СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ С МИСТЕРОМ ПРЮЙНОМ 4 страница



«Помните плиту, рядом с которой вы сидели в церкви?» — спросил я.

«Да, — пробормотал доктор Дилк, — из-за нее я тогда простудился. Смотрите, здесь есть дата — тысяча восемьсот тридцатый год. Кажется, она почти совпадает с той, что выбита над их склепом».

Мы заехали в ближнюю деревеньку — отсюда до Верролла было несколько миль — и после утомительных поисков, ибо все было закрыто на выходные, разыскали одного старика, охотно взявшегося сообщить нам то, что он знал о богадельне. Ее основал некий мистер Ричард Каруайтен; на это пошли деньги его умершей жены. Он был бедным человеком, кем-то вроде искателя приключений, женившимся на богатой невесте. Но счастливы они не были. У них все время случались ссоры и размолвки (по крайней мере, если верить тогдашним слухам — старику рассказывал об этом его отец); наконец Каруайтены поселились в большом доме неподалеку от их деревеньки — он цел и по сию пору. Впрочем, похоронены они близ Верролла, так как она была родом оттуда, из старинной семьи… Люди говорили, что вскоре в жизни Ричарда Каруайтена появилась другая женщина, которая подбивала его избавиться от законной супруги; так он, похоже, и сделал, ибо несчастная внезапно умерла, а поскольку любовница Ричарда в то время находилась в их доме и смерть Филадельфии была так удобна им обоим, поползли разные слухи… Но он не женился снова, а умер через полгода после жены, завещав пустить все ее деньги на постройку богадельни.

Доктор Дилк спросил, нельзя ли взглянуть на дом, где жили Каруайтены.

«Он принадлежит одному лондонцу, — сказал старик, — но его хозяин ни разу сюда не наведывался. Кажется, землю будут продавать под строительные участки, а дом снесут; во всяком случае, он уж лет десять как на замке. А не жили в нем, наверно, лет сто».

Не стану обременять свой рассказ лишними подробностями и скажу сразу, что после долгих проволочек нам удалось найти хранителя усадьбы и выпросить у него ключ. Когда мы миновали ее ржавые ворота и поехали к дому, уже совсем стемнело, но у нас были мощные фары и вдобавок электрические фонари. По дороге доктор Дилк попытался восстановить историю Каруайтенов, чью надгробную плиту мы видели в церкви близ Верролла.

«Они ссорились из-за денег, он пытался заставить ее подписать завещание в его пользу; возможно, она слегка захворала от всех этих переживаний — вспомните, что в то время в доме жила другая женщина… да, Филадельфия явно выбрала себе не лучшего мужа. Под рукой у него был какой-то яд, возможно, сильнодействующее лекарство. Он подмешал его в молоко и дал ей».

Тут я прервал его:

«Откуда вы взяли, что это было молоко?»

Доктор не ответил. Тут мы как раз подъехали к старому дому, зловеще маячившему перед нами в полумраке.

«Потом, отравив ее, — продолжал доктор Дилк, шагая к двери, — он горько раскаялся; он бросился на поиски врача, надеясь раздобыть противоядие и спасти жену. Любовница засмеялась ему вслед. Он не мог простить ей смеха в такой момент; он не нашел помощи! Врача поблизости не было. Его жена умерла. Никто не предъявил ему обвинения: его богатство служило как бы гарантией невиновности, к тому же в тысяча восемьсот тридцатом году вряд ли возможно было установить факт отравления — вспомните уровень тогдашней науки. Он не мог ни жениться на другой, ни воспользоваться деньгами; в конце концов он оставил их все на богадельню и умер сам, попросив, чтобы его имя было выбито на ее могильной плите. Отважусь сказать, что он сам наложил на себя руки. Возможно, он так и не разлюбил жену — всему виной были только деньги, эти проклятые деньги, целое состояние, которое он так жаждал назвать своим. Но что, если этот несчастный так и не обрел покоя? Если он до сих пор ищет врача?»

Мы переходили из комнаты в комнату этого угрюмого, пыльного, обветшавшего дома. Доктор Дилк растворил ставни окна, которое смотрело на задний двор, и мы увидели там небольшой пруд; дверь черного хода — мы едва разглядели ее в тусклом свете — была такой низкой, что человеку его роста пришлось бы нагнуться, чтобы пройти в нее. Он ничего не сказал. Мы поднялись наверх.

Тут Каминг выдержал эффектную паузу, дабы подготовить нас к финальной части своей истории.

— Итак, — продолжал он затем, — мы поднялись наверх по основной, широкой лестнице. Доктор Дилк огляделся и нашел другую дверь, отворявшуюся на узкую лесенку к черному ходу.

«Должно быть, это та самая комната», — сказал он.

Здесь не было никакой мебели; на стенах, покрытых пятнами от сырости, висели клочья дешевых обоев.

«А это что такое?» — вдруг спросил доктор Дилк.

Он поднял листок бумаги, ярко белевший на пыльном полу, и протянул его мне. Это был рецепт. Доктор вынул свой блокнот и показал мне, откуда вырвана страничка.

«Этот листок я вырвал сегодня ночью, когда выписывал здесь рецепт. Кровать стояла тут, а вот тут был стол с бумагами и стаканом молока».

«Но вы не могли побывать здесь сегодня ночью, — слабо возразил я. — Замок на двери… и все остальное…»

Доктор Дилк промолчал. Следуя его примеру, умолк и я; затем сказал:

«Пойдемте отсюда».

В этот миг меня посетила новая мысль.

«Какое лекарство вы выписали?» — спросил я.

Он ответил:

«Это очень необычное лекарство — я никогда его не выписывал и, надеюсь, не буду выписывать впредь: средство от тяжелого мышьякового отравления».

— На этом история заканчивается, — улыбнулся Каминг, — и я оставляю вам возможность объяснять случившееся, как вам будет угодно.

 

Джон Д. Макдональд

ЛЕГЕНДА О ДЖО ЛИ

 

— Сегодня ночью, — сказал сержант Лазир, — мы возьмем его наверняка.

Мы разговаривали в сыром кабинете здания окружного суда Афалузы, среди низин на юге центрального района Флориды. Я приехал из Лодердейла в надежде раздобыть материал для статьи, которая вписалась бы в ряд репортажей, посвященных войне тинейджеров против мира твердолобых взрослых.

Сержант подозвал меня к столу, где лежала карта округа. За мной подошли еще двое полицейских.

— Нынче полнолуние, и он наверняка появится, — сказал Лазир. — Мы решили устроить ему ловушку на подходящем участке трассы, где он не сможет удрать, — там нет старых проселочных дорог, которые он знает как свои пять пальцев. И мы нашли такой участок. — Он с двух концов отчеркнул на карте прямой отрезок шоссе.

Полицейский Макколлум вежливо пояснил:

— Видите ли, мистер, тут восемнадцать миль прямой дороги, и мы проверили ее всю: если съехать за обочину в любом месте, сразу угодишь в глубокую канаву, а дальше черная грязь и болота с аллигаторами.

— Мы устраиваем засаду с обоих концов, — продолжал Лазир, — тушим фары и прячемся. Радиосвязь у нас есть, так что стоит ему просвистеть мимо любого из наших постов, и мы его закупорим.

Он поднял на меня глаза, словно ожидая комментариев, и я сказал:

— Я в этих засадах ничего не понимаю, сержант, но похоже на то, что вы его прижмете.

— Поезжайте со мной, мистер, и вы получите свой материал.

— Объясните мне еще одну вещь, сержант. Вы сказали, что знаете, кто этот парень. Так почему бы вам не взять его дома?

Другой полицейский, Фрэнк Гейдерс, ответил:

— Потому что этот чокнутый мальчишка не был дома уже месяцев пять-шесть, с тех самых пор, как пустился в бега. Его зовут Джо Ли Каддард, он из Ласко-Сити. Его семья не знает, где он и эта девчонка Фаррис, с которой он удрал, да и не шибко интересуется, так что мы думаем, они отыскали где-нибудь в сосновых лесах заброшенную хижину и сидят там, а по ночам вылезают, чтоб поразвлечься и нас подурачить.

— Но его время вышло, — заявил Лазир. — Сегодня ночью его развлечениям конец.

— Но когда он попадался вам на трассе, — сказал я, — вы не могли его поймать?

Трое кряжистых, видавших виды мужчин обменялись печальными взглядами, и Макколлум вздохнул:

— У меня один раз сорвалось. Если использовать наши машины для перехвата, даже с форсированными двигателями они дают в час миль сто двадцать, не больше. Я засек его на равнине — наши дороги впереди сходились — и выжал педаль до упора, так что выскочил на развилку всего ярдах в пятидесяти за ним. Через две минуты он оторвался от меня на милю, через четыре — почти на две, а потом исчез. По моей прикидке, он делает где-то сто пятьдесят.

Я изобразил удивление:

— На чем же он, черт возьми, ездит?

Лазир выдвинул ящик стола, порылся в нем и достал потрепанный номер журнала для автомехаников-любителей. Он открыл его на странице, где были помещены фотографии самодельных автомобилей, присланные читателями. Чуднее этого я еще ничего не видел. Машина, которую показал мне Лазир, походила на простой каркас с огромным блестящим двигателем. Между задними колесами — они были гораздо больше передних — находилась каплевидная кабина, а сзади было хвостовое оперение — два крыла, которые закруглялись наружу и вверх, а потом обратно, так что их концы почти смыкались.

— Движок у нее от шестьдесят первого «Понтиака», — сказал Фрэнк Гейдерс. — Он его починил, отрегулировал и добавил специальную передачу, трубки для дополнительного наддува и черт знает что еще. Сам все собрал. Можете прочитать тут в письме: он назвал ее «Особой моделью Ка-Эм». Ка-Эм — это Кларисса Мэй, та девчонка Фаррис, с которой он удрал. Я видел эту штуку всего один раз, месяцев семь или восемь тому назад, когда он только закончил ее собирать. Журнал мы взяли у его отца. А сама машина попалась мне на бензозаправке в Ласко-Сити. Сразу захотелось взять штраф за превышение скорости, хоть она и стояла, — такой у нее был вид. В письме говорится «цвета земляники с искрой». Вы бы поглядели на это: кабина ярко-красная с золотыми искрами, а сверху, наверное, слоев двадцать лака, и все отполированные, так что краска кажется чуть не в шесть дюймов глубиной. Спереди здоровенные фары, и сзади тоже не маленькие, и эти блестящие трубки торчат. Он ее почти два года делал. Плюс обтекаемая форма с хвостовым оперением — ну прямо реактивный самолет.

Я снова посмотрел на фотографию. Рядом с автомобилем, руки в боки, стоял его автор — совсем мальчишка, вполне обычный, немного самодовольный.

— Вот что, — сказал я, — вам не повредит, если я схожу потолкую с его родными — просто так, для статьи?

— Валяйте, только ни слова о наших планах, — ответил Лазир. — И приходите сюда вечером, к половине девятого.

Выяснилось, что гордое имя Ласко-Сити носит деревушка с населением душ в пятьсот. В магазинчике на площади мне велели ехать по западной дороге: через полмили слева будет дом Каддарда, фамилия на почтовом ящике. Домишко оказался не бог весть какой — обветшалый, с курами на пыльном дворе и покосившейся оградой. Лео Каддард уже вернулся с работы. Я нашел его за домом — голый по пояс, он вынимал из дряхлого пикапа шлакобетонные блоки. Это был невысокий, худощавый человек, с виду изнуренный тяжелым трудом и постоянным недоеданием. Но когда он ворочал блоки, мускулы на его тощей спине упруго перекатывались. У него были светлые волосы, светлые глаза и узкий рот. Сначала он даже не взглянул на меня. Покуда я представлялся и излагал свое дело, он покряхтывал и продолжал работать.

Наконец он распрямился и отер лоб своей небольшой рукой. Когда его светлые глаза встретились с моими, я отчего-то вспомнил мрачную репутацию, которую снискали себе в Гражданской войне ополченцы из Флориды. Неутомимые, жестокие, беспощадные.

— Парень мне не помогал, мистер, но и не мешал тоже. Он только и знал, что возился со своей машиной. А я не поощрял этого дела, хотя и против ничего не имел. Он оборудовал себе вон тот сарай, а когда ему чего надо было, так он сам шел и зарабатывал на это. Обычно их тут целая компания ошивалась, ребята помогали, а девки смотрели. Знаете этих девок, которые в тесных джинсах. С приемниками на батарейках, чтоб можно было потанцевать, пока парни там свои железки долбят. Когда я тоже работал во дворе и слышал ихние разговоры, я вам честно скажу — разве что одно слово на дюжину понимал. Поначалу он хотел махнуть со своей игрушкой на какой-то большой конкурс, приз получить и всякое такое. Но однажды взял да и снялся, ничего не сказавши, как у них нынче в заводе.

— И до сих пор никакой весточки от него не получили?

Он ухмыльнулся:

— От него не получил, а вот про него — это сколько угодно.

— А братья, сестры у него есть?

— Есть одна сестра, старшая. Живет в Джорджии, в Уэйкроссе, замужем за электриком. Да я с мачехой, вот и вся родня.

Точно услыхав наш разговор, на маленькое заднее крыльцо вышла совсем молодая девушка. Ей не могло быть больше восемнадцати. Она была беременна — живот выпирал под хлопковым платьем. Голос у нее оказался резкий, пронзительный, как поросячий визг.

— Лео? Лео, птенчик, у меня открывашка сломалась, с банки соскакивает.

— Ничего, если я загляну в сарай? — спросил я.

— Пожалуйста, мистер.

В сарае было на удивление чисто. Джо Ли привязал к стропилам несколько ламп. На голубом стенде с гвоздями висели блестящие инструменты. Подойдя ближе, я заметил, что на них уже начали появляться пятнышки ржавчины. На верстаке лежали журналы, технические и автолюбительские. Я осмотрел импровизированный подъемник для двигателя, полочки с аккуратно расставленными банками краски и лака.

Фаррисы жили ближе к центру поселка. Когда я пришел, часть семьи ужинала. Я насчитал шестеро взрослых и около дюжины детей, от младенцев до высоких, худых парней. Мать Клариссы Мэй вышла на веранду поговорить со мной и объяснила, что ее муж отправился на грузовике в другой штат по делам кооператива и его не будет несколько дней. Миссис Фаррис была очень грузна, но тонкие черты ее лица наводили на мысль о давно утраченной красоте. Беседуя со мной, она обмахивалась газетой; кресло-качалка скрипело под ее тяжестью.

— Я вам прямо скажу, мы страшно переживали, когда Кларисса Мэй так с нами обошлась. Уж твердила я Лерою, твердила: зря она связалась с этим мальчишкой Каддардом, теперь добра не жди. Отец у него дрянной. Сколько раз его сажали за пьянку и посылали на дорожные работы, месяца на два-три, а девчонка Стаббинс, которую он в жены взял, так та и вовсе слабоумная. Но дети подрастают и начинают думать, что они сами себе голова, а к вам поворачиваются спиной, точно вы им враг. Вы уж напишите там как-нибудь половчее, чтоб понятно было: папа с мамой ждут ее не дождутся, и, может, она увидит это да вернется. Помните, что в Библии говорится насчет змеиного укуса[1]. Я Бога молю, чтоб у них ума хватило хотя бы доехать на этой дурацкой машине до Джорджии и пожениться. Ему девятнадцать, а ей семнадцать. Молодежь нынче совсем от рук отбилась. Помяните мое слово: если этот мальчишка Каддард так и будет куролесить, гонять по всему округу, как-нибудь ночью он и себя угробит, и дочку мою заодно.

— А в остальном с ней трудно было, миссис Фаррис?

— Нет, сэр, она аккуратная была, и послушная, и тихонькая, и отметки хорошие. Только из-за Джо Ли Каддарда в ней и проснулось упрямство это ослиное. Кабы не ее болезнь, я б разрешила Лерою выколотить из нее эту дурь. А так — вы к ребенку мягче относитесь, если не знаете, сколько ему еще с вами быть. Мы ее возили в больницу, в Майами, как доктор Матис велел. Иногда ее там оставляли, потом выпускали — она и в школе отставала, но после всегда нагоняла в два счета. Мы ее туда много раз возили. У нее кровь плохая, вот она и мучилась, бедняжка. Ей бы здесь быть, где о ней есть кому позаботиться, коли прихватит. Это в октябре было, мы пошли в церковный клуб в бинго поиграть, Лерой и я, а Кларисса Мэй уже дня три как в постели лежала, и этот паршивый мальчишка примчался на своей тарахтелке и забрал ее, дети не смогли ему помешать. Как подумаю о ней теперь… холодная, голодная…

К началу десятого мы уже заняли свои места. Я с сержантом Лазиром оказался на западном конце восемнадцатимильного участка шоссе номер 21. Патрульный автомобиль с потушенными фарами спрятали на узком, грязном ответвлении от основной дороги. Гейдерс и Макколлум таким же образом расположились на восточном конце выбранного участка. Мы густо намазались репеллентом и то и дело спрыскивали друг другу спины, так как москиты легко прокусывали наши тонкие рубашки.

Лазир повторил по радио свои инструкции, и мы приготовились ждать.

— В это время года на дорогах машин мало, — сказал Лазир. — Но какие-нибудь шальные туристы могут и помешать. Тут ничего не поделаешь — будем надеяться на везение.

— А разве можно перекрыть шоссе одним автомобилем?

— Если он проскочит внутрь с того конца, я быстро выеду и поставлю свою машину поперек, а если наоборот, Фрэнк сделает то же самое со своей. Поперек, с включенными фарами и мигалкой на крыше, но сами уйдем, потому что неизвестно, сможет он затормозить или нет. Но в какую бы сторону он ни ехал, свободная машина сразу пойдет за ним, чтобы он не успел развернуться, когда сообразит, что угодил в ловушку.

Лазир оказался гораздо более разговорчивым, чем я ожидал. Он служил в полиции уже двадцать лет и успел побывать в разных переделках. Теперь он явно скармливал мне свои истории в надежде, что я возьмусь писать о нем книгу. Время от времени мы выходили из машины, чтобы слегка размяться.

— Сержант, а вы уверены, что правильно выбрали место и время?

— Он выезжает в те ночи, когда луна яркая. По три-четыре раза в месяц. На главных дорогах его никто не видел, только на второстепенных — там, где есть прямые асфальтированные участки и можно как следует разогнаться. По маленьким городкам он проносится как ракета. Если судить по сообщениям, которые мы получаем, он гоняет на этой своей штуке всю ночь напролет и обычно проезжает здесь раза два-три, пока луна не сядет, либо в одну сторону, либо в другую. Нет, мы его поймаем. Из-за него над нами уже люди смеются.

Я сидел в машине, слушая рассказы Лазира о крови и ужасах. Кваканье болотных лягушек мешалось в моих ушах с писком насекомых, выбирающих место для укуса. Пару раз до меня донеслось низкое ворчание аллигатора.

Вдруг Лазир замолчал, и я почувствовал, как он напрягся. Затем он подался вперед и замер, прислушиваясь. Спустя несколько секунд и я различил вначале смешанное с ночными звуками болотной жизни, а потом перекрывшее их пение автомобильного двигателя.

— Стоит услышать его однажды, и уже не забудешь, — сказал Лазир, снял с приборной доски микрофон и вызвал Макколлума с Гейдерсом. — Сейчас он пройдет в вашу сторону с нашего конца, парни. Будьте готовы.

Он выключил рацию, и через мгновение «Особая модель КМ» пронеслась мимо нас. Это был вибрирующий вой, отозвавшийся эхом где-то внутри моей головы. Это был стремительный, мощный порыв ветра, который всколыхнул папоротник и вывернул наизнанку листья кустов. Это была черная тень в ночи, промчавшаяся мимо, а затем вой ее стал затихать вдали одновременно с поднятым ею ветром.

Лазир вывел патрульный автомобиль на дорогу; взвизгнули колеса на повороте, мы стали набирать скорость, и он крикнул мне:

— Этот болван не включает фары, когда луна полная!

Как и было запланировано, мы тоже ехали с выключенными фарами, чтобы Джо Ли не заметил ловушки, пока не будет слишком поздно. Я потуже затянул ремень безопасности и стал смотреть на дорогу, залитую светом луны. Лазир предупредил, что мы достигнем другого конца участка минут за десять или чуть меньше. Все вокруг было похоже на негатив — белый свет, черные деревья и кусты и никаких серых полутонов. Мы быстро набрали предельную скорость, и тяжелый «седан» стал казаться до странности легким. Он словно несся на цыпочках, колеблясь и пританцовывая, и шума двигателя не было слышно за ревом ветра. Я гадал, что случится, если Джо Ли остановит свою машину где-то там, в темноте, и пытался разглядеть впереди зловещий черный силуэт его «Особой модели».


Дата добавления: 2021-11-30; просмотров: 11; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!