Рассматриваемый с юридической точки зрения 1 страница

ВСТУПЛЕНИЕ

РОМАДНОЕ влияние жизни и лица Иисуса Назарянина на ис­

г христиане всех времен признавали важнейшим делом Его слу­жения. стала исходною точкою новой истории. Его гроб, по выра­жению поэта, был могилой древнего мира и колыбелью нового. Но это вечно памятное событие было исполнением уголовного приго­вора, последовавшего за двумя судебными следствиями, из которых одно производилось по еврейскому, другое по римскому закону.

С судебной точки зрения судопроизводство над Иисусом Хрис­том является необыкновенным, может быть, даже единственным в своем роде фактом. История сохранила много судебных трагедий. Уголовные процессы, вроде процессов Сократа, Карла, короля анг­лийского и Марии Стюарт, всегда с чарующею силой привлекали к себе внимание людей. Но суд над Христом произвел большее впе­чатление на мир, чем все они вместе. Помимо своего всемирно-ис­торического значения он имеет еще чисто юридический интерес, ко­торым нс обладает ни один из упомянутых процессов. По общему убеждению законоведов, самое важное место между всеми юрис­пруденциями занимает юриспруденция Древнего Рима, а самая свое­образная из них, и притом высоко ценимая христианским миром, была юриспруденция Иудейского государства. Понятно, что если эти две славные и решительно различные системы встречаются между собою, то исследование такого дела с юридической точки зрения необходимо представит великий интерес. А если эти две системы встречаются одна с другой в событии, наиболее поразительном и обильном последствиями, го исследование их совместного приложе­ния становится весьма важным. Оно становится самою интересною задачей, какую только может представить история юриспруденции.

Сразу возникает множество вопросов, а именно: было ли тут два судопроизводства или одно? Было ли второе судопроизводство про­стым обозрением первого или же первое было только предваритель­ным в отношении ко второму? Были ли соблюдены формы: в одном случае еврейского, а в другом римского закона, и хотели ли со­блюсти их? Пытались ли в том и другом случае, с соблюдением или без соблюдения форм, достигнуть правосудия по существу дела? За­тем. одни ли и те же обвинения выставлялись пред еврейским и рим­ским судилищами? За какую вину умер Обвиненный? Было ли ре­шение в обоих случаях справедливо по форме, т. с. достигнуто ли оно путем, согласным с еврейскими и римскими правилами судо­производства? Было ли оно справедливо по существу, т. с. согласно с тогдашними еврейскими или римскими законами?

Эти юридические вопросы возникают сами собою при внима­тельном чтении истории события. Мы рассмотрим особо каждое из двух судопроизводств в их применении к великому событию.

Еврейское судопроизводство

I

Еврейское общество и управлявшие им учреждения были про­никнуты глубоким чувством правды и закона. До каких размеров развилось в позднейшей истории еврейского народа это чувство, по­казывает основное правило: “Нс делай неправды на суде”. В более древней части “отеческих преданий” мы читаем: “Если судья произ­носит решение несогласно с истиною, то он удаляет величие Божие от Израиля. Но если он судит согласно с истиною, хотя бы только в течение одного часа, то он как бы укрепляет весь мир, ибо в суде именно и выражается присутствие Бога в Израиле”. Обширная ев­рейская литература, которую мы называем Талмудом, есть нс что иное, как Corpus Juris — энциклопедия всего закона, о которой луч­ше всего можно судить по сравнению с другими кодексами законов, в частности, с римским кодексом и комментариями на пего. Талмуд содержит много и других предметов, но это — его основа. И, что для нас особенно важно, эта основа составляет древнейшую часть Талмуда. Весь Талмуд состоит из сорока томов in folio — из массы рассуждений, примеров и комментариев. Срсдоточная часть его, со­держащаяся в 12 томах, называется Мишною. А содержание почти всей Мишны составляет закон¹. Мишна передавалась издревле как второй или устный закон — беитсрохлс, т. с. подробный, основан­ный на предании комментарий Моисеева закона, и. заявляя ему пол­ное подчинение, на практике вытесняла его как кодекс'. Между тем ^{[582] [583]}

как другие части талмудического комментария нс существовали це­лые столетия по введении христианства. Мишна, или центральная его часть, по общему предположению, собрана раввином Иудой око­ло 200 года по Р. X. Но она была собрана в качестве устного закона, употребление и авторитет которого начали возрастать с самого воз­вращения народа из Вавилона, в качестве “краткого извлечения из законодательной производительности’’, продолжавшейся около вось­мисот лет. Поэтому позднейшие еврейские писатели, не колеблясь, ссылаются на нее как на свод, заключающий в себе уголовные зако­ны, несомненно существовавшие во время псрвосвящснствоваиия Анны и Каиафы. Конечно, этого нельзя доказать относительно всех частей книги, которые записывались в течение двух столетий. Но мы имеем доказательства, что развитие Мишны в этом частном на­правлении происходило очень рано и быстро. Самый ранний пери­од его совпадает со временем “мужей великой синагоги”, прости­равшимся от возвращения из плена приблизительно до 220 г. пред Р. X. Их деятельность выражена в руководящем афоризме: “Будь осторожен и медлен в суде, приготовляй как можно более учеников и сделай из них ограду вокруг закона”¹. А за этим веком, внушавшим осторожность в судебной деятельности, следовал так называемый "век синедриона”, который в течение следующих четырехсот лет разработал принцип осторожности до мельчайших подробностей.

Ничто в Мишне не выражено так ясно, как противоположность, признававшаяся в то древнее время между судопроизводством граж­данским и уголовным — между судом об имуществе и судом о жиз­ни. Даже в отношении к первому судопроизводству их правила по­ражают современный юридический ум своею склонностью к педан­тической осторожности. Что же касается до преступлений уголов­ных, а особенно наказывавшихся смертию, то. несомненно, что еще задолго до времени Иисуса высокая важность, которую имела в гла­зах закона жизнь еврейского гражданина, повела к чрезвычайным предосторожностям. Так называемые четыре великие правила еврей­ской уголовной юриспруденции: “точность в обвинении, гласность в разбирательстве, полная свобода для подсудимого и обеспечение против слов закона). Или. в перифразе новейшего переводчика-энтузиаста: “кто учит против Пятикнижия, не осуждается на смерть, потому что все люди знают Библию, но кто учит против учителей, тот осуждается". Рабоинович . Legislation criminellc du Talmud. Paris.

¹ Мишна. Capita Patrum. I. 1. To же преимущество отдавалось закону и в глав­ном изречении их великого представителя, Симона Праведного: "на грех вещах стоит мир на законе, богопочитании и милости”. Cap. Patrum. I, 2. против всех опасностей или ошибок свидетелей”¹ — уже в Мишнс распадаются на подробные и точные правила, почти явно клонящи­еся во всех пунктах в пользу обвиняемого и всего более имевшие силы при разборе дела, угрожавшего смертною казнью. Действитель­но. предосторожности доходят здесь до того, что нынешние евреи склонны представлять смертную казнь противною самому духу ев­рейской юриспруденции. В “устном законе” мы читаем изречение Елеазара, сына Азарии: “Синедрион, раз в семь лет осуждающий че­ловека на смерть, есть бойня”^{[584] [585] [586]}. Еще более изумительным (если мы вспомним страх евреев пред веем человекообразным в речах о бо­жественном Существе) покажется следующее страшное изречение раввина Мейра: "Что думает Бог (если можно человекообразно го­ворить о Боге), когда злодей терпит должную муку за свое преступ­ление? Он говорит: "Моя голова и мои члены страждут". А если Он так говорит о страданиях виновного, то что должен Он сказать, когда осуждается невинный?”^[587] И, таким образом, чтобы спасти не­повинную кровь, оградить и защитить священное право на жизнь, еврейское законодательство изобиловало правилами предосторож­ности, которые, как бастионы, защищали обвиняемого, так что лож­ное обвинение делалось почти невозможным.

Вопроса о том. велось ли еврейское следствие над Иисусом Хри­стом по правилам собственно еврейского закона, кажется, нс исчер­пал ни один писатель, хотя многие затрагивали его. Самое знамени­тое исследование о нем принадлежит ученому, испанскому еврею, Сальвадору, который в своем известном сочинении “История учреж­дений Моисеевых”^[588] дал две превосходных главы об уголовных за­конах позднейших евреев и об отправлении правосудия у них. к ко­торым потом присоединил рассуждение о том, что суд над Иисусом был совершен законно. Он принимал факты, как они представлены в Евангелиях, а свои выводы основывал на законе, как он изложен в Мишнс; на основании этих источников он признавал возможным до­казать. что, хотя приговор вышел несчастный, если Иисус был дей­ствительно Мессия, однако ход процесса и полученный результат были одинаково неизбежны, если только судилище держалось свое­го собственного закона. Сальвадору отвечали в блестящем трактате знаменитый французский адвокат Дюпен-старший и американский ученый Гринлиф (Graenleaf). Оба противника Сальвадора настаива­ли главным образом на том, что судопроизводство над Иисусом Хри­стом было несправедливо не столько по форме, сколько по суще­ству. Мы намерены разобрать этот вопрос снова, обратившись не­посредственно к источникам.

В марте месяце в ночь на пятницу, последнюю перед праздни­ком Пасхи, произошло взятие под стражу — первый шаг в боль­шей части наших современных следствий. Возникает вопрос, закон­но ли было это взятие под стражу? Нет основания сомневаться, что оно произведено властью первосвященника; о присоединении же римской спиры к служителям храма, должно быть, позаботилась та же еврейская власть, и, таким образом, оно на первый взгляд имеет вид законности. Но взятие под стражу прежде следствия было ли законно по еврейскому закону? Кажется, нет, если только нс было оснований опасаться сопротивления или бегства. В настоящем слу­чае намерения убежать не было, но сопротивления, хотя и неумыш­ленного, могли ожидать. Таким образом, вопрос о законности взя­тия под стражу Иисуса Христа превращается теперь в вопрос: не было ли это взятие началом судебного следствия? Если так, то даль­нейший ход дела должен бы быть ио закону такой же. какой мы замечаем при взятии несколько времени спустя под стражу Петра и Иоанна: взявшие отдали их под стражу до утра, ибо уже был ве­чер'. С Иисусом Христом поступили совсем иначе.

За взятием под стражу следовал ночной допрос. Вооруженный конвой привел Иисуса сперва к Анне^{[589] [590] [591]}, самому влиятельному члену синедриона. В этом собрании заседало не менее пяти его сыновей, из которых одни уже пользовались, а другие должны были в тече­ние нескольких следующих лет пользоваться достоинством перво­священника. Старик Анна перед этим двадцать лет отправлял эту высокую должность и, быть может, в отсутствие римского правите­ля’ простер свою власть (как впоследствии его сын) до того, что стал произносить смертные приговоры. Нет ничего невероятного, что прокуратор в негодовании на самовластие Анны настоял на уда­лении его от должности^[592]; впрочем, Анна хотя уступил формально, но продолжал пользоваться своим влиянием на великий совет через младших членов своего семейства. Теперь председательское кресло занимал его энергический зять Каиафа, хотя престарелый глава дома оставался во мнении правоверных иудеев первосвященником de jure judaico. Связанного Иисуса Христа Анна послал к Каиафе, может быть, только в другое отделение архиерейского дома. Перед тем или другим (это все равно) из этих сановников Обвиняемый, несомнен­но, был подвергнут предварительному допросу прежде, чем были призваны свидетели. Трудно решить, Анной или Каиафой был про­изведен этот первосвященнический допрос¹, записанный у одного Иоанна. Впрочем, это совершенно безразлично для нашей задачи^{[593] [594] [595]}. Главное здесь то, что если допрос, подробно записанный Иоанном, происходил у Анны, то он был отделен и местом, и временем от последующего разбирательства у Каиафы. В таком случае более ве­роятно, что допрос свидетелей и осуждение, происходившее пред младшим штатным первосвященником, происходили несколько поз­же — или ночью, или даже уже под утро — и имели форму и поря­док правильного гласного разбирательства. С другой стороны, если Анна без разбора дела отослал Узника к Каиафе и если допрос, за­писанный в Евангелиях, производился последним, то за этим допро­сом непосредственно могли последовать представление свидетелей, заклинание’ и осуждение; и в таком случае вероятно, что за всеми этими событиями последовал значительный промежуток времени, прежде чем на формальном или открытом утреннем заседании сове­та было утверждено неформальное ночное осуждение. Но главный пункт относительно первосвященнического допроса нс зависит от решения вопроса, кто производил допрос. Во всяком случае, допрос был совершенно незаконен. В некоторых странах, например во Фран­ции. Шотландии и в России, обвиняемого приводят к судебному сле­дователю и подвергают официальным допросам, прежде чем преда­дут публичному суду. В других странах, и, между прочим, у евреев, дело ведется нс так. Здесь обвиняемый освобождался от всякого та­кого личного допроса, пока его не представят для разбора дела пред собрание его братий^[596]. Это правило о публичности допроса, кажется, вытекло из еврейских основоположений относительно как судей, так и свидетелей. “Не будь один судьею, гласит один из известней­ших афоризмов, — ибо ист одного судьи, кроме Единого”¹. Еще яс­нее нс только из Мншны, но и из Пятикнижия видно, что один сви­детель не имел значения и что “два или три свидетеля”, на показа­ниях которых должно основываться всякое дело, должны давать свои показания публично^{[597] [598] [599]}. Их показания составляли основу всякого су­дебного разбирательства, и пока они публично не были даны про­тив какого-нибудь человека, он считался пред судом закона нс толь­ко невинным, но и нсобвинясмым. Этим принципом вполне объяс­няются ответы Иисуса Христа на полночные вопросы первосвящен­ника: церковный сановник, вероятно, в частном заседании и, несом­ненно, прежде, чем были призваны свидетели, спросил Иисуса об учениках Его и обучении Его.

“Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в сина­гоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно нс говорил ниче­го'. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот они знают, что Я говорил”^[600].

Здесь в каждом слове слышатся отзвуки еврейского правосудия, основывавшегося на весьма широких началах. Христос напоминает несправедливому судье о первом долге его великого служения. Но (как заметил древний еврейский писатель, изучавший этот народ в древние времена), “когда незнатный человек возвышается, злые об­ступают его со всех сторон”. Когда обвиняемый, таким образом, за­явил свои права, один из служителей (этот класс людей обыкновен­но отличается особенною ревностию к соблюдению формы, и толь­ко одной формы) “ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь ты первосвященнику?”^[601]. Ответ Иисуса поразителен. В нем Он опять ре­шительно становится на почву юридических прав еврея почву, с которой Он после, без сомнения, поднялся па высшую, но которой Он, однако, никогда совершенно нс оставлял: ‘’Если Я сказал худо, покажи, что худо, а если хорошо, что ты бьешь Меня?"¹

Эти слова, без сомнения, выражают требование свободы слова и свободы для обвиняемого. По они опять опираются на то начало ев­рейского закона, по которому свидетели брали на себя всю тяжесть ответственности и самый почин всякого обвинения и даже обязаны были являться по окончании дела и из собственных рук побивать камнями обвиненного. И повторенный протест достиг своей цели. Потому что теперь выступили, или. точнее, были приглашены, сви­детели представить свои свидетельства. Когда они явились — и нс раньше, — тогда только по еврейским законам начался настоящий формальный суд.

Вее это, или большая часть этого, происходило ночью^{[602] [603]}. По за­конно ли было ночное заседание суда?

По всем уложениям еврейского закона, отправление суда ночью было, безусловно, незаконно и недействительно, в какой бы форме оно пи было всдсно. В одном месте Мишин¹ изложен закон, проти­вопоставляющий уголовное судопроизводство гражданскому. Он до такой степени разителен, что мы решаемся привести здесь его спол­на, хотя, собственно, для нас важны только заключительные слова параграфа:

“Гражданское и уголовное судопроизводства подчинены одним и тем же правилам относительно допросов и следствия. Но они от­личаются способом производства в следующих пунктах. Для перво­го нужны лишь три судьи, для последнего — двадцать три. В пер­вом безразлично, в чыо пользу говорят судьи, первыми подающие мнения; в последнем тс, которые говорят за оправдание, должны го­ворить первыми. В первом большинство одного голоса всегда дос­таточно; в последнем — большинство одного голоса всегда доста­точно для оправдания, но требуется большинство двух голосов для осуждения. В первом решение (в случае ошибки) может быть отме­нено, в какую бы сторону оно ни склонилось; в последнем осужде­ние может быть отменено, но оправдание — нет. В первом ученики закона, присутствующие в суде, могут говорить (как заседатели или ассистенты) и за и против обвиняемого; в последнем они могут го­ворить в пользу обвиняемого, но нс против его. В первом — судья, высказавший свое мнение, все равно за или против, может изменить его; в последнем — тот, кто подал голос за обвинение, может изме­нить мнение, но тот, кто подал голос за оправдание, — нет. Первое (гражданское судопроизводство) начинается только днем, но окан­чиваемо быть может и по наступлении ночи; последнее (уголовное судопроизводство) начинается только днем и должно быть кончае­мо также днем. Первое может кончаться оправданием или осужде­нием в тот же день, в который начато, последнее может быть конча­емо в тот же день, если произносится оправдательный приговор; но должно быть отсрочиваемо до следующего дня в случае, если долж­но кончиться осуждением. И по этой причине уголовное судопро- обычнос утреннее время, то вполне возможно, что поразительная сцена заклина­ния. признания и приговора произошла пред ним. Но со свидетельствами более согласно допустить, что опа произошла раньше, когда уже собралось значительное число членов, совершенно достаточное для того, чтобы к нему могло быть, в не­строгом смысле, приложено название совета. И во всяком случае несомненно, что более ранние события — приглашение и допрос свидетелей и обсуждение их пока­заний — должны были занять некоторое время ночи.

¹ Мнима. De Syncdriis. IV. I.

изводство не может быть начинаемо накануне субботы или празд­ника”.

Распятие Иисуса произошло (в этом едва ли было когда-нибудь сомнение) в пятницу — накануне субботы, которая была вдобавок великим днем', а заседание совета происходило в ту же пятницу ут­ром', Подобное заседание в такой день было запрещено. Если оно открывалось лишь для произнесения оправдательного приговора, оно было законно. Но если суд не мог сразу оправдать подсудимого, то был обязан отсрочить, по крайней мере на 24 часа, заседание для произнесения окончательного приговора. Окончательное заседание не могло также происходить в субботу. Необходимость отсрочки уго­ловного суда для обеспечения прав обвиняемого очень ясно показа­на в подробных предписаниях Мишны^{[604] [605] [606]}.

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!