Роберт Браунинг и Элизабет Барретт Браунинг
Номер «Household Words» от 7 марта 1857 г. начинается со статьи, в которой Диккенс цитирует газету «The Yorkshire Spiritual Telegraph»; в цитируемом отрывке описывается фрагмент спиритического сеанса, на котором «один из величайших английских поэтов» мистер Б. вызывает дух Данте, и последний кладёт ветку апельсинового дерева на голову миссис Б., столь же «утончённому и прекрасному поэту»[168]. В редакторском комментарии в спиритической газете[169] есть предположение, что речь идёт о Роберте Браунинге (1812-1889) и его жене, Элизабет Барретт Браунинг (1806-1861). Однако стоит заметить, что в указанной выше статье сказано лишь о том, что цветок сохранили на память – о реакции Роберта Браунинга здесь нет ни слова.
Этот знаменитый сеанс 25 июля 1855 г., как замечает К. Портер, был описан с разных точек зрения – как тех, кто там присутствовал (Роберта и Элизабет Браунингов, мистера Мэррифилда), так и тех, кто в нём не участвовал (миссис Хьюм, Пена Браунинга, Фредерика Майерса, Гудини и др.)[170]. Исследовательница пишет, что все они сходились на том, что на голову миссис Браунинг был помещён венок. Именно после этого сеанса Роберт проникся презрением к Д. Д. Хьюму, а Элизабет попыталась ещё глубже изучить спиритизм.
Элизабет Барретт Браунинг нельзя однозначно считать адептом спиритизма. Она интересовалась месмеризмом, читала Сведенборга и хотела разобраться в коммуникации между материальным и духовным миром. Однако ко многим фактам Элизабет, как и Роберт Браунинг, относилась скептически (в том числе, она соглашалась, что «послания» духов не несут никакого смысла)[171]. И в то же время Элизабет пыталась, как и Э. Бульвер-Литтон, примирить религиозное знание с научными открытиями, «прикоснуться, попробовать, ощутить» то, что лежит за пределами как традиционных религий, так и традиционной науки[172]. Роберт Браунинг также интересовался как месмеризмом, так и спиритизмом, однако ему требовались конкретные доказательства, которые они с Элизабет так и не смогли получить. Роберт Браунинг больше концентрировался на самой практике спиритизма, которая была, с его точки зрения, неубедительной.
|
|
|
Важную роль в отношении Браунингов к спиритизму сыграл эпизод с Софией Экли. С 1853 г. и до самой смерти Элизабет общалась с Софией и очень часто (иногда ежедневно) проводила с ней сеансы. Элизабет воспринимала Софию как близкого друга, однако в 1859 г. поэтесса начала отдалятся от подруги, и в 1860-м, после общения с Г. Бичер Стоу, Элизабет узнала, что София обманывала её относительно своих медиумических способностей[173]. Именно тогда у Роберта Браунинга рождается идея стихотворения «Мистер Сладж, медиум», которое будет опубликовано в сборнике «Действующие лица» (1864). Сладж, медиум-мошенник, объединяет в себе черты многих медиумов, а с Софией Экли его роднит не только желание обманывать «готовых обмануться» участников сеансов, но и американское происхождение.
|
|
|
Таким образом, особенность первого периода рецепции спиритизма в британской художественной литературе состоит в том, что чётко прочерчиваемых границ между скептиками, адептами и исследователями спиритизма не существует. Все писатели в той или иной мере знакомились со спиритической практикой и пытались её исследовать, каждый по-своему. Ч. Диккенс и Р. Браунинг интересовались таинственными явлениями, но обращали внимание на медиумов-шарлатанов и постановочный характер большинства сеансов, а Э. Бульвер-Литтон и Э. Барретт Браунинг меньше внимания уделяли практике и в первую очередь пытались понять, как происходит взаимодействие между загробным и земным миром. У. М. Теккерей не отрицал спиритизм полностью, хотя и не получил удовлетворительных ответов на сеансах. В художественных произведениях (в отличие от публицистики писателей) в это время обращения к спиритической тематике еще достаточно редки, однако уже идет процесс складывания моделей, разработки сюжетов и системы персонажей, связанных с рецепцией спиритизма.
|
|
|
Гг.
Общая характеристика
На рубеже 1870-х и 1880-х гг. взгляд на спиритизм и общение с духами начинает меняться – на отношение к спиритизму влияют несколько факторов. Во-первых, в эпоху fin de siè cle возрастает интерес к различным оккультным учениям и практикам (каббале, герметизму, алхимии, розенкрейцерам). В тот момент возникали различные группы и общества, объединённые оккультной тематикой. Самыми известными были две организации. В 1875 г. в Нью-Йорке появляется Теософское общество, а в 1878 г. Ч. К. Мэсси открывает его филиал в Лондоне. Следует отметить, что сам Мэсси был членом Британской национальной ассоциации спиритуалистов (BNAS) и первые собрания Британского теософского общества проходили в штаб-квартире BNAS[174]. Полемика между теософами и адептами спиритизма была очень долгой и касалась интерпретации явлений, происходящих на сеансах, а также понимания устройства загробного мира.
В 1888 году в Лондоне появляется Герметический орден «Золотая заря», который объединил практики масонства и розенкрейцеров, и был направлен на изучение герметической традиции, каббалы, магии[175]. При этом, как замечает А. Оуэн в книге «Место очарования: британский оккультизм и культура современности», приверженцы «нового оккультизма» задавали те же вопросы, что и адепты спиритизма, однако указывали на более «возвышенный» характер своих знаний[176]. Если сторонники спиритизма считали, что знание загробного мира может быть общедоступным, понятным каждому, а результаты сеансов должны были быть воспроизводимыми в любой точке мира, то носители оккультного знания считали полученную ими информацию тайной, доступной только для круга избранных. Некоторые новые культы возникают из литературных произведений, как это произошло с «Романом о двух мирах» (1886) М. Корелли.
|
|
|
Одновременно с этим меняется ситуация в литературном процессе. Э. Бульвер-Литтон в письмах своему сыну доказывал, что сверхъестественное – достойная тема как для поэзии, так и для прозы, когда была издана «Странная история»[177]. В 1880-е гг. это уже не требует доказательств – наступает эпоха fin- de- siecle, когда сверхъестественное и мистическое вызывает обостренный интерес писателей и публики. М. Бомонт пишет, что оккультизм и, особенно, спиритизм, задачей которого был поиск «материальных доказательств нематериального», были частью характеризующего эпоху fin- de- siè cle «позитивистского мистицизма», соединения материализма и магии. Соответственно, значение понятия «реальное» меняется по отношению к тому, что понимали под этим словом в середине XIX в. Кроме того, как замечает Дж. Б. Гордон, писатели рубежа веков чаще апеллируют к конкретному опыту, а не «генерализациям»[178]. Спиритизм как учение и практика также на деле основывался именно на конкретном опыте каждого участника и конкретных явлениях на сеансах.
Серьёзные попытки анализа и обобщения спиритических явлений начались в 1882 г., когда возникает Общество психических исследований, официально организованное после конференции, которая проходила в штаб-квартире Британской национальной ассоциации спиритуалистов 5-6 января 1882 г. У. Барретт и Э. Роджерс были инициаторами создания общества, Г. Сиджвик – его первым председателем[179]. Затем к Обществу присоединились Ф. Подмор, Э. Герни и Ф. Майерс, которые выпустили в 1886 г. книгу «Призраки живущих», обнародовав первые результаты деятельности Общества[180]. Сама деятельность Общества, обилие известных людей, в том числе в научном мире, среди его участников обусловили рост общественного интереса к проблеме общения с духами, передачи мыслей на расстоянии (именно Ф, Майерс изобрёл название «телепатия» для этого явления), взаимосвязи души и тела[181]. В деятельности Общества принимали участие и писатели, в том числе А. Теннисон и Ч. Доджсон (Льюис Кэрролл).
Параллельно с деятельностью Общества психических исследований появляется и развивается психология как наука. Несмотря на то, что психология и исследования спиритизма не были напрямую связаны друг с другом, некоторые психологи были участниками Общества. В частности, Г. Стэнли Холл и У. Джеймс были в числе основателей американского отделения Общества психических исследований, а последний даже несколько лет был его вице-председателем и, затем, председателем[182]. Появление психологии, исследования эмоций, воли, внимания, работы сознания и других психических функций оттесняет учение Месмера на второй план, оно начинает восприниматься как устаревшее. Напротив, идеи спиритизма о духах и загробном мире и практика спиритических сеансов лучше вписываются в культурный контекст конца века.
Внимание со стороны писателей к «психическим» явлениям в принципе и к спиритизму в частности возрастает. Оно проявляется у представителей различных литературных направлений: О. Уайльд в романе «Портрет Дориана Грея» (1891) показывает перемещение человеческой души в неодушевлённый объект, Г. Райдер Хаггард и Э. Ланг в романе «Скиталец» (“The World’s Desire”, 1890) создают мир, где персонажи постоянно влияют на мысли друг друга, Р. Л. Стивенсон в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» (1886) показывает, как психическое состояние персонажа меняет его внешность. Вернон Ли в романе «Любовник-фантом» (“Phantom Lover”, 1886) исследует влияние веры в призраков на сознание человека. Специфическое влияние спиритизма проявляется в том, что писатели в целом ряде случаев начинают экспериментировать с персонажами, переносить акцент с человека на призрака, не обладающего физическим телом. О. Уайльд в «Кентервильском привидении» (1887) показывает историю глазами призрака, как и М. Олифант в повести «Старая леди Мэри» (1884), или Ф. Мэрриет в романе «Послание мертвеца» (1894).
Среди писателей появляются не только исследователи, скептики и противники спиритизма, но и его убежденные адепты. Яркий пример – Флоренс Мэрриет (1833-1899), которая написала роман «Спириты и спиритизм» («Open! Sesame!», 1875) в начале своего увлечения спиритизмом, а затем еще два романа о спиритизме после почти 20 лет спиритической практики. Если в «Спиритах и спиритизме» речь идёт о человеке, который выдаёт себя за привидение, то в «Послании мертвеца» даётся описание загробного мира, совсем не похожее на мир средневековых видений или «Божественной комедии» Данте. Мэрриет пытается донести до широкой публики представления адептов спиритизма о загробном мире, основанные на учении Сведенборга и информации, полученной на сеансах. М. Олифант, не будучи адептом спиритизма, в «Старой леди Мэри» и серии рассказов о «Маленьком паломнике» (1885-1888) также создаёт «осязаемый» загробный мир, где души живут и трудятся, подобно тому, как это происходит в мире живых.
Спиритизм постепенно начинает пародироваться и переосмысливаться – уже как факт литературы. «Кентервильское привидение» Уайльда представляет собой пародию на жанр истории с привидениями, и травестирует изображения в литературе спиритической практики. Когда семейство Отисов уверяется в наличии привидения в замке Кентервиль, миссис Отис изъявляет желание вступить в «Психическое общество», а её старший сын Вашингтон пишет письмо «господам Майерсу и Подмору на тему устойчивости кровавых пятен, связанных с преступлением»[183]. За несколько месяцев до первой публикации рассказа были выпущены «Призраки живущих», что могло стать дополнительной причиной, по которой адресатами письма Отисов оказались авторы этой книги.
Редьярд Киплинг и Герберт Уэллс делают объектом своей пародии практику медиумов-мошенников. В 1888 г. публикуется рассказ Киплинга «Послание Даны Да», где некий индийский маг насылает проклятие в виде белых котят на Одинокого Сагиба. В конце Дана Да признаётся, что котят подбрасывал слуга Сагиба. Киплинг акцентирует своё внимание на реакцию группы людей (в том числе и Сагиба), являющихся теософами или адептами спиритизма, на появляющихся котят. Писатель начинает текст с описания религии, которая включает в себя все возможные религиозные знания[184] – и при этом заимствует немало элементов, указывающих на спиритическую и теософскую практику. Играющие сами по себе инструменты, падающие с потолка письма, а также упоминания медиума-мошенника Генри Слейда указывают на явления, происходившие на спиритических сеансах. Герберт Уэллс создаёт в романе «Любовь и мистер Люишем» (1899) образ медиума-обманщика, который строится на переосмыслении образа Сладжа из известного стихотворения Браунинга. Так образом, спиритизм уже рассматривается как феномен в том числе литературный, более того, вполне сложившийся, со своей топикой и даже набором штампов, которые становятся объектом пародирования.
В отношениях адептов спиритизма с литературой прослеживается яркая особенность: понятия «реалистическое» и «документальное» они применяли к таким текстам, которые критики и читатели считали «фантастическими» и «вымышленными». Флоренс Мэрриет в своей второй книге воспоминаний о спиритизме «Мир духов» (1894), указывает, что некоторые читатели восприняли её первую книгу «Смерти нет» (1891) как «умело созданный роман»[185]. Читатели, как замечает Татьяна Конту, проводили параллели с книгой Мэри Корелли «Роман о двух мирах», который имел ту же направленность, но при этом был литературным вымыслом[186].
С другой стороны, адепты могли обвинить авторов фантастических романов в использовании подлинных историй из спиритической практики. В одном из июльских номеров журнала «Light» от 1888 г. У. Стейнтон Мозес (под известным псевдонимом «M. A. Oxon») пишет, что в романе Холла Кейна «Выборный судья» («The Deemster», 1887) есть эпизод, скопированный из «Записок Общества психических исследований»[187]. Речь идёт об эпизоде, в котором один из супругов получает увечье, а второй тоже чувствует боль и видит на себе следы удара, хотя и находился далеко от места событий. В том же журнале «Light» в 1887 г. вышла рецензия на книгу Г. Райдера Хаггарда «Она» (1887), где прямо говорится о «реалистическом мастерстве» писателя, особенно с точки зрения «психических интересов»[188]. Понятие «фантастического», таким образом, также имело для адептов спиритизма иное значение, нежели для не-адептов.
Отношения темы искусства и спиритизма интерпретируется писателями по-разному. Мэри Корелли в 1886 г. публикует «Роман о двух мирах», где медиумический дар проявляется через талант к какому-либо виду искусства. Однако сама практика спиритизма показана в романе как мошенничество. О. Уайльд в своём эссе «Упадок лжи» (1889) упоминает Общество психических исследований (названное им «Психическим обществом») и Ф. Майерса в частности в ряду тех людей, чьи работы «банальны, отвратительны и правдоподобны» («commonplace, sordid and probable»)[189]. Среди них, как замечает писатель, «нет даже хорошего кошмара». Деятельность Общества психических исследований Уайльд считал деструктивной для жанра истории с привидениями – поскольку привидения уже никого не пугали. Реакцией на эту ситуацию для Уайльда стала пародирование жанра («Кентервильское привидение»). Генри Джеймс, напротив, как пишет Б. Беннетт, попытался в «Повороте винта» (1898) заново внушить читателям переживание ужаса при чтении рассказа о привидениях[190]. Для этого, как замечает И. В. Головачёва, Джеймс использует не только и не столько самих призраков, которые, возможно, являются плодом фантазии, сколько приёмы в духе эпохи fin de siè cle, эксплуатируя запретные, но притягательные на тот момент темы девиантной сексуальности и развращения детей[191]. Таким образом, можно сказать, что читателя последней трети XIX в. было очень сложно испугать появлением привидения – они стали обыденными.
Флоренс Мэрриет
Флоренс Мэрриет (1833-1899) родилась в семье писателя Фредерика Мэрриета. В 1870-е гг. Мэрриет перешла в католицизм и практически одновременно с этим заинтересовалась спиритизмом. Римско-католическая церковь выступала против спиритической практики и возможности общаться с душами умерших на земле вообще, а явления на сеансах приписывали действиям дьявола[192], поэтому Мэрриет можно назвать одним из редких примеров подобного сочетания.
С 1865 по 1890 гг. писательница опубликовала 45 романов и несколько сборников рассказов, а с 1872 по 1874 гг. была редактором журнала «London Society». Читатели знали её как автора сенсационных романов; при этом, когда критики обвиняли её в создании «сенсационных» сюжетов, Мэрриет писала, что берёт их из реальной жизни[193]. Когда же писательница опубликовала в 1891 г. автобиографическую книгу «Смерти нет», многие читатели усомнились в правдивости повествования. Через 3 года вышла ещё одна ее нефикциональная книга о спиритизме, «Мир духов» (The Spirit World).
В книге «Смерти нет» Мэрриет пишет, что впервые она побывала на спиритическом сеансе в 1873 г.[194] В феврале этого года она познакомилась с журналистом Генри Данфи, адептом спиритизма, который дал ей адрес медиума миссис Холмс. Медиум сначала отказывалась проводить сеанс только с Мэрриет и её подругой Энни Томас, однако сеанс всё же состоялся и прошёл весьма успешно – появилось несколько материализаций лиц, и со многими они смогли даже поговорить[195]. Мэрриет отмечает, что миссис Холмс очень удивилась, что она смогла провести «столь успешный сеанс с посторонними людьми», и предположила, что обе посетительницы являются мощными медиумами. В последующих главах Мэрриет действительно рассказывает о своем общении с призраками без помощи других медиумов.
Стоит отметить, что Мэрриет акцентирует внимание читателей на опыте и репутации медиума. Она делает ремарку о том, что миссис Холмс была поймана на мошенничестве, однако для писательницы этот факт не так важен. Мэрриет ссылается на то, что репутация людей часто отличается от их реального поведения в худшую сторону, и поэтому писательница полагается только на собственный опыт. Мэрриет заявляет, что даже если медиум обманывал кого-то до или после общения с ней, это не является аргументом, если на сеансе с писательницей обмана не было[196]. Таким образом, здесь Мэрриет указывает на один из основополагающих принципов спиритизма – опора на частный опыт и сомнение по отношению к тому, что заявляют другие.
В то же время сами тексты Мэрриет не всегда выглядят убедительными. Т. Конту утверждает, что книги «Смерти нет» и «Мир духов» имеют фикциональный характер: некоторые истории о встречах с духами имитируют популярные в то время жанры[197]. Одна из материализаций выглядит как готический рассказ: с потока спускается некая фигура, похожая на летучую мышь[198]. Опора на факты, увиденные собственными глазами, и повествование от первого лица отсылают к уже устоявшемуся в то время канону рассказа о привидениях, в котором использовался приём «показаний свидетеля»[199]. Здесь можно вспомнить, как Ч. Диккенс указывал на художественную банальность «подлинных» историй о привидениях. К 1890-м гг. граница между художественными и нехудожественными текстами еще более размывается, и они оказываются почти неразделимы.
Романы «Послание мертвеца» (1894) и «Странное превращение Ханны Стаббс» (1896) были опубликованы после «Мира духов», и направлены также на знакомство широкой аудитории со спиритизмом. Особенно хорошо это видно в «Послании мертвеца», где есть и подробное описание загробного мира, которое дается для главного героя, умершего материалиста профессора Олдуина, и рассказ о спиритической практике в земном мире для жены и дочери Олдуина. Всё повествование в романе строится вокруг грешника, который должен признать свои ошибки, совершённые на земле, и их исправить. Загробный мир при этом не таит в себе опасности ни для призраков, ни для живых людей. В «Странном превращении Ханны Стаббс» общение с загробным миром выглядит иначе. Ханна Стаббс, невинная девушка-служанка, теряет доверие своего возлюбленного и даже своей семьи из-за своего медиумического дара. Спиритические эксперименты приводят к тому, что она сталкивается с враждебными духами, которым не может противостоять. Даже дух-спутник не может её защитить. Противоречие между этими двумя взглядами на спиритизм будет объяснено в «Туманной земле» (1921) А. Конан Дойла.
Маргарет Олифант
Маргарет Олифант (1828-1897) родилась в Шотландии, свой первый роман опубликовала в 1849 году. Олифант написала за свою жизнь несколько десятков романов, она была одним из самых плодовитых писателей той эпохи. Несмотря на то, что Олифант мало писала о спиритизме, она часто думала о загробном мире, зачастую в связи со смертью членов её семьи и друзей: в 1859 году умер её муж, в 1864 – дочь, а в 1879 году – Джон Блэквуд, издатель и друг Олифант.
К практике спиритизма М. Олифант относилась с иронией. Дважды в книге «Автобиография и письма миссис М. О. У. Олифант» она упоминает «медиумов-художников» (art mediums). Впервые об этом говорится в связи со знакомством с Ховиттами – результаты медиумических экспериментов их дочери Олифант называет «каракулями»:«There was a great deal about spiritualism (so called) in the air at this time—its first development in England, —and the Howitts' eldest daughter was an art medium producing wonderful scribble-scrabbles, which it was the wonder of wonders to find her mother, so full of sense and truth, so genuine herself, full of enthusiasm about»[200].
Однако по её ремарке о начальном этапе развития спиритизма можно понять, что ей была известна история развития спиритической практики. М. Олифант была верующей христианкой, но в то же время, по её словам, не избежала «духа века», «который не знает, что думать, и в то же время думает и поражается, и останавливает себя, и продолжает думать, который и верит, и не верит»[201]. Писательница пыталась представить себе рай, но не могла, так как для неё разлука умерших и их близких живых людей исключала возможность счастливого и безмятежного существования как для одних, так и для других[202]. Эти рассуждения фактически подводят её ко взглядам адептов спиритизма. Её сомнения подобны размышлениям о загробном мире и его месте во Вселенной Э. Бульвер-Литтона, Э. Барретт Браунинг, А. Теннисона и других викторианцев.
Отношение М. Олифант к призракам и загробному миру впервые отчётливо проявилось в романе «Осаждённый город» (1880)[203], где призраки принуждают жителей французского города Семур уйти за пределы городских стен. Причина появления духов – неправедное поведение жителей, их приверженность материализму. При этом призраки не являются неким знамением, они просто стремятся помочь тем, кто остался на земле. Так же представляли себе призраков и адепты спиритизма – любящими и пытающимися донести до людей некое послание, помочь им.
Одной из главных задач призрака старой леди Мэри из одноимённой повести[204] становится исправление ошибок, допущенных на земле, и, в то же время, неспособность обратиться к близким людям, которые ещё живы, что является основным источником её страдания. Леди Мэри прячет завещание в потайном шкафчике и оставляет таким образом свою молодую воспитанницу без средств к существованию. Весь текст посвящён попыткам старой леди обратиться к молодой девушке и показать, где именно искать завещание. Сюжет рассказа напоминает «Послание мертвеца»[205] Ф. Мэрриет, и в рассказе Олифант даже есть девочка-медиум. Но одновременно с этими явными отсылками к представлениям о загробном мире в духе спиритизма, Олифант показывает и медиумов-мошенников – слуги арендаторов дома начинают заявлять, что видели или слышали леди Мэри, хотя на самом деле они её видеть не могли. Таким образом, можно сделать вывод, что Маргарет Олифант интересовалась спиритическими представлениями о загробном мире, однако практика спиритических сеансов казалась ей абсурдной.
Данный период становится самым плодотворным в области взаимодействия литературы и спиритизма. «Психические исследования» привлекают интерес писателей, также, как и психология. В литературе появляются эксперименты с переносом точки зрения – от человека к привидению, появляются яркие образы загробного мира. Кристаллизуются устойчивые сюжетные элементы, типы персонажей, складывается набор узнаваемых общих мест, приемов, тематических комплексов. О зрелости спиритической топики в литературе сигнализирует распространение пародий на сложившиеся стереотипы в изображении спиритической практики, медиумов, призраков. Пародия реагирует на высокую формульность литературных произведений, обращавшихся к спиритизму, а также демонстрирует наличие сложившейся традиции, ее «готовых форм», которые и становятся объектом высмеивания.
Гг.
Общая характеристика
Третий период охватывает тридцать лет с начала XX века до смерти А. Конан Дойла в 1930 году. Спиритизм постепенно перестаёт интересовать учёных. Остаётся практика общения с духами, продолжают существовать спиритические церкви. В Обществе психических исследований появляется такой феномен как «перекрёстная переписка» – послания, якобы отправленные уже умершими участниками Общества живым посредством использования художественной литературы.
Начиная со смерти Ф. Майерса в 1901 г. разные медиумы начали передавать с помощью автоматического письма «зашифрованные» послания, состоящие из цитат из классических произведений. Среди источников были тексты античных авторов (Софокл, Гомер, Платон), европейские (Мильтон, Данте) и даже произведения викторианцев, недавно ушедших в мир иной (стихотворения Р. Браунинга и А. Теннисона использовались достаточно часто)[206]. Изначально шифр, который, по мнению участников Общества, могли создать только Э. Герни, Г. Сиджвик и Ф. Майерс, должен был окончательно подтвердить существование загробного мира. Ли Уилсон предполагает, что практика создания подобных текстов из фрагментов цитат, а также техника анализа этих текстов в Обществе психических исследований повлияли на эксперименты модернистов и отношение к тексту в первой половине XX века[207].
В этот период писатели трансформируют опыт использования спиритизма в литературе и намеренно соединяют его с популярными темами. Б. Стокер в «Сокровище семи звёзд» (1903)[208] совмещает спиритические представления о том, как призраки вселяются в медиумов, а также «психические исследования», с египтологией. Древняя богиня, призванная с помощью научных изысканий, воплощается в молодой девушке, которая очень похожа на персонажей-медиумов предшествующей эпохи. Сам ритуал-эксперимент, который проводится почти в абсолютной темноте, напоминает спиритический сеанс. Э. Блэквуд в серии рассказов о Джоне Сайленсе[209] использует жанровые черты детектива и рассказа о привидениях. Главный герой этой серии, Джон Сайленс – врач-филантроп и психический исследователь, который интересуется магией и потусторонним миром, но старается воспринимать их рационально. Он исследует случаи «заболеваний» души, а не разума и тела, особенно когда имеется некое вмешательство из загробного мира. Например, первый рассказ о Сайленсе композиционно представляет из себя детектив, однако рациональное объяснение происходящего Сайленсом основано на взаимодействии со сверхъестественными силами.
Начиная с 1911 г. У. Б. Йейтс, после изучения Сведенборга и различных оккультных учений, активно участвует в спиритических сеансах. Его увлечение коммуникацией с загробным миром продолжается до 1916 г. С. Илиопулос утверждает, что хотя Йейтс в качестве «психического исследователя» не смог отыскать ответов на вопросы о загробном мире, участие в спиритических сеансах нашло отражение в его произведениях[210]. Исследователь пишет о том, что восприятие Йейтсом сеансов как театральных постановок подтолкнуло его к написанию пьесы «Слова на окне» (1934), где центральным эпизодом является спиритический сеанс[211]. Илиопулос также отмечает отсылки к опыту спиритических сеансов и метафоры, связанные с медиумической деятельностью, в стихотворениях сборников «Ответственность» (1916), «Дикие лебеди в Куле» (1919), «Майкл Робартис и танцовщица» (1921).
Р. Киплинг продолжает писать о спиритизме: в 1902 г. публикуется рассказ «Беспроводной телеграф»[212], а в 1919 г. – стихотворение «Эн-дор»[213]. В рассказе Шейнор, один из персонажей, под действием лекарства входит в транс и «пересоздаёт» поэму Дж. Китса «Канун святой Агнессы». Герой-рассказчик делает предположение, что Шейнор имеет доступ к духу самого Китса. К 1919 году осторожный интерес к спиритизму, продемонстрированный в рассказе, сменяется у Киплинга отторжением: «Эн-дор» представляет собой предостережение против спиритизма «матерям и тоскующим жёнам» погибших в Первой мировой войне солдат. Киплинг убеждён, что медиумы обманывают людей, пользуясь их горем. Он отсылает читателей к истории об Аэндорской волшебнице из Книги Царств, и одновременно с этим «Эн-дор» из места проведения сеансов превращается в ложный загробный мир. В 1920-е гг. появляется несколько рассказов Киплинга, где он также исследует «психические явления», как и в «Беспроводном телеграфе». Одновременно с этим выходят книги А. Конан Дойла о спиритизме, где он рассказывает о новом откровении человечеству.
Артур Конан Дойл
Артур Конан Дойл (1859-1930) именно в этот период активнее всего действует в качестве адепта спиритизма. Он впервые побывал на спиритических сеансах в 1886 году. На тот момент Конан Дойл был скептиком и убеждённым материалистом, и не сразу поверил в реальность существования загробного мира, однако заинтересовался «психическими исследованиями» и даже написал в 1887 г. письмо в редакцию журнала «Light»[214]. Какое-то время, по его собственным словам, Конан Дойла привлекала теософия, а в 1893 году он стал участником Общества психических исследований[215]. Писатель в своей книге «Воспоминания и приключения» замечает, что продолжал время от времени участвовать в спиритических сеансах и изучать спиритические явления, в том числе с участниками Общества психических исследований.
Его активная деятельность по распространению спиритизма начинается в 1916 году, когда он публикует ещё два письма в журнале «Light» о местонахождении души в бессознательном состоянии[216]. В 1918 г. Конан Дойл прочёл первую лекцию о спиритизме в Ноттингеме[217], и тогда же вышла его книга «Новое откровение». В дальнейшем А. Конан Дойл написал несколько нехудожественных книг о спиритизме, в том числе уже упоминавшуюся «Историю спиритизма» (1926), заметки о путешествии в Австралию с циклом лекций под названием «Блуждания спиритуалиста» (1921) и другие, включая его последнюю книгу «Край неизвестного» (1930). Для Конан Дойла спиритизм стал не способом исследовать загробный мир научными методами, а полноценной религией. Писатель оправдывал медиумов, которые подделывали материализации, верил в подлинность «фей из Коттингли» (см. его книгу «Явление фей», 1921) и спиритических фотографий, разоблачённых ещё в XIX в. (см. его книгу «Факты в пользу спиритической фотографии»).
Единственное художественное произведение о спиритизме А. Конан Дойла, роман «Туманная земля» (1926)[218], содержит в себе описание спиритической практики в её разных видах и формах. Из-за этого книга становится больше похожа на цикл рассказов, которые объединены основными персонажами и рамочным сюжетом. Каждая глава посвящена одному эпизоду, который является композиционно завершённым, однако несмотря на это рамочный сюжет прослеживается хорошо. Он разворачивается вокруг журналистов Эдварда Малоуна и Энид Челленджер (дочери профессора Челленджера, появившегося впервые в романе «Затерянный мир», 1912). Они делают репортаж о спиритизме, исследуют этот феномен и постепенно превращаются в адептов. Даже сам Челленджер на сеансе в конце романа начинает верить в спиритизм, когда получает послание от двух его бывших пациентов – они передали, что умерли не от его лекарства, а от болезни. Как настоящий учёный, Челленджер, получив информацию, о которой никто кроме него на сеансе не мог знать, извиняется перед присутствующими и признаёт свои ошибки. Конан Дойл, таким образом, не просто показал спиритизм 1920-х гг., но и попытался доказать, что даже такой персонаж, как Челленджер, уже известный читателям, может в определённой ситуации стать адептом спиритизма.
Именно в «Туманной земле» наиболее подробно показаны спиритические сеансы. Первым, кто показал спиритический сеанс в литературе, стал Дж. Шеридан Ле Фаню, который отрицал спиритизм и считал его шарлатанством. В 1866 г. Ле Фаню публикует роман «В темноте» («All in the Dark»). Его сюжет строится вокруг судьбы Уильяма Мобрея, тётя которого, мисс Дина Перфект, питает интерес к «сверхъестественному». Именно она становится адептом спиритизма и проводит сеансы. В романе описан только один из них – его невольным участником и стал Уильям Мобрей[219]. Обстановка сеанса не совсем традиционная: ночью мисс Дина решает уточнить у духов дату своей смерти (скорое приближение которой, по её мнению, они же чуть раньше и предсказали) и собирает всех обитателей дома. Примечательно, что на сеансе нет ни одного медиума – мисс Дина уверена, что способностей присутствующих достаточно для общения с потусторонним миром.
Ле Фаню предваряет описание этого события эпизодом, связанным с обманом зрения. В комнате, где Дина обычно обращалась к призракам, на тот момент спал доктор Дрейк (его попросил остаться Уильям из-за состояния тёти). Когда Дина вошла в ночном колпаке и с восьмитомником «Откровений Элиху Бунга», доктор только проснулся и встал с дивана. Из-за очень слабого освещения каждый из них подумал, что видит призрака. Несмотря на то, что недоразумение достаточно быстро выясняется, идея обманчивости и самовнушения сохраняется, определяя атмосферу организованного Диной сеанса. Ле Фаню точно копирует детали сеансов, которые обычно фигурируют в описаниях адептов: деревянный стол, за которым сидят участники, их поза (руки лежат на столе, пальцы раздвинуты), напряжённое ожидание какого-либо проявления присутствия духов. Доктор Дрейк намеренно вводит в заблуждение остальных, производя щелчки и приподнимая стол якобы по действию призраков. Именно массивные деревянные столы чаще всего подвергались манипуляциям со стороны призраков на спиритических сеансах – они подпрыгивали, двигались по комнате, наклонялись и даже левитировали. Ле Фаню показывает, что доктор хорошо осведомлён о том, как проходят сеансы, несмотря на свой скептицизм: именно он предлагает использовать планшетку, на которой и показывает фразу sine die (лат. «без дня», неопределённый срок). Употребление древних или просто экзотических языков призраками воспринималось как доказательство подлинности контакта и древности духов. Уильям же, незнакомый с современной модой на спиритизм, не может понять намёков доктора. В результате, как пишет Ле Фаню, Уильяма «отлучают» («excommunicate») от спиритического круга. Впоследствии ему самому начинает казаться, что на сеансе он наблюдал что-то сверхъестественное. Дина убеждает себя в истинности происходящего, и её состояние сразу меняется к лучшему. Ле Фаню, таким образом, использует штампы спиритического сеанса не только для высмеивания спиритизма, но и для раскрытия характеров героев и акцентирования одной из основных тем романа – самовнушения.
В «Послании мертвеца» Ф. Мэрриет читатель наблюдает «классический» сеанс[220], канон которого сохранился с 1860-х гг. Замужняя женщина средних лет принимает клиентов в своей квартире. После её рассказа о сущности спиритизма все участники садятся за стол, медиум входит в транс и начинает говорить от лица призраков. И здесь появляется другое измерение – главный герой (недавно умерший профессор, пока что изучающий загробный мир) смотрит, как взаимодействует другой дух с медиумом, и обсуждает сеанс со своим наставником. Живые участники тоже обучаются искусству контакта в ходе сеанса – к примеру, одна из посетительниц сначала не может понять, что медиум в трансе говорит и действует от имени её умершей матери. Посюсторонние персонажи становятся адептами спиритизма, а герой-призрак узнаёт о сеансах и их возможностях. Мэрриет, таким образом, делает попытку показать в художественном тексте механизм сеанса и его влияние на людей и призраков.
Одновременно с этим сеанс продолжал быть «мишенью» для сатиры. В частности, Г. Уэллс в романе «Любовь и мистер Люишем» (1899) подробно описывает сеанс с участием мистера Чеффери, медиума-шарлатана.
После Ф. Мэрриет сеансы в произведении писателя-адепта появятся только через 20 лет, а именно, у Конан Дойла в «Туманной земле». В романе несколько эпизодов посвящены спиритическим сеансам, другие либо касаются произвольного появления призраков, либо действий медиумов вне сеансов. Самая первая глава[221] посвящена спиритической церкви, в которой при большом скоплении людей женщина-медиум описывает тех призраков, которых она видит, и передаёт их послания родственникам или друзьям. Скептицизм Конан Дойла по отношению к этим собраниям виден в описании самого процесса: большое количество людей, шум, неспособность медиума точно описать духа и правильно адресовать его обращение только усугубляют сомнения как читателя, так и главных героев. Спиритические церкви появились ближе к концу XIX века, и не все адепты их поддерживали. В дальнейшем Конан Дойл показывает различные варианты сеансов: с медиумом и без него, с трансом медиума, материализацией, с голосом из ниоткуда и т.д. Рассмотрим некоторые из них подробнее.
Первый сеанс, в доме Болсоверов в Хэммерсмите, является примером частного сеанса: большинство участников являются членами одной семьи, кроме них присутствуют лишь соседи и частично выполняющий роль медиума музыкант. Настоящего медиума у них нет, как и у персонажей вышеупомянутого романа «Всё в темноте», однако героям Конан Дойла удаётся вызвать дух маленькой девочки, которая, в свою очередь, «приглашает» других призраков на сеанс. В целом, происходящее повторяет описания из спиритической периодики – сначала пение и молитва, затем появление призрака-проводника (в данном случае это маленькая девочка), который созывает других духов, обращающихся к участникам. Тем не менее, Конан Дойл не ограничивается воспроизведением отчётов о сеансах. В первую очередь, писатель наделяет каждого призрака определённым голосом и манерой речи: восьмилетний ребёнок говорит простыми фразами с просторечными оборотами, интеллектуал из «шестой сферы»[222] использует сложные конструкции, произносит монолог о любви, а ортодоксальный католик постоянно твердит латинскую молитву. Таким образом, автор индивидуализирует всех участников сеанса, как живых, так и мёртвых, с помощью художественных средств, создает их речевые портреты.
Вслед за первым, частным сеансом герои посещают сеанс публичный. На нём присутствуют члены Общества психических исследований, аристократы и известные адепты спиритизма. Здесь уже выступает известный медиум, Томас Линден, который способен проводить редкую манифестацию – материализацию призраков в полный рост. Он сидит рядом с ширмой, из-за которой выходят разной комплекции и пола полупрозрачные фигуры. Так как сеанс публичный, место за ширмой тщательно осматривают исследователи-скептики – эта процедура достаточно часто появляется и в отчётах с сеансов. В данном случае медиума не обыскивают, возможно, потому, что участники будут видеть его во время сеанса за счёт слабого красного света. Сначала Линден ведёт себя так же, как и медиум в спиритической церкви – «передаёт» послания от призраков, которых может видеть и слышать только он сам. Здесь возникает та же проблема – далеко не все имена и описания призраков подтверждаются живыми участниками. Но затем он входит в транс, и начинают появляться материализованные фигуры. Они уже отличаются друг от друга не столько манерой речи, сколько поведением и внешностью. Конан Дойл описывает их с точки зрения Энид Челленджер, которая отмечает разницу в росте, в том, стесняются ли они участников сеанса и как быстро выходят из-за ширмы. Эдвард Малоун встречается с умершей матерью, но не может до конца поверить в то, что это она. После сеанса автор акцентирует внимание на реакции зрителей – мы видим диалог между исследователями, один из которых вовсе не верит в происходящее, а другой всё ещё сомневается. В то же время «напыщенный мистик», который «вдруг увидел настоящую загадку» («was suddenly faced with a real mystery»), в ужасе убегает[223].
Ещё один пример сеанса, на этот раз домашнего, показан в середине книги. Здесь участники, живые и мёртвые, как бы меняются ролями – первые помогают вторым осознать, что они уже мертвы, и, тем самым, начать двигаться к более высоким духовным сферам[224]. Сеанс отличается от предыдущих и тем, что люди не сидят вокруг стола, а располагаются полукругом около камина. Медиумом «овладевают» призраки, которые не осознают, что уже выбыли из числа живых. Здесь отчётливо виден характер каждого из них – это выражается в речи и жестах (которые выполняет тело медиума под действием призраков). Особенно выделяется призрак матроса, погибшего во время Первой мировой войны: он использует жаргон моряков, что и отмечает Эдвард Малоун. Описывая разные спиритические сеансы, Конан Дойл пытается создать целостный, но многогранный образ спиритизма – такой, каким он его воспринимает.
Таким образом, в последнем периоде исследуемой нами эпохи взаимодействие спиритизма и литературы усложняется. Персонажи-медиумы и духи, с которыми они общаются, воспринимаются, разрабатываются и заимствуются писателями уже как факты литературы. Важную роль как в развитии спиритизма, так и в изменении отношения к нему со стороны писателей сыграла Первая мировая война (что особенно хорошо видно на примере Киплинга и Конан Дойла). С угасанием позитивистского подхода к таинственным явлениям заметно нарастает иррационализм в их оценке; что касается литературной трактовки, формульность продолжает усиливаться, и, тем самым художественная литература, обращавшаяся к спиритизму, все определённее дрейфует либо в сторону гибридного художественно-документального письма, либо сливается с массовой литературой. Итоговым для викторианского феномена литературной рецепции спиритизма становится широкая панорама спиритической практики, воссозданная в «Туманной земле» А. Конан Дойла.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 187; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!