты плачешь, ель, слезой янтарной?
И что ты, туча, слезы свои льешь?
Ушла туга, как тает дым угарный,
Забылось все, как будто сон кошмарный.
Ребенок жив, а... Ждана — не вернешь!
— Ты пришла, жена?
— Я пришла, муж...
— Все еще больна?
— Здорова, уж!
***
Есть что-то в очаге от слова «очи».
Коль он родной, заглянешь, и тогда
Помчатся друг за дружкой дни и ночи,
Быстрей, быстрей, быстрее, что есть мочи,
И не заметишь, как пройдут года!
Вот так и на земле моей, успевшей
Познать беду и счастье, зной и хлад...
«Кап-кап!..» — опять с березы постаревшей.
А перед ней, заметно поседевший,
Стоит... сам Ждан — ни дать ни взять сармат!
В доспехах, из заморского булата...
Да что ты, «Ждан», хватаешься за меч?
Или не узнаешь родного брата,
Иль это только память виновата?
А ну-ка выходи скорей на встречь!
Ждан низко поклонился истукану,
С улыбкой оглядел родимый стан.
И, не давая рта разинуть «Ждану»,
Подобно ветру, даже урагану,
Промолвил быстро: «Это я, — Неждан!»
В избенке их кольцом обвили детки,
Так много — сосчитать не удалось!
А на стене-то: метки, метки, метки...
Не просто метки — будущие предки
Народа, что пока зовется — Рось!
Не отводя от старшей дочки взгляда,
«Неждан» речами тек, как та река!
Всем было хорошо. И только Млада,
Вздыхая, словно в чем-то виновата,
От глаз не отрывала край платка...
***
Ах, беды! Предвозвестницами счастья
Нечасто вы приходите в наш дом.
Еще хранят следы оков запястья,
Что не укрыть от детского глазастья,
А брат уж шепчет брату: «Эй, пойдем!»
— Это ты, Ждан!
— Это я, брат!..
— Жив, пришел в стан,
Как же я — рад!
— О другом речь.
Я скажу, что —
Вот — один меч,
За рекой — сто.
Там дозор, брат.
Войско ждет весть,
Щедрый ли клад
На Роси есть.
Но веду их
Там, где лишь гарь.
Я ведь средь них
Вроде, как царь!
Мы на вес злат,
Ценят все нас.
А теперь, брат,
Мне идти час.
— Не хочу соль
Сыпать в боль ран.
Но поймут коль,
Что тогда, Ждан?
— Знаешь сам, что:
Голова с плеч!
Там мечей — сто,
Тут один меч.
— Два меча, брат!
— Нет — твой долг здесь
Превратить в град
Росскую весь!
Я не так смел,
Но спасу вас:
Мера всех дел —
Совести глас!
Снова жизнь врозь.
Встретимся ль вновь?
Пусть несет Рось
Нашу, брат, кровь!
В синеве рек,
В седине плит, —
Пусть ее век
Наши дни длит!
И настал час,
Чтоб им быть врозь.
Но не весь сказ
О тебе, Рось!
***
Прошло лет сто, а может быть, и двести.
(Мой счет не на года, а на века!)
И вот, почти на том же самом месте,
Взошли на гору люди Доброй Вести
И оглядели земли свысока.
Внизу шумели воды Борисфена.
(Когда-то еще станет он Днепром,
И забелеют Киев-града стены!)
Покуда росс, могучий и степенный,
Валил там лес надежным топором!
— Ну как тебе, Апостоле Андрее?
...Тут старший разомкнул свои уста
И, взора не сводя с гиперборея,
Сказал, светясь глазами все добрее:
«Да будут святы здешние места!»
— Да как же так, Апостол, люди эти
Грубы, горды, жестоки — словом, росс!
«Они, всю жизнь не знавшие о Свете, —
Сказал Андрей, — пока еще, как дети!
А у отца, какой с ребенка спрос?»
— Но ведь у них от камня и до солнца —
Сплошные боги, молятся им зря!
«А мы промоем их сердец оконца,
Помолимся, чтоб идолопоклонца
Преобразила Истины заря!»
Так рек Апостол, Божьим словом грея.
И, освящая дикость росских мест,
Те люди, по прошению Андрея,
Послушным топором гиперборея,
Срубив два древа, водрузили — Крест!
О, чудная Апостола надежда!
Немало лет промчалось с этих пор.
И вот она — крещальная одежда!
Но это уж, скажу словами Вежда,
Ин — то есть особый разговор!..
Г.
Ч а с т ь I I I
ДВА КАРАВАНА
(маленькая поэма)
1
Шел по пустыне караван.
Вокруг покойно, тихо было,
И только изредка варан
Смотрел на путников уныло.
Хозяин — опытный купец —
Не верил каждому бархану,
И в первый день уже вконец
Измучил бедную охрану.
Он беспокоился не зря:
В больших тюках везли верблюды
Бесценный груз — из янтаря,
Ковров и дорогой посуды.
На третий день пути ослаб,
Да так, что не подняли плети,
И брошен был погонщик раб.
Но что ему все люди эти?..
Жестокий, гордый и скупой,
Он жил по своему хотенью
И всех рабов считал толпой,
Которую своей звал тенью!
Была дорога не близка.
Она — купцу известно было —
Страшнее зноя и песка
Порой опасности таила!
Он всех богов молил подряд,
Да, видно, те были с другими:
И вскоре всадников отряд
Вдруг появился перед ними!
Вонзились стрелы в тех, кто мог
Спасти владельца каравана,
И ползал он у конских ног
Ничтожней жалкого варана!
О, как изменчива судьба,
И призрачно порою счастье —
Из вольного купца в раба
Он превратился в одночасье!
Янтарь, посуда, сто ковров —
Его богатство и достаток —
Ушли к другим, и из рабов
В живых остался лишь десяток.
В пустыне некуда сбегать.
Их даже толком не связали:
Лишь за верблюдами шагать,
Не отставая, приказали!
И шли неведомо куда
Они, терпя одно и то же.
Купец шептал: «Беда... беда...»,
А раб-сосед: «Помилуй, Боже!»
Был долгим и тяжелым путь:
Среди барханов, зноя, жажды.
Не верилось, что где-нибудь
Закончатся пески однажды...
Но есть у всех начал — конец.
И, равны ми во всем отныне,
Рабы и горестный купец
Дождались и конца пустыни.
2
В далекой и чужой стране
Их на базаре обступили
И, не сойдясь в большой цене,
Всех оптом на рудник скупили.
Купец народу стал кричать,
Что он — свободный от рожденья,
И вмиг на лоб его печать
Поставили без сожаленья!
Надсмотрщик — небывало злой,
Проделал страшную работу
И повелел клеймо золой
Присыпать, проявив заботу...
Потом их оковал кузнец,
Все загремело, забренчало...
Купец сказал: «Это конец!»,
А раб-сосед: «Только начало!»
Был под землею день, как год,
И так тверда была порода,
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 196; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!