С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 30 страница
Толстой познакомился с произведениями Гейне «настоящим образом» довольно поздно, в 1892 г., и очень увлёкся ими. П.А. Сергеенко вспоминал: «В самой горячей беседе он <Толстой. — А. К.> иногда останавливался и, поднявши голову, мастерски прочитывал по-немецки какое-нибудь стихотворение Гейне, относящееся к беседе. Особенно нравится ему стихотворение „Lass die frommen Hypotesen...“ <”Брось свои иносказанья”>» (ТВС. 2. С. 143).
У Толстого с Гейне много точек соприкосновения. В первую очередь, это лишённый какого бы то пи было лицемерия и ложного пафоса патриотизм, политическая
и эстетическая революционность. Как и Толстой, Гейне требовал от литературы ясности мысли, искренности чувства, правдивости, естественности формы, ему были чужды «формалистские выкрутасы». Поэт не раз говорил, что красивые рифмы нередко являются красивыми костылями для хромых мыслей. Сходно их критическое отношение к литературным, философским и прочего рода авторитетам, представителям власти, попустительствующим циничному разгулу беззакония. Ведь именно по этой причине Толстой обратился к публицистике, а Гейне кончился как «поэт-песенник», обратив свою лиру к пафосу сарказма и мятежной иронии. В письме Варнгагену фон Энзе 3 января 1846 г. он сказал о себе: «Тысячелетнее царство романтизма кончилось, и я был его последним сказочным царём, сложившим с себя корону».
Но ещё больше в мировоззрении Гейне и Толстого было разногласий. Вряд ли бы Толстой когда-нибудь согласился с жестоким материализмом Гейне, насмешками над религиозной догматикой, иронией над самыми высокими идеалами. Толстой сам затруднялся объяснить свою симпатию к Гейне: «Странное дело, какое отношение бывает к писателям. Виктор Гюго и Гейне – несмотря па их приподнятость, они мне близки, а Гёте мне чужд» (запись В.Г. Черткова 5 сентября 1909 г.). Гейне-поэту, человеку колоссальной творческой
|
|
|
139
эрудиции и незаурядного критического ума, Толстой отдавал должное. 14 февраля 1898 г. В.Ф. Лазурский записал в дневнике, что Толстой «недавно перечитывал Гейне и восторгался им», «У Гейне удивительное остроумие, необыкновенная ясность ума, когда он характеризует разные философские направления, "как не охарактеризует ни одна история философии", чрезвычайно умные изречения» (ТВС. 2).
А.А. Козин
ГЕРАСИМОВ Осип Петрович (1866?-1920) – хороший знакомый Толстого. В 1888 г. кандидатом окончил Московский университет, пробовал себя на литературном поприще; в конце 1880-х гг. заведовал книжным складом изданий сочинений Толстого, который помещался во флигеле московского дома Толстых в Хамовниках. Герасимов часто виделся с Толстым, иногда «говорили по душам». Потом он был учителем, с 1901 г. – директор дворянского пансиона. Сотрудничал в журнале «Вопросы философии и психологии»; в 1914 и 1917 гг. был товарищем министра народного просвещения.
|
|
|
14 апреля 1889 г. в письме к Л.Е. Оболенскому Толстой рекомендовал для напечатания в новом журнале «Вопросы философии и психологии» статью Герасимова «Очерк внутренней жизни Лермонтова по его произведениям. Психологический этюд»: «...мой хороший знакомый Герасимов, кандидат прошлого года, написал статью о Лермонтове, весьма замечательную. Он показывает в Лермонтове самые высокие нравственные требования, лежащие под скрывающим их напущенным байронизмом. Статья очень хорошая. Он читал её в психологическом обществе. Я предложил ему напечатать её у вас. Он согласен. Как человек женатый и живущий своим трудом, гонорар ему не лишний…» (64; 246).
В библиотеке Толстого в Ясной Поляне сохранился номер журнала с этой статьёй (1890 № 3. С. 1-44); на полях – отчёркивания, сделанные при чтении и, скорее всего, принадлежащие Толстому. Это особенно интересно, так как в самих изданиях Лермонтова Толстой помет не оставил.
Взяв эпиграфом для статьи фразу П. Висковатова: «Почти всё писанное Лермонтовым имеет автобиографическое значение», -- и широко используя лермонтовские тексты, Герасимов прослеживал этапы развития «внутреннего состояния», когда «опыт хладный» всё более перевешивал «веру тёплую», нравственные стремления обращались в пустые мечты и пришло мучительное «тайное сознание», что «кончит жизнь ничтожным человеком», бесцельная и бесплодная жизнь превращалась в одно лишь «горькое томленье».
|
|
|
Среди отмеченных Толстым – отрывок на с. 38 из романа «Герой нашего времени». Внимание писателя привлекли и строки стихотворения Лермонтова «И скучно и грустно...» с комментарием Герасимова: «здесь, в кратких, сжатых, но сильных словах, им высказаны те основные убеждения и чувства, которые вынес он из своей горькой жизни. Он вынес прежде всего чувство глубокого, безысходного одиночества <...>, которое заставляло его говорить:
И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...
<...> Таким образом, не видя в жизни смысла ни в её прошлом, ни в её будущем, ни в её настоящем, он должен был сказать:
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,
Такая пустая и глупая шутка».
На полях с. 41 пометки Толстого – рядом с цитатой из «Героя нашего времени». Это известное рассуждение Печорина: «…я чувствую в душе моей силы необъятные. Но я не угадал этого назначения, а увлёкся приманками страстей, пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел твёрд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений – лучший цвет жизни». «В этих вскользь брошенных словах, — полагал Герасимов, — следы начала нового видоизменения его взглядов, видоизменения характерного и важного», поэт не только признаёт существование нравственных стремлений, но и «считает их “лучшим цветом жизни”».
|
|
|
Заключительное суждение автора статьи о том, какова могла бы быть жизнь Лермонтова, «двадцатишестилетнего титана», также соответствует высокой – не частой у Толстого – оценке этой статьи о «самых высоких нравственных требованиях» поэта: «Несомненно только одно <...> если бы он вступил в новый фазис своего развития, он всё-таки сохранил бы то глубоко коренившееся в его натуре нравственное чувство, которое вначале не дало ему возможности примириться спокойно с господствующим злом, а потом – когда он пришёл к убеждению, что в жизни “добродетель лишь название” и подавил вследствие этого дорогие для него стремления, как пустые мечтания, — не дало ему возможности потонуть в наслаждениях, а привело его к убеждению, что такая жизнь есть не что иное, как “пустая и глупая шутка”» (с. 44).
140
ГЕРЦЕН Александр Иванович (1812—1870) – писатель, философ, общественный деятель; автор романов, повестей, философских трактатов. Окончил Московский университет, где возглавлял революционный кружок. В 1834 г. был арестован, шесть лет провёл в ссылке. С 1847 г. жилище России, находясь в вынужденной эмиграции. В 1853 г. в Лондоне основал Вольную русскую типографию, издавал революционную газету «Колокол» и альманах «Полярная звезда». Наследие Герцена на его родине оставалось под запретом, но через многих людей он был тесно связан с Россией.
Ещё до встречи в 1861 г. Толстому и Герцену было известно друг о друге: во второй книжке «Полярной звезды» (1856) Герцен отмечал «пластическую искренность» повести Толстого «Детство», а в переписке этих лет неоднократно писал о Толстом как о новом «очень талантливом авторе». В 1857 г. он напечатал в третьей книжке «Полярной звезды» сатирическую песенку времён Крымской кампании «Как четвёртого числа...», автором которой был Толстой. Севастопольские рассказы Толстого в 1858 г. Герцен рекомендовал для перевода на немецкий язык М. Мейзенбуг.
Знакомство Толстого с Герценом-писателем, с запретными лондонскими изданиями по-настоящему произошло после его возвращения из Севастополя. 4 ноября 1856 г Толстой в дневнике отметил интересное содержание прочитанной им второй книжки «Полярной звезды» включавшей в себя отрывки из «Былого и дум» Герцена. Во время первого заграничного путешествия в 1857 г. Толстой собирался побывать в Англии и повидаться с Герценом. Отвечая на письмо Тургенева, Герцен 2 марта 1857 г. писал, что будет «очень рад познакомиться с Толстым» как искренний почитатель его таланта. Тургенев, в свою очередь, уверял, что Толстой тоже будет рад, так как «заранее любит Герцена и его сочинения», но в то же время предупреждал, что полного единства во взглядах ждать не следует, ибо Толстой не вполне разделяет политические убеждения Герцена. Свидание Толстого с Герценом тогда не состоялось.
После возвращения из заграничной поездки в дневниках, письмах Толстою всё чаще встречаются критические высказывания в адрес существующих порядков в России. В условиях подготовки Крестьянской реформы Толстой ищет публичного участия в этом процессе, уповая, как и Герцен (но совсем по иным мотивам!), на сохранение крестьянской общины.
К тому моменту, когда Толстой второй раз выехал в Европу (1860 г.), возможная встреча его с Герценом имела под собой уже более основательную почву, и им было что обсудить. 2 марта 1861 г. Толстой прибыл в Лондон, где собирался провести неделю. В его планы входило и свидание с Герценом.
Впервые Толстой посетил Герцена в его доме в Лондоне 4 марта 1861 г. Лишь поздние воспоминания, зафиксированные современниками, позволяют судитьо его первых впечатлениях от встречи с Герценом. Он говорил о Герцене как о «живом, отзывчивом, умном, интересном» собеседнике, сочетавшем в себе «глубину и блеск мыслей» (Сергеенко П. Толстой и его современники. М., 1911. С. 13). В беседе с П.И. Бирюковым 15 апреля 1904 г. Толстой вспоминал, что в бытность в Лондоне он виделся с Герценом «почти каждый день и были разговоры всякие и интересные».
7 марта 1861 г. Герцен писал Тургеневу: «Толстой — короткий знакомый; мы уже и спорили, он упорен и говорит чушь, но простодушный и хороший человек <...>. Что же дальше? Только зачем он не думает, а всё как под Севастополем, берёт храбростью, натиском». И позднее, 12 марта ему же: «Гр. Толстой сильно завирается подчас – у него ещё мозговарение не сделалось – после того как он покушал впечатлений» (Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954-1966. Т. 27. Кн. 1. С. 139, 140).
С 4 по 16 марта 1861 г., встречаясь почти ежедневно, Толстой и Герцен говорили о России и Западе, об освобождении крестьян и о путях этого процесса. О содержании бесед можно судить по письмам Толстого Герцену. Ответные письма Герцена не сохранились. В письмах Толстого – продолжающийся, уже эпистолярный, разговор, спор, с намёками и ассоциациями, понятными только обоим собеседникам.
Вернувшись в Россию, на протяжении почти 20 лет публично Толстой практически никак не проявлял себя по отношению к Герцену. Более того, внешне могло показаться, что Герцен становится ему чуждым и далёким с его социальной пропагандой на страницах изданий Вольной русской типографии. А.А. Толстой 7 августа 1862
141
г. он писал: «К Герцену я не поеду. Герцен сам по себе, я сам по себе». Это было время занятий Толстого практическими делами в Ясной Поляне, школой, писанием больших романов.
Однако наметившийся в 1861 г. диалог между писателями, точки сближения и отталкивания между ними, несомненно сказались в художественном творчестве Толстого и в его социально-нравственных исканиях. Мучительные поиски путей решения злободневных проблем российской жизни, дружеские связи с почитателями «лондонского изгнанника» — Н.Н. Страховым, Н.Н. Ге, В.Г. Чертковым, В.В. Стасовым – способствовали возрождению интереса Толстого к наследию Герцена, к его идеям. Последние 30 лет жизни Толстого отмечены повышенным вниманием к сочинениям Герцена. Многочисленные упоминания о Герцене встречаются на страницах его дневников, в письмах, частных беседах.
«Напомнил» Толстому о Герцене Н.Н. Страхов: в 1873 г. появились его статьи о Герцене, которые в 1882 г. вошли в т. I его книги «Борьба с Западом в нашей литературе». Опираясь на выдержки из сочинений Герцена, Страхов характеризовал его как последовательного критика пороков западной цивилизации, сторонника мирных безреволюционных преобразований, искренне верящего в Россию. Получив книгу, Толстой писал 14 марта 1882 г. автору, восхищаясь его статьями, впервые отзываясь о Герцене как большом художнике, отмечая близость его воззрений собственным, основанным на критике официального церковного православия, вере в ненасильственные методы преобразования общества. С этих позиций Толстой в 1880-е гг. перечитывал герценовскую книгу «С того берега». Итогом станет письмо-исповедь Черткову 9 февраля 1888 г., где Толстой впервые высказал мысль о пагубности для России запрета сочинении Герцена, который последовательно отстаивал преимущества мирных преобразовании по сравнению с кровавыми- «Читаю Герцена и очень восхищаюсь и соболезную тому, что его сочинения запрещены: во-первых, это писатель, как писатель художественный если не выше, то уж наверно равный нашим первым писателям, а во-вторых, если бы он вошёл в духовную плоть и кровь молодых поколений с 50-х годов, то у нас было бы революционных нигилистов <…> не было бы динамита, и убийств, и виселиц, и всех расходов, усилий тайной полиции, и всего того ужаса правительства и консерваторов, и всего того зла. Очень поучительно читать его теперь. И хороший искренний человек» (86: 121-122). Это письмо – первое обстоятельное суждение Толстого о Герцене как писателе, как значительном явлении русской общественной мысли, политическом деятеле. Высказанные Толстым мысли станут основой его отношения к Герцену, которое он сохранит до конца жизни. О том же 13 февраля 1888 г. Толстой писал художнику Ге, ещё раз подчёркивая, что запрещением сочинений Герцена «из организма русского общества вынут насильственно очень важный орган».
В условиях народовольческого террора 1880-х гг. и не менее кровавого противодействия правительственных сил Толстой всё чаще обращался к высказываниям Герцена против террора и насилия, против опрометчивых революционных действий. Уже в конце 1880-х гг. он планировал издать сочинения Герцена в «Посреднике», в 1890-1900 гг. часто цитировал его в письмах, дневнике, публицистике и даже в художественных произведениях (роман «Воскресение»).
Во многом интерес Толстого к Герцену стимулировал Стасов, который знал Герцена лично и высоко ценил его. В 1896 г. он подарил Толстому портреты Герцена, искренне убеждённый в близости взглядов двух писателей, в равной силе их таланта и обличительного пафоса. По совету Стасова Толстой в 1905 г. снова перечитывал «С того берега», о чём записал в дневнике 12 октября с восхищённым отзывом о Герцене-писателе: «Наша интеллигенция так опустилась, что уже не в силах понять его. Он уже ожидает своих читателей впереди».
Тогда же Чертков привёз Толстому из Англии 10-томное собрание сочинений Герцена, изданное в Женеве в 1875-1879 гг. В дальнейшем Толстой будет читать именно это издание и делать многочисленные пометки. Хроника этого чтения отмечена в «Яснополянских записках» Маковицкого. Толстой читал «Долг прежде всего», «Доктор, умирающие и мёртвые» «Былое и думы», статьи из «Колокола», «Концы и начало» и др. Многие выдержки из этих и др. произведений Герцена Толстой поместил в сборники «Круг чтения», «На каждый день», «Путь жизни». В 1900-е гг. он вынашивал замысел написать о «нашем дорогом Герцене». К концу жизни Толстого большинство разногласий между ним и Герценом отошли на второй план. «Перед Герценом я всегда преклонялся», -- скажет он 27 ноября 1908 г. Герцен представлялся Толстому во многих вопросах его единомышленником, идущим по одной с ним дороге, к одной благородной цели.
142
Лит.: Апостолов Н.Н. Л.Н. Толстой и А.И. Герцен // Лев Толстой и его спутники. - М., 1928; Гусев Н.Н. Герцен и Толстой // ЛН. Т. 41 -42. - М., 1941; Розанова С. Толстой и Герцен. - М., 1972.
Е.Г. Нарекая
ГЕЦ Файвель Меер Бенцелович (1853-1921) – публицист, педагог, преподаватель еврейской истории в Виленском еврейском учительском институте. Получил религиозное образование, слушал лекции в Юрьевском и Петербургском университетах. В 1891 г. был назначен учёным евреем при Виленском учебном округе, в 1894 г. – причислен к Министерству народного образования. Автор трудов об иудаизме, еврейской философии и этике. Корреспондент периодических изданий «Восход», «Рассвет», «Русский еврей», «Еврейское обозрение». Корреспондент и адресат Толстого.
На протяжении почти 20 лет общения Толстой и Гец обсуждали волновавшие их религиозные, нравственные, социальные проблемы. Письменный диалог носил доброжелательно-уважительный, но по ряду религиозных и этических вопросов полемический характер. В фокусе внимания неизменно оказывалась и тема неравенства условий жизни русского и еврейского населения России. Свою позицию по еврейскому вопросу Толстой изложил в одном из писем Гецу: «Христианское учение устанавливает равенство и братство всех людей, и потому предположение о том, что какие-нибудь люди могут быть обижены в самых важных людских свойствах, в сознании нравственного идеала, есть нехристианское понятие. И потому чем выше понимаешь нравственное учение других людей или народов, тем это радостнее для
христианина» (65: 191).
Гец приехал в Ясную Поляну в начале мая 1890 г. Но встреча с Толстым не состоялась: он заболел и потому задержался в гостях у брата (С.Н. Толстого) в Пирогове до середины мая. Гец уехал, оставив Толстому свои книги «О характере и значении еврейской этики», «Религиозный вопрос у русских евреев», «Что такое еврейство?». Книги переслали в Пирогово, где их прочитал Толстой. Главная цель визита Геца в Ясную Поляну, очевидно, состояла в том, чтобы просить Толстого поднять голос против ущемления прав живущих в России евреев. 20 мая Гец отправил Толстому письмо с просьбой выступить в защиту угнетаемого и преследуемого еврейского населения.
25-26 мая Толстой отвечал Гецу: «Очень, очень жалею, что моя болезнь сделала вам столько хлопот и лишила меня случая познакомиться с вами»; он обращал внимание Геца на то, что тот приписывает его слову «значение, которого оно не имеет и сотой доли». И потому, объяснял Толстой, он не считает правильным делать шаги, никуда не ведущие.
За два месяца до письменного разговора с Гецем, в марте 1890 г., Толстой решил поддержать коллективный протест против введения новых, ещё более жестоких, чем прежние, правил жизни евреев. Подготовку коллективного протеста, как это видно из письма к нему В.С. Соловьёва и Э.М. Диллона (английский журналист, долгое время живший в России, корреспондент газеты «Daily Теlеgraph»), готов был взять на себя Соловьёв. В ответном письме Толстой благодарил за предоставление ему «случая участвовать в добром деле» и отметил: «Я <...> вперёд знаю, что если вы, Владимир Сергеевич, выразите то, что вы думаете об этом предмете, то вы выразите и мои мысли и чувства, потому что основа нашего отвращения от мер угнетения еврейской национальности одна и та же – сознание братской связи со всеми народами и тем более с евреями, среди которых родился Христос и которые так много страдали и страдают от языческого невежества так называемых христиан» (65: 45).
Главное же в письме Гецу от 25-26 мая – мысли Толстого о еврейском вопросе: «Думаю я об еврейском вопросе то, - писал он, -- в чём ещё больше подтвердило меня чтение ваших статей об еврейской этике, что нравственное учение евреев и практика их жизни стоит без сравнения выше нравственного учения и практики жизни нашего quasі-христианского общества, признающего из христианского учения только выдуманные богословами теории покаяния и искупления, освобождающие их от всяких нравственных обязанностей, и что поэтому еврейство, держащееся нравственных основ, которые оно исповедует, во всём, что составляет цели стремлений нашего общества, берёт верх над quasi-xристианскими людьми, не имеющими никаких нравственных основ, и что от этого происходят зависть, ненависть и гонения» (65: 98).
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 150; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!