ПОЭЗИЯ В ДЕТСКОМ ЧТЕНИИ (ОБЗОР) 9 страница



Бальмонт написал более семи десятков стихотворений для де­тей, посвятив их своей четырехлетней дочери; они вошли в сбор­ник «Фейные сказки» (1905). Восторженно отозвался об этих сти­хах поэт-символист В. Я. Брюсов:

Это песни нежные, воздушные, сами создающие свою музыку. Они похожи на серебряный звон задумчивых колокольчиков, «узкодонных, разноцветных на тычинке под окном». Это — утренние, радостные пе­сни, спетые уверенным голосом в ясный полдень. По своему построению «Фейные сказки» - одна из самых цельных книг Бальмонта. В ее I части создан — теперь уже навеки знакомый нам — мир феи, где бессмертной жизнью живут ее спутники, друзья и враги: стрекозы, жуки, светлячки, тритоны, муравьи, улитки, ромашки, кашки, лилии... И только III часть книги несколько измененным тоном вносит иногда диссонансы в эту лирическую поэму о сказочном царстве, доступном лишь ребенку и по­эту.

«Фейные сказки» — это изящные стилизации детских песенок по мотивам скандинавского и южнославянского фольклора, в которых возродилась традиция детских стихов Жуковского (срав­ним с его сказочкой «Мальчик-с-пальчик»). Легкомыслие сюже­тов, отсутствие серьезных проблем отражено в названиях — «На­ряды феи», «Прогулка феи», «Находка феи», «Забавы феи»... Жизнь крошечной феи протекает как череда радужно-изменчивых «ми-молетностей» (ключевое слово в поэзии Бальмонта). Зло не суще­ствует в фейном мире — есть только маленькие неприятности, оттеняющие общую безмятежность. От грозы фея улетает на спи­не стрекозы; уголек наказан гномом за то. что обжег ножку феи; вничью кончается война с муравейным королем; даже Серый Волк кротко служит фее и питается травкой.

В сказочном мире царит та же идиллия, что и в раннем детстве. Поэт провозгласил фею своею Музой, а детский мир — миром своего вдохновения. Естественное право ребенка и поэта на ра­дость, красоту и бессмертие осуществляется в фейной «тиховей­ной» сказке.

Бальмонта называли «Паганини русского стиха», восторгаясь виртуозной музыкальностью его речи. И в детских его стихах заво­раживает магия звуков, сладкоголосие речи. Слово и музыка рож­дают поэтический образ, как, например, в стихотворении «Золо­тая рыбка» из взрослого сборника «Только любовь» (1903). Золо­тая рыбка олицетворяет чудо музыки на сказочном празднике:

В замке был весёлый бал,

Музыканты пели. Ветерок в саду качал

Лёгкие качели. В замке, в сладостном бреду,

Пела, пела скрипка. А в салу была в пруду

Золотая рыбка. <...>

Хоть не видели её

Музыканты бала. Но от рыбки, от неё

Музыка звучала...

Многие из «взрослых» стихов Бальмонта можно предлагать де­тям с самого раннего возраста, настолько они полны весенним, первозданным чувством, настолько близко граничат с музыкой, что доступность слов теряет свое значение.

 

Александр Александрович Блок

 

А.А.Блок (1880—1921) — крупнейший поэт-символист млад­шего поколения. Главная тема его поэзии — Родина, древняя, современная и будущая, та, чей лик, подобно лику Незнакомки, скрыт «за темною вуалью». Поэт вслушивался в «музыку револю­ции», пытаясь угадать ход истории: «Если мы только выправимся после этого потопа, нам предстоит перенестись на крыльях в эпо­ху великого возрождения, происходящего под знаком мужествен­ности и воли...» («Записные книжки», 1915).

Под этим же знаком Блок представлял воспитание детей, ко­торым предстоит войти «во все более тесное общение с наро­дом», столкнуться «с так называемым невежеством, темнотой, цинизмом, жестокостью и т.п.». Детям нужно учиться технике, ибо «...нельзя забывать о том, что наш век — '"век железный" и что всякая сентиментальность по отношению к детям в наше вре­мя есть великий грех, потому что может развить в них бездеятель­ность, апатичность, неприспособленность к жизни, следователь­но, сделать из них несчастных безвольных людей», — так звучит педагогическая заповедь Блока в тех же «Записных книжках».

Обратиться к вопросам воспитания поэту пришлось в связи с завязавшимся спором о жестокости в народной сказке. Блок вы­ступил в защиту подлинной народности, против фальсификато­ров, которые отфильтровывали из народной сказки все. что ли­шает ее спокойной благостности. По мнению поэта, они наноси­ли большой вред и сказке, и детям. Блок подчеркивал глубинные корни жестокости в сказках, порожденных не индивидуалисти­ческим, а всенародным творчеством. Нужно открывать детям гла­за на народную действительность, готовить их к жизни вместе с народом.

«Сочинять» будущий поэт начал лет с пяти-семи. Литератур­но-речевым играм весьма способствовала домашняя обстановка: его бабушка, мать и две тети (по линии Бекетовых) занимались переводами. Немало научно-познавательных и художественных про­изведений, обогативших русскую детско-подростковую литерату­ру, переведены или переделаны ими: Я.Брэм, Ч.Дарвин, Г. Би-чер-Стоу, Ч.Диккенс, В.Скотт, Б.Гарт, Жорж Санд, В.Гюго, Ж. Берн, Р.Л.Стивенсон, Г. Р.Хаггард и др. Для маленького Алек­сандра писали стихи и сказки. Мать его Александра Андреевна публиковала собственные стихи для детей. Ее сестра Мария Анд­реевна изучала детскую литературу; в частности, она познакоми­ла русских читателей с биографией Андерсена.

Из поэтов выше других мальчик пенил Жуковского, и в целом его развитие совершалось в традициях литературы XIX века. Ба­бушка и дед (известный ученый-ботаник) лично знали Гоголя, Достоевского, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, и рассказы о них часто звучали в доме. Впоследствии Блок считал удачей, что он избежал влияния декадентства в ранние годы и сохранил «любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении». О детстве, проведенном в «благоуханной глуши маленькой усадь­бы», он вспомнит в поэме «Возмездие» (1910— 1921).

Детским увлечением Блока была «журналистика». Из собствен­ных сочинений, фотографий, вырезок, рисунков, шарад, ребу­сов, загадок и т.п. составлял он маленькие книжечки и журналы.

1 См.: Детский журнал Блока «Вестник». Сообщение М.И.Дикман // Алек­сандр Блок. Новые материалы и исследования. — Т. 92. — Кн. первая. — М., 1980. — С. 203-221.


Самым солидным оказался журнал «Вестник»1. Дело было по­ставлено на широкую ногу. «Редактор-издатель — г-н А. А. Блок» набрал штат сотрудников, куда входили юные и взрослые члены семьи, а также друзья дома. Должность цензора была отдана од­ной из его теток. «Вестник» выходил ежемесячно в одном экземп­ляре, начиная с 1894 года по январь 1897-го. Сохранился комп­лект из 37 номеров с полугодовыми приложениями. Блок аккурат­но от руки писал все тексты, оформлял номера, собирал редак­ционный портфель, объяснялся с читателями, объявлял условия подписки, гонорара и т.п. (образцами ему служили настоящие журналы, вроде «Нивы»). Он явно получал удовольствие от тех­ники литературного дела. Помимо основного беллетристического отдела были и «Научный отдел», юмористические отделы, отдел «Новости», отдел ребусов, шарад и загадок. С первых номеров вы­ходит «роман» Блока, написанный под влиянием Майн Рида, — «По Америке, или В погоне за чудовищем». Приключения вооб­ще составляют заметную часть «публикаций». Кроме того, много переводов, дидактических произведений, слишком похожих на истории в детских журналах. Есть и лирические стихотворения Блока.

Детские стихи будущего поэта посвящены в основном природе. Например, «Конец весны»1:

Весна! Весна! Поют стрекозы.

Весна! Весна! Поют птенцы;

Уж в чистом поле там жнецы.

Кузнечики в траве стрекочут.

Как будто хочет

Пленить лягушечек в пруду!

В свою потеху,

Да не совсем-то к смеху!..

Судя по произведению, слух мальчика был уже напитан стиха­ми любимого Жуковского, Пушкина, Тютчева, Фета, Некрасова. Заметно, что подражание здесь — только часть игры словами, об­разами, ритмами, звуками. Автору нравится сочетание книжно-поэтического слова со словом разговорно-детским — «пленить ля­гушечек». «Потеха» в концовке оттенена назидательной интона­цией, подобно дидактическим стихам для детей. «Ломанный» сти­хотворный размер указывает на знакомство ребенка с театром Пет­рушки. Пробующий поэтический голос мальчик смешивает на­родную и литературную традиции, не расставаясь с собственной детской речью.

1 Данное стихотворение и другие детские стихи А. Блока приведены в учеб­нике для студентов средних специальных учебных заведений «Детская литерату­ра» под редакцией Е.Е.Зубаревой (М., 2004. — С. 292 — 293).


Впоследствии, рецензируя детские издания, Блок будет судить о них не только с позиции критика-взрослого, но и прибегая к памяти детства. Близость к народному творчеству и детскому ми­ровосприятию для него — два главных критерия в оценке детских изданий.

Работа Блока в детской литературе была не столько решением воспитательных задач и продолжением семейных традиций, сколь­ко поиском новых путей искусства. Еще в начале своего творчес­кого пути, в статье «Краски и слова» (1905) Блок ополчился на «школьные понятия современной литературы», прежде всего на «ярлычок "символизм"». «Ярлычкам» отвлеченного миропонима­ния он противопоставил детское видение конкретного, вопло­щенного мира: «Словесные впечатления более чужды детям, чем зрительные. Детям приятно нарисовать все, что можно; а чего нельзя — того и не надо. У детей слово подчиняется рисунку, играет вторую роль.

Ласковая и яркая краска сохраняет художнику детскую вос­приимчивость, а взрослые писатели "жадно берегут в душе оста­ток чувства"».

Молодой Блок поставил детское выше взрослого, живопись — выше литературы; новый подход и поэтическому творчеству от­крывался ему во внесловесном восприятии: «Живопись учит дет­ству. Она учит смеяться над слишком глубокомысленной крити­кой. Она научает просто узнавать красное, зеленое, белое».

Подобные идеи исходили от одного из учителей творческой молодежи — живописца И. Е. Репина. Именно он был редактором студенческого сборника, в котором впервые появились стихи Блока. В «репинский кружок» входил К.И.Чуковский; надо полагать, что его известное требование к детским поэтам давать в каждой стро­ке сюжет для рисунка рождалось в общении с великим художни­ком, который и сам оформил несколько детских книг. Блок и Чуковский поддерживали добрые и уважительные отношения.

Вопрос о том, писал или нет Блок стихи для детей, решается не просто. Поэт отбирал из готовых вещей годное для публикаций в детских изданиях, работал над вариантами, устраняя темные для наивного понимания места. До войны он сотрудничал с дет­скими журналами, в первую очередь с «Тропинкой». Опыт жур­нальных публикаций пригодился в подготовке для детского отде­ла издательства И.Д.Сытина двух сборников: «Круглый год» — для читателей младшего возраста, «Сказки» — для среднего воз­раста (оба вышли в 1913 году). Однако стихи, появлявшиеся в детских изданиях, могли быть помещены автором и в издания для взрослых.

Сборник «Круглый год» составлен по образцу народного кален­даря. Открывает годовой круг стихотворение «Вербочки», впервые увидевшее свет в «Синодальном Букваре». Его сюжет связан с ве­сенним обычаем приносить в Вербную субботу огонек из церкви домой. Прозрачные, легкие, как светлая акварель, стихи переда­ют гармонию, царящую в душах детей и взрослых накануне «свя­того дня». Замыкает сборник стихотворение «Рождество», напи­санное по заказу редакции «Тропинки». Таким образом, в поэти­ческом календаре обозначены важнейшие христианские праздни­ки — Пасха и Рождество. Каждое стихотворение сборника выра­жает лирическое состояние, наиболее характерное для данного времени года. Реалистически конкретные образы и детали скла­дываются в живую, узнаваемую картину и косвенно передают нюансы настроения, как, например, в стихотворении «Ворона»:

Вот ворона на крыше покатой Так с зимы и осталась лохматой... А уж в воздухе — вешние звоны, Даже дух занялся у вороны... Вдруг запрыгала вбок глупым скоком, Вниз на землю глядит она боком: Что белеет под нежною травкой? Вон желтеют под серою лавкой Прошлогодние мокрые стружки... Это всё у вороны — игрушки, И уж так-то ворона довольна, Что весна, и дышать ей привольно!..

Слово «весна» звучит лишь в последней строчке, но оно подго­товлено множеством слов со звуком «в», рядом мелких деталей, увиденных сначала глазами человека, а потом вороны: весенняя земля пестрит белым, желтым, зеленым, удивляя отвыкший за зиму от пестроты взор. Ранняя весна — время контрастов, что подчеркнуто изображением «лохматой», еще «зимней» вороны и следов прошлогодней жизни.

В стихах «Круглого года» нет ничего символистского: их под­текст образован непосредственно наблюдаемой картиной, и толь­ко. Вместе с тем в этих стихах видны типичные для Блока приемы. Например, в стихотворении «Снег да снег» сталкиваются черное и белое, холод и тепло, старость и детство. Все стихи отличаются спокойствием чувств, реализмом описаний.

Если лирический герой «Круглого года» — «дитя добра и све­та», живущее в «золотом веке», то герой сборника «Сказки» пере­живает драму перехода в «железный век».

Для «Сказок» Блок отобрал стихотворения с мотивами рус­ской мифологии: «Гамаюн, птица вещая», «Болотные чертеня­та», «В голубой далекой спаленке...», «Сын и мать», «Колыбель­ная песня». Вероятно, поэт считал, что стихи трагического нака­ла, воскрешающие Древнюю Русь в современной национальной памяти, особенно нужны детям в начале «тревожных и мятежных дней». Один из сильнейших поэтических образов — Гамаюн — появился под впечатлением от эскиза живописца В.М.Васнецо­ва, разрабатывавшего древнеславянские сюжеты. «Болотные чер­тенята» были написаны под влиянием мифопоэтической прозы писателя А. М. Ремизова.

Блок не отрицал специфику детских изданий, но и не настаи­вал на каких-то особых законах творчества для детей. Законы по­эзии были для него едины, поскольку тайна поэта, в его понима­нии, — в сохранении детского взгляда на мир. Цельностью миро­воззрения поэта можно объяснить тот факт, что в детских издани­ях появлялись стихотворения не только простые и ясные («Зай­чик», «Учитель» и др.), но и с очень сложными подтекстами, такие как «В голубой далекой спаленке...» и «Сусальный ангел».

Стихотворение «В голубой далекой спаленке...» связано с семей­ной драмой Блока. Оно продолжает одну из традиций русской сен­тиментально-романтической поэзии XIX века — поэтизировать дет­скую смерть. Эта тема отнюдь не была табуирована в детской лите­ратуре, а, наоборот, активно разрабатывалась на страницах дет­ских изданий. «Сусальный ангел» представляет собой образец фи­лософской лирики Блока, обращенной к читателям всех возрастов.

Незадолго до смерти Блок составляет сборник «Отроческие сти­хи», включив в него произведения, относящиеся к началу его «серь­езного писания» — к 1898 году (он вышел посмертно в 1923 году). Известнейший поэт выставил напоказ начальную инфантильность своего гения, тем самым подтвердив сказанное о себе раньше — «он весь дитя добра и света». Исходя из блоковского понимания собственного творческого пути, не только юношеские шедевры, вроде стихотворения «Я стремлюсь к роскошной воле...», но и менее совершенные произведения, с остаточной отроческой наи­вностью, являют собой факты искусства. Пример Блока имел зна­чение для утверждения наивного творчества и развития «детской» поэтики литературы.

 

Николай Степанович Гумилев

 

Н.С.Гумилев (1886—1921) окончил Царскосельскую гимна­зию, где директором был поэт И. Ф. Анненский — «последний из царскосельских лебедей», как впоследствии отозвался о нем ученик. Он-то и дал Гумилеву начальные уроки поэтического творчества. Пережив увлечение поэзией символистов (в частно­сти, В.Я. Брюсова), Гумилев вернулся к творческим принципам Анненского и «вослед» ему организовал кружок «Цех поэтов», который и возглавил (среди его участников — А.А.Ахматова, О.Э.Мандельштам, М.Л.Моравская). Так родилось акмеистиче­ское течение в русской поэзии Серебряного века.

Акмеизм — искусство зрелого сознания, равно далекого от на­чала и конца земного пути души, и вместе с тем это искусство «детски-мудрого незнания» — идеальной формы отношения че­ловека к миру неведомого. Земной мир воспринимался поэтом с позиции путешественника и воина.

В своих стихах Гумилев выражал кодекс чести и отваги русско­го офицера, близкий идеалу, составленному по впечатлениям от приключенческих книг Жюля Верна, Майн Рида, Фенимора Ку­пера, Гюстава Эмара, а также стихов Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Лонгфелло, Мильтона, Ариосто. Он понимал смысл жизни в том, чтобы открывать планету, каждый уголок которой казался ему первозданным раем. Воплощение идеальной личности для него — «мечтатель и царь генуэзец Колумб». Одной из задач своей поэзии он считал воспитание мужества, а в своих читателях видел отважных капитанов и странствующих рыцарей («конкви­стадоров»):

Но когда вокруг свищут пули. Когда волны ломают борта, Я учу их, как не бояться. Не бояться и делать что надо.

(«Мои читатели»)

Его стихи в основном стилизаторские, они идут не от реальных наблюдений, а от романтических мечтаний. Тем не менее в них поражает изобразительная мощь: широкие цветовые плоскости, простой и смелый рисунок, динамичная композиция. Поэт назы­вал свои стихотворения так, как будто это подписи к живописным полотнам: «Помпей у пиратов», «Озеро Чад», «Капитаны», «Эква­ториальный лес» и т.п. Например, изображение жирафа полно живописной экспрессии, пусть даже в ущерб естествознанию:

Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полёт. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот.

(«Жираф»)

Николай Гумилев совершил четыре путешествия в Африку, предварительно изучив множество книг о ней. Несмотря на то что русская интеллигенция была увлечена этнографией, экзотикой, Гумилев-африканист по возвращении был встречен в литератур­ных кругах равнодушно и даже насмешливо, его рассказы об Аф­рике, стихи и переводы абиссинских песен не воспринимались серьезно, к тому же события в России, Первая мировая война были невыгодным фоном для них. Автор переживал обиду, но не изменял своей «африканской страсти».

Современники отмечали неизжитую «детскость» в личности поэта. Он не спорил, поскольку считал свое детство счастливым и «до странности волшебным». Более того, по его «теории», каждый человек всю жизнь остается в своем истинном возрасте, незави­симо от паспорта. Себя он чувствовал навечно тринадцатилетним.

Недаром его ученица по «Цеху поэтов» Ирина Одоевцева в книге «На берегах Невы» передала слова поэта: «Ничто так не помогает писать стихи, как воспоминания детства. Когда я нахожусь в осо­бенно творческом состоянии, я живу будто двойной жизнью: на­половину здесь, в сегодняшнем дне, наполовину там, в прошлом, в детстве».

В стихотворении «Жизнь» (не позднее 1911 года) Гумилев ука­зал на происхождение своего понимания детского — от учения древнегреческого мудреца Гераклита, который уподобил всю ис­торию человечества «играющему ребенку». Поэт развил класси­ческое сравнение, вложив в образ идеи немецкого философа Ф. Ницше:

Да, я понял. Символ жизни — не поэт, что творит слова, И не воин с твердым сердцем, не работник, ведущий плуг, — С иронической усмешкой царь-ребёнок на шкуре льва, Забывающий игрушки между белых усталых рук.

Автобиографические мотивы детства слышнее всего в стихо­творении «Детство». Однако оно не подходит для чтения млад­ших школьников. Последняя строфа:

Я за то и люблю затеи Грозовых военных забав, Что людская кровь не святее Изумрудного сока трав, —

не может быть ни усечена, ни оставлена без серьезного коммен­тария. Стирание границ между растительным, животным и чело­веческим царствами, давшее образ всеединого одухотворенного мира, — одно из открытий эпохи модернизма. В «Детстве» это открытие распространено и на войны, возвращающие человека в «детское» растительное царство. Эту странную строфу отчеркнул на полях гумилевской книги А. Блок: она вызвала его сомнение или несогласие.


Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 49; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!