Я курю на закате, твердя: «хорошо, хорошо
Мне снилось: умер я в свой срок, никто и не заметил.
Нырнул и вынырнуть не смог,
Купаясь в Лете.
Теперь – сижу я у Реки,
Считаю белых мух.
Душа и мысли так легки,
Что твой лебяжий пух!
Что мне до всех земных страстей!
Они тут - словно дым.
Иных встречаю я гостей,
И сам иду - к другим…
Недосягаемый для всех
Обид, забот и дел…
Я разлетаюсь, будто смех,
По миру - за предел...
И всё лечу, лечу, лечу,
То тут, то здесь, то там
И что-то в рифму бормочу,
И радуюсь стишкам.
баллада о старике с вороной
Крещенский огненный мороз
Мир заморозил вдрызг
И к небу намертво примёрз
Луны холодный диск.
Вот дом, построенный… но кем?
Неважно... и когда?
Со стороны он мёртв и нем.
Зайдёшь ли ты сюда?
Глухая ночь, игра свечей
И странный индивид –
Старик с вороной на плече -
У зеркала стоит.
Он смотрит в зеркало, и он
растерян, потрясён:
"Да кто же тут отображён?
Я сплю и вижу сон!
Свет-Зеркало, скажи, ответь:
Ужели это я?
Когда ж успела пролететь
Вся жизнь, вся жизнь моя?
Роскошен я и молод был,
Как заболоцкий волк,
Вполне здоров, в общенье мил,
И в дамах знал я толк.
Я потерял победам счёт, –
Моя Ворона мне
Их приносила на плечо.
Но что теперь оне?
Что, что в итоге? Я – старик!" –
|
|
|
Он вскрикнул... А потом –
Ворона каркнула и вмиг
Исчезла за окном.
А вместе с ней - душа в полёт
Отправилась туда,
Откуда к нам уж не придёт
Никто и никогда.
Прошли года, потом века.
Тот дом стоит ничей.
Живёт в нём призрак Старика
С Вороной на плече.
И если ты найдёшь тот дом –
В него не заходи.
А если и зайдёшь - то в нём
В Зерцало не гляди.
трамвайчик
Ты едешь на трамвайчике, в вагончике зажатый
Меж дяденек и тётенек, что едут не жужжа.
По жизни так наездился, в трамвайчике кружа ты!
Но, наконец попала вдруг под хвост тебе вожжа.
Глубокоуважаемый вагонопровожатый!
Позвольте мне немедленно отсюда выйти вон!
Вагоноуважаемый глубокопровожатый, –
Остановите всё ж таки проклятый свой вагон!
А жизнь-то распадается на рифмы и цитаты,
И всё не унимается и режет без ножа,
И кто тут уважаемый вагоноуважатый,
К кому ты обращаешься, - не ясно, ни шиша.
***
В день города, как стая мошкары
парят, парят воздушные шары
они летят и огоньками пышат
один из них летит всех выше, выше
и дальше – в космос, оторвавшись, метит
все связи разорвав на этом свете
я тоже улечу отсюда, друг
куда-нибудь. Желательно – на юг.
|
|
|
Денег нет, и не будет. О том не спорю.
Но если достану – поеду к морю.
Куплю ,«Массандру», бананы, фрукты
В уединённом кафе у бухты.
(1990)
Всё, как и обещал себе ты жизнь назад:
Уехал в Крым - нашел кафе у бухты,
Глазеешь на прибой, кораблики, закат
И думаешь, кого, сейчас, из этих двух ты
Осознаёшь «собой»? - того, кто молодым
Повесой всё мечтал влюбить в себя планету,
Иль – нынешнего, кто седым приехав в Крым,
Давно похоронил иллюзии об этом?
Ну, у «того», кто был – ещё всё впереди.
Он верит, что ещё все сложится прекрасно.
А «этот» - сам с усам и в даль свою глядит
С иронией и без того энтузиазма.
Так кто тебе милей? Два разных индивида
Объединяет их мечта одна - Таврида…
Два я, хотя они по-разному глядят
На мир и на себя, на море и закат.
а есть и третий я – гляжу на тех двоих
курю и кофе пью и сочиняю стих
(2008)
***
У берегов блистательного Понта
На пустыре, под жарким южным солнцем
Среди камней, растительности жидкой
Солёный воздух жадно я вдыхал.
Вот это счастье на меня свалилось
Мне скоро сорок, я забыл и думать
О море, кораблях и южных странах
Они же, оказалось – существуют
Имеют цвет и запах. Плоть и кровь.
|
|
|
На камушке сижу. Была ограда
Когда-то здесь. Ещё при древних греках.
И сад шумел и гроздья винограда
На солнце зрели. Понт - остался Понтом,
Пейзаж - всё тот же, как при древних греках,
Лишь греков нет – их сдуло ветром в Лету
И варвары живут на побережье.
Жираф
Кто это с умною мордой
Важный, как будто бы граф?
Это красивый и гордый
Весь элегантный – Жираф.
Он выше подъёмного крана
Но, до чего ж хороши
Гибкость и грация стана
И благородство души
***
Изогнув, как он может один,
коленца,
Скачет кузнечик
с лицом младенца
или сказочного старика,
небывальщины, лугового духа,
дни считавшего за века.
Целый мир ему - у реки поляна.
Натолкнувшись внезапно
на великана,
заслонившего вдруг ему
небосклон
всей громоздкой,
необозримой тушей
и в глаза глядящего,
словно в душу,
вероятно - "Ужас" - подумал он.
Вероятно, думал и Гулливер,
что нормален только его размер.
Может, он ничего и не думал -
просто,
не замечая разности роста,
и того, что жизнь его,
на наш взгляд, короче,
он стрекочет,
о чем-то своем хлопочет,
опасается птиц да зеленых жаб.
Замирая, любуется небом он -
чей масштаб
одинаков: для нас,
для него,
для всех,
Кто обращает свой взор наверх.
|
|
|
***
Я курю на закате, твердя: «хорошо, хорошо..
Что ушло – то ушло…» - и цитирую вслух Мандельштама:
«На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко»…
Вот тот вид... вот тот Понт…. наслаждается глаз панорамой,
Убегающей вдаль… яхты, словно ресницы в глазах.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 331; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!