СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ С МИСТЕРОМ ПРЮЙНОМ 10 страница
«Джон Кризи был пожилым профессором Йельского университета. Под его тенниской бугрились могучие мышцы. Его левое ухо было отсечено в пьяной драке на мексиканской границе.
Он любил студентку второго курса Джинни Хоуп пламенной, неистовой, страстной любовью. Она отвечала ему взаимностью.
Однако вскоре в их уютный маленький мирок вторгся секретный агент ЦРУ Кейт Доннерфельд. Это был широкоплечий блондин с серо-голубыми глазами, безупречно владеющий всеми тайными приемами древней борьбы кунг-фу. Долго сопротивлялась робкая Джинни его неотразимому обаянию, но двух дней оказалось достаточно, и их губы слились в безумном поцелуе.
В одну теплую летнюю ночь соседи профессора были разбужены громкой автоматной очередью. Когда особый отряд полиции по борьбе с наркотиками под командованием лейтенанта Пита Карсона ворвался в дом Джона Кризи, все было уже кончено. Профессор сидел, уронив крючковатый нос на свои длинные мускулистые руки. Рядом валялись два трупа с неестественно вывернутыми лодыжками.
На полу лежали осколки чашки — как чья-то разбитая жизнь».
У Скоули отлегло от сердца. Если не считать последней фразы, явно позаимствованной компьютером из какого-то романа Росса Макдональда, это было вполне похоже на оригинальное произведение. Однорукий Писатель не соблазнился плагиатом и выбрал трудную, но увлекательную стезю самостоятельного творчества.
|
|
|
Хотя удача была несомненной, до стрижки купонов было еще далеко. Впрочем, оставшиеся проблемы относились к разряду чисто технических. Надо было отшлифовать имеющиеся программы, запустить рекламу, создать широкую сеть терминалов центрального компьютера на вокзалах, стадионах, центральных улицах и в прочих местах массового скопления народа, и так далее. Со всем этим рабочий коллектив справился в ударном темпе, хотя Ирвинг так и не нашел общего языка с финансирующими проект «федами». В последней, переданной в производство версии Однорукого Писателя имелись узлы секретного назначения, к разработке которых не был допущен даже сам Скоули. Это страшно его раздражало, но он ничего не мог поделать. «Таковы требования национальной безопасности». Какая чушь! «Занимайтесь своей литературой, — повторял нахальный розовощекий юнец из Бюро по имени Рональд Стэплтон, — а в монетоприемник не лезьте — это наша забота». Что они там удумали? Впрочем, под конец Ирвинг решил не трепать себе нервы и забыть об этих досадных ограничениях, тем более что проект начал приносить первые прибыли, размер которых превзошел все ожидания.
Существовала и другая причина, позволяющая Скоули не замечать неприятностей. Когда Однорукий Писатель помог ему разбогатеть, Ирвинг наконец отважился предложить руку и сердце их секретарше, рыжеволосой хохотушке по имени Маргарет Фикс. До этого он разговаривал с ней только по необходимости, не решаясь сделать их отношения более личными, и страшно переживал, глядя, как она шепчется и хихикает с Ронни Стэплтоном. Зато когда его счет в банке вырос до солидных размеров, он сразу ощутил приятную уверенность в своих силах и пригласил Маргарет на ленч. Затем последовали загородная прогулка, совместный ужин и… Нет-нет, Маргарет была честной девушкой и до самой свадьбы не позволяла ему ничего, кроме целомудренных поцелуев в щечку, однако выйти за него согласилась довольно скоро. Ирвинг и теперь, после года совместной жизни, обожал жену: он перевел на ее счет половину своего растущего капитала и даже застраховал свою жизнь на круглую сумму в миллион долларов — разумеется, в ее пользу. Надо признаться, что эту идею невольно подал ему дуралей Стэплтон: как-то в курилке рассказал об одной своей знакомой, после смерти мужа оставшейся без средств к существованию. Тогда Ирвинг сразу же отправился в страховую контору, и теперь он был совершенно спокоен за будущее своей рыжей кошечки.
|
|
|
В последние месяцы жизнь Скоули была приятной и размеренной. Он совершенствовал свое изобретение (недавно Однорукий Писатель освоил жанры любовного и мистического романов), заваливал жену подарками и каждые две недели проводил уикэнд в Стэмфорде, у своих пожилых родителей. Как ни странно, они невзлюбили Маргарет, едва увидев ее, и она отвечала им тем же. Их взаимная неприязнь была такой сильной, что Маргарет наотрез отказалась сопровождать его в этих поездках. Все попытки Ирвинга примирить враждующие стороны кончались ничем. В конце концов он сдался и перестал уговаривать жену составить ему компанию.
|
|
|
Итак, Скоули лизнул ананасовый пломбир и раскрыл книгу под интригующим титулом «Роковое путешествие»… но первые же слова этого сочинения поразили его как громом. Оно начиналось так: «Ирвинг Скоули был высоким брюнетом с мужественным выражением лица и шрамом на верхней губе. Каждый уик-энд, уезжая в Стэмфорд с вокзала Гранд-Сентрал, он заглядывал к Однорукому Писателю. Вот и в этот день, опустив в прорезь пятидесятицентовую монету…»
На миг Ирвингу почудилось, что он спит. Он потряс головой и даже попробовал прикусить себе губу — испытанный способ избавления от кошмаров. Получилось больно. Тогда он стал читать дальше, быстро водя взглядом по строчкам. «С детства Ирвинг мечтал научиться писать… В юности у него родилась идея создания электронного творца…»
|
|
|
Перед глазами Скоули разворачивалась его собственная биография. За исключением того, что он был шатеном среднего роста и никакого шрама у него не было, компьютер строго придерживался фактов. Тогда Ирвинг выбросил в урну пломбир, с которого уже начало капать, отложил книгу и глубоко задумался. Пусть даже Однорукий Писатель каким-то чудом разузнал подробности жизни своего создателя, но как он умудрился подсунуть это произведение именно ему, Ирвингу Скоули? Загадка казалась неразрешимой.
Ирвинг сосредоточился. Итак, компьютер умеет определять личность покупателя. Каким образом? Может быть, люди из ФБР встроили в его корпус миниатюрный фотоаппарат? Нет, это он заметил бы. Он десятки раз присутствовал на установке терминалов Однорукого Писателя в разных местах, и внешний облик этих машин был знаком ему до мелочей. И тут его осенило. Монетоприемник! Вот почему этот узел был секретным! Видимо, там находился прибор, снимающий отпечатки пальцев с опущенной в прорезь монеты. Догадавшись об этом, Скоули мигом понял и все остальное. Все терминалы Писателя были связаны с его электронным мозгом — Главным компьютером, находящимся в манхэттенском отделении их фирмы. Теперь Ирвингу стало ясно, что этот центральный компьютер подключен к внутренней сети ФБР и имеет доступ к их файлам. Значит, Однорукий Писатель по совместительству является как бы секретным агентом Бюро, тайным осведомителем, добывающим информацию о перемещениях тех, кто скрывается от правосудия. Преступники не любят пользоваться кредитными карточками, но в остальном они такие же люди, как и все, и не прочь скоротать дальнюю дорогу с помощью занимательной книжонки. Они покупают свежий детектив — и с этой минуты их поимка является делом нескольких часов, а то и меньше. Однорукий Писатель все делает сам: идентифицирует личность того, кто находится в бегах, сверяется с картотекой и в случае нужды поднимает тревогу.
Что ж, с этим ясно. Вполне понятно и то, чего не смогли предугадать тупоголовые «феды»: как истый творец, Однорукий Писатель принялся использовать секретные досье ФБР в качестве литературного материала. Теперь Скоули получил возможность убедиться в том, насколько подробны эти досье: выходит, «федам» известны не только факты из жизни, но и тайные мысли каждого человека. Но почему компьютер так подшутил над Ирвингом, выдав ему его собственную биографию? И что означает зловещее название детектива? Скоули охватило лихорадочное нетерпение. Он схватил отложенную книгу и впился глазами в текст.
Первые двадцать−тридцать страниц были посвящены перипетиям борьбы Ирвинга за реализацию его изобретения. Их он просмотрел довольно быстро. Но затем ему попался абзац, от которого на лбу у него выступил холодный пот.
«Скоули души не чаял в Маргарет Фикс, стройной платиновой блондинке с алыми чувственными губами. Но он не знал, что она давно уже влюблена в белокурого гиганта Рональда Стэплтона, бывшего победителя Панамериканского турнира по боксу. Скоули предложил Маргарет руку и сердце, и та, зная о его круглом счете в банке, с радостью согласилась».
Сердце Ирвинга гулко стучало в груди. Он перевел взгляд за окно: поезд катил по бесконечным окраинам Нью-Йорка. Ирвинг постарался дышать ровно и глубоко. Минут через пять он почти успокоился. Ладно, пускай Маргарет действительно любила этого мерзкого розовощекого коротышку — но ведь это было до брака! Он готов простить ее. Немыслимо даже представить себе, чтобы… Внезапно ему захотелось закрыть книгу и швырнуть ее в урну вслед за пломбиром. Однако он подавил это желание. Любая правда лучше неведения. И Ирвинг снова принялся читать:
«Выйдя за Скоули, Маргарет не перестала встречаться со Стэплтоном. Они ежедневно виделись на работе, и для них не составляло труда перекинуться словечком за спиной Скоули. Таким образом, они использовали любую возможность для того, чтобы договориться и провести часок-другой наедине. Однако свободнее всего они чувствовали себя, когда Скоули уезжал навестить родных — это случалось каждый второй уик-энд. В это время влюбленная пара обычно совершала загородные прогулки. Остановившись в каком-нибудь мотеле, они…»
Боже мой! Ирвингу не хотелось читать дальше, но он пересилил себя. Наконец у него открылись глаза. В книге была изложена вся история преступной связи его жены с ненавистным Ронни Стэплтоном. Каким же дураком надо было быть, чтобы не видеть того, о чем давно знали все сотрудники фирмы! Теперь Ирвинг понимал, откуда брались все эти кривые улыбочки, которые он не раз замечал на лицах своих коллег. Он читал и читал, иногда отрываясь от книги, чтобы перевести дух, и обращая в окно невидящий взор. Вскоре ему стало казаться, что худшее уже позади, однако его ждала еще одна неожиданность. Вскоре он добрался до места, где говорилось:
«Скоули перевел на жену половину своего капитала. Кроме того, по подсказке Стэплтона он застраховал в ее пользу свою жизнь — в случае его смерти Маргарет должна была получить миллион долларов. Хотя Ирвинг ничего не подозревал, через год после его брака с Маргарет любовники стали тяготиться своим нелегальным положением. Миссис Скоули могла бы просто потребовать развода — муж пошел бы на это, но тогда ей досталась бы лишь половина его денег. Однако Маргарет хотелось большего, и влюбленная пара задумала страшное преступление. Они решили убить Ирвинга и таким образом не только завладеть всем его капиталом, но и сорвать куш, который сулила страховка».
Этот новый сюрприз едва не доконал Ирвинга. Некоторое время он сидел, тупо уставившись в книгу: он просто не мог читать дальше. Но потом справился с собой и начал снова:
«Убийство планировалось долго и тщательно. И вот настал решающий день — суббота, когда Ирвинг должен был в очередной раз отправиться к родителям. Любовники выяснили, какой вагон он обычно выбирает. В этот ранний час в поезде практически не было пассажиров, и Стэплтон, заранее обеспечив себе алиби, занял место в нужном вагоне.
Когда поезд вышел за городскую черту, Стэплтон встал с сиденья и не спеша приблизился к Скоули. Правый карман его пиджака оттопыривался — там лежал пистолет с глушителем. Похлопав Ирвинга по плечу, Рональд сказал: «Привет, дружище. Не ожидал встретить тебя здесь». Скоули медленно поднял глаза…»
Несмотря на шок, Ирвинг ощутил нечто похожее на гордость. Ай да Однорукий Писатель! Он не ограничился известными фактами, а, следуя логике развития повествования, заглянул в будущее! Пусть даже все это не более чем художественный вымысел — откуда, например, компьютеру знать, в каком кармане Стэплтон носит пистолет, — и тем не менее, тем не менее…
Внезапно Скоули почувствовал на своем плече чью-то руку. Он замер, потом медленно поднял глаза. Перед ним стоял его единственный попутчик, коротышка в кепке — теперь Ирвинг признал в нем Ронни Стэплтона. Левый карман его плаща заметно оттопыривался.
— Здорово, приятель, — фамильярно сказал Ронни. — Вот неожиданная встреча!
И тогда Скоули понял, что не успеет дочитать книгу. А жаль — ведь до конца оставалось всего несколько строк.
Роберт Филлипс
НАГРАДА УЧИТЕЛЮ
— Как, вы сказали, вас зовут? — спросила старуха через сетчатую дверь. Он стоял в темноте, на крыльце.
— Рейби. Рейби Симпсон. Вы были моей учительницей в третьем классе, помните?
— Симпсон… Симпсон. Кажется, припоминаю, — ответила она. Ее рука по-прежнему лежала на щеколде.
— Должны помнить. У меня тогда были светлые волосы. Мой дед звал меня «старичком», хотя откуда вам это знать. Я сидел в первом ряду. Вы еще били меня линейкой по пальцам, помните?
— В свое время от меня многим попадало. Мальчишки есть мальчишки. Однако — первый ряд, светлые волосы… — Ее голос стал еле слышным; видимо, изношенный механизм ее памяти отказывался работать.
— Ну-ну, — сказал он. — «Мисс Скофилд никогда не забывает имен». Так говорили нам старшеклассники. И другие учителя. «Мисс Скофилд никогда не забывает имен».
— Это правда. За сорок восемь лет в школе я ни разу не забыла имени ученика. Входите. — Она отперла сетчатую дверь и широко распахнула ее. Скрипнули петли.
— Я ненадолго. Только сегодня приехал в город и подумал, что надо бы вас разыскать. Вы были такой хорошей учительницей. Я не забыл, что вы для меня сделали.
— Что ж, очень мило с вашей стороны. — Она осмотрела его с ног до головы сквозь очки в проволочной оправе. — Так когда я вас учила?
— В тридцать восьмом. Еще в старом здании.
— Ах, ну да. В старой школе. Жаль, что она сгорела.
— Я слышал, ее подожгли. Но тогда меня уже не было. Когда случился пожар?
— Много лет назад. За год или два до того, как я вышла на пенсию. Я ведь так и не смогла привыкнуть к новой, кирпичной школе. Уж очень там было неуютно. Слишком холодно, слишком светло. И классная комната такая длинная. Не углядишь, что творится в дальнем конце… — Она сокрушенно махнула рукой.
Он посмотрел на эту ее руку: крошечная, хрупкая, почти прозрачная, с бросающейся в глаза сеточкой голубых вен; морщинистая кожа напоминала влажную гофрированную бумагу. Когда он учился в школе, такую бумагу называли «денисоновской».
— Да, неприятно. Но вы и без того скоро ушли бы, разве нет?
Она мигнула водянистыми голубыми глазами.
— Ни за что! У меня было настоящее призвание к этому делу. Я обожала преподавать. Всегда говорила, что уйду из школы не иначе как вперед ногами. Дети — это такая прелесть. Учитель получает свою награду не только деньгами… Нет, во всем виновато это новое здание из красного кирпича! Эти новомодные лампы дневного света, слишком яркие, ярко-желтые. И классная комната чересчур большая… — Ее пристальный взгляд словно вызывал его на спор.
— Я тоже не в восторге от этих современных зданий.
— Коробки, — твердо сказала она.
— Что-что?
— Коробки и коробки, больше ничего. Не знаю, куда мы катимся. До добра это не доведет, помяните мое слово, мистер…
— Симпсон. Мистер Симпсон. Но вы можете звать меня Рейби, как раньше.
— Да. Рейби. Славное имя. Что-то в нем есть такое… честное. Зато нынешние имена! В одной семье детей назвали Синди, Хейди и Доун. Как персонажей Уолта Диснея. А в последний год у меня была ученица по имени Кристал. Маленькая девочка по имени Кристал! Почему бы тогда не назвать ее Фарфором или Фаянсом? А одного мальчика звали Джет. Или Джут? Точно не помню. Во всяком случае, имя было ужасное.
— Вы как-то назвали меня Бэби Рейби, и кличка приклеилась. С тех пор все ребята меня так звали.
— Правда? Надо же. Вы небось напроказничали тогда, как маленький ребенок.
Между ними пролегла тишина. Наконец она улыбнулась, точно самой себе, и весело сказала:
— А я тут перед вашим приходом чайку думала попить. Может, хлебнете горяченького?
— Я ведь не собирался задерживаться. — Он пошаркал ногами.
— Это займет всего минутку. Чайник-то на плите. — Похоже, она совсем успокоилась, и он был этому рад.
— Ну ладно, раз уже готово.
— Отлично. Вам лимону или сливок?
— Ничего. Я вообще не большой любитель чая. Пью его так. С сахаром. Я, знаете ли, сладкоежка.
— Сладкоежка! Ага… Кажется, это поможет мне вспомнить. Рейби Симпсон, сладкоежка? Нет, наверное, я путаю. Один мальчуган все время ел шоколадки прямо в классе. Стоило мне отвернуться, как он вынимал из-под парты новую. Но это были не вы, правда?
— Нет.
— Вот и я так подумала, — живо сказала она. — А шоколадки у него были огромные, чуть не с классную доску величиной. Вы знаете, что в новой школе сделали зеленые?
— О чем это вы?
— Да о классных досках. А мел желтый. Так якобы для глаз полезней. С ума сойти! Разве можно чему-нибудь научить детей, если пишешь на зеленой доске?
— Хм-м-м…
Она вынула из шкафчика две тонкие чашки, расписанные розами. Затем поставила их на поднос вместе с сахарницей. Трещина на сахарнице была заклеена прозрачной лентой, пожелтевшей от времени. Когда чай был налит, они перешли в гостиную.
— Ну, как теперь ваши дела, мисс Скофилд? — спросил он.
— Не могу пожаловаться, вот только руки болят — артрит. А так все ничего.
— Хорошо. — Он посмотрел на ее руки, потом огляделся вокруг. — Симпатично тут у вас. — Он отхлебнул чаю; напиток показался ему слишком крепким, и он добавил туда еще две ложки сахару с горкой.
— Тесновато, конечно, но мне хватает. Мне хватает. — Она уселась в кресло-качалку.
— Вы до сих пор мисс Скофилд?
— Что-что? — Она подалась вперед, чтобы лучше слышать.
— Я спрашиваю, вас до сих пор зовут мисс Скофилд? Вы так и не вышли замуж?
— Благодарение Богу, нет. Моя красота осталась невостребованной. Так я, бывало, шутила. — Она добродушно улыбнулась.
— И живете, выходит, одна?
— Ну да. Раньше у меня был кот. Жадная такая, беспородная зверюга по кличке Том. Но он умер. Переел, видно. Я уж и не знала, как его прокормить.
— Да что вы говорите.
— Честное слово. Лопал все подряд. Живот у него стал как баскетбольный мяч. Хотя с ним-то мне было веселей. Иногда я по нему скучаю.
— Понятное дело.
У них над головой начали бить старые часы.
— Чем, вы сказали, вы занимаетесь, мистер Симп… Рейби?
— Я не говорил.
— Правда, не говорили. Так чем же?
— Сейчас я без работы.
Она поставила чашку на кружевную салфеточку, и на лице ее появилась сочувственная гримаса.
— Без работы. Понятно. Как же вы добываете деньги на пропитание?
— То так, то сяк. Последние десять лет с пропитанием проблем не было. Я был далеко.
— Вы с семьей живете? Со своими? — На лице ее зарозовел поощрительный румянец.
— Мои все умерли. Еще когда я учился, помните? И дед помер. Я жил у тетки. А сейчас и она померла.
— Ох, как жаль! Тогда я, наверное, и не догадывалась…
— Пожалуй что, не догадывались… Ничего страшного, мисс Скофилд. У вас было столько учеников.
— Да, но все-таки это на меня не похоже — не помнить или не знать, что один из моих подопечных был сиротой. Вы не обидитесь, что я так говорю, мистер… Рейби? Многие люди очень болезненно реагируют на слова.
— Не обижусь. Я не слишком чувствительный.
— Вот и хорошо. Вы ведь такой большой выросли. А куда делись все ваши волосы? Голова у вас гладкая, как у младенца. — Глядя на его голову, она рассмеялась сухим, дробным смехом. — Ой, вам же, наверное, жарко в куртке? Почему вы не разденетесь? На вид она такая теплая.
— Если вы не против, я лучше посижу в ней.
— Конечно, не против, если вам так удобнее. — «Интересно, что он прячет под курткой?» — подумала она. У него там явно что-то было.
Дата добавления: 2021-11-30; просмотров: 18; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!