Глубоко личные размышления о жанре фэнтази и его авторах 3 страница



И это Кей, который чуть ли не единственный умудрился практически не поддаться искушению писать сериалы (кроме двухчастной "Сарантийской мозаики"), а написать ряд совершенно разных по сюжету, но ровных и качественных романов примерно одного уровня. Большая редкость по нынешним временам: возьмите относительно неплохого писателя Дэвида Геммела, которого (по недоразумению) часто сравнивают с Мартином, но у которого все романы (почти без исключения) построены по единому шаблону. А именно: есть некое абсолютное зло, есть рефлектирующие положительные герои, переживающие, что им приходится непрерывно рубить головы, но все равно делающие это с особым смаком и умением, и в конце - обязательная безнадежная оборона крепости/перевала/дворца от многократно превосходящих сил противника, которая заканчивается неизменным успехом, хоть и с потерями. Это - краткий сюжет почти любого наугад выбранного романа Геммела (за исключением, м.б. сериала "Йон Шэнноу", и то неполностью), причем в деле автоплагиата он достиг столь высокой степени совершенства, что нужно прочесть романа четыре-пять, чтобы окончательно понять, насколько они одинаковые. И это при том, что вселенная Гэммела нарисована всегда довольно мастерски, герои тоже довольно живые (к дописанной его женой концовке Троянского цикла это не относится), и вообще читать его довольно интересно, пока не надоест то, что уже в начале очередного романа можно предсказать развитие сюжета, не рискуя сильно ошибиться.

В Геммеле, который еще из лучших, как раз и воплотились типовые недостатки сериальных авторов, которым часто удается замечательно начать, но порох заканчивается уже к середине второго романа цикла. Есть, конечно, и исключения (кроме уже неоднократно упомянутого Джорджа Мартина, можно привести "Ветер и искры" Пехова да и много других, включая и "Волкодава" и Робин Хобб), но очевидно: если чувствуешь, что пороху не хватает на то, чтобы сделать сериал ровного качества от начала до конца - не берись. Именно так и поступает Гай Кей. Ведь пусть формально все происходит в одной вселенной, но в разные времена и в разных ее частях, и Кею пришлось каждый раз заново прорабатывать почти все детали. А современного автора, который взялся бы за эту задачу на один раз, да еще с такой добросовестностью, как у Кея, надо еще поискать (впрочем, Лазарчук, пожалуй, но ему выдерживать эту ровность и уровень качества не всегда удавалось). И герои у него разные: лекарь и художник, поэт-воин и профессиональный военный, кочевник и изнеженный властитель, бой-баба из народности, подозрительно напоминающей евреев, и великосветская шлюха, волею судеб ставшая императрицей (притом совсем неплохой). Образы людей у Кея, даже самых мелких второстепенных персонажей, настолько убедительны и проработаны, что я бы посоветовал начинающим авторам брать у него уроки в этом плане. И тут - выдать такое...

Я даже почти не осуждаю Кея за его пошлую попытку эксплуатации заезженных штампов о современных студентах в магическом прошлом, просто я бы на его месте лучше обратился все же к сериалу: перенес бы те же самые события в отработанную вселенную с двумя лунами, и не надо было бы никакой натужной дурашливости. Которая, заметим, как-то не к лицу автору "Дороги в Сарантий" и "Повелителя императоров" - вдохновенного повествования о взаимоотношениях искусства и действительности (что само по себе редчайшая тема для современного западного автора), причем без излишней сентиментальности, но зато с обнаружением незаурядного понимания тонкостей творческого процесса.

Господа, ситуация, когда современный человек оказывается в прошлом, столь же невероятна и фантастична, как межзвездные перелеты. И обоснования, даже психологического, оно требует не больше, чем принцип действия фотонной ракеты - обоснования физического. Единственное требование то же самое, что озвучено ранее - персонаж должен вести себя адекватно, правдоподобно. Если персонаж появляется в местной одежде, необязательно объяснять, как именно он к ней привыкал, и сколько при этом претерпел: если только описание этого процесса не призвано донести нам что-то важное, о герое, или об окружающем мире. Правильно вводит гостей из будущего в традиционные общества Латынина в своем вейском цикле: вообще почти никак. У нее сразу начинаются события, без пресловутого смакования конфузных ситуаций и ерничания над слабостями современных людей. И потому эти нарисованные двумя штрихами герои (характеристики персонажей - вообще самая слабая сторона Латыниной) оказываются на своем месте куда более убедительными, чем тщательно проработанный герой Макса Фрая или студенты Кея. Еще убедительнее некий межзвездный скиталец Тилорн у Марии Семеновой, который идеально вписывается в окружающий мир, оставаясь при многих своих вполне "внеземных" чертах.

Еще один родовой признак "нуль-литературы" можно проиллюстрировать на следующем примере. В "Последней войне" ("миры Волкодава") Алексей Мартьянов регулярно забывает собственноручно установленную логику поведения персонажей. Сначала мы узнаем, что степняки трепетно относятся к чужим богам, и есть приказ Гурцата о том, чтобы саккаремские храмы не трогать. Через несколько страниц, однако, следует красочная сцена разграбления "мечети" и пыток подвернувшегося под руку ученика жрецов. Параллельно некий начальник стражи (или кто он там у них) обещает градоначальнику спрятать его семью так, чтобы их не нашли степняки и не затронул пожар, и несколько страниц спустя мы дополнительно узнаем, что он обещал убить дочь этого главы города в случае чего - прежде, чем ее коснутся руки кочевников. Не происходит ни того, ни другого - семья сгорает в страшных муках, кроме этой дочери, которая сама спасает этого вояку ценой рабства для них обоих. И нет никаких намеков на причины, по которым все происходит не так, как обещано. Причем этот самый начальник стражи явно претендует в начале повествования на то, чтобы стать одним из главных героев, а в результате выполняет функции обезличенного статиста, и даже любовная линия, с ним связанная, растворяется в воздухе.

Логика в сюжетных перипетиях у Мартьянова вообще отсутствует напрочь. Раненый арбалетной стрелой предводитель кочевников Менгу разъезжает по городу, как ни в чем не бывало, и при этом еще легко побеждает в поединке того самого начальника стражи - это при том, что нам неоднократно сообщают о слабости степняков в обращении с холодным оружием в сравнении с саккаремцами, а Менгу у автора - мало того, что раненый, но еще и молодой и неопытный, в отличие от противника, явно не прошедший никакого систематического военного обучения. Одновременно некий пожилой воин, сторож и наставник той самой мечети, который сам настраивает старшего ученика - преемника убитого жреца - вынести из горящего города главную реликвию, вдруг оставляет своего подопечного с сокровищем в подвале, и отправляется без видимых причин с опасностью для жизни гулять по городу. Возможно, догадываемся мы, он отправился на разведку, но далее становится ясно, что главная причина - автору почему-то страшно захотелось показать трагедию глазами именно этого вояки. То, что сторож при этом опаздывает к обещанному времени (хотя уж для этого у него точно нет оснований), и даже не очень волнуется, полностью в логике мартьяновского повествования, к этому моменту я уже и не жду, что действие будет развиваться так, как обещали. И так буквально на каждой странице: герои ведут себя, как в данный момент нужно автору, легко забывающему о том, что он сам утверждал парой страниц ранее. Из повествования уходит достоверность, а вместе с ней и интрига: какой смысл вникать в набор произвольных и почти никак не вытекающих друг из друга событий?

Не могу также не упомянуть о легкости, с которой авторы меняют у персонажей пол путем простого переодевания (сразу вспоминается классическая история о зачатии Рауля де Бражелона). У Камши красавица неоднократно путешествует под видом мальчишки, у того же Мартьянова девушка долго прикидывается парнем, будучи все время на людях, при посольстве. Даже Мартин этого приема не избежал, хотя у него это тщательно обосновано - девочка еще маленькая и вообще всегда вела себя, как мальчишка. У остальных же… Господа! Девушку можно переодеть так, что она будет неотличима от мальчика. Издалека - довольно долго. Вблизи - до первых произнесенных слов или первого же взгляда глаза в глаза. Да и даже в режиме молчания минут через пять нахождения рядом с как угодно одетой половозрелой особью женского пола не ошибется ни один мужчина и ни одна женщина: этому воспрепятствуют миллионы лет биологической эволюции. Но даже если речь идет о девчонках и мальчишках, еще без выраженных вторичных половых признаков, то ничего не выйдет: перечитайте "Гекльберри Финна", где вам подробно и со знанием предмета расскажут, почему такое переодевание (хотя и обратное, мальчишки в девчонку, но примеры различий работают в обе стороны) обречено на провал. Женщины иначе ходят, иначе сидят (ни один мужчина или мальчик не выдержит долгого сидения в обычной для женщины позе - сомкнув колени), иначе замахиваются палкой или камнем... Могу сам предложить простейший тест в современном антураже: если хотите отличить мужчину от женщины, дайте им в руки коробок спичек. Я знал одну женщину, которая специально приучала себя зажигать спички по-мужски, не на излом, а в горсть - у нее это получалось настолько неуверенно, что и тут никто бы не обманулся надолго. И не сравнивайте эти замечания с техническими придирками а-ля Злобный Ых - в поведении героев, в отличие от поведения материальных предметов, не может быть никаких несообразностей.

Пару слов о Дивове, точнее, только об одной его вещи - "Закон фронтира". Писатель он вполне настоящий, тут почти нет претензий. Меня удивило только, что он, по всей видимости, живет в каком-то другом, параллельном, мире - я имею в виду не фантастический мир его книг, а тот, в котором обретается сам Дивов. В этом его мире на первый план выходят какие-то необязательные в реальности вещи: например, капитан команды "Знатоков" - это, оказывается, призвание, такой специальный талант, вроде как банкир или дирижер. Не, я даже почти поверил Дивову, что это так, но когда нормальные молодые россияне конца XX столетия всерьез начинают себя идентифицировать с персонажами малоизвестных событий американской истории XIX века, тут я уже верить Дивову перестаю. В авторском "закадровом" тексте такая аналогия бы звучала (несмотря на банальность, в нее заложенную: что, Дивов хочет нам очередной раз объяснить, во что превращается месть, ставшая смыслом жизни? так читатели это уже наизусть выучили по сотням других произведения, хоть по тому же Ламуру), но в устах персонажей абсолютно неправдоподобна.

Нарушена у Дивова и психологическая достоверность: ну не будут люди в такой ситуации так переживать по забытому прошлому, некогда им будет, выживать надо. И вспоминать, предполагаю, будут скорее радостно, чем так, как у Дивова - с трагедийным пафосом. В жизни люди вообще-то не очень склонны сильно углубляться в свой внутренний мир - это нормальная защитная реакция психики, иначе бы при любом сильном стрессе народ сходил бы с ума пачками. Представление о преувеличенном значении внутренних переживаний внедрено в культурное поле романтиками XVIII - XIX века - это у них герой при каждом удобном случае заламывает руки в бессильной попытке ответить на вопрос "быть или не быть", и руководствуется в повседневных поступках не стихающими десятилетия страстями по своей Елене Прекрасной. До романтиков, кстати, все было куда приземленней (один Чосер чего стоит), и после них литература успела стать куда более приближенной к жизни, за исключением ряда жанров. Один из них - классический детектив, другой - классический же вестерн.

Судя по всему, Дивов хочет нас уверить, что пишет именно вестерн, т. е. следует как раз романтической традиции, но романтический вестерн, на каком бы материале он не делался, имеет очень строгие рамки шаблона, в нем канон покруче, чем в иконописи. Вот "Белое солнце пустыни" - это тоже только почти вестерн. Чего не хватает ему до настоящего романтического вестерна? Правильно, любовной линии (хотя ее и попытались притянуть за уши, но к сюжету это отношения не имеет). У Дивова же отступлений от канона так много, что если и возникает мысль о вестерне, то "реалистическом", типа тех, где голливудские режиссеры пытались якобы изобразить "как оно было на самом деле". Но рефлектирующие интеллигенты даже в таком псевдовестерне годятся лишь на роль чудаков-Паганелей для антуража. Я уж не говорю про абсолютное игнорирование автором законов биологии в любовной теме: получились сопли с сахаром покруче, чем в "Рабыне Изауре". Получается эклектичная смесь: жанр боевика в современной натуралистичной традиции не предполагает переживаний в стиле сэра Галлахада, там эту Юлю трахнули бы раз пять по ходу сюжета, романтическая же направленность напрочь исключает упоминание о существовании резиновых секс-кукол.

И в результате я долго терялся в догадках: для какого читателя это все написано? А потом сообразил: есть такие люди, которые живут в игре. Они все время воображают себя кем-то, в каком-то специальном выдуманном мире, со своими ценностями и правилами. Можно возразить, что вообще-то все люди в той или иной степени этому определению соответствуют, но дело в уровне вовлеченности: просто некоторые так и не вырастают из подросткового возраста, до старости увлеченно подменяя окружающий мир собственными фантазиями. Вот для них дивовские герои будут родными и близкими.

Зачем все это?

 

В учебниках это называлось вычурным и претенциозным термином "сверхзадача". Профессор Фрэй называет просто "идеей" и ссылается на Прайса:

...наиболее четкое определение объединяющего принципа было впервые дано Прайсом в работе "Анализ структуры пьесы и драматического принципа" (1908). Он предложил назвать объединяющий принцип "суждением", которое определил как "короткое логичное утверждение (силлогизм), доказываемое на протяжении всего действия пьесы".

Я предпочитаю менее затасканное - Тема. О чем вот это написано? О дружбе и любви, о том, как власть коверкает душу даже самых сильных, и еще о том, что не бывает людей, как и их поступков, однозначно добрых и однозначно злых. Так можно сказать, например, о книгах Джорджа Мартина. Или Гая Кея. Или так: эта книга о том, что не бывает идеального общественного строя, что всякая власть несет в себе насилие, густо замешанное на денежных интересах власть имущих, и о том, как конформизм, слепое подчинение власти превращает людей в роботов. Это - о книгах Игоря Поля. Можно читать. Можно даже наворотить гипотез в ответ на вопрос - зачем это написано? Только обычно этого делать не стоит, тут важен сам факт, что ответы могут найтись, и в пределе - у каждого читателя свои.

Есть и другие. К ним вопрос - о чем и зачем? - неприменим. У них есть сюжет, но нет Темы. Таковы высокопрофессиональные Олди. У них все по видимости на месте: и демонстративно сочный язык, и никаких таких оборванных по лени сюжетных линий, нет видимых ошибок в характерах - точнее есть, и даже видно, что специальные это натяжки, не от неумения, а так задумано. А вот зачем?

Тест в таких случаях простой: задайтесь целью написать аннотацию, так, чтобы в одной фразе, максимум в абзаце изложить сюжет. Для Олди это проще простого: возьмем воровской цикл, книгу первую о "магах в законе". Это книга о мире, где люди, наделенные магическими способностями, поставлены вне закона, и вынуждены заниматься воровским промыслом. Все это в слегка пародийно поданных реалиях российской империи конца XIX - начала XX века. Все. Больше в этой книге, кроме вот такой лихо закрученной фантазии, нет ничего. На вопрос: - о чем эта книга? - ответить невозможно. Она ни о чем. Вопреки печатной аннотации к "воровскому циклу", где попытались анонсировать в качестве Темы противостояние Великой Империи и маленьких людей: нет там ни Империи, ни маленьких людей. Империя вообще отсутствует, это просто декорация, которую можно, почти ничего не переписывая, сменить на Делийский султанат, новгородскую республику или феодальную Францию. И люди совсем даже не маленькие: обладание уникальным талантом никак не характеристика маленького человека. Даже не очень понятно, чего это авторам вдруг пришло в голову их так опустить в конце первой книги, довести до того, что за пять минут уговариваются подписать договор на сотрудничество с охранкой. Это дыра в правдоподобии, притом зияющая, провал, но тщательно прикрытая словесной феерией.

Такие вещи, как вода в кулаке: все красивости языка и сочность описаний, напряжение сменяющих друг друга событий, вытекает сквозь пальцы, как только попытаешься выжать суть. Потому что нет ее, этой сути, матрицы, которая впитала бы эту воду, удерживая ее в себе от растекания.

Если Темы в некоем произведении нет, то можно только описать его сюжет, причем эта последняя задача предельно упрощается: поскольку ничто сюжет не цементирует, то его можно без ущерба для смысла выжимать досуха сколько угодно. Но если Тема есть, то сюжет может вообще не поддаваться краткому описанию. Попробуйте вот описать в двух словах сюжет "Верного Руслана" Владимова или "Мастера и Маргариты". А вот о чем эти вещи, какова их Тема, все знают совершенно точно.

Конечно, я не согласен с профессором Фрэем, что Тема (у профессора, напомним, "идея") в книге должна быть одна. Конечно же, нет. Может, так можно отличить повесть от романа: в повести одна смысловая линия, в романе много. Но я не знаток принципов систематизации литературных произведений по разновидностям: дело не в этом. Хорошие книги тем и хороши, что в них много Тем и вширь - по ходу повествования - и вглубь, когда один из смысловых слоев прочитанного, подобно матрешке, включает в себя еще один слой, за ним еще один... Причем у хороших писателей среди этих слоев обязательно найдутся такие смыслы, которые сами авторы даже и не думали туда вкладывать. В таких случаях говорят, что книга умнее ее создателя. Классический пример - Иван Ефремов, "Час Быка", да Стругацкие в большинстве были поняты значительно шире собственных задумок.

Почто к Олдям прицепился? - спросит меня, осуждающе поблескивая очками, Мошков. Да по то, - отвечу я, - что талантливы и профессиональны. И потому, хотят они того, или нет, но делают заявку. Рассуждают о романах и повестях. Учат мoлодежь. Претендуют, в общем. Не обсуждать, в самом деле, всех этих громык-петуховых или незнанских-устиновых, правда? Не хочешь получать по башке - не высовывайся. Еще вот Лукьяненко есть такой... но про него и без меня все уже объяснили.

Потому еще немного пошвыряюсь помидорами в Олди: больно показательный пример. Непонятна мораль вообще всей этой затеи: это что, авторы пытаются нас убедить посочувствовать ворам? То есть ведь у Олди воры настоящие, не заблудшие, что преступают по нужде или от недомыслия, не благородные робин-гуды даже: это у них не от рождения такой образ жизни, как у по-своему очень даже моральных викингов или индейцев, это образ мышления людей, которые прекрасно осознают себя вне закона и морали, ничуть этим не тяготятся, и в этой стихии только и чувствуют себя хорошо. Вот нарисовать образ таких подонков у Олдей получилось замечательно, мало того, авторы необычайно убедительны в своем стремлении заставить нас им сочувствовать. А кому еще, действительно, не охранке же, правда? Это Поль или Мартин могут позволить себе отсутствие однозначно положительных героев, законы триллера такого не допускают.

Авторы даже придумали историческое оправдание: якобы магов гнали так долго, что вот они и оказались на периферии общества. Оправдание примерно на уровне старой идеи насчет того, что человек по природе добр, и преступники ни в чем не виноваты, а это среда их испортила, будь она неладна, и отсутствие надлежащего воспитания и образования. Вот кто бы объяснил, почему это я закоренелому гангстеру Паркеру из триллеров Ричарда Старка (Дональда Уэстлейка) сочувствую всей душой, а Княгине и Бритому - ну никак не получается? Могу объяснить: потому что Паркер готов за все свои преступления ответить по полной программе в любой момент. Он знает, чем он занимается, и отнюдь не выставляет себя суперчеловеком, наоборот, он все время, ежесекундно мучается, ощущая себя изгоем, зная, что у него впереди только пустота. А герои Олди совершенно наоборот, чуть ли не представители некоей "высшей расы" (да почему - чуть? высшие существа и есть), они купаются в своем умении всех на... обмануть. С чего это я должен им со-чувствовать? Даже плоские, как картонная декорация, герои Роберта Джордана или Камши вызывают у меня больше симпатии.

Воровской цикл Олди - голливудский триллер с кучей дорогих спецэффектов, который очень увлекательно смотреть, но после него в сухом остатке не остается ничего: разве что ряд красочных картинок, запоминающихся без особой связи друг с другом, как рекламные постеры, которые тоже бывают очень талантливо выполнены. По степени бессодержательности Олдей опережает разве что Стивен Кинг, у которого они явно хорошо учились.

Один из родовых признаков фантастики такого уровня: наличие эффектных сцен из арсенала какой-нибудь практической магии. Желательно, чтобы все рушилось, сверкало, горело неземным светом и било во все стороны молниями, летело на лошадях (непременно на лошадях - не на харлеях же; можно, правда, как вариант, на симуранах) навстречу закатному солнцу. Или несло трупным запахом, прорастало белесыми грибами, заволакивалось розовым туманом и вырастало силуэтами до небес. Это в точности то же самое, что компьютерные спецэффекты в голливудском кино. Редко-редко весь этот фейерверк оправдан хотя бы сюжетом: обычно совершенно непонятно, зачем все это автору понадобилось вообще, что из этого следует и почему герой увидел именно черную лестницу в тысячу ступенек, а не, скажем, зеленый канат из тысячи сплетенных змей или белый столб из тысячи козлиных черепов.

Типичное свойство такой сцены: ее абсолютная необязательность, чаще всего ее можно безболезненно выбросить из сюжета, или по крайней мере заменить на любую другую, в том числе и во вполне реальных декорациях. Рекордсмен по таким сценам, безусловно, Желязны, собственно, кроме них, у него вообще почти ничего и нет. Страдают такими закидонами даже мои любимые Мария Семенова, Робин Хобб и Гай Кей - отдают, так сказать, дань специфике жанра. Особенно любят почему-то авторы фэнтази описывать в подробностях сны героев. Я уже теперь опытный читатель, и знаю: как встретилось описание того, что герою снится - можно пропустить безболезненно, на сюжет это никак не повлияет (ну ладно, бывают и исключения, конечно). А вот у Мартина почти ничего такого нет - точнее, всякой магии у него достаточно, но почти ни единой нет там детали, которая не ложилась бы в декорации и сюжет так же точно, как в любом описании вполне реальных событий.

Отступление о т. н. "современном искусстве"

А все-таки, бывает искусство вообще без Темы? Запросто: такое, например, сплошь и рядом встречается в изобразительных жанрах. Не нужно искать глубинных смыслов в каком-нибудь "Итальянском дворике" Брюллова или в "Подсолнухах" Ван-Гога - их нет. Это просто красота в чистом, дистиллированном виде. Но то, что выражено словом, даже просто "красивые стихи", все-таки обязательно несет смысловой заряд, даже если автор не хотел, иначе не получается.

Но вот обратная ситуация - когда автор садится писать только потому, что изошел стремлением донести до публики некую философскую, социально-политическую, научно-техническую, религиозную или неважно еще какую идею - всегда, неизбежно оборачивается для литературно-художественной стороны катастрофой. Ну, хорошо, почти всегда - мне могут привести в пример какого-нибудь Гессе, но я возражу, что не готов считать "Игру в бисер" полноценным художественным произведением. Это нечто сродни научно-популярной фантастике: философское эссе, замаскированное под беллетристику.

К сожалению, слишком многие пошли по этому пути - умных людей, способных выносить оригинальную идею, гораздо больше, чем талантливых и профессиональных писателей, ведь в умении думать мы практикуемся ежедневно. Скорее удивительно, что на свете все же так много дураков - то есть людей, которые это умение так и не освоили. Так что, пожалуй, приходится придти к выводу, что уметь думать - это тоже такой особый талант, не всем данный от природы, просто из-за этой ежедневной практики кажется, что обладать им обязан каждый. И определение "дурак" непонятно почему звучит обидно: странно, но никто особенно не сетует на свое неумение рисовать или отсутствие музыкального слуха, наоборот, этим часто бравируют. Но, с другой стороны, если бы все люди практиковались в рисовании так же, как в размышлениях, то умелых художников (не талантливых, а просто умеющих правильно держать кисточку в руках и знающих основные законы светотени) было бы явно гораздо больше.

Вот отсюда и возникает такое количество всяких "умников", пытающихся заменить отсутствие художественного таланта глубиной мыслей - они с увлечением ухватились за возможности, которые им дает современный подход к искусству, как проводнику неких концепций. Всегда можно налепить оранжевым скотчем линию на зеленом фоне (пример заимствован, кстати, у одного из самых умных без кавычек писателей XX века - Воннегута) и объявить это символом жизни на Земле, а кто ничего не понял - может перейти на другую сторону и не мельтешиться под ногами "настоящих знатоков современного искусства". Я рассуждаю совершенно серьезно: "Черный квадрат" Малевич рисовал, как символ конца искусства. Он показал, к чему приведет доведение идеи расчленения мира на простые составляющие до логического конца. Это умное и выдающееся по глубине заложенных смыслов мировоззренческое начинание, публицистический акт (но не художественное произведение, увы - просто карикатура, шарж на таковое). Следовательно, учит нас Малевич, движение в этом направлении - тупик, надо остановиться и поглядеть по сторонам. Вместо этого народ воспринял "Черный квадрат", как руководство к действию, пачками стал сигать через стену, замыкающую этот тупик, и тем самым, не заметив того, оказался со своими инсталляциями и арт-проектами вне искусства, в области, где шарлатанство принципиально неотличимо от истинного таланта, а художественное произведение - от мазни впервые взявшего в руки кисточку и краски.

В литературе происходил тот же процесс, только более замаскированный под классические беллетристические формы. Пусть меня простят, но я не полагаю за искусство некоторые современные течения, весь этот концептуализм, разбавленный другими измами, названия которых я забываю через пять минут. Все это бывает умно, красиво, и даже талантливо (кто спорит, Пригов весьма талантливый поэт), но к искусству это имеет отношение примерно такое же, как спортивный кабриолет к настоящему гоночному автомобилю. Лакшерная имитация. Похожи только основные термины: содержание и задачи абсолютно разные. Искусство - это умение создавать свои миры, концептуализм - это лишь критика реальности, публицистика, просто залитая в иную, не столь прямолинейную форму, как в газетных колонках. И дело не в пресловутом цитировании и аллюзиях, которые превратились у современных писателей в самоцель даже в большей степени, чем когда-то красота слога - у поэтов "серебряного века". Постмодернизм вообще предполагает принципиальный отказ от абсолютных истин, которые есть суть и главное содержание искусства, и явно формулирует отказ от бердяевской концепции "творца". Как сказано в одной из статей о постмодерне, в нем жизненный процесс "обычно лишь критически корректируется, а не преображается целиком в нечто новое и невиданное". "Критически корректировать" умеет любой журналист, политтехнолог или специалист по рекламе, при чем тут искусство? Я сам не очень люблю Пелевина, но ему надо поставить памятник за блестяще высмеянные имитации художественного, которые, сами того не понимая, абсолютно всерьез плодят адепты "современного искусства".

История и фэнтази

 

Но отвлечемся от высших материй, потому что наши авторы обычно так далеко не залетают. Им бы с обычным линейным повествованием справиться, куда там до приговских аллюзий и метафор. Вот берем некоего Красницкого Евгения Сергеевича, который прочно обосновался в верхних строках рейтинга того же мошковского "Самиздата" (кажется, даже что-то издано в "бумаге"). "Отрок" его (состоящий из многих частей, но меня хватило только на первую) начинается не вполне традиционным для фантастки посылом: машина времени, изобретенная в московском КБ, вполне себе обычна, но переносится на 900 лет назад не личность в своем обличье, а только душа некоего мужчины, притом вселяется в тело подростка. Интересный зачин? Еще бы. Вот и я попался сначала, потому сейчас буду "Отрока" много и долго ругать. Именно вследствие того, что издали похож на нечто настоящее.

Задача у автора архисложная: это еще надо попробовать суметь вывернуться так, чтобы обеспечить правдоподобное поведение ребенка со всем грузом воспоминаний почти пятидесятилетнего мужика, притом городского жителя из далекого будущего. Но очень быстро выясняется, что автор вообще не брал в голову по этой части. Так, для приличия, когда не забывает, начинает что-то приглаживать в части достоверности, но быстро увлекается и забывает об этом. Даже хуже: у него сельские персонажи XII века, в том числе и дети, через слово цитируют наизусть Экклезиаста, греческих авторов и религиозных классиков и притом чуть ли не по-арамейски. Потому что уважаемый Красницкий Евгений Сергеевич вообще не по этому делу: художественные повествования выстраивать, у него задачи посерьезней. Что же нам пытается втолковать в своем самодельном (именно самодельном, а не самодеятельном) фэнтази этот автор?


Дата добавления: 2016-01-03; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!