Язык болезней и болей тела: здоровье языка (на основе фрагментов из Кайзерлинга Г. «Путевой дневник философа»)
Однако, боли и болезни – это первое, от чего, например, йог исцеляется, перед тем, чтобы включиться в духовный рост. Состояния, данные через болезни, хотя порой и интересны, так как расшатывают обыденность, слегка избавляя от привычного – но только путь собственного выздоровления, понимания причин и движения по пути исправление – есть нулевая станция духа, где он только еще имеет возможность появится. Об этом и Кайзерлинг в «Путевом дневнике философа»:
«йог полновластный хозяин над своими нервами, он всегда сохраняет душевное равновесие, он во всех отношениях совершенно нормален…он в первую очередь тот, кто не признает умерщвление плоти…он выбирает такую диету, которая укрепляла, не ослабляла бы его естество, и культивирует в себе постоянно радостное, жизнеутверждающее, оптимистическое душевное равновесие»[57].
То есть, болезнь – это когда привычка становится видна, это фон преобразования. И здесь только и возможен вопль «выздоравливающего!» Заратустры Ф.Ницше, только в это мгновение подошедшего к тропе на гору, к двери, и только за ней, а не раньше, очевидно – пробужденное, озаренное существование выздоравливающего.
И вот, такой неузнанной формой как раз отказывается голос, прилетающий к мысли в чужой интонации. Он стопорит на себе, но одновременно, всё глубже в него идя как в нечто существующее, мы не найдем в себе ничего, что было бы с ним напрямую связано. Истина же не имеет синтаксиса[58] – даже телесного.
|
|
|
Также и про привычку, говоря о ней, мы можем через это приблизится к какой-то более плавной, даже эстетически – то есть в комфорте и приятии, не экстремальной необходимости ответить – форме ее существования, понимая, что отказ от нее не есть потеря человечности. И жизнь на таких первичных, несобственных реакциях, или вторичных уровнях желания (опосредованных) – есть выражении стихийного воображения, не воспользовавшегося инструментами культурности, которые не дают новые формы себя, приближают к пониманию сотворенности – и процессу творения этих форм.
Эта ситуация раскрывает перед взором умеющего воображать – новую игру с отсутствием жестких типов первичности, своё поле творческого всего, всех человеческих явлений, с мистическим перевоплощением. И всё же, выход на поле культурных игр дает оставаться в этой игре пространственно-временного мира, не потерять подаренную ограниченность, умение всегда настоять на границе, сказать нет – тот минимум, который человек несет, и видит мир и внутри него живет.
Изменение мест привычек, пересобирающее отношение к местам болей – это та игра, которая граничит с безумием, потому что подводит к энергии чистого творения, собственного всемогуществу – и граничит с совершенной нормальностью, здравомыслящего созидание собственных привычек, потому что когда я собираюсь изменить свои привычки, я хочу их иметь, я выстраиваю отношение, я сохраняю ограниченность. Это – нормальность, которая дает границу между внешним миром, общим полем информации – и индивидуальной связью с энергии созидательной, с энергией творения, энергией безумия, энергии поэтов, которые тонко, с обратной стороны, надевают на нее идейные формы; поэты, наблюдая с высоты общего поля информации эту стихию, способные с ней обращаться: напрямую, через форму слов, и немного – с-мы-слов (с нашем вразумленным, вдвойне словесным, перекинутым через поля опосредования – в миры «других» (слова означают как термины другой набор слов и привязок к телу-привычек) поле информации) – передаю нам ее стихийные послания, подобно «ночи» Ван Гога.
|
|
|
Через такое опасное приближение с-мы-слов, поля информации, - к «голосу», подталкивающего к звучанию субъективного канала воображения, можно как раз увидеть, способ мысли спастись не вне-, а в- лоне хаоса состояний, ибо в чем же еще спасаться, если не в нем?
|
|
|
Ведь поле информации – это поле дающее инструменты всем, кто к этому «мы» слов принадлежит. Это то, что дает посмотреть на хаос через рамы, подобно картинам. Но нельзя сказать, что таким ограниченным другими «мы» рамками можно соприкоснутся со стихией творения, с истоком слов и смыслов, с тем местом, откуда смыслы происходят. Картины, как любое явленное произведение искусства – уже вышедшее на поля информации воображение, ставшее формой, единицей ин-форм-ации, то есть сформулированного явления стихия в поле уже созданных островков сознательности[59], внутрь сети сознательной жизни – как поля культуры, отстаивающая методики мастерства, позволяя углубиться в способы формулирования происходящего (типы формы, через кот. происходит творческое усилие: текст, цвет, звук, язык техники). И произведение искусства, картины, музыка, литературные тексты – только запечатлели это соприкосновение, задержали удержание стопоренья на себе до длительности написания сего красочного полотна. Но это – информационный слепок хаоса, воображения, и в него зайти можно лишь опосредованно, прожив боли и привычки автора: тогда мы сможет в освобождении от них, пережить это соприкосновение.
Мысль же выбрасывает в хаос (как свою противоположность): и из собственного соотнесения сил хаоса и причастной миру разумности открывается впервые невнешняя причастность к способности авторства.
Мысль же подводит к хаосу: и из соотнесения с ним рождается наша невнешняя причастность к творящим авторам.
Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 231; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!