Рисунки из американских альбомов 28 страница
Письмо Глебова важно для нас не только тем, что в нем сказано, а тем, что в нем мало сказано . Поражает чрезвычайная краткость пересказа Екатерины Аркадьевны. Разве она умолчала бы в письме своем к Елизавете Аркадьевне, если бы Глебов написал, что Лермонтов не хотел стреляться с Мартыновым и разрядил пистолет в сторону? (Эмилии Клингенберг он о нежелании Лермонтова стрелять сказал!) Не говорилось в глебовском письме и о том, что Лермонтов готов был просить прощения за шутки, не приводится его последняя фраза: «Рука моя не подымается…» Нет оценки поступку Мартынова. А разве можно сомневаться, что Столыпина передала бы сестре осуждение Глебова поступка Мартынова, если бы он его высказал. Словом, неправильно было бы сделать вывод, что дуэль протекала именно так, как изобразил ее Глебов в письме к Дмитрию Столыпину. Глебов не может пролить света на поведение Лермонтова и Мартынова на месте дуэли, и объясняется это его участием в деле: он обязан молчать. Поэтому-то письмо очевидца события и его непосредственного участника содержит в себе куда меньше правды, чем письма осведомленных современников, следивших за отношениями поэта с Mapтыновым и сопоставлявших факты с их официальной интерпретацией. В конечном счете письмо Глебова поддерживает официальную версию, созданную по приказу из Петербурга для оправдания убийцы и секундантов. И нет никаких оснований, как это делается в последнее время в некоторых статьях о гибели Лермонтова, реабилитировать Мартынова, печатая выдумку про стрелявшего из засады пьяного казака[990]. Письма 1841 года опровергают все эти легенды и приближают нас к раскрытию одного из величайших преступлений тогдашнего общества.
|
|
|
Первый биограф
Заглядывая в примечания к Лермонтову, мы обязательно встречаем ссылки на Хохрякова: «копии Хохрякова», «материалы Хохрякова»… А кто такой Хохряков? О нем почти ничего не известно даже специалистам-лермонтоведам. Между тем в изучении Лермонтова он сыграл немалую роль.
Но лучше расскажем обо всем по порядку.
1
В сентябре 1854 года в Пензенском дворянском институте появился новый учитель — Владимир Харлампиевич Хохряков. В послужном списке его значилось, что родом он из мещан Вятской губернии, окончил курс в Казанском университете со степенью кандидата и три года преподавал историю в Нижегородской гимназии. Он оказался образованным, передовым педагогом и скромным, сердечным человеком. С чувством глубокой признательности вспоминали потом воспитанники Дворянского института своих любимых наставников — отца В. И. Ленина, Илью Николаевича Ульянова, преподававшего математику, и Владимира Харлампиевича Хохрякова. Много лет спустя их ученик П. Ф. Филатов — отец выдающегося советского окулиста Героя Социалистического Труда академика В. П. Филатова писал: «Всматриваясь теперь в далекое прошлое институтской жизни, я задаю себе вопрос, почему многих из нас не исковеркало это заведение?.. Почему из нас вышли люди, а не нравственные уроды?» Филатов считал, что воспитанники Дворянского института были всецело обязаны этим влиянию учителей, которые вносили в их жизнь «честный взгляд», «высшие нравственные принципы» и знания. Филатов любил математику, «пока ее преподавал в институте Ульянов». Историю заставил его полюбить Хохряков. «Этот учитель, — вспоминает Филатов, — поразил меня своей методой преподавания, и предмет, ненавистный мне прежде, стал моим любимым». Он рассказывает, что Хохряков давал ученикам книги из собственной библиотеки и разбирал в классе ученические «трактаты из прочитанного» так, как будто это были серьезные научные труды. Филатову Хохряков поручил реферировать обширную монографию Костомарова о Богдане Хмельницком[991].
|
|
|
Переехав в Пензу, Хохряков сразу же заинтересовался историей и культурой края, где ему предстояло жить и работать. И прежде всего теми людьми, которые помнили Лермонтова. Со дня гибели поэта прошло уже больше десяти лет. Но никто не писал его биографии, никто не собирал для нее материалов.
|
|
|
В своем имении Апалиха, в трех верстах от Тархан, доживал век Павел Петрович Шан-Гирей, муж двоюродной тетки поэта, отец Акима Шан-Гирея. Хохряков побывал у него. Старик помнил Лермонтова ребенком, помнил офицером, когда поэт приезжал к бабке в Тарханы. Некоторые детские произведения Лермонтова, его ученические тетради, пансионский табель о его успехах, письма к тетеньке Марье Акимовне сохранялись в семье Шан-Гиреев. Другие рукописи Лермонтова привез из Петербурга и отдал на сохранение отцу Аким Шан-Гирей: записи лекций, читанных в юнкерской школе, ученическое сочинение «Панорама Москвы», автографы «Боярина Орши», драмы «Люди и страсти», «Тамань», писанную под диктовку Лермонтова рукой Шан-Гирея, альбом, который поэт возил в 1840 году с собой по Кавказу, с его рисунками и еще неизвестными стихами: «На севере диком» и «Любовь мертвеца»; в нем же — черновики «Последнего новоселья» и предисловия к «Герою нашего времени». Какой-то ребенок уже исчеркал карандашом многие страницы альбома.
|
|
|
Некоторые из этих рукописей Павел Петрович подарил Хохрякову, другие одолжил на время для изучения[992].
В то время в Пензе жил Раевский — человек гораздо более близкий Лермонтову, чем старик Шан-Гирей. Тот самый Святослав Раевский, который в 1837 году пострадал вместе с Лермонтовым по делу о «непозволительных стихах» на смерть Пушкина и по «высочайшему повелению» был сослан в Петрозаводск.
Судьба Лермонтова, можно считать, была уже предрешена в дни гибели Пушкина, когда появилось замечательное стихотворение «Смерть Поэта», напомнившее жандармам «воззвания к революции» — агитационные стихи декабристов. В те же дни решилась навсегда и участь Раевского. Только с ним самодержавие расправилось по-другому. Образованный человек, прослушавший курс двух факультетов Московского университета, талантливый литератор и юрист, занимавший хорошее положение в одном из столичных департаментов, Раевский после ссылки уже не вернулся в столицу и прожил жизнь, можно сказать, не у дел. Служил недолго в губернской канцелярии в Ставрополе, потом поступил секретарем к хану Букеевской орды Джангру, кочевал с ним около трех лет в Астраханских степях, с 1844 года поселился в своем маленьком саратовском имении Раевское. Через несколько лет переехал в Пензу и снова вступил в службу — в канцелярию Пензенского депутатского собрания, а с 1858 года стал посредником межевания земель в Пензенском, Городищенском и Мокшанском уездах. При селе Бекетовке Пензенского уезда у него было небольшое имение. Но жил он больше в самой Пензе, на Троицкой улице, в доме Кирьянова[993].
Познакомившись с Шан-Гиреем и Раевским, Хохряков завел специальную тетрадку, которую озаглавил «Материалы для биографии М. Ю. Лермонтова». «Мне посчастливилось, — написал он на первой странице, — видеть довольно много рукописей Лермонтова и говорить о Лермонтове с людьми, знавшими его. Расскажу о том, что видел, что слышал: может быть, и пригодится. — В. X. 1837 г.»[994].
В эту тетрадку Хохряков стал заносить факты, относящиеся к биографии Лермонтова и к истории создания его произведений. Так, например, узнал от Шан-Гирея, что Лермонтов был перевезен из Москвы в Тарханы шести месяцев от роду — и записал. Упомянул, что у Шан-Гирея видел детские рисунки поэта. Отметил в тетради, что у Шан-Гирея было «еще несколько картин, нарисованных масляными красками», и портрет, на котором Лермонтов изображен ребенком. Что в Тарханах у няни сохранился другой портрет Лермонтова и «вид Тифлиса».
У Раевского оказались письма к Лермонтову А. М. Верещагиной и А. А. Лопухина — Хохряков сделал из них выписки. Переписал ученическое сочинение Лермонтова о Бородинском сражении («Le champ de Borodino»). Teперь, когда этих оригиналов не существует, мы можем пользоваться только выписками, сохранившимися в хохряковских тетрадях.
Хохряков пользовался каждым случаем, чтобы собрать новые сведения о великом поэте или описать еще неизвестную его рукопись.
Черновик письма Лермонтова к Михаилу Павловичу, брату Николая I, Хохряков раздобыл у некоего Ивана Симоновича Самсонова, жившего в Саратове, «в доме малолетних Устиновых»[995]. Как попал этот документ к Самсонову и кто такой вообще этот Иван Симонович Самсонов — ничего не известно. Но адрес, записанный в хохряковской тетради, поясняет, что письмо это шло от двоюродного деда поэта Афанасия Алексеевича Столыпина, до половины 40-х годов жившего в Саратове и в саратовском своем поместье Лесная Нееловка. «Малолетние» Павел и Мария Устиновы были племянниками жены Столыпина, урожденной Устиновой[996]. Очевидно, Самсонов — сын уездного учителя[997] — был воспитателем этих малолетних племянников.
Первая страница тетради В. X. Хохрякова «Материалы для биографии М. Ю. Лермонтова». Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Ленинград.
В руках Хохрякова побывали копии с тетрадей Лермонтова, в ту пору еще никому не известных. А стихотворения «Крест на скале», «В рядах стояли безмолвной толпой…», эпиграфы и запрещенные цензурой строки из «Измаил-бея», строки из поэмы «Каллы», отсутствующие в авторизованном списке, и по сей день известны нам только в копиях Хохрякова.
2
В 1870 году в одном из номеров «Московских ведомостей» появился циркуляр министерства внутренних дел. В нем говорилось:
«Министр народного просвещения сообщил, что инспектор Уфимской гимназии Хохряков желает передать императорской Публичной Библиотеке имеющиеся у него рукописи известного нашего поэта Лермонтова, часть которых принадлежит ему лично, другие же получены им от Павла Петровича Шан-Гирея и теперь, за смертью последнего, должны считаться собственностью наследников покойного, сыновей его Акима и Алексея Павловичей Шан-Гиреев».
Министр обращался с просьбой содействовать «к указанию места жительства помянутых братьев Шан-Гиреев или, по крайней мере, одного из них»[998].
Называя Хохрякова инспектором Уфимской гимназии, министр не ошибался: в 1868 году Хохряков действительно был перемещен из Пензенской гимназии, где служил около десяти лет, в Уфу на должность инспектора. Впрочем, в 1870 году он снова вернулся в Пензу, на новую должность — инспектора народных училищ — и прожил в этом, уже родном ему городе, до самой смерти.
Братья Шан-Гирей откликнулись. Они не возражали против передачи рукописей в Публичную библиотеку. И вот скромный пензенский педагог безвозмездно принес в дар родной стране труд многих лет — собранные им произведения великого русского поэта, в большинстве своем еще никому не известные. Надо сказать, что рукописи, пожертвованные Хохряковым, и сейчас составляют значительную часть лермонтовского фонда Ленинградской Публичной библиотеки.
«Получив копию с рапорта Акима Павловича Шан-Гирея и письмо Алексея Павловича Шан-Гирея, — писал Хохряков в препроводительной записке, — имею честь послать в императорскую Публичную Библиотеку следующие автографы и копии сочинений Лермонтова.
A. Автографы, полученные мною от Павла Петровича Шан-Гирея: 1. Черкесы. 2. Альбом в голубом бархатном переплете 1826 г. 3. Общая тетрадь 1829 г. 4. Шесть переплетенных тетрадей лекций (юнкерской школы). 5. Menschen und Leidenschaften.
6. Боярин Орша и 7. Альбом в коленкоровом переплете.
Б. Не автограф, — получен от Павла Петровича Шан-Гирея. 1. Тамань (писан под диктовку Лермонтова).
B. Автографы, принадлежавшие мне.
1. Три письма Лермонтова к тетке. 2. Пансионский табель.
3. Прошение его императорскому высочеству. 4. Панорама Москвы (подписано Лермонтовым) и 5. Письмо Елизаветы Алексеевны к Лермонтову.
Г. Копии с автографов.
1. Измаил-бей. 2. Герой нашего века. 3. Звезда. 4. Не думай, чтоб я был достоин сожаления. 5. Поле Бородина. 6. Le champ de Borodino. 7. Моя душа, я помню, с детских лет. 8. Песнь ангела. 9. Прелестнице. 10. Отворите мне темницу. 11. Два великана. 12. Вы не знавали князь Петра. 13. Отрывок из Боярина Орши. 14. Сосна. 15. Выписки из писем В. и Л. к Лермонтову.
16. Е. Нарышкиной. 17. Княжне А. Щербатовой. 18. Его превосходительству Башилову. 19. Сушковой и 20. Умеешь ты сердца тревожить.
Д. Копии не с автографов.
1. Кавказский пленник. 2. Корсар (в одной тетрадке с Кавказским пленником). 3. Литвинка. 4. Аул Бастунджи (в одной тетради с Измаил-беем). 5. В рядах стояли безмолвной толпой.
6. Арфа. 7. Каллы. 8. Челнок. 9. Посвящение. 10. Что толку жить!.. Без приключений. 11. Баллада (Куда так проворно, жидовка младая). 12. Он был рожден для счастья, для надежд.
13. Гусар. 14. Тростник».
«Покорнейше прошу, — писал в заключение Хохряков, — „Материалы для биографии Лермонтова“ передать в редакцию „Русской старины“ (г. Семевский желал напечатать их в издаваемом им журнале), копии „Героя нашего века“, „Измаилбея“ и „Аула Бастунджи“, когда будут ненадобны, возвратить мне, о получении автографов и копий сочинений Лермонтова почтить меня уведомлением»[999].
Директор библиотеки А. Ф. Бычков о получении рукописей уведомлением его «почтил», но надежда Хохрякова, что Семевский напечатает «Материалы для биографии Лермонтова», не осуществилась. Не повезло Хохрякову с его «Материалами»! Еще в 1857–1859 годах он выслал свои заветные тетради в Петербург некоему Шишкину «для помещения в каком-нибудь журнале». Шишкин передал их в редакцию «Отечественных записок». Редактор журнала С. С. Дудышкин подготовлял в то время двухтомное издание сочинений Лермонтова. В лермонтовских рукописях он разбирался слабо, биографическими сведениями не располагал и очень рад был случаю «просмотреть доставленную в редакцию тетрадь „Материалы для биографии Лермонтова“»[1000].
Просмотр этот кончился тем, что Дудышкин привел «дословно целые страницы из тетради Хохрякова», не указав источника[1001].
Но бескорыстный и деликатный Хохряков после этого еще проверял вводный очерк Дудышкина. И если тот не успел «исправить неточности», то потому только, что, как предполагал Хохряков, «получил от меня исправленные сведения по отпечатании»[1002].
Многим был обязан Хохрякову редактор этого первого систематического издания Лермонтова. Хохряков сообщил Дудышкину никому еще не известные тексты «Литвинки», «Аула Бастунджи», «Каллы», «Menschen und Leidenschaften», стихотворений «Моя душа, я помню, с детских лет…» и «Поле Бородина» задолго то того, как передал копии этих произведений в Публичную библиотеку[1003].
Не повезло Хохрякову и с тем экземпляром «Материалов», который он выслал для Семевского. Ими пользовался редактор Лермонтова П. А. Ефремов, но опубликованы они не были[1004].
В 1881 году в лермонтовских местах побывал биограф Лермонтова П. А. Висковатов. Ни Павла Петровича Шан-Гирея, ни С. А. Раевского в то время в живых уже не было. По совету управляющего Тарханами П. Н. Журавлева Висковатов побывал в Пензе и «получил от г. Хохрякова рукописные материалы для биографии М. Ю. Лермонтова». «Частью ими, — замечает Висковатов, — пользовался Дудышкин…»[1005] Частью, очевидно, не пользовался еще никто.
За десять лет, протекших с того времени, когда Хохряков передал лермонтовские рукописи в Публичную библиотеку, ему удалось отыскать в Пензенском крае новые ценные материалы. Заинтересованный только в одном — чтобы они как можно скорее стали общественным достоянием — и питая глубокое уважение к столичным редакторам, он передал эти материалы Висковатову. «Кое-что получил и я от него, — замечает Висковатов в одной из сносок к своей книге, — и не премину передать что имею тоже в императорскую Публичную библиотеку»[1006].
В отличие от Дудышкина, Висковатов неоднократно ссылается на Хохрякова и на его «Материалы», но обещания своего передать полученные от него рукописи в Публичную библиотеку он не выполнил. По крайней мере, копию лермонтовской поэмы «Исповедь», которую Хохрякову подарил незадолго до смерти Раевский, Висковатов в Публичную библиотеку не пожертвовал: в 1930-х годах она случайно обнаружилась в Москве в архиве семьи Якушкиных. Одно из писем Лермонтова к Е. А. Арсеньевой, принадлежавшее Хохрякову, попало после Висковатова в руки А. Ф. Кони, а от него в Пушкинский дом. Не передал Висковатов в Публичную библиотеку и другого письма поэта к бабушке: оно попало туда уже после его смерти[1007]. Не попали в Публичную библиотеку и хохряковские «Материалы», которые были у Висковатова. Четыре тетради, из которых три имеют характер черновых, а четвертая — чистовая — хранит пометы Висковатова, каким-то образом попали в руки историка литературы И. Н. Кубасова. В 1931 году Кубасов передал их в библиотеку Пушкинского дома, а из библиотеки они поступили в Рукописное отделение Пушкинского дома и сравнительно недавно стали доступны для изучения.
В одном из примечаний к своей книге Висковатов говорит, что «Г. Хохряков собрался было писать биографию Лермонтова», в другом — называет его «Материалы» «опытом биографии Лермонтова»[1008]. Однако известные нам тетради Хохрякова, заключающие описания рукописей, копии текстов, даты, отдельные биографические факты, наконец, соображения самого Хохрякова, никак не напоминают собою «опыта биографии»: в них не видно ни системы, ни последовательности, хотя бы хронологической. Если же внимательно читать висковатовскую биографию Лермонтова, становится ясным, что Висковатов располагал более полными материалами Хохрякова, чем те, которые поступили в Пушкинский дом. Из этого можно заключить, что часть хохряковских материалов и до сих пор остается нам неизвестной.
3
Но не один Хохряков интересовался в Пензе рукописями Лермонтова. Старательно коллекционировал их техник Губернской земельной управы Иван Алексеевич Панафутин. Через своего отца, служившего землемером у Павла Петровича Шан-Гирея, он получил в собственность автограф поэмы «Сашка», и, очевидно, от Шан-Гирея же достались ему еще две драгоценные рукописи — автограф «Измаил-бея» и черновой «Героя нашего времени», носивший заглавие: «Один из героев начала века». Эти рукописи Панафутин разрешил скопировать Хохрякову. Потому-то они и вошли в число копий, переданных в Публичную библиотеку[1009].
В тетради, которую Хохряков начал заполнять в 1857 году, имеется запись: «В школе (юнкерской) Лермонтовым были написаны: 1) Литвинка, 2) Измаил-бей и, вероятно, 3) Аул Бастунджи, 4) Каллы и стихотворения: 1. Тростник. 2. Челнок (По произволу дивной власти). 3. Посвящение (к Измаилбею). 4. Что толку жить!.. Без приключений. 5. Баллада. 6. Он был рожден для счастья, для надежд и 7. Гусар (Гусар, ты весел и беспечен)».
В примечании указано: «Говорю только о тех произведениях, которых автографы или копии были у меня»[1010].
Далее, в той же тетради: «К тридцатым годам относятся стихотворения, собранные в одну тетрадь. Стихотворений 118. Они переписаны не Лермонтовым (кроме последних 12), а им поправлены. Большая часть стихотворений без годов, записаны не в хронологическом порядке, некоторые напечатаны…»[1011]
Вслед за этим Хохряков приводит перечень стихотворений, составляющих тетрадь, известную ныне под названием «двадцатой».
Но интересно, что о существовании этих перечисленных Хохряковым произведений Лермонтова, включая «Литвинку» и «Аул Бастунджи», стало известно гораздо позднее — только в 1875 году, когда в Саратове была найдена тетрадь с неизвестными лермонтовскими стихами. Некий Родюков, служащий саратовского полицейского управления, доставил тогда в редакцию газеты «Саратовский справочный листок» находку — толстую тетрадь, сшитую из трех тетрадей, в которой заключалось 131 произведение Лермонтова, из них 84 в ту пору еще не появлялись в печати. Родюков случайно нашел эту тетрадь в архиве одного из местных учреждений, в бумагах, оставшихся после умершего чиновника Корнилевского, известного саратовского библиофила. Корнилевский был хорошо знаком с М. А. Щербатовой — дочерью Афанасия Столыпина и, очевидно, от нее и получил рукописи Лермонтова, в том числе тетрадку, которая одно время находилась в доме малолетних Устиновых[1012].
Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 61; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!