Случай психического расстройства в очень неблагополучной семье а. Клиническая картина
Г-жа G. в возрасте около 30 лет, девять месяцев спустя после рождения первого ребенка, мальчика, в экстренном порядке помещена в психиатрическую больницу по поводу тяжелой депрессии с попыткой самоубийства. Ее сопровождает муж, занимающийся младенцем. Выясняется, что, прожив пять лет в фактическом браке, пара решила оформить свои отношения и завести ребенка. Беременность протекает счастливо, роды проходят без осложнений. Отец берет отпуск, чтобы помочь супруге по ее возвращении домой. Постепенно молодая мать становится все грустнее и подавленнее, а за несколько дней до выхода мужа на работу впадает в явную депрессию. Ее краткое пребывание в семье родителей лишь ухудшает дело. Тогда супруг вызывает дежурного врача, который принимает решение о госпитализации. Вскоре к матери кладут и ребенка. Отец ежедневно приходит в больницу, чтобы участвовать в кормлении ребенка и уходе за ним.
В терапевтическую группу входят личный лечащий врач матери, я, как специалист по семейной терапии, и врач-руководитель. Госпитализация длится два месяца. Та же группа продолжает амбулаторное лечение. Налажено регулярное сотрудничество с педиатром. Беседы с семьей происходят либо на дому, либо в больнице и при возможности записываются на видеопленку.
Г-н и г-жа G. живут в одном из городов итальянской Швейцарии, на примерно равном расстоянии от обеих третичных семей. Жена — вторая из трех дочерей, родилась от беременности двойней, ее брат-близнец скончался в первый же день после появления на свет. На различные изменения в повседневном существовании
|
|
|
218
она часто реагировала депрессиями, родители считали ее "трудной" девочкой. До описываемой госпитализации она никогда не подвергалась психиатрическому лечению. Прошла профессиональное обучение в близкой к медицине области, требующей большой самоотверженности. Работала по профессии вплоть до шестого месяца беременности. На работу возвращаться не желает, хочет полностью посвятить себя семье.
Муж —единственный сын у родителей, имеющих, кроме него, трех дочерей. Он не сумел получить высшее образование, ибо разорение отца заставило сына поскорее найти заработок. Тем не менее он идет по семейной стезе, занят в той сфере профессиональной деятельности, где его отец и дедушка смогли подняться по социальной лестнице, но затем потерпели крах.
Важно также отметить, что в обеих третичных семьях супружеские пары каждого поколения состояли из "больного" и "здорового", посвящавшего свою жизнь помощи первому.
b. Наблюдение и анализ взаимодействий
Врачей сразу поражает то, что отец неотступно контролирует все касающееся матери и ребенка — лекарства, личные отношения, завязываемые женой, уход за младенцем. Семья живет в режиме "псевдовзаимности" (L. Wynne и др., 1958) Депрессия жены подается как единственная проблема семьи. Врачи становятся свидетелями значительных вариаций этой тимии, иногда в течение одного лишь часа, заставляющих их неожиданно и срочно мобилизоваться. Муж составляет графики и таблицы таких вариаций. При ближайшем рассмотрении мы понимаем, что тимия супруги позволяет ей держать супруга под контролем. Всякий раз, как под давлением внешних событий (заболевание, требующее лечения, переход на работу в другое отделение компании, воинские сборы) он начинает отдаляться от жены, у нее случается тяжелый рецидив с угрозами самоубийства, заставляющий | мужа проводить все время возле нее и удерживающий его под ее контролем. Сам он, бессильный бороться с этими личными проблемами и в некотором роде освобожденный от такой ответственности, выглядит, конечно же, здоровым и компетентным участником пары.
|
|
|
Значит, указываемая парой проблема (депрессия, болезнь) служит алиби, используемым, по молчаливому согласию обоих, чтобы отвести от себя напряженность. Отец монопольно выполняет функциональные задачи системы, обеспечивая все коммуникации семьи с посторонними лицами. Мать играет дополняющую роль "больной", ограничивая при этом возможности отца вне группы. Что до ребенка, он служит ставкой в игре между отцом и матерью: "Кто из нас компетентен заниматься малышом?", но никогда не встает сам собою вопрос о его развитии ("В нашем доме есть все, что ему надо"),
|
|
|
Связи мужа и жены с их родителями отмечены заботливостью, покровительством, опасениями по поводу здоровья, сомнениями насчет способности сына и дочери, зятя и невестки позаботиться о маленьком ребенке, короче, трудностями автономизации супружеской пары, ставшей парой родительской. Кризис, вызванный родами, разделяет супругов и сближает каждого из них с собственными родителями. Это движение порождает новые упреки, каждая семья считает другую виновницей нынешней проблемы, так и не пытаясь вскрыть конфликт и разрешить его.
Втянутые в систему полюбовных сделок с жесткими, более того, анахроничными правилами, члены этой семьи до изнеможения воспроизводят устарелую иерархическую структур, которая не интегрирует в себя новую действительность,
219 .
|
|
|
сложившуюся после рождения ребенка, и отрицает пределы, положенные каждому поколению.
Они находятся в ситуации, обязывающей их следовать в одно и то же время противоречивым правилам, которые можно определить в терминах парадокса (A. Corboz, 1986): нуклеарная семья отец — мать — ребенок чувствует себя "обязанной" выглядеть идеальной, ни в ком не нуждающейся, вместе с тем показывая свою зависимость от третичных семей. Мать чувствует себя "обязанной" быть хорошей матерью и супругой, вместе с тем будучи больной и страдающей депрессиями. Отец, имея личные и профессиональные притязания, чувствует себя "обязанным" целиком посвящать себя депрессивной супруге. Ребенок "обязан" почти что не существовать, быть образцовым малышом и вместе с тем — непременной ставкой в полюбовных сделках.
Наблюдение за диалогом между родителями и малышом (см. первую часть данного раздела) обнаруживает такое же смещение иерархических уровней, когда поведение обоих родителей сочетает в себе призывы к контакту и неспособность выстроить благоприятный контекст, что в конце концов ведет к провалу диалога и активному самоустранению ребенка (Е. Fivaz, 1984).
При таких условиях можно опасаться за развитие ребенка, в особенности за его обучение коммуникациям.
с. Кого же лечить?
Первый вопрос, который задают себе врачи в подобной ситуации, это вопрос о наиболее подходящем уровне лечебного вмешательства, способного, в пределах их возможностей, вызвать терапевтический сдвиг: воздействовать ли на индивида, на супружескую пару, на нуклеарную семью или на расширенную?
Возьмем для примера ассистента больницы, лечащего мать. Он регулярно беседует с нею с глазу на глаз и выдвигает гипотезу, согласно которой депрессия связана с рождением сына, притом что сама пациентка живет ценою смерти брата-близнеца, единственного сына у ее матери. Гипотеза очень заманчива, однако в таком контексте она окажется не работающей. Действительно, любая попытка индивидуального лечения тотчас же срывается, а врач быстро втягивается в отношения супругов (жена передает слова врача мужу, муж осведомляет врача о состоянии жены), всякое частное пространство систематически отрицается кем-либо другим ("у нас я не существует"). Равным образом, если, благодаря поддержке связи мать — ребенок, улучшается прямое взаимодействие между матерью и младенцем, немедленно встает некая иная проблема, например, какая-нибудь небрежность в уходе, на которую указывает отец, поднимая персонал по тревоге. Потребности ребенка не принимаются в расчет как таковые, а беспрерывно используются как средство взаимодействия с врачами. Таким образом, последние оказываются подчинены тем же правилам, что и семья, то есть возникает парадокс, когда "надо быть постоянно наготове и услуживать, будучи хулимыми и отвергаемыми".
Чтобы выпутаться из этой неразберихи, мы приступаем к регулярным беседам с нуклеарной семьей. Ведет их специалист по семейной терапии с помощью врача — руководителя, в присутствии лечащего врача матери. Медики договариваются между собой о правилах общения: в беседах говорится все, что относится к семье, но не упоминается ни о чем, касающемся матери в отдельности. На этих сеансах принимаются все важные решения относительно дальнейшего лечения. Малыш присутствует при разговорах и служит предметом комментариев, связывающих его поведение с поведением родителей.
220
Исследование исторического контекста семейных правил и действительных вмешательств обеих третичных семей, которые используют врачей для взаимных обвинений, вызывает у нас желание поработать с этими семьями в трансгенерационном аспекте. Мы надеемся вскрыть конфликт и положить начало переговорам, чтобы найти выход из парадоксальной игры противоречивых правил. К сожалению, эти попытки оканчиваются поражением ("старики" отказываются продолжать беседы).
Тем не менее эти встречи имели следствием укрепление терапевтического альянса с молодыми родителями, которые могут теперь отойти чуть дальше от своих старших семей и лучше отграничить нуклеарный круг.
Мы не можем детально изложить здесь весь ход лечения, длившегося три года. Постепенно кризису придавался новый смысл, то есть он связывался с установлением иного, чем прежде, равновесия ролей отца и матери, перераспределением задач и контактами с внешним миром. Таким образом, муж обрел большее равновесие между профессиональной и личной жизнью, выражая свои желания, а иногда даже слабости без провоцирования семейных конфликтов. Жена вышла из своей исключительной роли матери и больной, начала участвовать в общественной жизни квартала, оставляя мужа и сына дома. Что же до ребенка, освобожденного от положения триангуляции по отношению к родителям, ему оставалось только расти да расти.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!