Попался в аэропорту 8 страница
— Джек, я ничего такого не хотел сказать.
— Забудь.
— Мне вовсе не хотелось бы обижать полицейских.
Я не стал его поправлять. Кроме того, это доказывало, что, вопреки общепринятому мнению, портье знают далеко не все.
Мы с миссис Бейли радостно поздоровались. Она спросила:
— А это кто?
— Лаура Нилон.
— Очень приятно.
Лаура отправилась в дамскую комнату, а миссис Бейли сказала:
— Я слышала, ты женился.
— Да, но не на Лауре.
— Я так и подумала. Для жены она слишком хорошо к тебе относится.
Ирландская лесть лучшего образца. Что-то в ней льстит, но что-то и укоряет. Так или иначе, не дает расслабиться. Она добавила:
— Я не держала тебя за танцора.
— Я и не танцор.
Оркестр меня не разочаровал. Наличествовали и белые блейзеры, и синие штаны. Всем музыкантам было уже далеко за пятьдесят. Нельзя сказать, что они с этим смирились. На всех были жесткие темные парики. А зубы? Да за такие зубы умереть можно.
Они взялись за дело всерьез. Особо усердствовали трубы. Разумеется, репертуар самый массовый. Они где-то что-то слышали и тут же играли, причем со старанием, достойным лучшего применения. От Роя Орбисона, через «Тени» (с реверансом в сторону «Иглз») до Даниеля О'Доннелла. Это был концерт «По заявкам больных» вживую. Обычный порядок: быстрый танец, белый танец, затем снова в темпе. Время от времени пел одинокий вокалист. Сцена погружалась в темноту, прожектор высвечивал певца. Он стоял опустив голову, а голос объявлял:
|
|
|
— Дамы и господа, Элвис Пресли.
Или Крис де Бург, или даже Бадди Холли.
Разумеется, каждый раз один и тот же певец. У него был такой голос, что на передачу «Мы ищем таланты» его не пустили бы даже зрителем. В середине вечера оркестр пошел отдыхать. Как и все остальные, музыканты устремились к бару. Уж так мне не повезло, что я оказался рядом с вокалистом. По нему ручьями тек пот. Он, задыхаясь, спросил:
— Ну как?
— Купить вам выпить?
— Нет, нас тут бесплатно поят.
— Вы это заслужили, замечательное шоу.
— Спасибо, это последнее перед турне.
— Турне?
— Ну да, Канада, потом два месяца в Лас-Вегасе.
Я пытался сдержать дрожь и сказал:
— Повезло.
— И у нас скоро выйдет альбом.
— Да, и как же называется?
— «Величайшие хиты».
У меня хватила такта не спросить: «Чьи?»
Он взял поднос с напитками и сказал:
— Очень может быть, что нас покажут в «Шоу в самый поздний час».
— Я буду держать за вас пальцы скрещенными.
— У нас получится.
— У вас уже получилось.
Он был очень доволен. Когда я попытался заплатить за выпивку, он сказал, что это пойдет на счет оркестра.
Бывают моменты, когда тебе везет, ты радуешься тому, что жив. Это был один из таких моментов. Я станцевал три танца, умудрился два сплясать медленно. В медленном танце вы можете притвориться. Прижимайте к себе партнершу и старайтесь не наступать ей на ноги, вот и все. А быстрые танцы — настоящий кошмар. Я стараться делать вид, что знаю какие-то па. Одна женщина как-то сказала:
|
|
|
— Ты учился танцевать в шестидесятые.
Такие утверждения вы не ставите под вопрос. Потому что не хотите получить ответ.
Лаура, разумеется, танцевала прекрасно. Пока я с трудом переступал с ноги на ногу, а по телу струился пот, голос в моей голове орал: «Жопа с ручкой». Когда мы все поднялись под звуки национального гимна, я поклялся себе: никогда больше.
По дороге домой Лаура взяла меня под руку и сказала:
— Все было чудесно.
Когда мы пришли, она улыбнулась и сообщила:
— Я могу остаться.
После того как мы закончили заниматься сексом, она оперлась на локоть и принялась меня разглядывать. Мне захотелось, чтобы комната погрузилась в темноту. Ее пальцы коснулись татуировки, и она спросила:
— Это ангел?
— Да.
— Твой ангел-хранитель?
— Не знаю, я получил это, играя на бильярде.
— Ты выиграл?
— Нет, я проиграл.
Единственное, чему меня научил отец, это играть на бильярде. Он участвовал в местном финале. Я оказался способным учеником. Почти никогда не проигрывал. До моей учебы в Темплморе. Нас отпустили на выходные, и мы направились в центр Дублина. Бильярдный зал на Мэри-стрит имел давнишнюю репутацию. Я побил всех остальных курсантов, когда появился наш сержант. И предложил сыграть. Я уже тогда достаточно соображал, чтобы не играть на деньги, вот мы и играли на что-нибудь другое. У сержанта были закатаны рукава, все руки в татуировках. Он сказал:
|
|
|
— Тебе ведь не нравится, верно, Тейлор?
— Не по мне.
— Ладно, если проиграешь, сделаешь себе одну, идет?
Раз плюнуть, решил я и проиграл. Мы отправились на набережную. Салоны, где делали татуировки, в те времена были убогими заведениями. Из всего, что там предлагалось, ангел был наименее вызывающим. Было ли больно? Чертовски.
Сказка о ком-то, кто с вами в темноте.
Сказка о ком-то, кто с вами в темноте
рассказывает сказки. И насколько же
лучше потом, когда все заканчивается
и наступает тишина. И вы там, где
были всегда. В одиночестве.
Сэмюэл Беккет. «Компания»
Я отправился в магазин, торгующий вещами для солдат и матросов, и купил там теплые свитера с высоким воротом, теплые кальсоны и носки. Продавец, молодой парень лет двадцати, поинтересовался:
|
|
|
— Каких морозов вы ждете?
— Там, куда я направляюсь... очень сильных.
— Что, в Сибирь?
— Нет, скорее в Клэддаф.
Когда я выходил, слегка знакомый голос произнес:
— Приветик.
Я остановился и попытался сообразить, кто это может быть. В его левом ухе болтались четыре серьги. Он сам мне помог, сказав:
— Я тусовался вместе с Кэти, когда она панковала.
— А, вспомнил.
— А вы тот старый мужик... Тейлор, верно?
— Спасибо.
— Она говорила, вы крутой парень.
— Еще раз спасибо.
Я подумал, что он собирается попросить у меня взаймы, поэтому сказал:
— Приятно было встретиться.
— Слушайте, как насчет улета по-быстрому?
Я уже почти отказался, но подумал: не торопись. Я собирался сидеть всю ночь, доза вполне могла облегчить мне задачу. Я сказал:
— Давай.
Не дешево.
Разумеется, наркоман вроде меня немедленно хочет попробовать, посмотреть, как пойдет. У меня уже зубы в деснах плясали от отсутствия кокаина. Я пошел домой и позвонил Кэти.
— Джек, как ты?
— Лучше всех. Как хозяин?
— Мучается.
— Это уж как водится.
— Но он не пытался похмелиться, ничего такого, так что я надеюсь, на этом все закончится. Ты как думаешь?
— Господи, Кэти, ну откуда мне знать? Но у него больше шансов, чем у других.
— Джек!
— Что?
— Так ты не станешь его сманивать?
— Что ты такое говоришь?
— Джек, пожалуйста.
— Я гарантирую, что не стану пытаться его соблазнить.
— Спасибо, Джек.
Клик. Мне хотелось пробить стенку кулаком. Телефон снова зазвонил. Сейчас она извинится.
Киган.
— Ты по мне скучаешь, парень?
— Еще как.
— Я еще немного пошарил по Брайсону, даже с его мамашей покалякал.
— И?
— Верно, ее муж был злобным пьяницей и всячески издевался над мальчишкой.
— Отсюда его ненависть к пьяницам.
— Да... но...
— Что «но»?
— Я не думаю, что это он.
— Да ладно тебе, Киган, когда ты был здесь, ты готов был его подставить.
— Послушай, Джек, я терпеть не могу ошибаться. И его мать, и другие говорят, что он постоянно врал, что сделал что-то, чтобы привлечь к себе внимание. Тут еще такая штука: может, он и ненавидит алкашей, но он сделал им много добра, действительно помог некоторым.
— Извини, Киган, но этот гад прислал мне руку.
— Настоящую?
— Нет, из пластика, но можешь мне поверить, шок был сильным.
— В этом-то все и дело, Джек. Он заигрывается и нуждается в хорошем пинке, вот и все.
— Киган, Лондон повлиял на твою головку. Это он.
— Слушай, Джек, тут еще много всего...
— Мне пора идти, Киган.
— Джек, пожалуйста, подумай над моими словами.
— Уже подумал. Я должен идти.
Клик.
Вечная история с этим Лондоном: постоянно сеет сомнения в твоей голове. Надо зазвать Кигана назад, починить ему головку.
Я очень надеялся никогда больше не увидеть пирс Ниммо. Трудная задача, если живешь в Голуэе, поскольку это главная достопримечательность набережной. А по традиции полагается прогуливаться по набережной. Я там утопил своего лучшего друга, причем спланировал это убийство заранее.
Больше всего лебедей собирается у Клэддафа, а пирс там в самом центре. Есть только один способ добраться до птиц — вниз по слипу, ведущему в воду. Днем там часто кто-нибудь обретается, бросая в воду хлеб. Уже прошла неделя со дня последнего убийства. Я пришел туда в два ночи. Через залив виднелись огни города. Я старался отворачиваться от Ниммо. Нашел местечко, где можно было сесть, укрывшись от ветра, и принялся ждать. В темной одежде я был незаметен для прохожих. По крайней мере, я на это надеялся.
Шинель, теплое белье и перчатки помогут мне выдержать сильный ветер. На уши я натянул черную шапку. Предусмотрительно наполнил термос кофе с бренди. По воде со стороны города доносились музыка и смех. Я отпил глоток из фляжки. Ноги затекли, я сделал несколько движений, чтобы размять их.
В четыре часа меня сморила усталость, и я сунул в рот таблетку амфетамина. Двадцать минут прошло — никакого эффекта. Решил, что парнишка продал мне фуфло. Ладно, я его достану. И тут я едва не подскочил, такая энергия меня наполнила. Я оказался в гиперпространстве. В голову пришла сказанная кем-то фраза: «Колеса убивают», а потом: «А мне плевать». Сердце с каждой секундой билось все чаще и чаще, и я начал беспокоиться. При таком сердцебиении можно попасть в беду. Но чувствовал я себя Геркулесом. Казалось, железные прутья мог гнуть зубами. В голову пришла идея написать роман, я даже быстро что-то записал. Хотелось заорать: «Это будет классическая вещь!»
Я, не переставая, подпрыгивал на месте, как Джонни Роттен в зените своей славы. Выскочил на дорогу, умоляя убийцу лебедей появиться. Но его не было. В восемь часов, выпустив пар, я отправился домой. Мускулы на лице подергивались, нервы были на пределе. Молочник сказал: «Доброе утро», и я проорал: «И ВАМ ДОБРОЕ УТРО!» Попытался взять себя в руки, но наорал на уборщицу и на почтальона. До дома добирался часа два, поскольку ноги несли меня не в ту сторону. Прибыв наконец домой, я начал как безумный бегать вверх и вниз по лестнице. Это в теплом белье! Когда упал, то сильно ударился и насажал синяков. Свалился на диван совершенно без сил. Уставился на часы и с трудом разглядел, что уже полдень. Пробормотал: «Надо же».
Проспал до десяти вечера. Придя в себя, решил: «Метоамфетамины не для тебя».
Попытался восстановиться всеми известными мне способами: душ, еда, кофе, чистая одежда. Лучше, можно считать, не стало.
К полуночи я снова начал собираться. Закончив приготовления, взглянул в зеркало. Ничего хорошего. Кожа на лице серая, глаза как у буйного сумасшедшего.
Снова потащился в Клэддаф. Как бы ни пошли дела, колеса я больше не принимаю. Я занял свое место у стены. Пошел сильный дождь. Если преступник появится, самое большее, что я смогу сделать, это обозвать его. Но он не появился. Странное дело, но я задремал, мне даже приснился кошмарный сон. В четыре я проснулся от того, что два лебедя клевали мои ноги. Я заорал:
— Отвалите!
Они зашипели и вроде приготовились к нападению. Звук, который они издавали, почему-то показался мне унизительным. Я заставил себя стоять неподвижно, и они наконец отошли. Я быстро расставался со своей былой любовью к лебедям. Раннее утро, холодно и сыро. Я пробормотал: «Может, я слишком для всего этого стар?»
Лебеди начали меня путать. В сумеречном свете они казались такими угрожающими. Я часто прикладывался к фляжке, умоляя бренди согреть меня. Начало светать. Я поклялся: «Все, я с этим завязываю».
В девять я покинул свой пост и устало выбрался на набережную. Закружилась голова, я едва успел дойти до скамейки. Хотел закурить, но сигареты промокли. Тут я услышал:
— Джек Тейлор?
Повернулся и увидел того лебединого парня. Я кивнул, и он сказал:
— Господи, вы ужасно выглядите.
— Это у меня маскировка.
— Вы были здесь всю ночь?
— Угу.
Он показал на ряд домов за нами.
— Послушайте, я вон там живу... Я накормлю вас завтраком, вы сможете принять горячий душ.
— Нет. Я в порядке.
— Простите меня за тот выпад. Теперь я вижу, вы человек добросовестный.
Я встал и сказал:
— Мне пора.
Он протянул руку и сказал:
— Спасибо за помощь.
Я уже отошел футов на сто, когда он прокричал:
— Я лично позабочусь, чтобы вам доплатили еще фунт.
Я еле сдержался, чтобы не крикнуть в ответ:
— Это уже слишком.
Но он был, как говорят ирландцы, «безвредным идиотом», поэтому я только помахал рукой. Нет смысла тратить на него свою злость.
Лаура зашла на следующий вечер. Принесла китайскую еду, и мы устроили маленький пир. Она смущенно сказала:
— Я купила вино.
— Замечательно.
— Я в этом ничего не понимаю.
— Я тоже.
Она широко улыбнулась:
— Ты очаровательный мужчина.
— Ну, так что мы имеем?
— Божоле, я правильно произнесла?
— Идеально.
Попозже она сказала:
— Вчера произошла странная вещь.
— Расскажи.
— Я пошла в кафе вместе с Вики... ты помнишь, моей подругой?
— Конечно.
— Ну, сидим мы, и там были два мужика, они начали к нам приставать. Никак не оставляли в покое. Короче, когда мы уходили, они хотели поймать нас на улице. И тут откуда ни возьмись появился этот человек и... — она широко развела руки, — стукнул их головами друг о друга, — она свела руки вместе, — и швырнул их об стену. Повернулся к нам и сказал: «Мисс Нилон, теперь вы можете идти спокойно». Мы прямо обалдели.
Я подумал, что Билл держит свое слово. Мне оставалось надеяться, что, когда придет час, я смогу сдержать свое. Я заметил:
— Старожилы города всегда выручают друг друга.
— А это не кто-то из твоих знакомых?
— Моих? Нет.
Что я должен был ей сказать — что нанял для нее охрану? Нет уж, я буду об этом молчать в тряпочку. Ей совершенно незачем об этом знать. Я поднял стакан и сказал:
— Slainte.
Уже третью ночь я проводил, скрючившись около стены. Стоило слегка повернуться, и я попадал под дождь. Лебеди сбились поближе к берегу. У меня было ощущение, что я попал в эпизод из «Сумеречной зоны», где меня навеки окружили непредсказуемые лебеди. Я решил закончить с дежурством пораньше, может быть, рвануть домой часиков в пять.
Ровно в четыре на стене прямо надо мной остановилась фигура. Я слышал затрудненное дыхание, примерно как при астме. Я следил, как он медленно подходил к слипу...
И ступил вниз.
Я мог только разобрать, что на нем длинный плащ и сапоги. Потом разглядел блеск металла. Мачете.
Он начал спускаться к воде. Я выпрямился, стараясь размять онемевшие суставы. Я услышал, как он издает звуки, похожие на лебединые. Он их подзывал. Это поразило меня больше всего. Две птицы направились к нему. Он поднял нож. Я сказал:
— Эй, придурок.
Он повернулся, и я подошел поближе. Вряд ли ему было больше шестнадцати лет. Короткие блондинистые волосы, обыкновенное лицо, ничего особенного, пока не разглядишь глаза. Я как-то прочел, что Хемингуэй написал о Уиндхэме Льюисе. Будто у него глаза профессионального насильника. Вот и у этого парня были такие. Он сказал:
— Отваливай, или я тебя порежу.
— Зачем ты это делаешь?
— Для экзаменов.
— Что?
— Люцифер поможет мне получить отлично по всем предметам за восемнадцать голов.
— Восемнадцать?
На его лице мелькнуло раздражение, и он сердито сказал:
— Шесть плюс шесть и еще шесть — число зверя.
— Господи.
Он кинулся на меня. Я позволил ему приблизиться и выстрелил в него из шокового пистолета. Заряд сбил его с ног и бросил в воду. Я удивился такому мощному эффекту. Пока подросток бился в воде, мне пришла в голову мысль дать ему утонуть. Тут на него напали лебеди. Мне пришлось от них отбиваться, пока я его вытаскивал. Перевел дыхание и взвалил его на плечо. Пока я нес его к дороге, он постанывал. Я стучал в дом Тейта, пока там не зажегся свет. Тейт открыл дверь и ахнул:
— Бог ты мой!
— Вот ваш убийца лебедей.
— Что мне с ним делать?
Я опустил мальчишку на землю и сказал:
— Вам стоит поторопиться, потому что мне кажется, что лебеди выклевали ему один глаз.
Я повернулся и пошел прочь. Он крикнул:
— Куда вы пошли?
— Выпить пива.
Слава
Эта история попала на первую полосу газеты.
МЕСТНЫЙ ГЕРОЙ
Джек Тейлор, уроженец Голуэя, помог найти человека, подозреваемого в убийстве лебедей. Жители Клэддафа в последние недели были возмущены истреблением этих птиц.
Один местный житель сказал: «Лебеди — часть нашего наследия».
Мистер Тейлор, бывший полицейский, дежурил у воды несколько ночей. Предполагаемый преступник оказался подростком из Солтхилла. В своем коротком заявлении старший инспектор Кленси сказал:
— Полиция очень обеспокоена отсутствием уважения у молодежи к общественным ценностям. Мы не потерпим такого вандализма.
Он призвал родителей внимательнее следить за своими детьми. Мистер Тейлор от комментариев уклонился.
Я наконец-то успешно завершил дело. Да, во всем разобрался. Почувствовал ли я удовлетворение? Черта с два. Меня одолело чувство опустошения. Терзали ли меня сомнения? Не совсем. Я знал, но это меня не утешало. Меня терзала пустота, я ощущал ее физически.
Я снова вернулся к корням, к книгам. Я читал так, как будто от этого зависела моя жизнь. В 1991-м я напал на Дэвида Гейтса, на его первый роман «Джерниган», книгу, не слишком подходящую для наркоманов. Рассказчик всегда под мухой, воинственный, со съехавшей крышей. Распятый своей собственной иронией, он стремится к извращенному анализу. Роман повествует об американском предместье. Я давал книгу нескольким людям, и все они ее возненавидели. Я спрашивал:
— А как насчет юмора?
— Такой же больной, как и Джерниган.
Существенное замечание. Но автор отыгрался, когда его номинировали на Пулитцеровскую премию.
Я принялся за его короткие рассказы. Сборник назывался «Чудеса невидимого мира». В рассказе «Звездный ребенок» гей оставляет большой город и навсегда возвращается в свой родной городок, где его заставляют играть роль отца для сына его сестры, который лечится от наркомании.
«По большей части он избегал водить Деке по ресторанам, и не из-за проблемы педерастии. Просто они вдвоем выглядели так одиноко в мире».
Я подумал, какое это замечательное слово — «педерастия». Несколько затруднительно вставить в обычный разговор, но кто знает, может, и пригодится.
Следующим шел рассказ «Безумная мысль». Женщина потеряла свою настоящую любовь и раздражается по поводу городской жизни с обиженным мужем.
«Все в порядке с Джоном Ле Карре, — сказал Поль. — Я, черт возьми, скорее стану читать его, чем этого долбаного Джона Апдайка. Если уж речь зашла о Джонах».
Зазвонил дверной звонок.
— Черт, — выругался я.
И встал, чтобы открыть дверь. Сначала я его не узнал.
— Старший инспектор Кленси?
Он был в гражданском, костюм-тройка. Такие распродавались в «У Пенни» три года назад. Он спросил:
— Войти можно?
— Ордер есть?
Его лицо помрачнело, и я сказал:
— Шучу. Заходи.
Привел его в кухню и спросил:
— Налить тебе чего-нибудь?
— Чаю, с удовольствием выпью чаю.
Он с трудом уселся на стул, напомнив мне человека, который недавно повредил себе спину. Оглядел помещение и сказал:
— Удобно.
Я посчитал, что это замечание не нуждается в ответе. Я внимательно всмотрелся в Кленси. Когда я с ним познакомился, он был тощим, как зубочистка. Мы были близкими друзьями. Все это было много лет назад. Теперь его живот вываливался из брюк. Глаза утонули в складках жира, лицо имело кирпичный оттенок, дышал он с трудом. Я поставил перед ним кружку и сказал:
— Печенье кончилось.
Он улыбнулся, прямо-таки волчий оскал, и сказал:
— Тебя можно поздравить.
— По поводу отсутствия печенья?
Он покачал головой:
— С этим лебединым делом. Все в городе только о тебе и говорят.
— Повезло, и только.
— А другое дело, касательно тинкеров, ты им еще занимаешься?
— Нет, я ничего не узнал. Пара ребят меня недавно побили, сказали, что по твоему указанию.
— А, Джек, это новички, они иногда слишком сильно стараются.
— Тогда зачем ты пришел?
— Просто навестить. Мы ведь так давно знаем друг друга.
— И не знаем ничего хорошего.
Он встал, не притронувшись к чаю.
— Еще одно.
— Да?
— Насчет Билла Касселла, местного бандюгана. Тебе лучше держаться от него подальше.
— Это предупреждение?
— Джек, ты становишься параноиком. Я только даю тебе дружеский совет.
Как только он вышел из двери, подъехала машина, вылез полицейский и открыл заднюю дверь. Я заметил:
— Впечатляет.
— Звание дает свои привилегии.
Я взглянул на него и сказал:
— Оно и видно: ты теперь человек с большим весом.
Я снова перечитывал Дерека Раймонда и отметил такой абзац:
Мне думается, что неважно, женаты вы или нет, устроены в жизни и живете вы с пташкой или нет, некоторые из них просто имеют ваш номер, как бомбы во время войны; и даже если они вам не слишком нравятся, вы все равно не можете ничего поделать — разве что вы согласны провести всю жизнь, споря с судьбой, и, возможно, одержать верх, если будете настойчивы, но я человек не того типа.
Несколько следующих дней я не высовывался. Случилась удивительная вещь. Я стал меньше пить. Необузданная тяга к наркотикам ослабела. Теперь я ощущал лишь смутную потребность, с которой мог бороться. Боялся: если выйду, нервы сдадут. Почитал Мертона в тщетной надежде на духовное насыщение. Ничего не получил.
По правде, он чертовски меня раздражал. Обычно это предшествовало резкому срыву. Когда позвонила Лаура, я сказал:
— Лапочка, у меня грипп.
— Я приду и полечу тебя.
— Нет-нет, я тут напичкан лекарствами.
— Я хочу тебя видеть, Джек.
— Но не такого больного.
— Мне без разницы.
— Господи, сколько раз надо повторять, не надо тебе видеть меня больным.
— Мне все равно.
— А мне нет. Самое большее три дня, и я буду в порядке.
И она раздражала меня. Мне трудно было бы назвать что-то или кого-то, кто бы меня не раздражал. На второй день затворничества раздался звонок в дверь. Открыл и увидел одного из тинкеров. Я как-то видел его вместе с Трубочистом. Я рявкнул:
— Что надо?
— Трубочист велел проверить, все ли с вами в порядке.
— Проверил — и иди.
Я попытался закрыть дверь. Он протянул руку и сказал:
— Меня зовут Мики, могу я на минуту зайти?
— Минуту, не больше. Часы тикают.
Он вошел и огляделся. Я спросил:
— Что ты ищешь?
— Ничего. Здесь у вас мило.
Он говорил размеренно, как будто пробовал каждое слово на вкус. Спросил:
— Стакан воды не дадите?
Я дал ему воды, он выпил и сказал:
— У меня постоянная жажда. Наверное, это из-за ломтиков, которые я ел на завтрак.
— Мики, почему у меня ощущение, что ты что-то затеваешь?
— Я когда-то здесь жил.
— Трубочист говорил, здесь жила семья.
— Нет, только я.
— Почему ты уехал?
— Трубочист выставил меня из-за вас.
Я зажег сигарету, выдохнул дым ему в лицо и сказал:
— А, ты, выходит, обижен.
Он сжал стакан и заметил:
— Я бы не возражал, если бы вы это заслужили.
— Я нашел наиболее вероятного подозреваемого.
— И где же он?
С меня хватило. Я так и сказал:
— Хватит с меня. Что-нибудь еще?
— Нет. Я не могу одолжить у вас какую-нибудь книгу?
— Ты читаешь?
— Вы считаете, что тинкеры не читают?
— Помилосердствуй. Я не в настроении для такой беседы.
Он не шевельнулся и сказал:
— Так как насчет книги?
Я пошел к двери:
— Запишись в библиотеку.
Стоя на ступеньке, он сказал:
— Вы не разрешите мне взять книгу?
— Купи себе сам.
И я захлопнул дверь перед его лицом.
Снова зазвенел звонок. Я распахнул дверь, готовясь к драке. Но это оказался сосед. Я сказал:
— О...
Он выглядел неопрятным даже в свои лучшие дни. Сейчас у него был такой вид, будто его вывернули наизнанку и вытерли об него ноги. В руке он держал бутылку. Сказал:
— Poitin.
— Гм... спасибо... право, не знаю.
— Я купил карточку лотереи и выиграл.
— Много?
— Вот уже неделю пью.
— Так много?
— Вчера я был в человечном пабе.
— Что?
— Ты открываешь дверь, и все поют «Я всего лишь человек».
Я посмотрел бутылку на свет. Жидкость чистая как слеза.
— Настоящее зелье.
Он содрогнулся и сказал:
— Могу поручиться.
— Я думал, полиция запрещает это продавать.
— Я у полицейского и купил.
— Само по себе гарантия.
— Лучше не бывает.
...и стало мне ясно, что то неведение, которое я тщательно прятал, на самом деле является моей самой незыблемой сутью...
Самюэл Беккет.
«Последняя магнитофонная лента
Креппа»
Еще один день растительного существования. По радио неизвестно почему передавали интервью с Мохаммедом Али. Я почти не слушал, пока Али не сказал: «Человек, чьи взгляды в пятьдесят остались такими же, как в двадцать, даром потратил тридцать лет своей жизни».
Я тут же выключил этого нытика.
Господи.
Решив, что пришло время возвращаться к преступлениям, хотя бы на бумаге, я начал рыться в книгах Лоуренса Блока. Читал его по диагонали, особенно те места, где его главный герой Мэтт Скаддер пространно рассуждает об излечении от алкоголизма. По очень тонкому льду ходит. Хуже того, в одном месте он пытается объяснить разницу между алкоголиком и наркоманом. Я чувствовал себя между молотом и наковальней, поскольку уже принял таблетку, нюхнул дури и не забываю про бутылку poitin в буфете. Как обычно.
Он пишет:
«Покажите закоренелому наркоману райский сад, и он скажет, что хочет, чтобы там было темно, холодно и противно. И чтобы там не было никого, кроме него».
Я встал и взял сигарету. Мне не понравился этот абзац. Поставил альбом Джонни Дьюхана «Пламя». Самый лучший выбор для моего раздолбанного состояния. После третьей песни я расслабился и сказал: «Ладно».
И вернулся к Блоку.
«Разница между пьяницей и наркоманом в том, что пьяница может свистнуть ваш бумажник. Наркоман тоже, но он обязательно поможет вам его искать».
Я отложил книгу и сказал: «Хватит, пора вылезти наружу».
И вышел, сам себя жалея.
Проходя мимо кафе, я вспомнил о последнем свидании там с Киганом. Почему-то вдруг взял и зашел, заказал двойной капучино и круассан с миндалем. Попросил продавщицу:
— Не сыпьте ничего сверху.
Она удивилась и спросила:
— Как вы можете его пить без этого?
— С большим удовольствием, ясно?
Сел у окна, позволил миру течь мимо. Славно? Да как в раю. Помогает заглушить мечты о кокаине. Подошла женщина и спросила:
— Вы Джек Тейлор?
Я умудрился с полным ртом проговорить:
— Да.
— Могу я с вами поговорить?
— Конечно.
Ей было далеко за пятьдесят, но она выглядела неплохо. Носила костюм а-ля Маргарет Тэтчер. Что сразу меня насторожило. Она села, уставилась на меня немигающим взглядом и спросила:
— Вы меня знаете?
— Нет, не знаю.
— Миссис Нилон, мать Лауры.
Я протянул было руку, но она с презрением взглянула на нее и сказала:
— Мы ведь с вами примерно одного возраста, так?
Пенка на моем кофе давно осела. Я не хотел заострять, поэтому сказал:
— Плюс-минус десять лет.
И напрасно. Она бросилась в атаку:
— Вряд ли Лаура подходит вам по возрасту, разве не так?
— Миссис Нилон, наши отношения несерьезны.
Она сверкнула глазами:
— Как вы смеете? Моя дочь в вас влюблена.
— Полагаю, вы преувеличиваете.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 19; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!