В начале пути, по которому пройдено полвека
Первый год моей работы был на исходе, как только я получила отпускные (правда, я сначала была приятно удивлена: оказывается, к отпуску положено денежное «вознаграждение»), сразу приехала в «родные пенаты» - в дом к Зайнаб-аний.
И мой приезд оказался очень кстати. Дело в том, что жених Мадины настаивал на увольнении: предстояла их свадьба. Несмотря на эту «законную» причину, ни директор школы, ни завроно Мадину не увольняли: должна была после учёбы не три, так хотя бы два года отработать или найти себе замену. Учителей русского языка не хватало. Мадина мне: «Выручай!»
С моим увольнением было проще: дядя Хайдар – член бюро райкома партии, он замолвил за меня слово перед районным руководством – и я получила «вольную».
Итак, я из Пахта-Абада переехала в Алтынкуль. Заведующий Алтынкульским районо принял меня на работу, но только в другую школу, где я учительствовала всего два месяца. Во время сбора хлопка была фронтальная проверка школ о подготовке к зимнему сезону. Отопления в школе не было – ни печки, ни дров. Сгоряча директора освободили от занимаемой должности, а меня назначили вместо него. Функции руководителя школы более-менее мне знакомы: обеспечить условия для учебного процесса, посещать уроки учителей, организовать соцсоревнования между классами, нести ответственность за успеваемость и посещаемость учащихся. Так как коллектив был небольшой, директор же получал в банке зарплату и раздавал учителям.
|
|
|
С обязанностями директора школы и учителя одновременно я справлялась неплохо. В маленьком коллективе все трудились без хитрости, жили на виду, дружно помогали друг другу. Но в конце января я получила приказ роно о том. что директор и завуч школы имеют право только на 12-ти часовой недельный урок, а у меня были все 36 часов недельной нагрузки – веду уроки русского языка и литературы со второго по седьмой классы (школа – семилетка). В середине учебного года где найти учителя на оставшиеся двадцать четыре часа? Дикость! Уговорила медсестру проводить уроки во вторых-третьих классах, приводила её на свои уроки, помогала составлять конспекты к урокам. Понимая незаконность такого выхода из положения, до смерти боялась разоблачения. В шестых, седьмых классах уроки вела сама, а для четвертых и пятых классов «уломала» помочь мне в решении этой проблемы учительницу из соседней средней школы. Как только закончился учебный год, стала атаковать завроно с просьбой об освобождении меня от занимаемой должности директора, аргументируя тем, что предстоит ремонт школы, а мне надо на летнюю сессию учительского института, куда я поступала на заочное отделение сразу после окончания педучилища. Я боялась ремонтных работ, ничего не понимаю в этом деле. Меня подстегивал страх после того, как оказался в заключении директор знаменитой школы, «погревший» руки на отпущенных для этой цели финансах. «Как трудно иметь дело с упрямыми детьми,» - возмущался завроно. «Мне ведь только двадцать лет, не хочу из-за нечестных людей в тюрьму попасть!» - твердила я и своей цели добилась. Вернувшись с отпуска, хотела узнать в роно, что мне уготовано, где буду работать. Получаю приказ о назначении в школу №27 Алтынкульского района в качестве учителя русского языка и литературы в 8-10-х классах. «Но у меня же не высшее образование!» - возражаю я. Ответ: «Учитывается заочное обучение авансом!» Много приходилось работать над самообразованием, чтобы соответствовать назначению. Справлялась. В числе десятиклассников были юноши, вернувшиеся, отслужив в армии. В сельской местности не было вечерних школ. Этим ребятам разрешалось не только обучение, но доверялось и проведение уроков по военной подготовке.
|
|
|
Одно обстоятельство больно ударило меня по самолюбию: не поговорив со мной, завуч вывесила расписание экзаменов выпускных классов. С ужасом читаю фамилии членов комиссии: экзамен по литературе и русскому языку – экзаменатор Т.З.Абрамова, ассистент – Гайнуллина Э.М. Хладнокровие изменило мне. С возмущением вбежала в кабинет завуча: «Роза Хабибулловна, почему обучать по русскому языку и литературе мне доверяете, а на экзамен приглашаете незнакомого учителя из города? Ваше недоверие для меня оскорбительно!»
|
|
|
- Успокойтесь, это от нас не зависит: таково распоряжение облоно – экзамен по этим предметам должен принимать учитель с высшим образованием. За ваших учеников я спокойна, много раз бывала на ваших уроках, и сделала вывод, что вы серьёзный, достойный учитель, свои знания им излагаете в доступной форме, облегчая им усвоение темы. Всё будет хорошо. Постарайтесь убедить учеников, что им ничто не угрожает, пусть готовятся по билетам к устному экзамену по русскому языку, а к сочинению выбирают свободную тему на злобу дня о современных героях, тружениках, примером могут служить победители в Великой Отечественной войне, могут писать о своих родителях – участниках сражений в годы войны.» Так спокойно побеседовав со мной, она остудила мой пыл, не уронив моей учительской чести.
Как ни обидно было, но справедливости ради мне пришлось смириться и принять всё случившееся как должное. Ученики организовали такое заступничество: ходили выяснять причину подставного учителя и к директору школы, и к завроно, и всюду получали ответ о распоряжении Министерства Просвещения УзССР, так что волей-неволей им пришлось утихомириться. Роза Хабибулловна была пророчески права: экзамены прошли в деловой обстановке, спокойно, без нареканий, медалистов не было, но многие выпускники этого года поступили в пединституты Андижана и Ферганы, сельхозинституты, а Шура Осьманкина (русская девушка обучалась в узбекской школе) и Соня Н. окончили ТашМИ и АндМИ.
|
|
|
Выпускники 1952-53 учебного года меня не подвели: на экзамене по моим предметам присутствовала также член комиссии, созданной в Андижанском облоно, из института имени Низами города Ташкента, которая результатом экзамена была удовлетворена. Удивлялась, как ученики довольно сносно отвечали по-русски на вопросы билетов, а в сочинении ошибки были в основном в составление фраз с нарушением согласований, в связи слов, а к содержанию в целом претензий не было. Общение с этой умной женщиной определило и ускорило моё желание о продолжении образования – получить «высшее» стало моей целью, несмотря ни на какие трудности. В августе 1953-го я поступила на филологический факультет Ферганского пединститута и «с отличием» закончила в июне 1957 года. Получила направление в свой Алтынкульский район, напрочь отвергнув предложение остаться в институте на преподавательской деятельности, не желая терять годы стажа, так как в вузе своя система с продолжением образования в аспирантуре, в получении звания и т.д. И теперь уже на законном основании, в статусе учителя с высшим образованием стала работать учителем 8-10-х классов. Кстати, выпустила шестиклассников, оставленных мною четыре года назад. Надо было видеть эту радость встречи с повзрослевшими, похорошевшими и поумневшими юношами и девушками!
Глава ХI
Сады цветут...
Под моим окном за ночь вдруг
Белый-белый расцвел урюк...
Хамид Алимджан
Помнится, что именно в мартовские каникулы повсеместно цветёт всё вокруг: колхозные урюковые сады становятся красоты необыкновенной! Глаз не оторвать! Каждый двор благоухает, утопая в кипени цветущих яблонь, груш, черешен, вишен, над которыми жужжат радостные пчёлы, собирающие нектар. На фоне первой изумрудной зелени радуют и полевые цветы, девочки вдоль арыков собирают мяту и ещё какие-то полезные душистые травы, толкут их в ступах и готовят зелёный фарш для весенних пельменей, которые перед подачей заправляют сметаной или растительным маслом. Традиционно каждая семья непременно священнодействует над приготовлением «Кук-чучвара» - зелёные пельмени. Какой-то здоровый смысл закладывается в это блюдо.
Начинается завершающая четверть учебы. Опять наступают таинственные приготовления к блюду, которая называется «сумаляк» - «сермяляк». Для него непременное условие, нужно прорастить пшеницу, когда появятся зелёные ростки, эту массу толкут в ступе, потом закладывают в огромный казан, дно которого покрыто тщательно промытыми круглыми камушками, добавляют что-то из сухофруктов (урюк, киш-миш), под казаном разводится огонь, костёр должен быть умеренным. Вокруг в нарядных одеждах, с чисто вымытыми руками поочередно деревянной лопаточкой парни, девушки, молодые женщины всю ночь напролёт под песни и музыку помешивают содержимое, ни в коем случае не допуская подгорания. Так встречают весну – навруз - вкусным блюдом жители каждой «махалли» – микрорайона, внёсшие свой вклад в это всеобщее мероприятие. А утром всем соседям раздают по пиалушке сумаляка. Все принимают участие в дегустации, чтобы подытожить и оценить по достоинству вкусовые качества этого народного кушанья. Столы в учительской бывают буквально завалены этим угощением из каждой улицы и каждой махалли. И после уроков второй смены все садимся за стол, чтобы отведать это вкуснейшее яство, которое готовят только раз в году накануне навруза – праздника весны, а по-восточному календарю – праздника Нового года.
Принято к сумаляку и что-то более существенное преподносить – плов, катламу (слоёные лепёшки, жаренные в масле, а ещё самсу, пирожки, печённые в тандыре) и сухофрукты. А если кто-то сумел за зиму сохранить кисти винограда или груши под потолком в подвешенном состоянии, то считают за честь угостить ими своих учителей. Всё это проходит в обстановке дружелюбия, уважения и почтения, и нет тут никакого подхалимства и угодничанья. Это торжество, праздник души, а потому тут нет места для кривотолков, скверны, чего-то негативного. «Тут чистая лампада должна быть возжжена!.. (Пушкин А.С.)» Заканчивается праздник концертом самодеятельности – поют, пляшут, декламируют русских и узбекских поэтов. Но делу - время, потехе – час! С утра - работа, учёба – все расходятся радостные, довольные, счастливые. Вот одно мне не очень нравится: девочки-узбечки, очень красивые, хрупкие, изящные, косичек не сосчитать, мелко заплетённые, но руки, лоб, лицо в пятнах от хны «Зачем вы уродуете свои лица желтыми пятнами?» - возмущаюсь я. Мне объясняют, что это стародавняя традиция и вроде бы как «обсуждению не подлежит». Нехотя соглашаюсь с условием, что по окончании праздничных дней личико отмылось и приобрело свой нежный, слегка смугло-румяный вид.
Но это приподнятое настроение, радостное возбуждение продолжается до Первомайских торжеств, а там – предвкушение сдачи экзаменов и конец учебного года.
Жизнь в узбекской глубинке
Работая учителем, позже директором в сельской семилетней школе, я наблюдала за жизнью тружеников-хлопкоробов, занятых далеко не лёгкой работой на колхозных полях во имя высокого урожая «белого золота» - хлопка, главного достояния республики Узбекистан, имеющего важное значение для экономики всего Советского Союза, верно служившего его сырьевой базой.
Ранней весной, в дни мартовских каникул, наши ученики вместе с родителями, не покладая рук с утра до позднего вечера, вручную кетменями вскапывают какой-нибудь клин земли, где не прошёл трактор во время вспашки, потом их привлекают и к посевной хлопчатника.
Последняя учебная четверть приходится на пору пробуждения природы: цветут сады, поют соловьи, солнце пока ласково греет, в арыках журчит вода. Все: и стар, и млад – радуются обновлению окружающего мира, весенним праздникам. Чувствуется всеобщая эйфория: школьницы в обновах, да и юноши под стать им ходят в новых тюбетейках, в свежих рубашках, этакие приосанистые, но уже успевшие загореть во время полевых работ. Уроки проходят весело и непринуждённо, теперь после уроков не выходят на работу, дома готовятся к экзаменам, а вечером приходят в школу на консультации. Устраиваем во время перерыва небольшой концерт: непременное исполнение танца под музыку «Андижанка», сольное пение народных песен певцов и певуний. Надо сказать, что эти дети, живущие в кишлаке, лишены элементарных культурных развлечений, нет клуба, киномеханики из райцентра приезжают крайне редко. Только ряд фильмов о Тарзане демонстрировали с завидной обязательной очерёдностью. Потом долго мальчишки упражнялись, оглашая местность тарзаньим ором.
Зато в каждом доме есть репродуктор – и передачи из Ташкента после новостей, последних известий чередуются с концертами, где наряду со старыми народными песнями исполняются новые. К великой радости сельчан музыка звучит целыми днями, а молодежь успевает заучивать наизусть и радовать исполнением не только учителей, но и родителей, желающих послушать выступления своих талантливых артистов.
Редко кто из колхозной молодежи может себе позволить экскурсионные поездки по городам огромной страны, чтобы обогатить себя духовными ценностями, особенностями культуры национальных республик, имеющими воспитательное и познавательное значение.
Незабываемый вечер
После экзаменов по инициативе председателя колхоза, уважаемого Джурабая-ака, был организован вечер выпускников на берегу Ферганского канала (в1940-е годы им.Сталина, переименованного потом в канал имени Усмана Юсупова). Было богатое угощение от колхоза: плов, сдобные лепёшки, самса, пирожки, обилие конфет и печений, фруктов, безостановочно кипели огромные самовары, заваривался зелёный чай. Почтенные отцы благосклонно оценивали талантливых исполнителей песен и плясок, молодые мамы разносили чай и свои домашние выпечки и прочую еду. До рассвета гремела музыка, продолжалось веселье.
На другой день я умоляла завроно освободить меня от занимаемой должности, так как готовилась к поступлению в Ферганский пединститут. И добилась своего.
Вспоминая этот незабываемый вечер и горячее участие родителей в его организованном проведении, я испытываю чувство благодарности к людям неимоверно тяжкого труда. Процесс выращивания хлопка сопряжён сменой разных видов работ. Всходы хлопчатника надо своевременно прореживать, неоднократно окучивать (чаще всего вручную, техника появилась гораздо позже), прополка, полив, удобрять, и, наконец, со второй половины сентября начинается массовый сбор хлопка до декабря, потом уже опять повторяется прогон людей по полям на сбор промёрзших коробочек, из которых надо выковыривать жалкое подобие волокна, идущего на переработку и производство чего-то нужного в хозяйстве. В этот период закрываются учебные заведения – школьники, студенты, рабочие – все направляются на сбор хлопка.
Преклоняюсь перед учащимися, на долю которых приходится учебные занятия до обеда в школе, после обеда – в поле. В дни каникул летом они – главные труженики, выполняющие свой священный долг перед Родиной, их вклад в дело выполнения плана сдачи хлопка поистине огромен.
Сельские жители, живущие в глиняных кибитках, не знающие о комфортных жилищах со всеми удобствами, остаются в моей памяти трудолюбивыми, очень тактичными, деликатными, гостеприимными и чадолюбивыми. Большая их часть – малограмотные или вовсе безграмотные, но в жизни соблюдающие свои традиции со скрупулёзной точностью, проявляющие высокую нравственность, чистоту помыслов, духовность и мудрость. Речь их, будь то седобородые аксакалы или многодетные женщины, никогда не выезжавшие дальше своих кишлаков, изобилует пословицами и поговорками, очень удачно применяемыми при разных подобающих случаю ситуациях.
Выросшие в труде, сумев преодолеть все жизненные невзгоды, закаленные, но целеустремлённые многие юноши продолжали образование в вузах, стали учёными, врачами, агрономами, юристами. Перед отъездом в Уфу у меня с ними состоялась встреча, после которого они проводили меня в аэропорт на самолёт рейсом «Андижан-Ташкент», оттуда на второй день рейсом «Ташкент-Куйбышев» (рейс отменили) пришлось лететь рейсом «Ташкент-Свердловск» (опять пересадка!). И только двенадцатого июня 1962 года я «приземлилась» на уфимском аэродроме, куда благополучно сел самолёт из Свердловска. Как выяснилось позже, в те дни были обложные грозовые капризы природы и потому аэродромы Куйбышева и Уфы самолёты не принимали...
А я всё равно прилетела... Вернулась в Андижан в 1992 году....
Хоть это были и «лихие 90-е годы», но был один положительный момент, когда по прихоти правящей власти вспомнили о тружениках тыла, о детях, вынужденных в раннюю пору детства приобщиться к посильному труду, охваченных всеобщим энтузиазмом. Таким труженикам достаточно было документально доказать, что за годы войны накоплен трудовой стаж не менее шести месяцев, чтобы иметь право на льготы.
Меня это известие безмерно обрадовало: ведь у меня стаж составляет более полутора года. Утвердившись в законности этого указа, я написала тёте Нажиме, чтобы она сходила в отдел кадров и взяла справку о поре моей работы. Тётя сходила, справку ей выдали, найдя в архиве книгу приказов о моём назначении на работу в качестве разнорабочего. Она тут же её послала в Уфу, но до меня письмо с документом не дошло. Тогда я в июле 1993 года сама поехала в Пахта-Абад, не желая лишить себя возможности получать льготы. Тётя удивилась, узнав о цели моего приезда. Услышав причину, показала почтовую квитанцию на письмо с грифом «заказное». Но оно до меня не дошло. В те годы ни к нам, ни от нас письма не доходили, связь была прервана искусственно, по велению сверху. Я вскоре сама была очевидцем, как из соседнего дома с почтой на первом этаже вышла девушка с почтовой сумкой и в контейнер для мусора вытряхивала её содержимое. Этот эпизод происходил на моих глазах двумя днями позже, уже в Фергане.
Тёте я поверила, но всё же пошла в заводоуправление, в кабинет начальника отдела кадров. На вопрос: «Чем могу помочь?», я сказала, что приехала специально из Уфы, чтобы получить справку о своей работе в годы войны.
- Как ваша фамилия?
- Гайнуллина.
- Так чуть больше месяца тому назад женщина, назвавшая себя вашей тётей, приходила с такой просьбой. Мы по книге приказов, найдя ваше назначение, выдали ей такую справку.
- Но до меня письмо с документом не дошло. Тётя показала мне квитанцию на заказное письмо. Сейчас многие люди жалуются на прерванную связь с родными, даже телеграммы о смерти близких не доходят по адресу.
Выслушав меня внимательно, начальник отдела кадров, узбечка средних лет, покопалась в шкафах, где хранятся архивные документы, нашла книгу приказов. Убедившись, что я та самая Гайнуллина, а теперь Ахмерова Э.М., она выдала нужную мне бумагу, попросила зайти в главный корпус, отметиться в книге исходящих справок с указанием даты выдачи и поставить штамп. Поблагодарив, облегчённо вздохнув, я покинула здание заводоуправления, порог которого впервые переступала в мае 1943 года.
Радость омрачилась во время посещения кладбища: на том участке, где была могила мамы был разбит фруктовый сад, на ветках деревьев красовались нежнорозовые плоды персиков. Весной, наверное, здесь бывает очень красиво во время цветения. Эта мысль меня как-то успокаивала: а ведь хорошо, что сад, а не кирпичные строения, которые громоздились за оградой.
Тут из мечети выходили благообразные аксакалы в белых одеждах. К одному из них я обратилась с просьбой прочитать поминальную молитву. Он согласился, не преминул при этом сказать, что он чист после омовения перед приходом в мечеть на молебен. Я ему благодарно улыбнулась, и он повёл нас к деревянному помосту – настилу, застелённому ковриками, на котором восседали несколько почтенных отцов, распивающих «кок-чой». наш благодетель обратился к ним с просьбой приобщиться к молитве, они благосклонно отнеслись к цели моего визита, одобрили: «Балли, балли, бакаралла!» Двое из них очень хорошо поставленным голосом прочитали суры из Корана, после окончания этого священного действия я всем раздала по 10 рублей ( тогда они ещё что-то значили), поблагодарила их за понимание и участие, получила в ответ похвальные отзывы и с чувством исполненного долга перед памятью своей незабвенной мамы, утирая слёзы, покинула пределы «вечного покоя».
С тётей нас пригласили в гости её соседи, узнав, что я приехала издалека, сокрушались по поводу обстановки в стране, неблагоприятно сложившейся для простых людей, живших до 90-х вполне в миролюбивых и дружественных республиках, недоумевая по поводу прерванной почтовой связи: «Кому это нужно и зачем?» Мнения совпадали.
Тётя проводила меня до остановки, где я села в автобус до Андижана. На душе было радостно оттого, что приезжала не напрасно: справка грела душу. В Андижане гостила у Мадины, у Камили, совершили прогулки по местам моей молодости, прошлись по аллеям парка, где когда-то был летний кинотеатр и танцплощадка, теперь от них не осталось и следа. Раньше здесь всегда было многолюдно. Теперь только аксакалы сидят в чайханах, под музыку попивая свой любимый «кок-чой»...
В универмаге Андижана я случайно встретила Танзилю, после объятий, слёз радости, расспросов обо всём, я передавала ей привет от Фриды и рассказала о встрече с ней в 1965 году в Риге. Танзиля была несказанно рада, что её помнила Фрида, и тому, что я, спустя почти 30 лет, передала привет (есть примета: привет нужно обязательно донести до адресата). Эта наша скоротечная встреча оставила в моей душе долгие раздумья о жизни, о судьбе... Я спешила на вокзал, откуда поезд довезёт меня до Кинеля.
В вагоне что-то на меня нашло, вспоминая эти проведённые в моем драгоценном Узбекистане три дня, перекинула мост памяти на давно прошедшие времена и мысли вылились в «Стихи через 30 лет».
Стихи через 30 лет
Ушла... Уехала... Исчезла
Из этих мест я навсегда.
Но с ностальгией вспоминаю
Скамейку в парке иногда.
Здесь мы ссорились, мирились,
Дразнили ревностью друг друга:
«Опять ему ты улыбнулась?» -
«А глаз с тебя не сводит твоя первая подруга».
«Пусть смотрит, тебе-то что?» -
«Как что? Мой милый, тебе я кто?» -
«Я повторяю вновь и вновь:
Ты – моя настоящая любовь!..»
В вихре вальса мы кружились,
Он крепко к сердцу прижимал.
«Прости меня», - я говорила,
«И ты прости», - он отвечал...
Ветреная юность быстротечна,
«Года минули, страсти улеглись», *
Пути-дороги наши разошлись,
Оставив след в душе навечно...
Прошло лет тридцать – я снова здесь,
Не узнаю знакомых мест.
Его давно уж нет. Нахлынули воспоминания.
Зачем мне новые страдания?!..
Ни до, ни после я не писала ни одной строчки стихов. Эти же «явились» откуда-то из глубин памяти спустя 30 лет, когда я в 1992 году приезжала в Андижан, потом с Ирой поехала в Пахта-Абад, чтоб в отделе кадров хлопзавода похлопотать о получении справки, подтверждающей мой скромный труд в годы войны (весна, лето, осень 1943-45гг.). К счастью, в архивах завода сохранилась
* Из «Памяти Добролюбова» Н.А.Некрасова
книга приказов и ведомостей о получаемой мною зарплате разнорабочих. Справку мне выдали тут же без проволочек, что потом дало мне право на определённые льготы.
В Уфе я справку сдала в отделе райсобеса и с декабря1993 года стала пользоваться льготами по платежам за коммунальные услуги, получала бесплатные санаторные путёвки, бесплатные услуги стоматологов, за телефон, но монетизация Зурабова лишила этих радостей...
Разве счастье уловимо?
Пока я училась в Андижанском педучилище, потом в Ферганском пединституте, по окончании которого добросовестно «доносила» узбекским детям знания о «великом и могучем» русском языке, мои сестры двоюродные и подруги успели выйти замуж, родить детей, приумножая численность семейства, а я оказалась одинокой, как Робинзон Крузо на пустынном острове. Мои сверстницы, обременённые учительским трудом (круглосуточным: уроки, проверки тетрадей, составлением конспектов на завтрашний урок, чтением книг не только по программе, но и что-то для души из издательских новинок), воспитанием собственных детей и нескончаемыми домашними делами, уже не могли составить мне компанию для культпохода в кино, театр, на гастроли приезжих артистов.
Мой «кризис среднего возраста» уже не позволял ходить на танцы (где обычно знакомились, начинали крепнуть узы дружбы, потом создавались семейные пары на свое счастье или вовсе к «никчемушнему» прозябанию в семейном болоте). Примерно так получилось и со мной. Замаячил на горизонте доселе «невыданный» сердцеед, кто-то нас познакомил, при встрече просто «здравствуйте». Но однажды приятельница Валя, бухгалтер узбекского драмтеатра, пригласила в начале августа на день рождения своего сына Сережи Галдина. Народу было много, в основном, артисты театра. Все с замиранием сердца слушали, как ведущий артист, известный на всю страну после выхода в свет кинофильма «Крушение Эмирата», Аббас Бакиров рассказывал, когда приехал на съемки этого фильма, увидел в рамке свой портрет и удивился тому, что не помнит, когда он снимался в костюме Эмира Бухарского. Позже выяснилось, что это было фото настоящего Эмира, а его сходство с Бакировым было потрясающим. После съемок он попросил сотрудников архива Узбекфильма показать ему фильм «Азамат», снятый в начале 30-х годов, где он играл роль молодого дехканина, колхозного поливальщика полей. «Валя, я был такой маладой, кирасивий», - и заплакал.
В это время кто-то тронул меня за плечо. Оглянулась: тот, «шапошно знакомый», поздоровался со мной, повторяя конечную фразу: «маладой, кирасивий» - это я! Я засмеялась: «Нет, он - «кирасивее». Пригласил на танец – не отказалась. Будто бы был какой-то интерес друг к другу, тянуло на встречи, благосклонно приняла его предложение. Чувства оказались неподготовленными к любви до гроба, чтобы умереть в один и тот же день и час. Бог миловал! Мой «идейный» настрой вечного комсомольского вожака не приемлет бытового аскетизма и скудного, бездуховного существования. Стала задумываться о том, как «сделать бы жизнь с кого»… Но, конечно, уже, не с Дзержинского.
Глава Х II
Я снова здесь – в краю отцов
«Бедное сердце, куда ж ты стремишься?»
Надумала я уехать туда, откуда произрастали родословные корни, - в родную Башкирию. Списалась с маминой подругой. Хатима-апа одобрила мое желание и обещала дать приют на некоторое время, пока обустроюсь. Мои тетушки также подстрекали к тому, чтобы я вернулась на родину отцов, тем более что дедушке Магафуру Мустафину шёл уже 87-й год, возможно, будет нужна какая-то моральная (и материальная) поддержка. Уже год прошел, как умерла тётя Марьям – главная помощница: и уфимским врачам показать, и в стоматологию сводить – протезы заказать, и обновы купить, и руку «позолотить». И бедных стариков почти никто не навещает. Вообще-то, я про себя возлагала надежду на помощь Биктимира Галиуллича в смысле прописки и трудоустройства.
Я написала письмо Биктимиру Галиулличу, что собираюсь оставить Андижан и перебраться в Уфу. От него получила положительный ответ, что он еще раз поговорит с Хатимой-опа, и на ее адрес я отправила контейнер с вещами. 10 июня 1962 года из Андижана вылетела в Ташкент и через Свердловск в Уфу попала только 12 июня (не помню, через год или два в Уфе этот день, 12 июня, объявили Днём города, и Биктимир Галиуллич непременно ежегодно с юмором, ему присущим, говорил, что это в честь меня. Я - не против!)
Из Уфы я позвонила сестре Ане в Азнакаево, она обрадовалась тому, что я приехала, теперь будет возможность чаще встречаться. Она очень скучала по местам своего детства, юности и начала своей трудовой деятельности в статусе старшего инспектора в райсобесе. Она тут же потребовала, чтобы я, не медля, приехала к ним в гости. А я, как в одной песне поется: «от тебя до меня – долгая дорога, от меня до тебя – только позови». На второй же день после телефонного разговора я отправилась в Бугульму, оттуда на автобусе до Азнакаева, предвкушая долгожданную встречу после семилетней разлуки. Дни прошли в очень теплой, сердечной обстановке, но вскоре пришлось вернуться в Уфу, чтобы решить вопрос о работе.
Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!