И слова – то, какие, всё: Астрахань, да Баскунчак
Так и веет Ордою от них, её ветром, сухим и горячим.
По степи идёт поезд - урча, грохоча и ворча.
То - плетётся едва, то, вдруг– весело скачет,
И колёса скрипят. И сдаётся – сдают тормоза.
Ну и чёрт с ними, значит: никто не вернётся назад.
А куда мы, потом?
Почему, обязательно - в ад?
Степь и небо слились, за окном.
Только ангелов крылья шуршат,
(Их-то, на небе, нынче, - не меньше, должно быть, чем звёзд).
Млечный Путь развалился – как в рай опрокинутый мост.
"Бездна полная звезд" - и не скажешь, пожалуй, точней.
Как же давит она, эта Бездна, глубокой и ясною ночью...
Но в безумье ночей – оторвать не сумеет очей
От той бездны кочевник - машинист, мореплаватель, летчик.
Звезды, вроде бы - рядом. А все ж, расстоянье до них,
Сколько б ты не проехал - пребудет всегда неизменным...
Глянешь пристально вверх - и становишься грустен и тих,
Сознавая, как мало тебя, во вселенной.
Вот, прекрасное средство - сбивать человечую спесь.
Но какое же счастье, безмерное, знать, что ты - есть.
Зачем
Если я выхожу говорить, или петь –
То не ради же славы, ведь.
Не затем, чтоб обидеть кого-то, не для
Умилений «даю угля».
Не затем, чтобы кто-то (ну хоть «народ»),
С удивленьем раскрывши рот,
Произнёс потом: «ничего… могёт…
Сто очков многим даст вперёд»…
Не за тем, чтоб попал мой стишок в журнал
|
|
(я их сам – сто лет не читал).
И столичный критик – эстэт и сноб -
Напряженно наморщил лоб.
Смысла в этом, во всём, вроде нет ни черта.
Неприлично в мои лета
Суетиться, бегать, скакать козлом,
Набивать себе цену – влом.
Мне чего? – мне б со смертью сразиться – раз;
В бытие убедиться – два.
Энтропию в себе победить – сейчас,
Здесь на жизнь утвердив права.
И когда, наконец, прогоняешь страх -
Любо-дорого посмотреть,
Как о трёх ногах, о семи головах
От тебя отступает смерть.
Памяти Димы «Лукича»
Опять сквозняк, ещё одна прореха…
Ещё один товарищ наш отъехал.
А что сказать? Сказать, что потрясён?
Нелепо и не нужно это всё.
Да, потрясён – не в первый, ни в последний
Раз, мы теряя, повторяем бредни
О том, что «смерти нет, ты жив, пока
Тебя мы помним…». Это наш откат
За то, что сами живы - той же смерти,
Которая круги над нами вертит.
И верь, ни верь, но с каждым днём ясней –
Нам всем придётся повстречаться с ней.
Там, говорят - ни боли, ни печали
Пусть тот проверит, кто уже отчалил,
А нам всё те же остаются пусть
Растерянность, потерянность и грусть.
Вопросы: для чего? И где я? Кто я?
|
|
Нам не дают в такие дни покоя.
1
Пиши, пиши, скреби пером,
Пусть расшифруют всё потом
Те, кто придут за нами вслед
Через сто тысяч лет.
Не жди, что здесь тебя поймут,
Что кто-то тут оценит труд,
Твой труд над рифмою простой,
Твой выстрел холостой…
Ты разобрался, наконец,
Кто тут живой и кто мертвец,
И кто ты сам, и кто ты сам
И здесь, - и там, и там.
Зачем нужны твои глаза,
Когда в них места нет слезам?
Вход по часам в универсам
С названием «Сезам».
Ты жил да был, да вдруг исчез,
Как будто напортачил бес.
Вокруг – туман, завеса, дым,
Ты стал для всех чужим.
А стать своим не привелось,
Все смотрят – сквозь,
и слышат – сквозь
Тебя, не видя никого,
Не слыша ничего.
Почто тревожно на душе?
Отставка близится уже,
И ждёт давно могила-мать,
Чтоб горб твой исправлять.
И рать – неясно даже чья –
Тебя встречает хохоча,
И Ворон чёрный у плеча,
И кровь не горяча.
2
Как, равновесие держа,
Стоять на лезвии ножа,
Одновременно размышлять,
И говорить, и спать?
Весны предчувствовать приход,
Когда весну никто не ждёт,
Когда для всех ещё она
Иллюзия, обман?
И вот накатывает на
Тебя внезапная волна
Видений, слов, каких-то фраз,
Сплетающихся в речь,
|
|
Речь – словно мартовский ручей,
Ручей – ничей, он всё звончей,
От всех от нас сбежит тотчас
И дальше будет течь.
***
В строчках ставлю маячки,
Чтобы их заметить сразу.
Твоему, товарищ, глазу
Вовсе не нужны очки.
И не нужен яндекс-гугл.
Нужен зренья общий угол -
Приблизительный - чёрт с ним! -
Взгляд из общей дальней дали,
Где когда-то мы дышали
Вместе воздухом одним.
Из одной мы точки сборки
Все катились в санках с горки.
Остальное – ерунда.
Даже возраст – не помеха.
Важно лишь, откуда ехал
И приехал ты куда.
***
В общем-то, я человек нелюдимый.
По телефону беседую с Димой
Без телефона веду диалог
С Аней и с Олей, с Андреем, Наташей
Кто - в мире лучшем, а кто ещё - в нашем
Так ли уж важно?
Огромный поток,
Всех нас несёт и то дальше, то ближе
Все мы друг к другу опять, вот, гляди же –
Время распалось, достанешь рукой
Руку когда-то умершего друга
Скажешь с улыбкой ему, без испуга
Где пропадали вы, мой дорогой?
Где пропадалось и как умиралось,
как забывалось, и как возвращалось?
Здорово, всё - таки встретиться, да?
Плавится воздух дрожащий в июле
Ветры горячие тучу надули
Что развивается, как борода
|
|
Бога
Пересадка
1
Неприкаянный народ, -
Словно урки на вокзале,
Мы толпились у ворот
И от холода дрожали.
Пересадка, пересадка!
Пассажиры, пассажиры,
Что, не сладко вам, не сладко?
Не до жиру, не до жиру!
Каждый думал о себе,
О загубленной судьбе
Недоделанных делах,
Недосказанных словах,
НедодОданном кому-то,
Порастраченном зазря.
«Сам не понял, бес попутал…
Мне б хватило б и минуты
Всё исправить…»
Фу ты - ну ты,
Пустошь, темь, тоска и смута.
Но гляди – встаёт заря.
Мы её встречаем: «ах».
С каждым мигом гаснет страх.
2
Когда откроются ворота
И скажут нам: « а ну, давай...»,
Мы всею ротой полоротой
Повалим в рай
С негромким и счастливым смехом
«Ну, это надо же – в раю!».
И смех тот донесётся эхом
До тех, кто всё ещё в бою,
До тех, кто где-то на распутье
Меж сном и явью видит мрак,
Во всём пытается до сути
Дойти, как некий Пастернак.
А мы вернулись к сути той -
домой
***
Посвящаю – со смертью священной борьбе.
Помню, в детстве пытался представить себе,
Что на этом вот месте, куда привела
Меня бабушка, - раньше деревня была.
А теперь ни двора, ни кола.
И по ходу бабуля, волнуясь, с трудом
Отыскала то место, где их стоял дом,
По деревьям каким-то, живым до сих пор:
«Вот стоял тут наш дом, тут был двор».
Предо мною возникло видение:
Появилась прабабка – Евления,
И мужик с бородой, что стоит рядом с ней,
Это прадед Андрей.
Начинается музыка невдалеке,
Расступается пыльный бурьян.
Моя бабушка – девочка в красном платке,
Братья, – Павел, и Пётр, и Иван, -
Её старшие братья, ещё пацаны.
Рождены до Германской войны.
Они спросят у нас: «Вы откуда и чьи?»
Пёс Туман, не узнав чужаков, зарычит,
Сбитый с толку, при виде бабули, притом
Удивится, замашет хвостом
(Как оно совместится в его голове:
Была Ася и стало их две?)
Тот Туман позже с волком сцепился, в ночи
Прадед с вилами в помощь ему подскочил,
Но к несчастию, в сумерках и впопыхах
Псу проткнул то ли бок, то ли пах.
Тут работали в поле, трудились в поту,
Тут росли и играли в лапту,
И молились, женились, рожали детей,
Помирали потом без затей
Прадед помер. На Кольский сослали Петра
(ох, стара эта песня, стара).
Павел в город свинтил и служил в ГПУ.
А Иван с голодухи опух
В тридцать третьем, и умер – он просто упал
По дороге до дома, и всё.
Подышал- подышал, а потом перестал.
Жил да был – да в могилу снесён.
А сейчас той деревни давно уже нет.
Девяносто без малого лет
Как она опустела, исчезла. Её -
Поглотило Небытиё.
Пусть она, и родня моя вся эта, тут
Хоть немного в стишке поживут.
Места много они ведь, ей-ей, не займут
Перед тем, как навеки уйдут.
***
Бабушка – мы долго жили с ней -
привечала всех моих друзей,
и частенько так нам говорила
«с вами я – моложе становлюсь,
умирать совсем не тороплюсь,
а придёт черёд нести в могилу -
лучше не под похоронный марш
это всё – ни к чёрту, это – фальшь!
А под это вот - виш ю ве хия!»
…И окурков высилась гора
в пепельнице. Песни до утра
пелись ей, и ей читал стихи я.
«Куришь много ты себе во вред!
Ешь не то! А как же диабет!?
Что ж, бабуля, ходишь ты по краю!?» -
усмехалась бабушка, ворча
«Ты бы, внучек, не лечил врача! -
я свой организм отлично знаю.
Сколько лет мне жить – а всё моё
бытие моё ты, бытиё…
Что считать-то - сколько нам осталось,
смерти бегать, на болячки ныть?
Лучше быть, пока возможно быть,
не кивая на болезнь и старость».
ТАБАК
Моя прабабушка Лена.
любила нюхать табак.
Говоря откровенно,
смутно я помню, как
Голос звучал бабы Лены.
Память – иссякший ручей.
Там лишь отдельные сцены,
Общий смысл речей.
Как бы назад вернуться?
помню – не мог осознать
Я, что в год революции
лет уже двадцать пять
было бабушке Лене.
В те самые времена
Одновременно Ленин -
Жил и жила – она!
Это ж почти что древний
мир, нет, ну ты скажи! -
бабушка из деревни,
Неизвестной глуши
году в девятьсот девятом! -
(хорошо, что не в восемьсот!)
приехала жить в Саратов
и до сих пор живёт!
Так я думал, мальчишка
лет эдак до десяти.
слушал её, не слишком,
всё почти упустил
Я в разговорах наших
(за игрой в дурака)
омут забвения страшен,
И холодна река.
годы спустя полез я
В шкаф и нашёл табак,
словно привет из бездны,
словно прощания знак
Четыре подруги
Санитарный поезд. Сорок третий...
или может быть сорок второй?
всё пропахло кровью, гноем, смертью
грязью, потом, болью и войной
Мы дружили с Олей, Валей, Любой.
Дел – невпроворотная гора.
Ничего. Бывало, стиснем зубы,
Пашем по две смены до утра.
До – не помню! – после Сталинграда?
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 238; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!