Марта 1976 года. Первая репетиция на сцене. 3 страница

БАСИЛАШВИЛИ. Он мне все объяснил, и я сразу сдаюсь — ты, мол, приехал и уехал, а я здесь живу, по­неволе запутаешься.

ТОВСТОНОГОВ. Вы спорите с Беркутовым, но быстро успокаиваетесь, вас это устраивает.

Сцена Купавиной и Беркутова.

ТОВСТОНОГОВ. Ему нужно загнать ее в угол, чтобы потом объявиться избавителем.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Он стремительно проводит амурный разговор, ему надо скорее перейти к делу. ТОВСТОНОГОВ. Важно состояние Купавиной — пришла на любовное свидание, а получила деловую лекцию. ТОВСТОНОГОВ. Она настроилась на кокетство, а ей наносят величайшее оскорбление — «выходите за Мурза-вецкого».

Актеры читают сцену еще раз.

Р Ы Ж У Х И Н. Они так серьезно читали, что никакого развития уже быть не может. Ушла игра, ушла комедия. С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Это и надо играть серьезно. РЫЖУХИН. Но я должен видеть их подлинные отноше­ния, где-то они должны прорваться. Я не понимаю сейчас, нравится ли она Беркутову, и с ее стороны ничего не понимаю. Легко ли ему притворяться? Трудно ли? Вижу один кураж. Она же влюблена в Беркутова, что-то между ними есть?

ТОВСТОНОГОВ. Она влюблена, безусловно. РЫЖУХИН. Это должен видеть зритель. БАСИЛАШВИЛИ. Я, как зритель, должен поверить, что Купавина в этой сцене теряет все надежды — оправ­дываются слова Беркутова: «Беспощадное время уносит все». Потом Беркутов как бы выволакивает ее из ледяной купели.

ТОВСТОНОГОВ. Рыжухин прав в том, что сейчас все идет впрямую по тексту. А что вы играете?

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Пусть сейчас идет по тексту, мы читаем в первый раз, но за этим постепенно должна вырасти серьез­ная тема — мне, Беркутову, тяжело проделывать эту эк-394

зекуцию, но другого выхода нет. И совершенно серьезно о необходимости брака с Мурзавецким. Как только прочитается, что это не серьезно,— будет неправда харак­теров.

ТОВСТОНОГОВ. Важно, чтобы Купавина поверила — у вас разрывается сердце, но другого выхода нет. Иначе она вам потом не простит по женскому самолюбию. Два любящих человека, одна вполне искренне, другой по расчету, навек расстаются из-за жестоких обстоя­тельств жизни. Вот о чем сцена.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Я простился с любовью. Выхода нет. Спасение — в свадьбе с Мурзавецким.

БАСИЛАШВИЛИ. Можно иначе — играть совсем не­заинтересованного человека.

ТОВСТОНОГОВ. Такое решение неинтересно, потому что мы знаем, что Беркутов действительно любовно не заинте­ресован. А если незаинтересованный человек играет «ок­ровавленное сердце», появляется острота. На самом деле ему важнее имение с лесом, чем сама Купавина. БАСИЛАШВИЛИ. Он только что сказал Лыняеву, что приехал жениться на Купавиной, и вдруг в следующей сцене мы видим, что он вроде и не собирается даже ухаживать за будущей женой, более того — называет ей имя другого жениха. Это тоже интересно. ТОВСТОНОГОВ. Впрямую этого играть нельзя, она ему никогда не простит унижения. Но если он под давлением обстоятельств, наступив на собственное горло, бросает любимую, обожаемую женщину — это понятно. Этого требует дело, в этом спасение, как это ни трагично для них обоих. Тогда она сразу кинется ему в объятия, ког­да препятствия будут преодолены. Если же она в этой сцене увидит его истинно холодным, она этого не сделает никогда. Она женщина хоть и недалекая, но с большим женским самолюбием. Тогда ей его даром не надо. А так — спасение, романтика, избавление от напасти. И как она должна радоваться, когда он спасет ее в последний момент! Иначе ей нечему будет радоваться. Он предлагает жестокие вещи, но он сам страдает. А на самом деле ему нужно время, чтобы все дела привести в порядок, взять все в свои руки и сделать так, чтобы Купавина видела в нем спасителя и отдала ему все дела по имению безоговорочно. РЫЖУХИН. Может быть, Купавина тоже играет? КРЮЧКОВА. Нет, нет, она очень искренняя.

Ноября 1979 года.

Четвертое действие. Сцена Глафиры и Лы-няева.

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев — просто жуир. Ему бы уйти, а он остается, ему приятно, что она его упрекает, просит, соблазняет.

ТОВСТОНОГОВ. Он разволновался.

БАСИЛАШВИЛИ. Видно, между ними что-то такое любовное происходит — «Не беспокойтесь, они сюда не придут». Но главное — ему кажется, что он все еще про­должает свою «следовательскую» деятельность. Но в тот момент, когда вошли люди и застали его с Глафирой, он все понял. А вообще он волнуется, когда ее видит. ТОВСТОНОГОВ. А вот что это значит — Глафира все время повторяет: «Я вам говорила, предупреждала»? Это не случайно у Островского. Эту сцену надо играть очень эротически. «Я говорила» — то есть предупреждала вас, чтобы вы не разбудили во мне дьявола. Но вы раз­будили, и теперь я неуправляема. Вы выпустили джинна из бутылки, и теперь его уже обратно не загнать, я себя знаю — остановить меня уже нельзя. Она поставила за­дачу — в этом увальне и холостяке разбудить мужчину, что ей и удается.

БАСИЛАШВИЛИ. Можно играть по-разному. Первое — он ее увидал и безумно испугался, что рядом стоит женщина и упрекает его: «Что вы со мной делаете?» Или — он видит, что она влюблена в него, как кошка, в нем пос­тепенно возникает мужская гордость от победы над жен­щиной. У него ликование.

ТОВСТОНОГОВ. Юмор должен возникнуть на смене этих чувств. Если будет одно ликование — этого мало. А если идет безумная борьба — и вслед за ликованием наступает отрезвление, которое в свою очередь сменяется радостью,— тогда будет то, что надо. Мы следим за борьбой, которую вы ведете со своим ликованием. БАСИЛАШВИЛИ. «Что я делаю?» — этот вопрос меня ужасает.

ТОВСТОНОГОВ. Да. Борьба с плотью. Интересно, что ее слова относятся не к ней, а к вам — она притворяет­ся влюбленной, а с вами все это происходит на самом деле. «Что вы со мной сделали?» Она ставит его в обществен-396

но трудное положение — Меропа ославит на всю губер­нию. Он объявляет поспешно, что женится, чтобы у Ме-ропы не было права говорить, что он соблазнил Глафиру. Он может попасть в положение обольстителя. БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев и говорит Беркутову: «Скажи, что я женюсь».

ТОВСТОНОГОВ. Никакого другого выхода у него нет. Е. ПОПОВА. Глафира все говорит громко, для всех, демонстративно.

ТОВСТОНОГОВ. Поэтому они все сюда и собираются. БАСИЛАШВИЛИ. Он все время умоляет ее: «Тише, не так громко».

ТОВСТОНОГОВ. С одной стороны, он боится обществен­ного скандала, из которого у него нет никакого выхода, а с другой стороны, в нем сильно эротическое начало, на котором играет Глафира.

Вот про эту смену противоречивых чувств я и говорю. Здесь нельзя играть что-то одно, здесь у Лыняева двойное существование.

БАСИЛАШВИЛИ. Он очень чувствует присутствие жен­щин, распускает хвост, как павлин. Он знает за собой эту слабость, боится ее.

С одной стороны, ему необходимо это общение, с другой — он боится его, не хочет.

ТОВСТОНОГОВ. Это очень трудная сцена, и в ней есть опасность банальности. Ее надо избежать. На основе импровизационности здесь надо найти очень личное, при­сущее вам, исполнительницам роли Глафиры, обаяние, найти личные качества и приспособления, чтобы не было привычных театральных способов обольщения. Найти очень точные свои, личностные ходы — что каждой из вас свойственно, чем вы можете добиться победы. Непосред­ственность — необходимое условие, чтобы не пойти здесь по линии существующих штампов. Сцена такая, что даже для людей, которые и не видели никогда «Волков и овец», все ясно. Этот штамп лежит где-то внутри каждого из нас. Это наш главный враг. Нужно искать свежесть, преодолевать старые, стертые представления об этой сцене. Искать подлинное — чтобы возникал вопрос: может быть, она его действительно любит? Чтобы только по одно­му какому-то жесту, взгляду мы задним числом поняли, что это все было сыграно. Если мы сразу увидим, что она притворяется, Лыняев превращается в глупца — толстый,

глупый человек. Получится игра в поддавки. Подлинная борьба должна происходить на наших глазах, тщетная, обреченная, но борьба. Как сопротивляется Лыняев, как он пытается подавить в себе влечение — это интересно. И в этом есть юмор. Он борется и с Глафирой и с собой. Следить за тем, как она «купила» взволновавшегося мужчину — неинтересно. Интересен внутренний, психоло­гический ход — почему он сдался? Его и надо открыть. Тогда будет тонкая сцена. Надо бояться заданности. По сюжету все для зрителя очевидно — Лыняев прилег на диван, пришла Глафира, разыграла свой спектакль, соблазнила. Ничего нового здесь нет. Важно — как? Тог­да и будет интересно. Это как в музыке — мы заранее знаем развитие и предвкушаем удовольствие. Здесь важна неожиданность.

Если мы попадем в русло известной комической сцены, неожиданности нет.

СТРЖЕЛЬЧИК. Мы даже физически видим эту сцену — он лежит, она к нему подходит. А может быть, она убегает от него, падает в обморок, он за ней — до чего довел — край, петля. Он за ней бегает, она убегает: «Вы меня довели!» Обратным ходом решать, даже физически. Он хочет успокоить, она не принимает этого: «Не трогайте меня!»

ТОВСТОНОГОВ. Стржельчик рассуждает верно. Здесь дело не в эротическом воздействии Глафиры, а в том, что Лыняев сразу чувствует себя виноватым — до чего довел человека! Лыняеву и импонирует это и пугает. «Я знаю, что я произвожу впечатление на женщин, но не до такой степени!..»

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев отлично знает про себя, что он очень влюбчивый, ему нельзя смотреть в глаза хо­рошенькой женщине. Он боится прежде всего себя. ТОВСТОНОГОВ. Чем дальше вы оттянете поражение Лыняева, тем оно будет убедительнее. Мы до послед­ней секунды должны надеяться, что он выскочит из этого капкана. Чтобы не было игры в поддавки. Поддавки с расчетом на смешное — это и есть штамп. Мы ничего сейчас не должны предрешать, но выяснить направление, в котором будем искать, логику, компас, установить, чего мы не должны делать и что хотим делать. (Крючковой.) В сцене с Беркутовым у вас появились иронические ноты, что этой женщине не свойственно. Надо найти открытые,

непосредственные оценки. Когда идет сцена с мужчиной, который ей нравится, никакой иронии у нее быть не может. Здесь сцена буквально написана — овца и волк. Здесь очень важно, как она воспринимает и оценивает то, что он ей говорит. Готовилась пококетничать, поводить его за нос, и вот он пришел и говорит страшные вещи, совсем не то, к чему она готовилась. Она ждет любовной сцены, а получает нечто совершенно противоположное. (Стржель­чику.) Очень тонко надо сыграть этого делового человека. Вы как бы наступаете на горло своим чувствам, но это необходимо.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Во имя дела. Он чист, как ангел. ТОВСТОНОГОВ. Да, вам очень тяжело. Делово, сухо и очень быстро. Долго это тянуть нельзя.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Разрыв неминуем, но таковы дела, другого выхода н е т — н а д о выходить за Мурзавецкого. Быстро, а то будет слишком больно.

ТОВСТОНОГОВ. Мы подготовлены Купавиной к тому, что приедет человек и все спасет. И вдруг он делает все обратное тому, что она ожидала. Здесь мы ждем совсем не того, что получается. Приедет деус экс махина и все наладит, все поставит на свои места, разоблачит преступ­ников, предложит Купавиной руку и сердце — но все происходит как раз наоборот, здесь все неожиданно. (Стржельчику.) Если непосредственно подойти к пьесе, все ваше поведение должно привести зрительный зал в не­доумение. И мы не должны понимать целей Беркутова, только в самом конце, задним числом оценить его хитроумные ходы — вот сволочь! Как хитро и ловко добил­ся всего, чего хотел! Купавину он, помимо всего прочего, огорашивает еще и темпом, она не успевает так быстро думать, она не поспевает за этой точностью расчетов, математических построений. Она думает, что с Мурзавец-кой — ерунда, недоразумение. Он же говорит — надо платить. Он ее пугает. Но самое страшное, что он советует выходить за Аполлона. Это — удар. (Крючковой.) Ваши оценки здесь решают все. Как вы воспринимаете эти неожиданные ходы Беркутова — это и будет решать ка­чество сцены.

Потом идет сцена Глафиры и Лыняева, она так и развивается, как мы ожидали, а здесь надо искать совер­шенно непредвиденный поворот.

Пятое действие. Сцена Мурзавецкой и Чугу-нова.

СТРЖЕЛЬЧИК. Мурзавецкой надо сделать следующий, решительный шаг — предъявить подложный вексель. ОЛЬХИНА. Но она все время подчеркивает, что хочет только «пугнуть».

ТОВСТОНОГОВ. Мне кажется, что к моменту приезда Беркутова она находится в стадии решения этого вопроса. Она его еще не решила. Пугнуть — это ясно, а если не выйдет — что делать? Идти в суд?

ОЛЬХИНА. У нее есть еще одна дорожечка, она ведь уже ославила Купавину на весь город. ТОВСТОНОГОВ. И не помогло.

БАСИЛАШВИЛИ. Мурзавецкая здесь откровенна? ТОВСТОНОГОВ. Они оба откровенны. Они говорят то, что думают. Чехов появится позднее. Здесь второй план не в том, что люди думают одно, а говорят другое. Могут не все сказать. Действуют иначе, чем говорят — это другое дело. Здесь Мурзавецкая провоцирует Чугунова, и он пошел до конца, дал ей документ, который, с одной стороны, ее вооружает, а с другой, еще более усложняет положение.

У нас должен возникнуть вопрос — что же она будет делать дальше? Но сейчас появится Беркутов и уни­чтожит все ее замыслы. Он появляется в момент полной растерянности. Она чувствует опасность, но ее захлестывает азарт игрока. Она — игрок. И куда ее сейчас занесет, ей самой неведомо. А если бы не появился Беркутов, куда бы пошло дело?

ОЛЬХИНА. Это бы зависело от Купавиной. Согласилась бы она мирно выйти замуж за Аполлона — все кончено, не согласилась бы — было бы продолжение. ТОВСТОНОГОВ. Совершенно верно. Приползет на ко­ленях или будет сопротивляться? Тогда Мурзавецкая пойдет ва-банк. Но здесь она еще в состоянии решения.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ. Почему она сразу говорит: «Гнать бы мне тебя надо было»? Вроде и конфликта никакого не было. Видимого. ОЛЬХИНА. Я не вижу здесь разницы с первым актом,

когда она вышла и отругала его. Здесь тоже звучит ее упрек Чугунову, что это все его дьявольские козни, он их все время придумывает.

ТОВСТОНОГОВ. Все-таки я не понимаю, в чем тут дело. ОЛЬХИНА. Нет, я не буду объяснять, тем более что вы сказали, что все будет иначе, надо искать смешное. ТОВСТОНОГОВ. Чтобы было смешно, необходимо искать серьезное. Речь идет о природе игры, о качестве, а суть требует серьезного разбора. Сейчас мы говорим о предла­гаемых обстоятельствах, о логике, которую хочу обна­ружить вместе с вами.

Р Ы Ж У Х И Н. Чугунов все время ее раззадоривает. ТОВСТОНОГОВ. Но она его тоже все время подталкивает. РЫЖУХИН. Она его ругает. ТОВСТОНОГОВ. И этим раззадоривает. РЫЖУХИН. Этим способом она просит его помочь ей. ТОВСТОНОГОВ. Это она говорит. А вот скажите — Меропа чувствует, что идет на уголовное и ответствен­ное дело?

Э. ПОПОВА. Она чувствует, что тонет в грязи. ТОВСТОНОГОВ. Да, и этим сцена кардинально отли­чается от первой. Сейчас надо идти уже на преступление, на явный обман. Она еще не знает про Беркутова, какую Беркутов займет позицию, Мурзавецкой неизвестно. Она понимает, что они идут на уголовное, подсудное дело. Если бы Беркутов не остановил Лыняева, оба пропа­ли бы. Это надо учитывать. Она все еще на грани — идти или не идти на это? Не просто его подзадорить, а проверить, можно ли на него положиться и идти на это или не идти. Мурзавецкой очень важно понимать меру опасности, на которую она идет. Островский взял историю игуменьи Митрофании, которая пошла на уголовщину, по­пала под суд — дворянка, женщина с репутацией почти святой. Так начинается последний акт. Там только созре­вал замысел, а теперь наступила пора действовать. Мурза-вецкая не спала всю ночь. По-видимому, и чай не пила. Крайняя степень напряженности. Он тоже, вероятно, не спал.

Р Ы Ж У Х И Н. Я знаю, что Беркутов приехал. ТОВСТОНОГОВ. Но вы ждете от него совсем другого. РЫЖУХИН. Я боюсь, как бы он меня не поймал. ТОВСТОНОГОВ. Конечно. Не спал всю ночь и пришел к Мурзавецкой с вопросом — идем на это или не идем?

Вот где второй пласт. Только с учетом этих обстоятельств сцена прозвучит. Повторение никому не нужно. Совсем другое качество. А уж пошли — обратного хода нет. Двое решают одну задачу — идем или не идем? Для Мур-завецкой он специалист в этой области. Со мной вместе загремишь. Можно на это идти или нет с этим дьяволом-искусителем? По поведению Мурзавецкой в этой сцене я понимаю, как она будет строить защитительную речь: она определенно сошлется на то, что он ее толкнул. И Чугунов это понимает.

ОЛЬХИНА. Но она все-таки говорит, что надо попугать Купавину, только попугать. Ею движет злоба. ТОВСТОНОГОВ. Но она понимает: если Купавина заупрямится, придется подавать в суд. Она берет лучший вариант — если удастся напугать Купавину до такой сте­пени, что она без суда отдаст деньги. А если не даст — что будем делать? Этот вопрос она ставит перед Чугуновым. Действие тогда будет напряженным, если мы создадим высшую степень опасности. Не просто, как в предыдущей сцене — его раззадорить, а сделать его своим соучаст­ником: получишь свою долю, но отвечать будешь сполна. Почему Чугунов на это соглашается? Тут речь идет о его масштабе. Для него три тысячи — огромные деньги. Он даже табак стреляет у Павлина. Он уже давно потихоньку обкрадывает Купавину, построил дом, а теперь помогает Мурзавецкой содрать с нее тридцать тысяч и получить свои три.

Пятое действие. Сцена Мурзавецкой, Чугунова и Мурзавецкого.

БОГАЧЕВ. Аполлон до того напился, что сам поверил в свою ложь, в обиду от Купавиной.

ТОВСТОНОГОВ. Но зачем здесь вообще нужен выход Мурзавецкого? Для чего? Почему Меропа не прогоняет его, хотя он мешает ее ответственному разговору с Чугу-новым? Наоборот, она зовет его. Зачем он ей нужен? Полупьяный, в охотничьем костюме?

Р Ы Ж У Х И Н. Она его вызывает, как раздражитель. Вот наглядный случай, как себя ведет Купавина, людей обижает. Надо делать, надо идти до конца в борьбе с ней. ТОВСТОНОГОВ. Еще разубедиться, что оскорблен ее род. Расскажи, как это было, как тебя выгоняли лакеи —

разжигает самое себя. Она уже все это знает, но хочет еще раз услышать и чтобы Чугунов услышал. Это демонстра­ция. Послали к Купавиной человека дворянского рода, по-хорошему, свататься, ну откажи ему, но выгонять! Надру­гаться! Она знает, что Аполлон все врет, но в этом случае с удовольствием верит. БОГАЧЕВ, А он действительно оскорблен? ТОВСТОНОГОВ. Мне кажется, что по результату Апол­лон должен вызывать у нас сочувствие. Он должен быть человеком обаятельным, потому что он вне игры. Он уже этим симпатичен. И у него нет корыстной цели. Поэтому он между волками и овцами самая симпатичная овца. РЫЖУХИН. Но сейчас у него есть корыстная цель — пожаловаться тетке, чтобы она его пожалела. ТОВСТОНОГОВ. У него своя тема, он не знает о заговоре. Вы меня послали с серьезными намерениями, а меня вы­гнали. Пьяный кошмар ему представляется реальным. Двенадцать молодцов крутили ему руки. БАСИЛАШВИЛИ. Он же не сумасшедший, он пом­нит, что взял у Купавиной взаймы, не стал даже сва­таться.

ТОВСТОНОГОВ. Он не может сказать правду — взял «взаймы» пять рублей, напился, поэтому и придумал двенадцать лакеев. Всего он, конечно, не помнит, но и де­лает вид, что ничего не помнит. Его логика — логика алкоголика. Мурзавецкой его вранье на руку — это побудительная причина к решительному наступлению на Купавину.

Ноября 1979 года.

Пятое действие. Сцена Мурзавецкой, Чугунова и Мурзавецкого.

ТОВСТОНОГОВ. Куда Мурзавецкий уходит? Действи­тельно на охоту? Конечно, нет. Он идет в трактир, в «Разориху». Он туда всегда приходит хорошо экипирован­ный для охоты. Это и называется «охота на вальдшнепов» (Ольхиной.) «Какая каверза?» — здесь важно, что вы хорошо знаете Чугунова: раз он так загадочно разгова­ривает, значит, уже что-то придумал. Вы знаете его наск­возь, все его приемы, большая жизнь вместе прожита, знаете его, как облупленного. Здесь ее раздражают его

недомолвки — «Давай, выкладывай, что у тебя есть». Письмо к Аполлону? Это полный абсурд. Купавин ни­когда не мог писать Аполлону. Потом сообразила, что об этом никто не знает. Какое впечатление произвело на нее письмо — положительное или отрицательное? ОЛЬХИНА. Я не знаю, уж очень страшно. ТОВСТОНОГОВ. Положительное. Оказывается, у Чугу-нова все продумано и есть готовое письмо — все вас подвигает на решение этого вопроса. А говорит другое: «Как вас искариотов земля держит?» Это на поверхности.

Читают сцену дальше.

ТОВСТОНОГОВ (Ольхиной). Вы были до сих пор актив­ны, а теперь увяли. А все должно быть наоборот: вы идете к решению. Активность ваша вначале — мнимая, провокация для Чугунова — что у тебя есть? Что ты мо­жешь предложить? И вот он предложил. Положил вам свою идею на стол — и теперь вы стоите на твердой почве... ОЛЬХИНА. Она же умна. Что же, она не понимает, что это страшное дело?

ТОВСТОНОГОВ. Умна, но в ней идет борьба. Именно поэтому она не сразу решается. За этими колебаниями мы и должны следить. То приближается к решению, то отбрасывает — в этом суть сцены, а вы почему-то скисли. Надо подкладывать не только реальную опасность, хотя и это есть, но у Мурзавецкой все время должна быть борьба в душе — между дьяволом и богом. Чугунов как искуситель, в нем все время дьявольское начало. Оно начинает побеждать, уже совсем побеждает — вдруг сомнение: это же темное дело! Она субъективно не думает о реальном страхе перед судом, она думает о том, что это грех, пытки совести, ад, поэтому мечется. Это Чугунов может выбирать — каторга или не каторга. А у нее выбор другой — грех или не грех, бог или дьявол. Она между этими полюсами борется, в ней эта борьба происходит.

БАСИЛАШВИЛИ. Мурзавецкая в начале сцены не спрашивает у Чугунова, что он приготовил. Она относит­ся к нему, как к всемогущему бесу-искусителю, и она его ненавидит за это. Он — отвратительная личность, воплощенный бес и знает, что ведь введет в искушение, заставит совершить грех. И я, безвинная женщина, под­дамся этому искушению — думает она.

ТОВСТОНОГОВ (Ольхиной). Я считаю, что это надо облечь в форму вашего внутреннего монолога. Все время искушение, дьявол или бог вас искушают. С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Мурзавецкая не должна успокаиваться, она борется с дьяволом и она ждет его. Ей все надо решить сейчас, ждать нельзя.

ТОВСТОНОГОВ. То есть это не должна быть деловая, рациональная сцена заговора, а огромная борьба между богом и дьяволом.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Но решать надо сегодня. БАСИЛАШВИЛИ. Здесь сложная позиция у Мурзавец-кой, она не хочет на это идти. Она не то что спрашивает, а провоцирует Чугунова. Она в самом деле верует? ТОВСТОНОГОВ. Я не знаю. Если она идет на явную подлость — какая же это вера?

Но она привыкла считать себя верующей, и отсюда такие сложности в ее жизни.

Ноября 1979 года.

Первое действие. Сцена Чугунова и Павлина.

ТОВСТОНОГОВ (Рыжухину). Вам негоже вступать в конфликт с бывшим крепостным. Вы считаете себя много выше, а в прошлом могли запросто выгнать его из ком­наты.

Но держать Павлина во врагах вам невыгодно, поэтому Чугунов первый идет на контакт, ему необходимо знать все, что происходит в этом доме. Чугунову нужно сохранить свое достоинство и в то же время избежать конфликта. Двойственная линия поведения. (Гаричеву.) А почему вы все-таки вступаете в контакт с Чугуновым? Вы бы должны молчать, а вы разговариваете, и довольно много говорите.

ГАРИЧЕВ. Дела у нас плохи, нет денег. ТОВСТОНОГОВ. Вы правильно определяете обстоятель­ства, но именно исходя из этих обстоятельств вам бы надо молчать. Я хочу вместе с вами выяснить, что заставляет вас идти на контакт с Чугуновым. Если бы мы сделали этюд по обстоятельствам, то вы бы молчали и только слушали его, Чугунова. А тем не менее в пьесе говорите вы.

ГАРИЧЕВ. Может быть, он хочет увести Чугунова от сути?

ТОВСТОНОГОВ. А мне кажется, что он и не хочет гово­рить, он просто срывается — от накипевшей в нем ненависти к этому пройдохе. Пришел человек, которого Павлин терпеть не может и не скрывает этого, а тот все лезет к нему. Сдерживался, сдерживался, а потом сорвался.

ГАРИЧЕВ. А почему он не старается отделаться от Чугунова, выпроводить его?

ТОВСТОНОГОВ. Вы этого не можете сделать, ваша хо­зяйка его принимает, ведет с ним какие-то дела, он ей нужен.

Но промолчать он бы мог, да не получается, срывается помимо своей воли. Тогда и юмор появится. Р Ы Ж У Х И Н. Из ремарок видно, что он отвечает Чугунову через большие паузы.

ГАРИЧЕВ. Сейчас диалог получился скучный и неинте­ресный.

ТОВСТОНОГОВ. От первой читки требуется простая логика.

Я сейчас и не требую результата, надо найти дей­ствие в этой сцене, на чем она строится. РЫЖУХИН. Мы не очень верно сейчас прочли. ТОВСТОНОГОВ. Это слишком деликатно сказано, вы просто читали по сюжету. Никак. Но это естественно, поначалу надо разобраться. Обоим должно быть очень трудно в этой сцене. Надо нафантазировать давние враж­дебные, неприязненные отношения. Сейчас это просто экспозиция. Мы действительно многое узнаем из этой сцены — Мурзавецкая разорена, Чугунов — сутяга, пле­мянник — пьяница, Павлин всю жизнь провел в этом доме и привязан к «барышне», Мурзавецкой. Но ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сцена существовала только для этой информации. Она должна быть положена на живую жизнь, мы и не должны заметить, как в наше сознание вошла информация, которая нам необходима для дальнейшего. Поэтому нужно выстроить очень острые взаимоотношения. (Гаричеву.) Зря вы придумали себе чисто физическое приспособление, что он вам ме­шает.

Не по этой линии надо искать, а в области психологи­ческой.

ГАРИЧЕВ. Пока я не буду знать, что он делает физи­чески, у меня будет пустота. Либо я сижу на своем обыч­ном месте и жду хозяйку, которая вот-вот подъедет, и я должен буду вовремя выйти, взять накидку, проводить в дом. Либо я что-то делаю и через это веду диалог с Чугуновым.

ТОВСТОНОГОВ. Вы во всех случаях что-то делаете — сидите или ходите.

Ждать — тоже действие. Вы в этой сцене машинально делаете каждодневные дела, которые для вас давно стали ритуалом.

ГАРИЧЕВ. Может быть, не желая вступать в диалог с Чугуновым, я делаю то, что совсем не должен де­лать. Например, поправил занавеску, которая и так в порядке.

ТОВСТОНОГОВ. Правильно. И это все появится тогда, когда мы найдем правильные взаимоотношения между ни­ми.

РЫЖУХИН. Павлин испытывает ко мне неприязнь. Это и надо искать.

ГАРИЧЕВ. Это понятно. Важно, через что эту неприязнь выражать, тогда и диалог будет строиться. ТОВСТОНОГОВ (Гаричеву.) Почему вы всегда угощае­те Чугунова табаком?

БАСИЛАШВИЛИ. По-моему, чтобы унизить — бывший крепостной и угощает барина табачком.

ТОВСТОНОГОВ. Павлин по сравнению с Чугуновым — нищий.

ГАРИЧЕВ. Важно, как дать: можно поднести, а можно положить на стол — пусть сам берет.

ТОВСТОНОГОВ. Д л я Чугунова просьба табака есть форма контакта, у Павлина это вызывает обострение неприязни. Чугунов считает, что делает снисхождение Павлину, становится с ним как бы на равную ногу, а у Павлина мысли идут примерно в таком направлении: пользуйся, сволочь, копейки на табак не тратишь, всю жизнь стреляешь, где можно. Чугунов живет по принци­пу — «копейка рубль бережет», хотя у него есть свой табачок, получше, для встречи с почтенными людьми, он им угощает кого надо. Предлагает его, например, Бер-кутову, который, однако, брезгливо отказывается. Р Ы Ж У Х И Н. Это характерно что у него есть при себе табак, а он просит у Павлина.

После фразы Павлина: «От женского ума порядков больших и требовать нельзя» режис­сер остановил репетицию.

ТОВСТОНОГОВ. Это прозвучало абстрактно, лениво. Ничего не произошло. Надо накопить такую неприязнь, чтобы каждая ваша реплика была срывом. Вы срываетесь, а потом жалеете, что сказали что-то Чугунову. Так каж­дый раз. Это не ленивый разговор. Вы знаете, что сейчас он будет соблазнять вашу барыню мифическими дохо­дами. Накопив ненависть к нему, вы начинаете осуждать Мурзавецкую — она, мол, тоже хороша, слушает тебя, пройдоху, принимает! Вы срываетесь, а не лениво гово­рите слова.

Так острого диалога не получится — одному не хочется говорить, другому не хочется — и сцена развалится, никто слушать не будет. Это начало спектак­ля — острый диалог.

Сцена репетируется снова.

ТОВСТОНОГОВ (Рыжухину). Он вам так дал табаку, что в других обстоятельствах вы бы его сразу поставили на место. А сейчас — нет смысла. Сделал вид, что не заметил. (Гаричеву.) У вас с утра тяжелейшая миссия: разогнать людей, которые требуют денег, они их заработали. (Рыжухину.) Чугунов не переносит некоторых слов: «совесть», «Сибирь»... К концу сцены они так схлестнулись, что, если бы «барышня» не приехала, дело могло дойти до драки.

В этом свете реплика Павлина: «Барышня идут» — совсем не информация. В ней должно прозвучать: а то бы такое сейчас тебе сказал...

Р Ы Ж У Х И Н. Почему Чугунов после скандала снова просит табачку?

ТОВСТОНОГОВ. Понял, что переборщил, не стоило горячиться, это не входило в его расчеты. (Гаричеву.) Вы считаете, что все беды в доме от Чугунова, что он «мрачный гений» Мурзавецкой, злой дух, он оказывает на нее дурное влияние. У Меропы женский ум, а Чугунов на этом спекулирует. Все несчастья, весь развал — от него. Провоцирует барыню, подначивает. И ничего не получается, все больше разоряемся. Вот что должно быть накоплено, с чем надо входить в пьесу.

ГАРИЧЕВ. Из-за этого и денег нет.

ТОВСТОНОГОВ (Гаричеву). И вы в тяжелом положении. Вынуждены выгонять людей, хотя понимаете, что они правы, требуют своих денег. И в этом тоже виноват, по вашему глубокому убеждению, Чугунов. Если вы это накопите, тогда будете иметь право и молчать, будете переполнены этим, и второй план появится — вы говори­те только часть того, что могли бы сказать об этом чело­веке.

---

Дата добавления: 2015-12-16; просмотров: 16; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!