Снежный баран — спартанец горной тундры

 

Вертолет, ровно и сильно гудя, поднимался к белым вершинам угрюмого Станового хребта. Все реже и ажурнее становились лиственничники, истончались темные полоски ельников вдоль ключей, а распадки были все каменистее и круче. И вот лес сошел на нет, под белым покрывалом снега угадывались полегшие заросли кедрового стланика. Дикий хаос скал подпирал пронзительную синь неба и угрожающе надвигался.

Лопасти винта надсадно вкручивались в разреженный воздух. Я завороженно смотрел на скалы и думал, что здесь, на такой высоте и в дикости, жизнь невозможна, как вдруг увидел внизу прыгающие живые комки. Один, другой, третий. И еще три.

Я догадался, что это стадо снежных баранов. Видеть их в естественной среде мне ни разу не доводилось. Трудно было поверить в то, что эти крупные растительноядные животные могут находить в таких гибельных заснеженных скалах что-то съедобное. Но бараны были и прыгали очень резво.

Снежные бараны скоро исчезли за грозно вздыбившимся утесом. Вертолет несколько минут, истошно воя, преодолевал неширокую, ровную перевальную седловину между двумя гигантскими кучами камней, а я все это время рассматривал многочисленные старые и свежие следы баранов, темные пятна до земли разрытого снега. Я видел реденькие полоски кустарников и думал о том, какими удивительно неприхотливыми могут быть звери. Пожалуй, в число живущих в суровых условиях при скудности кормов рядом с северным оленем и овцебыком с полным основанием можно поставить снежного барана, истинного спартанца горной тундры.

 

* * *

 

Снежного барана зовут еще толсторогом, чубуком. Он полноправный представитель семейства полорогих, рода баранов. Архар, муфлон и обыкновенная домашняя овца — родственники толсторога, но живут они в благодатной среде, а суровые условия для них просто губительны.

Толсторог — обитатель гор и скалистого морского побережья северо-восточной Азии и Северной Америки. Типичные места обитания снежного барана — труднодоступные для других животных скалы, крутые, сильно изрезанные горные склоны. Обычен он и в горной тундре, и на альпийском высокогорье. Прекрасно чувствует себя и на гольцовых террасах, и на скалах речных долин. В скалах снежный баран недоступен хищникам, а склоны гор и сглаженные вершины, покрытые горно-тундровой растительностью и редколесьем с ягельниками, — это отличные пастбища. В нашей стране он распространен от северного Прибайкалья до полярного круга и от реки Лены до Охотского и Берингова морей — для этих мест снежный баран обычен. А в Северной Америке он обитает в горах Аляски и Канады.

Обширна территория ареала снежного барана, однако площадь действительно заселенных им мест гораздо меньше: в пределах ареала он не встречается на равнинах, да и горы осваивает не все, а лишь подходящие для него. В итоге распространение этого зверя внутри ареала весьма мозаичное и неравномерное.

Снежный баран относится к крупным животным: он массивен, голова небольшая, но на мощной короткой шее. Самцы горделиво носят громадные и красивые рога, у основания они достигают 36 сантиметров в обхвате, сильно закручены в тяжелую крутую спираль до полутора оборотов острыми концами наружу. Общая длина рогов примерно один метр (иногда встречаются до одного метра десяти сантиметров). Они служат и украшением, и гордостью бараньего рода, несмотря на то, что у самок рога короче и без спирали.

О размерах толсторога проще всего судить по весу. Камчатский баран весом 135 килограммов вовсе не редкость, иные же богатыри достигают полутора центнеров. Длина тела — 150–160, высота в холке 110–112 сантиметров. Самки значительно мельче, их обычный вес — 50–60 килограммов. Лишь немногим меньше размеры чубуков, которые распространены в Якутии.

Особенно массивными снежные бараны кажутся в зимнем мехе, он очень густой, длинный и плотный. Окрас его однотонный, разные особи имеют свой оттенок: бурый, коричневый, темно-шоколадный. К весне мех выгорает, вытирается и светлеет. В мае происходит линька. В летнем коротковорсном наряде толстороги выглядят гораздо стройнее, а самки даже изящно. К осени летний мех меняется на все тот же густой и длинный.

Обычно снежный баран спокоен и медлителен до флегматичности. Особенно зимой, когда не досаждают комары, мошка и прочие кровососы. Вверх по склонам гор бегут лишь при опасности, а так все ходят, да еще с остановками. В скалах они замечательно ловки и смелы, великолепно прыгают.

Удивительно хорошо толстороги приспособлены к жизни в скалах, а вот на ровном месте нет в них прыти: волк догоняет без труда. Потому-то снежные бараны держатся вблизи скал — в них спасение от хищников. На горных кручах они недоступны ни волку, ни росомахе, ни рыси, а тем более бурому медведю. Только от меткой пули нет им спасения.

 

Несмотря на большой вес, бараны легко спрыгивают на скалистый грунт с двух-трехметровой высоты. Следует опровергнуть небылицу, что горные козлы и бараны бросаются с высоты вниз на рога, при ударе пружинят на них, подскакивают, становятся на ноги и бегут дальше — не способны на такое звери, сказки это.

Снежные бараны молчаливы. Редко когда от них услышишь нечто подобное тихому блеянию овцы, лишь самки с ягнятами издают тонкие переливистые звуки.

Некоторые охотники считают снежного барана глупым животным: слышит и видит охотника, а подпускает к себе на винтовочный выстрел. Да, подпускает, но не по скудоумию, а по природной доверчивости. О сообразительности этого животного можно судить по таким примерам: никогда не ляжет он на гребне хребта так, чтобы проецироваться на светлом фоне неба, а чуть приспустится; когда его настигает вертолет — мчится к лесу или в заросли кустарника и там затаивается.

Толсторог — растительноядное животное. Ест траву, ягодные кустарники, особенно любит бруснику и голубику, лишайники, а ягель просто обожает. Лакомится ягодами и грибами, бобовыми и злаковыми, раскапывает коренья.

Неприхотлив в питании снежный баран. Летом он всегда сыт, даже привередничает: ищет что повкуснее. Но зеленью трав и кустарников питается лишь три-четыре месяца в году, а в остальное время вынужден есть все без разбора, как северный олень или овцебык: сухую траву, жухлый лист, ветки кустарников. На выдувах, где снега немного, копытит передними ногами и съедает почти все, что находит. Даже багульник не отпугивает его своим резким запахом. Ягель нередко служит баранам основным зимним кормом.

Для преодоления всех тягостей длинной зимы толсторогу очень важно за лето накопить сил и зажиреть. И он с этой задачей справляется весьма успешно. Как только на солнечных участках вытянутся нежные стебли трав, нет барану отдыха — он с утра до вечера в поисках пищи. Через неделю травы уже много, но чтобы наполнить желудок восемью — десятью килограммами питательной зелени, надо пастись с рассвета до сумерек. Приходит время, и пища становится на редкость разнообразной: подрастают побеги на кустарниках, поднимаются крупностебельные борщевики, дудники, чертополох, молочайники, черемша…

Примерно через месяц такого питания снежные бараны восстанавливают свои силы после зимы и умеряют кормовой пыл: пасутся в основном на зорях, уходя от жары и гнуса на день в скалы, на бодрящие ветры.

Осенью, когда на полянах трава начнет усыхать, бараны вновь усиленно питаются, за свежей зеленью им приходится спускаться с хребтов. Но с каждым днем зеленых трав и листьев становится меньше, и все чаще приходится обращаться к ветоши, мхам и лишайникам. Но предстоящие шесть — восемь месяцев жесточайшей зимней голодовки уже не так страшны — к осени толстороги накапливают жира до 15–20 процентов собственного веса.

Зимой снежные бараны свою силу тратят чрезвычайно экономно — лишнего шага без надобности не сделают, а пасутся почти весь день. И все-таки за зиму эти горные спартанцы сильно худеют: самцы теряют до 30 процентов осеннего веса, самки — 20–25, а молодняк — 12–15 процентов. Но, несмотря на все зимние тяготы, эти животные успешно преодолевают их.

Толстороги живут оседло. Кочуют они лишь при смене сезонов года, да и то недалеко. Точнее сказать, совершают сезонные перемещения. Правда, ученые Якутии установили, что снежные бараны в Восточной Сибири весной и осенью делают переходы до 60 километров, скажем, с восточной многоснежной стороны горного хребта на западную, менее снежную. На Камчатке, случается, весной бараны уходят с гор к морю на расстояние до 50 километров. Но это надо расценивать как исключение из правил.

Особенно ограничена территория зимнего участка обитания — он чаще всего включает небольшую кромку некрутого задернованного склона, примыкающего к скальным обнажениям. К весне размер участка увеличивается за счет освоения новых территорий. Летом бараны иногда спускаются в верхнюю кромку леса, но к зиме снова поднимаются в горы. Зимой постоянные ветры в горных районах сдувают снег, и глубоким он не бывает, его копытить сравнительно легко.

Летом взрослые самцы и самки живут обособленными небольшими стадами, обычно по четыре — восемь голов. Часть самцов, преимущественно старых, держится отдельно. Молодняк этого и прошлого годов рождения — при матерях. В сентябре, с приближением брачной поры, стада объединяются. В иных насчитывается до 20 голов разного пола и возраста. Такими смешанными стадами толстороги и зимуют, вновь расходясь на группы самцов и самок к маю, когда наступает пора ягниться.

Гон у снежных баранов обычно проходит в течение месяца, начиная с середины ноября (иногда он растягивается до начала января). Но разгар гона длится всего 10–15 дней. Брачная пора у толсторогов как будто бы лишена страстей и шума, однако и у них она особенная. Сначала взрослые самцы-рогачи как бы играют: поднимаются друг перед другом на задние ноги, стукаются рогами, опускаясь на передние, жмут друг друга, стараясь пересилить, потом мирно расходятся. На самом деле это не столько игры, сколько проба сил. Позже она обостряется, схватки приобретают боевой характер, бараны бьются рогами с 10–15-метрового разбега, и тут уж победитель выясняется без сомнений и споров. Слабые беззлобно удаляются, сильные формируют небольшие гаремы из двух — четырех самок. Кровавые схватки для баранов, обитающих в Сибири, не характерны, в период гона они не теряют бдительность и едят регулярно, а потому и худеют мало. Будто все время помнят о приближающейся суровой зиме.

По истечении семи месяцев беременности самки отделяются от стада в укрытые от врагов и защищенные от непогоды места и ягнятся. Детеныш чаще бывает один, иногда пара. Весит ягненок около трех с половиной килограммов, он хорошо развит, «шуба» новорожденного — серо-стального цвета, с черным ремешком по хребту и белой звездочкой на лбу.

У малышей в первые дни сильно проявляются врожденные рефлексы: ягненок затаивается при малейшей опасности, а через пять — шесть дней несмышленыш ни на шаг не отстает от матери.

Растет малыш быстро. Примерно с недельного возраста начинает щипать траву и листья, а вскоре с матерью присоединяется к стаду. К месяцу увеличивает свой вес в три — четыре раза, к сентябрю достигает 22–25 килограммов, к подступающим холодам еще подрастает. В зимний период он не растет и на несколько килограммов худеет. К году весит 30–40 килограммов, а к полутора годам во всем уподобляется родителям, только имеет особую юную стройность и выглядит не столь внушительно.

В ряде краев и областей охоту на снежного барана запретили. Путоранский подвид уже давно был внесен в Красную книгу Советского Союза, на очереди могут быть и другие подвиды, если срочно не изменится к ним отношение.

Почему же сокращаются ареал и численность снежного барана? В основном из-за его отличного мяса, хорошей шкуры и замечательного трофея — головы с рогами. В 1912 году через Охотск прошло 1 780 шкур толсторога. В двадцатых годах на Дальнем Востоке ежегодно добывалось не менее 1 600 баранов. В Якутии в тридцатых годах отстреливали около двух тысяч чубуков, а в пятидесятых — до пяти — шести тысяч. На Камчатке добывали до тысячи толсторогов в год. Вертолеты, вездеходы, винтовки с оптическими прицелами, сильные бинокли…

Человек оказывает пагубное влияние на снежных баранов не только в прямом истреблении, но и в гибельном факторе их беспокойства. Пригодных мест для зимнего обитания у толсторогов мало, и стада к ним очень привязаны. Спугнули их с обжитого места, умчались они, а найти другой участок для жизни удается не сразу. Пока освоят его, изучат — сильно исхудают. Стронули и с этого места — считай полстада не выдержало, погибло. А тут еще досаждают волки, рыси, росомахи.

Самка ухаживает за ягненком и защищает его самоотверженно. Даже перед беркутом или орланом, покушающимся на него, встает на дыбы, прикрывая телом детеныша. Тем не менее ягнят гибнет по разным причинам много: тот заболел, этого мать от хищника не уберегла, другие не пережили первую зиму. С момента рождения и до года доживают в среднем два ягненка из трех.

Рост баранов продолжается до старости, а живут они 12–18 лет. О возрасте толсторога судить легко: каждый год у основания рогов откладывается по кольцу, потому что растут они только летом.

В разных популяциях снежных баранов на взрослых самок обычно приходится приблизительно до 35 процентов общего поголовья, на самцов — до 25, на сеголетков — до 25, а на ягнят второго года жизни — до 17 процентов. Вроде бы скучные цифры, но они наводят на размышления: среди взрослых баранов самок заметно больше, чем самцов; ягнят второго года жизни значительно меньше, чем сеголетков, — высокая смертность.

Численность толсторогов начиная с прошлого века медленно, но неуклонно сокращается. Она резко уменьшилась на Чукотке (на восточной оконечности Чукотского полуострова баранов сохранилось менее пятисот). Редкостью толстороги считаются и в Прибайкалье. На западном побережье Камчатки их выбили в сороковых — пятидесятых годах минувшего столетия. Все меньше остается на плато Путорана и на Охотском побережье.

Основное поголовье снежного барана находится в Якутии — примерно 45–55 тысяч особей. На Камчатке с Корякским нагорьем и в Чукотском автономном округе живет примерно по шесть — восемь тысяч голов, а всего в России их обитает около 70–90 тысяч. Для огромной территории Восточной Сибири и Дальнего Востока это, конечно, немного, и толсторога следует считать редким видом.

Человек может и должен стать другом снежному барану. Для этого нужно совсем немного — оставить его в полном покое, запретить повсеместно охоту. И хорошо бы еще поубавить поголовье волков. С остальными бедами горные спартанцы справятся сами.

 

Беляк — типичный северянин

 

В нашей стране обитает четыре вида зайцев: беляк, русак, толай (песчаный) и маньчжурский. Все они имеют много общего: длинные трубкообразные уши, совсем маленький хвост, укороченные (в сравнении с задними) передние лапы, большие самозатачивающиеся постоянно растущие резцы и другие признаки подобия.

Вроде бы близкая родня, но сколь различны условия их обитания! Зайцы как бы распределили между собой пространства от тундры до среднеазиатских гор и от Балтики до Тихого океана. На стыке ареалов, например в Белоруссии и Среднем Поволжье, бок о бок живут беляки и русаки. Чем дальше к северу, тем больше беляков и меньше русаков, а в тайге и тундре русака уже нет — там царство его белого собрата. К югу в лесостепи господствуют русаки. На границе степи и полупустыни встречаются русаки и толаи, а в более южных районах толай полностью вытесняет русака. Маньчжурский же заяц живет обособленно — только в лиственных лесах Амуро-Уссурийского региона (в отдельных местах совместно с беляком).

Беляк — типичный северянин, великолепно приспособленный к существованию в холодном климате. У него широкие, зимой густо опушенные лапы, позволяющие легко прыгать по глубокому рыхлому снегу, очень теплый зимний мех, в пище он неприхотлив.

 

Беляк оправдывает свое название: начиная с октября его «шуба» становится на удивление красивой, окрас меха — снежно-белый, на фоне снега видны лишь темные кончики ушей, глаза и нос. Весенняя линька заканчивается к маю, пышный белый мех меняется на редкий буровато-охристый, но кончики ушей остаются черными и летом.

Наш герой заселяет огромные пространства, например, в Евразии он распространен от Гренландии до Тихого океана, от Заполярья до Альп, Северного Казахстана и Алтая.

Беляк любит равнинные и слабовсхолмленные места с зарослями лесов и кустарников. Сплошных горных лесов, особенно хвойных, старых марей, обширных болот и луговых пространств он избегает. Типичные места его обитания — разреженный лес с хорошо развитым подлеском, зарастающим молодняком, особенно осиной и березой; свежие вырубки и гари, опушки, поляны, речные долины и берега озер с ивняком.

Летом главный корм зайца — разнообразные травы, зимой его рацион скудеет, сводится в основном к веткам, коре деревьев и кустарников. Корм этот малокалориен, и беляку приходится ежесуточно съедать около 600–800 граммов, что составляет примерно одну треть его живого веса.

Весной, как только сойдет снег, беляки с такой жадностью набрасываются на нежную зелень трав, что теряют присущие им осторожность и пугливость, иногда не обращают внимания на подошедшего к ним человека, не реагируют даже на выстрелы. После скудного зимнего питания удивительно вкусная трава и цветы-эфемеры их словно опьяняют.

Кормится лопоухий обычно по ночам, днем отлеживается. Идя к месту отдыха, он старательно запутывает свои следы: петляет, делает «двойки», «тройки», «сметки», «скидки» по нескольку раз, топчется по своим следам взад-вперед, отпрыгивает метра на два-три за валежину, куст или другое укрытие. А притаится на лежке где-нибудь под деревцем или кустом непременно так, что хищник или охотник будут подходить к нему обязательно по ветру и открытому месту. Заяц и видит неплохо, и чутье у него хорошее, и сон чуток. Даже во сне он поведет то одним ухом, то другим, приоткроет правый глаз, затем левый, а чуть что — он уже готов к стремительному прыжку.

У зайцев много врагов. Даже колонок, горностай, ворона, сорока, и те норовят напасть на него при удобном случае. Но главные и самые опасные недруги — волк, лисица, рысь, росомаха, ястреб, орел, крупные совы. Наверное, поэтому — в силу неусыпной бдительности — заяц не имеет постоянного «дома». Отдыхает на лежке, которую сочтет удобной и безопасной. Зимой роет в снегу ямку где-нибудь на удобном для наблюдения месте — бугорке или у кочки, а летом стремится найти такое укрытие, где не было бы комаров и обдувало ветром.

 

Человек издавна охотился на зайцев. На Руси охота на них была распространенной потехой. А вот знаем мы их до сих пор мало. Например, мы часто говорим: труслив как заяц. Так-то это так, да не совсем. Заяц не теряет присутствия духа даже, казалось бы, в безвыходном положении, а случаев разрыва сердца от страха (обычных даже для хозяина тайги — могучего медведя) у него практически не известно. Во время погони он до последнего мгновения старается спастись: куда-нибудь юркнуть, запрыгнуть, обмануть преследователей, сбить их со следа.

 

* * *

 

Однажды мне довелось увидеть такое. Зайчиха металась по лесной поляне — ее настигал коршун. Хищная птица то невысоко взмывала вверх, то резко пикировала, выставив когтистые лапы, а зайчиха… бросалась ей навстречу и била передними лапами. Оказывается, рядом были зайчата… Не храбрый, конечно, косой, но ведь и трус бывает смелым, особенно когда решается вопрос жизни и смерти.

…Старый пасечник, напоив меня в избе чаем, рассказывал:

— Одолели энтой зимой зайцы, и откель они взялись в таком количестве? С осени я их пострелял изрядно, прямо за садом караулил да петли мастерил. К зиме их осталось немного, дак, видно, самые хитрые. А два обозлили меня и в убыток ввели этаким образом, что я ажник теперя их поминаю божьей матерью…

В волнении дедок закурил папиросу, постучал по полупустой пачке заскорузлыми пальцами в темных трещинах с крепкими желтыми ногтями, глубоко затянулся пару раз и продолжал, окутывая всю избу голубым дымом:

— Утром пойду в сад — все зайцами истоптано и стволиков шесть — восемь погрызено, а половина из них окольцована на погибель. Пробовал мастерить петли — обходят. Привязал я там — на задворках сада — своего Полкана. Поначалу дня два остерегались, стервецы, а потом поняли, что на цепи он, и ноль на него внимания. Обойдут — и за свое… Как-то брешет псина, аж нутро выворачивает — захлебывается, задыхается в ошейнике. Взял я дробовик — и в сад, да куды там: мигом утекли… Устроил себе засидку — оне ее в туже ночь распознали. Сижу в ней, караулю — не приходят, а не пойду — они тут как тут… Пошел как-то на брех без оружия, да оне отпрыгали от меня немного, оглядели и — как издеваются — не уходят. Сидят на задах своих, стригут мороз ушами, как ножницами, да оглядывают меня нахально… Взял как-то заместо ружья палку — не убегли, взял заместо палки ружье — утекли. Ну что ты будешь с ними делать!..

Рассказывал старик с душою, болью и волнением, будто не полгода назад, а сейчас одолевали его эти обнахалившиеся лопоухие.

— И что возмущает: бреши пес на них, хоть сдохни от злости, оне знай себе грызут мои яблоньки да вишни, а пойду я до него, чтобы отпустить с привязи, дак зайцев сдувает как ветром. Ну до чего же хитрющие!.. Так я с ними и не мог совладать…

Я подумал: «Хитрющие, действительно… А ведь хитрость если и не ум, так уж сообразительность, во всяком случае. И это у зайца-то! Не у дельфина, шимпанзе или даже собаки, а у этакого банального зайца».

Не давая угаснуть начатому разговору, я поддержал его:

— А что, батя, зайцы вообще-то здорово кумекают?

— Што ты, — оживился он, — ишо как кумекают! Полкан мой их по первости гонял долго, дак разве ж их, стервецов, догонишь! Сначала угонял, аж бреха слышно не стало, а потом все ближе и ближе кругаля вокруг сада принялись топтать, а голосу становилось меньше да обрывался он чаще. Пошел как-то по следам разбираться, и что же? Оне поняли, что Полкан тихоходный, да и почали хитрить, кумекать, как бы надуть его, куда бы юркнуть. То своим обратным следом сметку сотворят, то как сиганут через бревно аль валежину — и в сторону. Не то на развал дерева метра на два вскочут да затаятся там. А под конец так обнаглели, что на поленнице дров стали пережидать, пока псу брехать в бесполезности надоест.

— Так взял ты все же тех зайцев, батя, или же так и не совладал с ними? — спросил я.

— Не совладал. Полкана оне умаяли до хвори, он не стал на них обращать внимания. Взял сучонку в деревне, шавку, дак оне от нее пешком уходили, вроде бы смеялись даже. Ехидно так ухмылялись. И сколь я ни старался подойти к ним на выстрел — не подпущали. Ни днем ни ночью. Как-то подстрелил одного, одурел от радости, а потом оказалось, что пришлой-то был зайчишка, а те два так и остались. Весной, когда пришел черед им гоняться, ушли, стервецы… Другому расскажи это — засмеют: старый охотник не перехитрил зайцев… Стыдоба-то одна… Затеплело когда, увидел — полсада погубили.

Старик вновь закурил, задумался, как бы распутывал тягучие, как паутина, нити мыслей. Я не хотел ему мешать, но мне так хотелось поговорить еще о зайцах, и я не удержался:

— А много ли ты, отец, за жизнь свою перестрелял зайцев-то?

Он будто ожидал этого вопроса и оживился:

— Много. Не считал. Больше петлями брал их. Да вот послушай, милый, как оне кумекают. Был случай, кода один тикал от лисы, и прижала его зверина на мысок в озеро. В песочек там прилепилась лодка, а в ней рыбак сидел. Дак зайчишка в лодку запрыгнул и шастает глазами то на рыбака, а то на выбежавшую лису. Человеку даже в руки дался… То я был, в лодке-то. Трясется весь, бедняга… Два дня пожил у меня в хате, потом утек… А в сани зимой заскакивали, спасая свою шкуру, сколь раз! Аж в сено от страха зарывались… А то шел я проселком через лес, и шасть мне в ноги заяц, затаился, оглядывается… Волк за ним гнался… Ить надо же понимать, что у мужика ему спасенье… А так и на сто саженей не подпустит. А то сам подумай, почему оне от орла со степи бегут в лес, а от лисы — из леса в степь. А знают, где и как спасаться от разного вражины…

 

* * *

 

Размножаться беляки начинают с конца февраля, в марте — апреле, как только на солнцепеках появляются проталины. Свадьбы у этих животных протекают шумно, с драками и криком, при этом и ночью и днем они теряют бдительность. На весеннем подтаявшем снегу в это время можно видеть групповые следы, утрамбованные площадки с клочьями белой шерсти и пятнами крови.

 

* * *

 

…Была ранняя весна. Еще крепились мартовские холода, но солнце уже светило по-весеннему, набухали почки, брачно стрекотали сороки, возбужденно хороводились вороны. Иногда я уходил за город, в заповедник, понаблюдать, подышать лесным воздухом, помолчать, отдохнуть.

Однажды прилег на уже обсохший косогор, смотрел в небо, было тихо, тепло. И вдруг эту тишину разрезал громкий крик, я приподнялся на локтях, прислушался — крик повторился, но уже с плаксивыми нотками.

Я быстро пошел на крик по проталинам. В просветах между белоствольными березами и серо-зелеными осинами заметил впереди полянку. Тихо подобрался к опушке и… На поляне расположились три зайца-беляка. Этакие в весенней линьке шелудивые, в клочьях выпадающей белой шерсти, сквозь которую пробивалась летняя буровато-охристая «шуба». Двое — судя по всему, женихи — конфликтовали из-за подружки, которая с интересом наблюдала за ними поодаль. Я увидел соперников, стоящих друг против друга на задних лапах и приплясывающих не то в злости, не то в нетерпении, а быть может, в стремлении приглянуться зайчихе. Зайцы браво и картинно стригли ушами, по-боксерски держали перед грудью передние лапы.

И тут началась потасовка. Схватились с криком, часто-пречасто ударяя друг друга передними лапами. А если равные и никто не желает уступать?

Вдруг к драчунам присоединился еще и третий страждущий любви заяц, такой же шелудивый и возбужденный. И вот уже их трое, оглядывают друг друга, блестя широко расставленными (вовсе не косыми!) глазами, часто подергивая будто рассеченными «заячьими» губами.

Троица забегала вокруг поляны, да во всю прыть, наперегонки, уши вдоль спины, а лапы — только мелькают. А зайчиха наблюдала за состязанием внимательнейшим образом. В умиление и восторг привела меня эта сцена.

Бегали на пределе сил не менее пяти минут. Вижу, резвость стала убывать, но представление продолжалось. Зайцы будто с ума посходили от бурных любовных страстей и напряжения: прыгали вверх, кувыркались в воздухе, крутили двойные, тройные сальто, проделывали замысловатые трюки, приплясывали на задних лапах вокруг Нее. А Она внимательно наблюдала, все выбирала и решала проблему: не совершить бы ошибки при выборе отца детей своих! Один из женихов умудрился заложить голову меж задних ног и, свернувшись в клубок, покатился шаром, крича и вереща… Я протер глаза…

Но и это было еще не все. Отдышавшись, они потянулись к зайчихе подрагивающими носами. А Она обнюхала каждого и всем своим видом ответила им: «Не-а, пока не вижу достойного». И… ударилась в бега. А все уже порядком измотавшиеся кавалеры припустили за Нею вслед.

Я догадывался: зайчихе не столько самый сильный нужен в супруги, сколько наирезвейший, самый выносливый. И в завершающем туре состязаний зайчиха безошибочно узнает достойнейшего — бега-то повела Она, со свежими силами. Вот только вернется ли эта свадьба на мою поляну…

Вернулись. Двое, Он и Она. Минут через десять. Остановились под березой в полусотне метров от меня, тщательно обнюхали друг друга, будто только встретились…

А те двое, кому не повезло, приплелись тем временем на поляну и переводили дух поодаль. Уже не претендуя на Ее любовь, не тая зла на счастливчика.

 

* * *

 

Беременность у зайчихи длится полсотни дней, в помете бывает от двух до десяти крохотных зайчат. Они рождаются зрячими, с нежной курчавой шерсткой, с первых же дней могут передвигаться, прятаться и затаиваться. Эти симпатичные серые комочки, пососав мать, расползаются и удивительно хорошо маскируются среди сухих прошлогодних листьев и травы — зоркие птицы их не видят, а наземные хищники не чуют. Зайчата почти не пахнут и не оставляют следов.

Считается, что зайчиха — плохая мать: детей кормит недолго, активно их не защищает, а вскоре бросает на произвол судьбы. Но надо быть справедливыми в оценках! Да, зайчиха редко кормит зайчат, но она стремится сохранить маскировку несмышленышей. Не хочет оставлять хищникам своих пахучих следов.

Молоко зайчихи очень питательно, белков и жиров в нем в три-четыре раза больше, чем в коровьем молоке, в желудках зайчат оно образует сгусток, который усваивается в течение четырех дней полностью. А восьми — десяти дней от роду зайчата начинают сами есть траву.

 

И еще в защиту зайчихи: она заботится о своем потомстве до осени, держится с ним одним выводком, обучает. Пикните в лесу, где водятся беляки, под голос зайчонка, и зайчиха будет тут как тут. Даже стучать лапами станет, пугая.

Интересно, что зайчиха кормит всех зайчат, встретившихся ей, — своих и чужих. Это тоже важное приспособление в трудной борьбе за выживание заячьего рода: погибла одна мать, но детей ее выкормит другая.

Не пройдет и недели после рождения зайчат, как у взрослых снова гон: за лето им во что бы то ни стало надо дать два помета, чтобы заячье племя к зиме было многочисленным, а суровая зима внесет свои коррективы. Только в тундре зайцы не успевают со вторым выводком — слишком короткое лето.

Мало у каких зверей численность по годам так сильно изменяется, как у беляков. Когда их много, на одном квадратном километре держится до сотни, даже до 200–300 зайцев. И в этом же месте через два-три года может остаться один — два зайца. Такие резкие колебания численности беляков объясняются болезнями и неблагоприятной суровой зимой. «Заячий мор» нещадно губит тысячи зверюшек, а пройдет несколько лет, и снова они снуют меж кустов. А все потому, что очень плодовиты.

Беляк любит свой «дом» — участок обитания, где он родился и вырос. Все знают, что от охотничьих собак заяц убегает по кругу и что он непременно будет на том месте, с которого его подняли собаки, через несколько километров погони. Даже в смертельной опасности он не покидает свой «дом», надеясь на «помощь его стен».

Случается, многоснежье заваливает невысокие деревца и кустарники, и зайцы вынуждены в поисках корма кочевать к югу. Если такое случается в год высокой численности, беляки собираются, чтобы вместе отправиться на юг. Голод бывает так тяжел, что они поедают даже птиц и зверьков, попавшихся в охотничьи снасти или погибших. Правда, такое случается редко.

Живут зайцы до шести лет, а если повезет, то и до десяти. «Долгожителям» бывает и по двенадцать, как правило, это самки: век самцов гораздо короче — они менее осторожны и не берегут себя.

Зайцы — давний и излюбленный объект охоты. На беляков активно и мастерски охотятся народы Сибири и Крайнего Севера, в их жизни заяц — зверь ценный и чрезвычайно полезный: в пищу используется отличное мясо, из теплых шкурок шьются верхняя одежда, одеяла и спальные мешки.

Эти милые зверьки всегда были симпатичны людям, они популярные и непременно положительные герои сказок, безобидны и интересны. А животный мир просто невозможно представить без зайца-беляка.

 

Кабарга — таежный оленек

 

Кабарга — это малоизвестное за пределами Сибири копытное животное. Одни зоологи-систематики включают его в подсемейство оленей, хотя на них оно похоже весьма отдаленно, другие выделяют в отдельное семейство кабарговых с одним родом и одним видом — кабарга. А вот что это полноправный представитель отряда парнокопытных, сомнений нет. Его иногда зовут оленьком.

Внешний вид кабарги своеобразен. При первом взгляде на нее можно найти отдаленное сходство с оленем, кенгуру, присмотришься внимательнее — и не олень, и не кенгуру, а единственная в своем роде — кабарга.

Рогов у нее нет. У самцов из верхней челюсти вниз растут острые и тонкие саблевидно изогнутые клыки длиной до восьми сантиметров. Для чего природа снабдила ими такого робкого и безобидного зверя — загадка. Ясно только, что это один из немногих отличительных признаков мужского пола, ибо во внешнем виде, размерах и окраске между самцами и самками разницы почти нет.

Кабарга на удивление непропорциональна: большая задняя часть тела, к которой как бы искусственно приставлена маленькая передняя; задние ноги длинные и сильные, передние — короткие, тонкие и слабые; грудная клетка небольшая; голова маленькая и удлиненная, с большими постоянно настороженными ушами и всего пугающимися глазами; хвост почти не виден: так он мал.

При мощном крупе с возвышающимся дугообразным крестцом, длинной шее с маленькой ушастой головой кабарга выглядит сгорбившейся, пригнувшейся, приготовившейся к сильному прыжку — ни дать ни взять таежный сибирский кенгуру.

Иногда кажется, что природа сотворила кабаргу или очень давно, когда еще не была способна на чудеса, или ради шутки. И все-таки это животное своеобразное, легкое и по-своему изящное.

Окрас зимней «шубы» кабарги темно-шоколадный с расплывчатыми светлыми пятнами и светлой полосой, проходящей по низу шеи и груди. Бока несколько светлее спины, дымчато-серые, а по ним разбросаны охристо-рыжеватые пятна, образующие продольные ряды: спереди на боках их по два, сзади на бедрах — до шести. И по спине тянется пара рядов пятен, сливающихся в продольные полосы. Брюхо и голова одноцветные — пепельно-серые.

В волосяном покрове кабарги нет подшерстка. В задней части мех плотный, длинный, свисающий. И это не только для тепла: хищник, догнав кабаргу, хватает ее и… забивает свою пасть густыми ломкими волосами. А кабарга мчится дальше.

Оленек просто создан для прыжков, у него длинные и мощные задние ноги. Даже при медленном аллюре он передвигается спокойными, редкими, но довольно большими прыжками. Они очень легкие, непринужденные, мягкие и пружинистые. Отталкиваясь одновременно четырьмя ногами почти из одной точки, кабарга способна не только на длинные, но и на высокие прыжки. Вскочить на двухметровый камень или выступ скалы ей ничего не стоит, в этом она сродни горному козлу, архару, серне, горалу. Копыта у нашей героини твердые, острые и подвижные, цепкие для прыжков по камням и склонам, это дает возможность кабарге удерживаться на крутых обрывах. Хорошо приспособлена она и к глубокому снегу. Ее копыта достаточно широкие и способны раздвигаться. В снег кабарга проваливается неглубоко.

Мне неоднократно приходилось наблюдать этих прекрасных животных на воле, и я всегда удивлялся их пугливости и особенностям бега. Зачуяв врага, кабарга настораживается, а если не может понять, где опасность, то так пугается, что иногда теряет контроль над своими действиями. Начинает странно чихать, прыгать туда-сюда, неожиданно падать на передние ноги, вытягивать шею — вроде в безысходном отчаянии. Или принимается беспорядочно скакать: рывок вправо, другой влево; прыжки то высокие — то низкие, то частые — то редкие.

 

Заметив опасность, кабарга пускается в стремительный бег, напоминающий заячий: задние ноги выносит далеко вперед. Она делает большие прыжки, способна круто менять направление — до 90 градусов! — и… запутывать следы. Когда недруг отстает, кабарга заскакивает на возвышенное место, уточняет обстановку и начинает сбивать преследователя с толку. Скачет по своему следу, опуская ноги точно в отпечатки, делает огромный прыжок в сторону (за камень или валежину) и мчится дальше. А затем вдруг замирает, слушает, нюхает, осматривается. Разобраться в следах кабарги очень непросто и хищнику, и охотнику. Даже опытная собака не всегда справляется с такой задачей.

Но далеко не всегда кабарга ищет спасения в бегстве, чаще она его находит на отстоях. Скальные обнажения для кабарги жизненно необходимы. Отстой — это небольшая площадка в скалах с крутыми и отвесными склонами. В своем убежище она недоступна для волка, росомахи, даже рыси. Покрутится хищник, пооблизывается под отстоем и уходит.

Кабарга — горно-таежное животное. Распространена она только в горах Азии, к северу от Тибета и Гималаев, до границы лесов, а в ряде мест обитает за полярным кругом. В нашей стране этот зверь обычен к востоку от Енисея до Охотского моря, на Алтае, в Саянах, Прибайкалье и Забайкалье, в Якутии и Амуро-Уссурийском регионе. На Камчатке ее нет, но на Сахалине обычна.

Кабарга облюбовала для обитания елово-пихтовую тайгу с кустарниковой растительностью и обилием мхов. Живет она и в кедровых, сосновых, лиственничных и даже в хвойно-широколиственных лесах, если в них есть в достаточном количестве лишайники, мхи и каменистые обнажения. Горная темнохвойная тайга для кабарги — что тундра для северного оленя, кедровник или дубняк для кабана. Каждому зверю свое…

В Сибири и на Дальнем Востоке самые благоприятные условия для героини нашего рассказа в горной тайге, от трехсот метров над уровнем моря до двух километров. Выше начинаются безлесье и гольцы. В южной Азии она живет в горах и выше двух километров над уровнем моря, где климат и растительность сходны с сибирскими.

Благоприятные условия для кабарги встречаются далеко не везде, и распространение ее весьма мозаично. В прямой зависимости от условий местообитания кабарги находится и ее численность. В идеальных условиях на квадратный километр приходится до десятка этих животных, в хороших угодьях — до трех, а в удовлетворительных — меньше одной особи. В плохих условиях одна кабарга на десять квадратных километров — норма.

В Восточной Сибири в настоящее время численность кабарги достигает 27–30 тысяч голов, в Якутии — 60, в Амуро-Уссурийском регионе — 50–60 тысяч. Всего же в нашей стране обитает около 180–200 тысяч этих своеобразных оленьков. В общем-то не много, но и не мало. Лет 40–50 назад ее было примерно в десять раз меньше…

Участок обитания у кабарги небольшой — один-два, реже три квадратных километра, но на нем есть все: кормовые места, водопой, отстой, завалы леса, густые кустарники и места для отдыха. Оленек свой участок «маркирует» пахучими выделениями, охраняет и знает его до мелочей. Он изрезан затейливой сетью троп, у каждой из которых свое назначение — ближайший путь на место корма или водопоя, на спасительный отстой или на отдых.

Кабарга употребляет в пищу до 130 видов различных растений, но главных среди них около 20. Основным питанием для нее служат древесные и наземные лишайники и мхи, на их долю зимой приходится от 60 до 90 процентов всего рациона, остальное составляют сухие травы, листья, тонкие веточки деревьев и кустарников. Летний ассортимент кормов гораздо шире: лесное разнотравье, молодые побеги различных кустарников с листьями. Как и все копытные, кабарга очень любит грибы, лакомством для нее являются ягоды брусники. Во время кормежки кабарга постоянно настороже, около половины времени она прислушивается и осматривается. Сделает мягкий крадущийся шаг-другой или резкий прыжок и снова застывает во внимании. В час проходит всего метров четыреста. Летом героиня нашего рассказа ходит больше, чем зимой и весной.

Кабарга ведет одиночный, сумеречный и ночной образ жизни, но в некоторые периоды года бодрствует и днем. Летом она поднимается с дневной лежки, где пережевывала пищу, а с вечерней зарей направляется на лесные опушки, лужайки с лакомыми травами, кустарниками. К утру вновь уходит на лежку, обычно вверх по склону, поближе к спасительным скалам. Любит устраиваться где-нибудь на краю обрыва, в камнях, среди беспорядочно наваленных стволов упавших деревьев, в густом подлеске, под валежиной или корягой. Где лечь — определяется временем года, погодой, наличием кровососущих насекомых, хищников. Дольше всего на лежке кабарга бывает в середине дня (пять — шесть часов).

Продолжительность кормежки также определяется временем года, погодой, беспокоящими факторами. Весной, например, кабарга питается с полуночи до утра, когда наст подмерзает и держит ее на поверхности. В летнюю жару прячется в тени, а когда ее сменяет ненастье — охотно кормится и днем.

Зимой общая продолжительность кормежек в сутки достигает восьми часов, летом гораздо меньше. Кормящая мать ходит пастись чаще, но далеко от теленочка не уходит, пикнул он беспокойно — и мать тут как тут.

Взрослая кабарга бдительна и осторожна. Стоит что-то заподозрить, как она вся во внимании и готовности спрятаться или пуститься в бега.

А вот молодые телята гораздо беспечнее — бегают и кормятся средь бела дня, неосторожно выходят на открытые поляны, не продумывают места лежек. Многие за эту беспечность платят жизнью.

Основные враги кабарги — рысь, росомаха, волк. В Амуро-Уссурийском регионе опасна еще и харза, преследующая кабаргу постоянно и настойчиво. Единственное надежное спасение от врага — отстой, но и он не всегда спасает. А если хищник отрежет к нему путь, да еще выгонит на речной лед, печальный конец наступает быстро.

При случае на молодую кабаргу может напасть беркут и даже крупная сова, но беркуты и совы — птицы редкие. Гораздо более серьезный враг для нее — соболь. Можно уверенно сказать: где есть кабарга — есть и этот зверек.

Соболь — сильный и ловкий хищник, но одолеть жертву намного больше себя ему непросто, на нападение он решается вообще редко, обычно по глубокому и недавно выпавшему снегу.

 

* * *

 

…Хлопья снега тихо и мягко сыпались с серого неба день, другой, третий. Воцарилась зловещая тишина, как будто все живое оцепенело в ожидании чего-то недоброго. На четвертые сутки снегопад прекратился, к ночи небо стало ясным, а к утру задул ветер. Снег на открытых местах закрутился поземкой, завьюжило. Когда ветер стих, звери и птицы оживились: все были голодны.

Снег и вьюга всем лесным обитателям принесли беды. Зайцу, с его лапами-снегоступами, небольшие, дятлам еще меньше. А вот кабарге как никому другому — много.

…Я уже третий час шел на лыжах, как вдруг набрел на следы погони соболя за кабаргой. По глубоким провалам в снегу от прыжков кабарги и легкому бегу соболя нетрудно было догадаться, что кровавая развязка произошла где-то близко. Так оно и оказалось: всего через двести метров я увидел клочья кабарожьей шерсти, а затем и кровь.

Кабарга тяжелее соболя в десять — пятнадцать раз, и умертвить ее этому сравнительно маленькому хищнику не так-то просто. Я видел следы борьбы повсюду. Соболь упорно вгрызался в шею кабарги, оседлав ее, она отчаянно боролась за жизнь. Но условия борьбы были явно не в пользу несчастной…

В последующие дни я не раз находил задавленных соболями таежных оленьков. Было ясно, что хищники воспользовались благоприятными условиями для охоты на бедствующих животных и развили бешеную активность. И так будет до тех пор, пока ветер и солнце не уплотнят снег до твердого наста, который способен будет выдержать оленька…

 

* * *

 

Брачная пора у кабарги проходит в ноябре или декабре — в зависимости от климата. В горах Сихотэ-Алиня, например, она бывает почти на месяц раньше, чем в Сибири, где весна начинается позже. Телята должны появляться на свет не раньше и не позже прихода тепла.

Гон у нее довольно спокойный, самцы дерутся, однако нечасто и без зла, клыки в ход пускают редко, леса и горы криками не оглашают, если не считать, что все-таки возбуждающиеся самцы негромко верещат и чуфыкают.

Беременность у самки длится шесть — шесть с половиной месяцев. Будущая мать тщательно ищет место для «родильного дома» — оно должно быть укромным, безопасным, с кормовыми местами и водопоями поблизости, с солнечными полянками для детенышей.

Телят рождается два-три, всего по полкилограмма весом. Они слабы и беспомощны, но на жирном материнском молоке растут и развиваются быстро. К третьему месяцу без малого удесятеряют свой вес, а к осени становятся почти взрослыми.

Мать во время выращивания наследников заботлива и бдительна. Пикнет малыш — и почти в любом случае меньше чем через минуту она возле него, разбирается, что ему нужно. Кстати, это «пиканье» и вреда приносит немало: его знают охотники и таким образом подманивают доверчивое животное. Услышав писк, не упускают случая найти детеныша кабарги лиса, рысь, волк, даже медведь.

Совсем взрослой кабарга становится в полтора года и может прожить 10–12 лет, но в действительности гибнет значительно раньше по разным причинам. Ее средний возраст около трех лет.

Кабарга с древних времен считалась ценным охотничьим трофеем. А ценится этот оленек из-за знаменитой мускусной железы, называемой кабарожьей струей. Струя-железа — это своеобразное вздутие размером с куриное яйцо в задней части живота самцов около паха. Кабарожий мускус — густая жидкость с резким, на редкость своеобразным запахом. Содержимое этой железы весит 40–50 граммов, а платили за него в прошлые века от шести до пятнадцати рублей золотом — по тем временам это была очень высокая цена.

Кабарожий мускус с глубокой древности известен как эффективное лечебное средство — общий стимулятор организма, хорошее снадобье против конвульсий и удушья, для лечения опасных нарывов и ушибов. Сначала слава о мускусе загремела в арабских странах, потом покатилась по Азии на восток. Из-за баснословных цен началась лихорадочная погоня за мускусной железой. Животных стали нещадно уничтожать много веков назад. В середине XIX века в Сибири и на Дальнем Востоке заготавливали кабарожьих струй-желез в год до восьмисот тысяч!

В Европе мускус кабарги в качестве лечебного средства не славился, но там сделали другое сенсационное открытие: ничтожная добавка в духи многократно увеличивала стойкость их запаха. Кстати, поразительное свойство мускуса — стойкость собственного запаха и запаха веществ, с которыми его смешивали, — арабам было известно давно. Например, еще шестьсот лет назад они построили мечеть, добавляя в цементный раствор кабарожий мускус, и эта мечеть до сих пор источает своеобразный приятный запах с оттенком таинственности, загадочности. Шестьсот лет пахнет!

Охотники обнаружили, что запах кабарожьего мускуса у приманок капканов резко увеличивает улов соболя, лисицы и других дорогих пушных зверьков.

Мускусная железа для кабарги стала несчастьем, как целебные панты для пятнистого оленя или красивый мех для соболя. Кабаргу ловили и стреляли с таким усердием, что к концу позапрошлого века численность животного катастрофически сократилась, а в ряде районов Сибири и Дальнего Востока кабарги не стало. Только к пятидесятым годам XX столетия удалось восстановить и ареал, и поголовье этого таежного оленька.

Кабарожий мускус и сейчас ценится, однако ажиотаж в охоте на кабаргу сдерживается лицензионной системой и другими ограничениями промысла.

В ряде азиатских стран оленька стали разводить на фермах, пытаются одомашнить для многократного взятия мускуса без вреда для животных. Такие работы начали проводить и в нашей стране. Кабарга хорошо привыкает к человеку, размножается в неволе. Вот и еще один ныне дикий зверь — кандидат в домашние животные.

 

* * *

 

…Недавно я узнал, как энергичный научный сотрудник Сихотэ-Алинского заповедника В. Зайцев, разрабатывая диссертационную тему, приручил вольную таежную кабаргу. Он узнал самые интимные ее повадки. И вспомнилось мне, как нечто похожее произошло у меня, когда я был заядлым охотником.

Шел я как-то в декабре угрюмым мшистым ельником по крутому горному склону и набрел на хорошо протоптанную в глубоком снегу кабарожью тропу. Облегченно устремился по ней, благо она вела в сторону приютившей меня охотничьей избушки. Присел отдохнуть на валежину. И вдруг осторожный скрип снега: ко мне навстречу по этой же тропе приближалась кабарга. Странно так, будто тень, сгорбившись, озираясь, принюхиваясь. Прыгнет несколько раз и застынет. Я не шевелился, ветерок тянул в мою сторону, кабарга, издали недоверчиво оглядев меня, не заподозрила во мне опасности и приблизилась на десять метров. Пооглядывавшись минут пять назад, откуда она пришла и где было нечто ее спугнувшее, успокоилась и начала кормиться.

Я смотрел на кабаргу и удивлялся не только ее виду, но и манере передвижения. Она почти совсем не умела ходить и даже при спокойном аллюре перемещалась от ели к ели редкими и легкими прыжками. Объедая мох со стволов, она приподнималась на задних ногах, опираясь передними о дерево.

Меня она зачуяла с пяти метров, уставилась в мое лицо выпуклыми насторожившимися глазищами, разведя уши и втягивая в себя воздух. Я ясно видел ее нос, ресницы, круто выгнутую спину. Не выдавал себя, насколько было возможно не моргать и не дышать.

Еще не опознав меня, кабарга издала отрывистый, похожий на свист звук «чуф-фый» и резко ударила копытцем о дерево, но тут же, зачуяв человека, она испугалась и потеряла над собой контроль. Зачихав частыми «чуф-фый», она засуетилась, беспорядочно запрыгала между деревьев и валежин. Я поспешно удалился.

Через несколько дней я шел той же тропой, шел тихо, ища внимательно глазами кабаргу. Ее я увидел издали, но она уже пристально всматривалась в меня. Я не показал виду, что заметил ее, свернул в сторону и пошел мимо, приучая кабаргу к себе спокойным свистом. Когда краешек моего глаза перестал ее видеть, я повернул таким образом, что шел не на нее, но все же медленно приближаясь. Прошел от кабарги в двадцати метрах. Потом еще раз повернул и разминулся с ней уже ближе.

Усевшись неподалеку, продолжал спокойно и тихо посвистывать, наблюдая за кабаргой лишь боковым зрением, а она неподвижно смотрела на меня почти в упор, надеясь на то, что мне ее не видно.

Я не стал долго испытывать терпение трусливой кабарги и тихо удалился все с тем же насвистыванием. А уходя обломал на недоступной ей высоте сухие нижние ветки, густо обросшие космами бородатых лишайников, и воткнул их в снег в надежде, что ей они пригодятся.

Навестив кабаргу еще раз через пару дней, я увидел, что весь мох с тех сухих веток был объеден. Заметив ее неподалеку, с тем же свистом стал подходить к ней, но теперь все время обламывал ветки и уставлял ими свой извилистый путь на ее глазах: знай, мол, мое миролюбие и доброту.

Через десять дней кабарга привыкла ко мне настолько, что объедала мох с веток еще до того, как я уходил. Она не убегала, когда я сидел и открыто наблюдал за ней, все так же посвистывая. Кабарга подходила ко мне, будто окончательно доверившись, но не ближе чем на десять метров. А ведь это такое осторожное животное, трусливое и недоверчивое…

Мне казалось, да и теперь так думаю, что останься я в той охотничьей избушке еще на месяц, пожалуй, приучил бы ту кабаргу прибегать на мой свист, а возможно, и привел бы ее однажды к избушке.

В братьях наших меньших врожденного непреодолимого страха к людям не так много, как мы думаем. А боятся нас они потому, что не заслужили мы их доверия. Когда в людях они видят доброжелателей или убеждаются в их миролюбии, даже просто безразличии, звери поселяются совсем рядом…

 

Лось — лесной великан

 

Однажды в августе мне пришлось путешествовать в бассейне строгой и красивой реки Селемджи — старшей «дочери» знаменитой Зеи. Забравшись на невысокую сопку под вечер, я устало сел на каменную глыбу и осмотрелся вокруг.

На бескрайней равнине лишь кое-где возвышались одиночные сопки да небольшие хребты, все остальное пространство занимали блюдца озер, извилистые змейки речек, мари да неприхотливые лиственничники. Эти места — царство лосей.

Подумав о них, я поймал себя на мысли: «А где же они, эти лоси?» — и стал скользить биноклем по местам, где они любят отдыхать.

Одного из них я увидел не так скоро, но неожиданно близко и во весь рост. Он стоял от меня в двухстах метрах на небольшой релке в тени под двумя старыми лиственницами.

Лось, именуемый еще и сохатым, меня давно заметил, но стоял и не шевелился. Бинокль приблизил его ко мне на расстояние двадцати пяти метров, и я видел лесного великана почти в упор.

Это был могучий и сильный, стройный и красивый зверь. Мощная грудь, большая горбоносая голова, увенчанная крепкими, красивыми рогами, высокая холка, длинная «серьга» под горлом.

 

* * *

 

Лось — самый крупный представитель семейства оленей. Сравнительно небольшой европейский подвид сохатого весит до полутонны. Восточносибирские лоси гораздо крупнее: масса достигает семи центнеров, длина тела до трех метров, а высота в холке 230 сантиметров. Есть и свои особенности: короткая и могучая шея, длинные ноги, хвост куцый, чисто символический, копыта заостренные, большие, приспособленные для передвижения по топким местам.

Голова лося кажется несоразмерной, она довольно массивная. Удлиненная верхняя губа сильно нависает над нижней. Уши большие (до четверти метра!), широкие, сверху заостренные, подвижные, как локаторы. Рога у самцов сохатых разные и по форме, и по размерам. У сравнительно мелкого уссурийского подвида они небольшие, насчитывают шесть — восемь отростков, а у восточносибирских и североамериканских гигантов — огромные «лопаты» с множеством отходящих от них отростков, достигающие веса 35 килограммов. Рога, снятые с убитого в 1967 году на Камчатском перешейке сохатого, имели развал 167 сантиметров, высоту 130, а ширину «лопаты» 45 сантиметров.

Рога у быка сменные: зимой он их сбрасывает, весной начинает отращивать новые, а к августу рост полностью заканчивается. Растут они примерно также, как и знаменитые панты пятнистого оленя, причем в последние годы доказано, что в пантах лося тоже содержится большая лечебная сила, и со временем из них, очевидно, можно будет получать чудодейственный пантокрин.

 

Лось обитает в хвойных и смешанных лесах Северного полушария. Распространен от лесотундры до лесостепей в Евразии и на североамериканском континенте. Его жизнь полностью зависит от наличия леса, так как зимний рацион питания состоит в основном из веток и коры деревьев и кустарников.

С октября по март сохатый живет в лесах с густым подлеском, в молодняках на старых гарях и лесосеках, в березняках, осинниках, лиственничниках. Особенно любит ивняки по речным поймам. Глухие таежные леса избегает, предпочитая им разреженные и смешанные.

У этого зверя удивительный пищеварительный аппарат: он способен перерабатывать грубые древесно-веточные корма. И все-таки ему зимой живется несладко. Калорийность коры и древесины невысока, зимой он худеет и ждет не дождется весны.

С наступлением тепла, обычно в апреле, лоси покидают свои «зимние квартиры» и устремляются туда, где много болот, озер, тихих рек, заливов с сочной травянистой растительностью и водорослями. В воде сохатый спасается от зноя и гнуса. На болотах, марях и топях чувствует себя великолепно. Ходит он по ним, широко раздвигая копыта, легко и безбоязненно преодолевает трясину.

В летнее время наш герой кормится в сумерках и ночью, когда прохладнее. За ночь съедает 25–30, иногда до 40 килограммов растений. Там, где его ничто не беспокоит, ведет он себя шумно: плавает, булькает, чихает, отфыркивается. Нередко целиком погружает голову в воду, доставая водные растения.

Весной и летом лоси испытывают сильный минеральный голод, к тому же много солей требуют растущие рога, и потому животные собираются вокруг природных солонцов, которых в лесах довольно много, — это минерализованные ключи, обнажения глин. Во многих солонцовых ключах вода по вкусу напоминает лечебные минеральные воды.

В летний рацион сохатого входят не только травы и водоросли. С деревьев и кустарников он ощипывает мягкие побеги с молодой листвой, любит хвощи, кипрей, таволгу, бруснику. Особенно нравятся ему грибы. Ест даже мухоморы и другие ядовитые грибы. Ни одного не пропустит, хотя для того, чтобы достать их, ему приходится широко раздвигать длинные ноги или становиться на колени. Когда грибов много, они по объему занимают в желудке четвертую или даже третью часть пищевой массы — почти ведро!

Почти вся жизнь лося проходит в бесконечном чередовании кормежки и отдыха. В сутки он принимается есть до девяти раз, и ест что придется, примерно столько же раз ложится отдыхать. Лось — жвачное животное, его желудок устроен сложно и мудро приспособлен для нелегкой, полной опасностей жизни. В период бодрствования зверь стремится наполнить его, не утруждая себя заботами о пережевывании веток или пучков травы. А после кормежки он, заняв укромное и удобное место, в спокойной обстановке начинает пережевывать то, что было съедено. Отрыгнет небольшую порцию, тщательно пережует и снова проглотит.

 

Природа одарила лося длинными ногами, но ходить он не любит и вообще малоподвижен. Летом в сутки проходит всего три-четыре, редко пять-шесть километров, и то в ночных поисках наиболее лакомых трав. Но вот зимой он стоит, не передвигая ног, пока не объест все, что достанет сверху, медленно перешагнет и снова ест. В минуту раза два переставит ноги, а за час пройдет не больше полуторасот метров.

Зимой сохатый не сделает лишнего шага. Быстрее похватает что придется — и в снег, да поглубже, чтоб не так холодно было. Теплая «шуба» у лося, но при питании одними ветками и в ней не согреешься, а потому он боится холодов, особенно с ветрами. Уходит от них в глубокие распадки, в ельники, на подветренные склоны сопок.

Если зимой лось в сутки проходит два-три километра и больше, значит, что-то не в порядке — мало корма или беспокоит кто.

Участок обитания при такой малоподвижности у лося тоже небольшой, особенно зимой, когда он много дней подряд топчется чуть ли не на пятачке.

Сохатый — зверь серьезный и малообщительный, индивидуалист, особенно бык. Зимой встретишь табун из двух — трех, очень редко семи — восьми особей, а то все по одному, лишь лосиха с теленочком в паре. В трудные зимы сохатые собираются в стада, да и то небольшие, лишь на местах с хорошим кормом.

Лось не любит игры с собратьями, предпочитает полный покой. Его силу и строгость уважают даже волки и медведи: страшным ударом передней ноги он, случается, замертво валит косолапого. На реке Бурее как-то нашли мертвого лося, рядом с которым лежал медведь с глубоко пробитым черепом. Известны достоверные факты нападения лосей на охотников, которым приходилось поспешно ретироваться и залезать на деревья. Но агрессивность сохатого не беспричинна — он охраняет свой покой.

 

* * *

 

…Плескались в амурских заводях утки, лениво шлепали караси, в небе плыли редкие, изорванные грозой тучи, воздух был пронизан влагой и густой паутиной комариного звона. И повсюду была такая мокрота, так много тяжелых капель висело на листьях и травах, что мы ломали головы над неразрешимой проблемой — как разжечь костер.

Я только хотел взяться за топор и пойти искать сушняк, как заметил округлившиеся глаза своего товарища. Обернувшись, я от увиденного присел: за поворотом залива, в полусотне метров от нас, на берегу в кустарнике мощной глыбой стоял лось. Громадный, спокойный, лоснящийся, с раскидистыми лопатами буйно отросших, но еще не окостеневших четырехконцовых рогов. Он с интересом и без страха смотрел в нашу сторону, пытаясь разобраться, что это появилось в его владениях. Мы стояли в тени, а воздух был недвижим и не выдавал нас человечьим запахом.

Лосей накануне мы встречали много, но такого великана оба видели впервые. Он имел как минимум три метра в длину, а глаза смотрели на мир с солидной высоты вдумчиво и величаво. Не было сомнения, что этот великан весил не менее полутонны. Стоял неподвижно, вертелись лишь, улавливая шорохи, раструбы больших ушей, вздрагивали ресницы да покачивалась свисающая с горла «серьга».

Мы пожирали зверя глазами. Я не сомневался, что этому гиганту не страшны ни медведи, ни волки и для безоружного человека он представляет опасность. Но еще и удивлялся, как это ему удалось дожить до столь зрелого возраста в мире, где с ружьями носятся охотники, и не столько пешком, сколько на моторках, снегоходах, вертолетах, жадно высматривая таких, как этот, с совершенно определенной целью…

Рассмотрев людей, этот великан не побежал прочь, а лишь выше поднял массивную горбоносую голову, да еще, как мне показалось, презрительно сморщил губы, слушая щелчки фотоаппарата. Но будучи не только смелым и гордым, а еще благоразумным и осторожным, он спокойно и с достоинством развернулся, будто демонстрируя ширину спины и мощь ног, и величаво зашагал, легко и плавно поплыл над кустарником, развернув уши на нас на все сто восемьдесят градусов. Поплыл быстро и бесшумно, удивляя нас своей легкостью.

 

* * *

 

Лось осторожен. Обоняние у него великолепное, слух острый, и пусть глазами он не зорок, но опасность чует за 200–300 метров и стремится от нее уйти. Если нужно, то и убежать не стесняется. А бежит грациозно, быстро, иноходью, высоко вскидывая и далеко забрасывая ноги. Галопом бегает плохо — не умеет, все его мастерство в стремительной рыси.

Оживление в лосиной жизни начинается в конце августа. К этому времени сохатые наиболее упитанны, а рога у быков блещут новизной и красотой. Но столь волнующее у большинства зверей брачное время у лосей проходит сравнительно спокойно, хотя быки возбуждены и раздражены. Нельзя сказать, что их не сжигают страсти, но все же они не кричат неистово на всю тайгу, как изюбры или маралы, не дерутся с медвежьей ожесточенностью.

Встретившись, соперники обходят один другого, кружат вызывающей походкой, тщательно оценивая боевые возможности каждого, рост, силу, мощь рогов, решимость драться. Раздувают ноздри и расправляют грудь, наскакивают на кусты и яростно их бодают — смотри, мол, как я силен! Голос отражает боевитость и мощь быка — у могучего он низок, у стареющего с хрипотцой, у молодого хотя еще и высоковат, но уже крепок.

Встреча обычно показывает, кто есть кто, и более слабый не лезет на рожон — он просто уходит. Равные соперники сходятся лоб в лоб, смыкают рога и бодаются, стараясь пересилить друг друга. Обычно этого бывает достаточно, чтобы выявить более сильного, и опять-таки слабый уходит.

Случаются драки, конечно, и у лосей, но они не так ожесточенны, как об этом часто рассказывают и пишут, а смертельные исходы и вовсе редки. В драке или просто в турнире на силу решается мудрый и извечный вопрос: кто заслужит право на потомство. Оно, разумеется, будет предоставлено самому сильному. Побежденный должен просто уйти.

 

* * *

 

Однажды мне посчастливилось увидеть, как сходились два лося с большими и острыми рогами. Они осторожно сомкнули эти рога, а затем стали, напрягаясь до предела, бороться, ожесточенно бодаться. В какое-то мгновение один бык поскользнулся, упал, вскочил и… оказался боком к рогам-кинжалам своего возбужденного соперника. Но рокового удара не было. Поскользнувшийся постоял, опустив голову, и, как бы оценив благородство противника, медленно ушел восвояси.

 

* * *

 

В гон лоси стонут, иногда и ревут, правда, не так громко и страстно, как другие рогачи. Издают какие-то непонятные звуки, слышимые вблизи: вроде бы квакают или хрюкают, взлаивают.

Гаремов лоси не образуют, однако бык не однолюб: поухаживав за одной подругой недельку, он ищет другую. С ними «кавалер» то груб, то нежен, но не повелевает ими деспотически, как это принято в гаремах благородных оленей. Животные в этот период едят очень мало, пьют много. Жарко им, томно.

Брачная пора длится около полутора месяцев, и за это время «женихи» становятся легче на 60–80 килограммов. А впереди зима. Потому-то так долго пасутся и много едят, уединившись, в октябре и ноябре постройневшие быки, стараясь войти в силу к приходу неласковой зимы.

Лосята появляются обычно в мае в местах летнего обитания. Они хорошо развиты, видят, слышат. Весят до 16 килограммов, а те, которые при рождении появляются на свет с небольшим весом, чаще погибают в младенчестве.

Новорожденный удивительно мил. Он покрыт ярко-рыжей шерсткой, его ноги непомерно длинны, а мордашка очень симпатична. А как стремительно он врывается в жизнь! Иногда он кричит и мотает головой, еще не покинув полностью чрева матери. В первую же минуту, после первого вздоха поворачивает голову к матери, через четыре-пять минут ползет к ней. На 20–25-й минуте своей жизни уже стоит, покачиваясь, а еще минут через пять переставляет подрагивающие ножки. Он еще слаб, но уже будущий лесной великан.

На первом часу жизни лосенок впервые отведывает материнского молока. Первые два дня мать лежит около своего детеныша, лижет его, кормит. Потом начинает пастись вблизи него, и избави бог кому-либо приблизиться в это время к ее ненаглядному! Не пощадит ни медведя, ни человека.

 

* * *

 

…Уже легли резкие тени на освещенный скат палатки, когда я со своим молодым коллегой Геной вылез из нее. Горел оранжевый восток, пылали зеленью луга и мари, серебрились росами трава и листья. Гена блаженно потянулся, да так и застыл с заломленными над головой руками: глубоко в воде стояла, зажав пучок водорослей во рту, тревожно глядя на неожиданно объявившегося человека, лосиха, а в прибрежной траве возился ее несмышленыш. До них было метров сто, не больше.

Лосенок был очарователен. Рыжий, длинноногий, большеухий и неумелый. Он потешно взбрыкивал, нескладно бегал по траве, скользил и падал и, оповещая о беде мать, жалобно мекал. Но не ожидая ее помощи, рывком становился на колени, трудно приподнимал тощий зад, выправлял передние «ходули» и снова смотрел на лосиху: «Каков я? Ловок? То-то еще будет!»

Опознав нас, лосиха тревожным стоном предупредила дитя об опасности и шумно забурлила к берегу, но тот или не понял ее, или просто не послушал и в детской прыти полез в воду, широко и неумело расставляя ноги, с любопытством разглядывая свое отражение в воде.

Гена схватил фоторужье и кинулся, пригибаясь, вдоль берега к лосям, явно намереваясь схватить их крупным планом. Лосиха, выбравшись на берег, взволнованно стонала, нервно перебирая ногами, бросая взгляды то на вышедшего из послушания лосенка, то на быстро приближающегося человека.

Когда этот человек навел на малыша что-то темное и оттуда вылетел странный, непонятный, а потому и пугающий звук, лосиха прижала уши, воинственно вытянула вперед голову и пошла на пришельца в решительную атаку, высоко и далеко выбрасывая сильные мослатые ноги. Я закричал Гене, но тот и без крика уже мчался ко мне, прыгая через валежины и кусты и испуганно оглядываясь. Но лосиха его не преследовала, ее вполне устроило бегство человека…

 

* * *

 

Десятидневный лосенок уже прытко бегает, вертится вокруг матери, во всем ее копируя. Обрывает листья, а что с ними делать — не знает. Поймет позже. В месячном возрасте он начинает щипать траву, чуть позже — есть побеги, потом примется за грибы, уморительно доставая их с земли — длинные ноги!

Растет лосенок не по дням, а по часам. Еще бы: в молоке лосихи жиров до 12 процентов, а белков — 12–16. Не молоко, а сливки. И получают их лосята в достатке до самой осени, а некоторые счастливчики — и до зимы. К шестимесячному возрасту лосенок весит уже 120–140 килограммов, а отдельные лосята и все 150–180, сохраняя темп ежесуточного привеса в 600–800 граммов.

Но мало, к сожалению, счастливчиков среди новорожденных. Слишком много бед подстерегает лосенка: то попадется хищнику, то сломает ногу, то утонет, увязнет в трясине или заболеет. В первый месяц жизни гибнет около 25–30 процентов лосят. Если до полугодового возраста доживает один из двух — это хорошо. А первая в жизни зима обрушивается на молодежь: никакого роста, никакого привеса, а наоборот, худеют лосята. Им во что бы то ни стало надо дотянуть до весны. Взрослыми они станут в три года, наибольшей силы достигнут в шесть — восемь лет, а вот сколько проживут — трудно сказать. В неволе их век длится до 25 лет, в лесу же в два раза меньше.

Издавна лось в жизни людей играл значительную роль. При раскопках древнейших поселений и стоянок в умеренном поясе Северного полушария археологи почти всегда находят много костей сохатого. Удачная охота на лося обеспечивала семью или род первобытных охотников мясом, шкурами для одежды, постелей, жилищ. Из крепких костей мастерили острые наконечники копий и стрел.

Прошли тысячелетия, а лось остался ценным для людей лесным великаном. В XVIII веке из прочной и красивой замши, изготовленной из лосевых шкур, шили рейтузы и парадные камзолы для русских конных полков. Сорок тысяч гренадер и солдат Петра I были одеты в форму из лосиной замши. Потребности в ней и ее стоимость росли, а поголовье лосей из-за чрезмерной охоты сокращалось. Все меньше изготовлялось замши. В конце XIX века обязательное ношение лосин в кавалерии было отменено, а в начале XX столетия в подобные рейтузы и камзолы экипировался лишь один гвардейский полк при дворце, да и то лишь для парада.

В Средние века лоси жили в странах Западной Европы, но истребили их там давно и, видно, бесповоротно. В первой половине позапрошлого столетия практически перебили лося и в России, но, к счастью, вовремя взялись за охрану, и к началу XX века его численность и ареал были почти восстановлены.

После Первой мировой и Гражданской войн, в тяжелые годы разрухи лосей опять принялись истреблять, их уцелело мало в нашей стране. Но лесной великан показал свою приспособленность, и как только его стали охранять, а волков уничтожать, начал он размножаться, занимать леса. Сначала медленно и трудно, потом увереннее и наконец стремительно. Уже к сороковым годам лоси заселили почти все леса и вышли к лесостепи и даже к полупустыне. Теперь в угодьях России их 800 тысяч, есть надежда, что скоро будет миллион. Столько на территории нашей страны вряд ли когда было. Много стало сохатых и в других странах: на Скандинавском полуострове около 400 тысяч, в Северной Америке — полмиллиона.

Свидетельством многочисленности лося служат его частые заходы в города, даже в такие многолюдные и шумные, как Москва и Санкт-Петербург, — до 70 случаев в год. Ходят по паркам и скверам, из квартала в квартал. На улицах создают затор. Некоторые настолько привыкают к людям, что подпускают вплотную, позволяют фотографировать себя, даже берут хлеб из рук.

Но лось есть лось, и в городе ему не место. Почти каждый второй «гость» гибнет под колесами автомашин, остальных временно усыпляют и увозят в лес, надев предварительно ошейник и колокольчик, чтобы при встрече можно было признать в нем старого знакомого.

 

* * *

 

Лоси, когда их не преследуют, не просто не боятся человека, но в трудные минуты идут к нему за помощью. Однажды пришла в село подранная медведем лосиха. Свежие раны были страшные, она едва стояла на ногах.

Люди столпились вокруг нее. Но странно: лосиху мало интересовало шумное окружение, она ежеминутно смотрела в лес, явно ожидая кого-то. Страха в ее глазах не было, и это говорило о том, что не медведя высматривала лосиха. Кого же?

Люди издали подносили ей хлеб, пряники и уже стали было заворачивать лосиху в село, но она вдруг обернулась к лесу, пробежала немного и громко, отрывисто прокричала несколько раз. И тут же, словно по долгожданному сигналу, из леса выскочил еще по-детски рыжий, долговязый лосенок и помчался к матери, будто и не было около нее людского и машинного столпотворения…

Потом лосиху успешно вылечили, а лосенок потешал все село своим детским очарованием и шаловливостью. А пришла лосиха к людям за помощью потому, что доверяла им.

 

* * *

 

Лось является важным объектом спортивной и промысловой охоты. Его мясо богато витаминами и микроэлементами. В год в нашей стране отстреливают более 50 тысяч сохатых.

Во многих областях, краях и республиках лосей развелось так много, что они стали наносить серьезный вред лесу, обкусывая верхушки и побеги молодых деревьев, особенно культурных лесопосадок. Возникла важная проблема — лось и лес.

Численность всякого животного должна контролироваться и поддерживаться на определенном оптимальном уровне, и в этом деле охота часто становится и необходимостью, и одной из форм охраны природы. Иначе случаются беды.

Человек пытается использовать полезное для него свойство лося — хорошую приручаемость. Пойманный малышом не позже трехдневного возраста и выращенный человеком, лосенок привязывается к нему, становится покладистым и мирным. Люди давно думали одомашнить это животное в таежной зоне — заманчиво было бы использовать его в лесах вместо лошади!

Во времена Карла IX в Швеции полицейские ездили на прирученных лосях, и преступники не могли от них скрыться ни в дремучей тайге, ни на топких болотах. В Печоро-Илычском заповеднике 40 лет назад организовали первую в мире опытную лосеферму. Лосих там приучили к дойке, лосят выкармливают из соски, животные с колокольчиками на шее ходят кормиться в окрестные леса и возвращаются домой на ферму. Человека совершенно не боятся. Есть там ручные лоси уже пятого — шестого поколений. Взрослые животные носят вьюки в 100–120 килограммов, а сани везут с полутонной груза.

Одомашниванием лося давно и успешно занимается и Костромская лосеферма, подобные фермы стали организовываться на Украине и в других местах. Заманчиво! Особенно в малолюдной, бездорожной и суровой северной тайге, где сена не накосишь, лось для человека был бы как северный олень в тундре.

Но некоторые качества лося пока серьезно препятствуют его одомашниванию. Он довольно ленив, медлителен, не всегда слушается хозяина, легко перегревается в теплую погоду и при перегрузках — у него плохая терморегуляция. Скорость около восьми километров в час, с грузом долго не выдерживает. И еще: много лосей в одном месте пасти нельзя — они съедят лес в течение нескольких лет.

Вероятно, какой-то оптимальный вариант одомашнивания лося ученые непременно найдут. И наш герой может стать более привычным спутником человека.

 

Белки вне леса нет

 

Белки относятся к отряду грызунов, они населяют почти все леса земного шара. Обыкновенная белка широко распространена и имеет 18 подвидов: кольская, белорусская, алтайская, маньчжурская, телеутка и т. д. Все они отличаются в основном окрасом.

Белка — удивительный зверек, повсеместно известный и весьма популярный, он испокон веков был вездесущ и многочислен почти во всех лесах. Красота серебристо-серой шкурки с нежным мехом была давно оценена, и это сделало милого зверька объектом охоты. Изделия из беличьих шкурок пользуются большим спросом и на внутреннем, и на международном рынках. Ни в одной стране не заготавливается так много беличьей пушнины, как в России.

Вес взрослой белки примерно 250–450, максимум 600–660 граммов, длина туловища 15–25 сантиметров, а хвост лишь немного короче его. У нее симпатичная остромордая голова с длинными ушами и раскосо посаженными черными глазами, вытянутое тело, сильные подвижные лапки с поразительно цепкими когтями. Но гордость белки — ее знаменитый хвост. Он не просто пушист, но как бы расчесан от оси в стороны и в сечении вовсе не круглый, а сильно сплющенный горизонтально. Белка прикрывается хвостом, как шалью.

 

Длинный, широкий и легкий хвост помогает зверьку совершать большие и красивые прыжки с дерева на дерево, преодолевая расстояние до восьми метров. Она может приземляться прямо с вершины, скажем, кедра. В прыжке белка великолепна, утраченный по каким-либо причинам хвост лишает ее подобной ловкости. Преодолевая водные преграды, она поднимает свой хвост высоко, как флаг. Но стоит намокнуть этому «флагу», и пловец быстро тонет. Хвост — это гордость и предмет неустанных забот хлопотуньи: он всегда содержится в идеальном состоянии.

Белка беспредельно подвижна. Ее движения стремительны и резки. Она прекрасно приспособлена для жизни на деревьях; даже ловким и проворным кунице, соболю и харзе далеко не всегда удается поймать ее. А от охотника она убегает по кронам, легко перепрыгивая с одной ветки на другую, и выследить ее удается не всегда.

Активность у белки наблюдается с раннего рассвета и до десяти часов, затем возобновляется к вечеру. Это дневной зверек, ночью белка спит в своем дупле или гайне высоко над землей. Гнездо она устраивает старательно, выстилая его мхом, травой, ветошью, волосом. В нем тепло даже в лютые морозы.

Лес — родной дом белки. Она заселяет почти всю лесную полосу нашей страны. Успешно акклиматизировали ее несколько десятилетий назад в горных лесах Крыма, Кавказа, Тянь-Шаня. В двадцатых годах прошлого столетия белка самостоятельно проникла на Камчатку из Якутии, размножилась и прочно вошла в состав камчатской фауны.

Жизнь белки вне леса невыносима, но все же не любой лес ее полностью удовлетворяет. Основными местами обитания цокотуньи являются хвойные леса, причем зрелые, с плодоносящими деревьями, семена которых — главный беличий корм (кедр, ель, лиственница, сосна). Они жизненно необходимы для пушистой хлопотуньи, и потому белка успешно живет в смешанных лесах, а вот в лиственных поселяется довольно редко, иногда лишь временно.

Самое любимое дерево белки — кедр. Семена ели, пихты, сосны, лиственницы для нее тоже много значат, но все они не идут в сравнение с кедровыми семенами. Среднегодовой урожай орехов на гектаре кедрового леса в пять-шесть раз выше, чем урожай семян в ельниках, и в 10–15 раз больше, чем в лиственничниках или сосняках. А кроме того, орехи кедра — корм вкусный, высокопитательный, долго сохраняющийся.

 

Но не только семенами хвойных деревьев питается этот грызун, он ест различные ягоды, плоды деревьев, кустарников, грибы, почки, соцветия. При недостатке главных кормов обгрызает кору, употребляет листья и стебли, даже лишайники. Не чужда ему и животная пища — насекомые, моллюски. При случае задавит птицу на гнезде и съест ее вместе с яйцами, поймает полевку.

От типов лесов зависит и численность белки. Так, например, в Амуро-Уссурийском регионе средняя плотность вида (на один квадратный километр) составляет: в кедровниках — до 50 особей, в кедрово-широколиственных лесах до 25, в смешанных лесах восемь — десять, в лиственничниках и елово-пихтовых угодьях всего одна-две белки. Как видно, разница огромная.

Но численность этого зверька очень неустойчива и по годам, и по сезонам. Даже на одном и том же участке леса она может колебаться от нескольких сот на один квадратный километр до единичных особей. В роскошных кедровниках, раскинувшихся на Сихотэ-Алине в верховьях Большой Уссурки, однажды в сентябре наблюдалась чрезвычайно высокая плотность белки. С одного места обзора в радиусе 50 метров насчитывалось 30–40 зверьков. Присядешь где-нибудь в укромном месте и удивляешься, до чего их много. Снуют повсюду: и в кронах кедров, и по стволам, и по земле. И почти каждая поразительно ловко возится с шишкой, которая в ее лапах выглядит такой же большой, как мешок картошки в руках человека. Маленький, а сильный зверек: а ну-ка покрути человек свой мешок так же проворно, как белка шишку. А на следующий год в тех же кедровниках редко удавалось встретить за дневной переход несколько зверьков.

Белка привыкла жить оседло. Ей достаточно участка в два — три гектара, к которому она сильно привязана, часто только на нем и хлопочет всю свою недолгую жизнь. Кочует она мало и не везде. Массовые миграции случаются совсем редко и только после того, как численность зверька в том или ином районе станет очень высокой при резкой недостаче кормов. Мигрирует она чаще всего с севера на юг широким фронтом — до 100–200 и даже 300 километров. У преград зверьки скапливаются тысячами. Эти массовые перемещения наблюдаются обычно в конце лета и начале осени.

Во время кочевок белка переплывает даже такие крупные реки, как Амур, Енисей, Лена, пересекает горы, распаханные поля, мари. Нередко сотни и тысячи зверьков заходят в приусадебные огороды и сады. Видели их плывущими в заливах на Байкале, преодолевающими Татарский пролив. В это тяжелое для них время многие гибнут от хищников, усталости, голода, обессилевшие тонут. Кочующие белки очень худы, подошвы их лапок от долгого путешествия вытерты нередко до крови. Эти перемещения называют «кочевьями до смерти».

Считается, что основная причина грандиозных путешествий белок заключается в неурожае кормов, но в этих «кочевьях до смерти» еще много загадочного. Приходилось наблюдать массовые перемещения белок из лесов с хорошо уродившим кедром. Особенно поражает какое-то безрассудство в беге: ничто не останавливает, даже огромный водоем. Шумный город им тоже не преграда.

В кедровниках с хорошим урожаем орехов белок бывает чрезвычайно много. Но даже такого обильного корма им хватает ненадолго: через 10–15 дней все будет съедено, и полчища зверьков опять пойдут в новый поход. Примерно так же, как в знаменитых нашествиях леммингов и, пожалуй, саранчи.

Жизнь белки всецело зависит от наличия корма, поэтому летом и осенью, когда она постоянно сыта не только растительной пищей, но и животной, идет усиленная заготовка корма на зиму: грибов, различных семян. Запасы белка делает такие же, как и бурундук. Но бурундук припасенное тщательно прячет в потайные кладовые, а белка складывает где придется. Когда вы увидите повешенный на сучок дерева засохший гриб, знайте, что повесила его белка. Если заметите в трещине пня горку кедровых орехов — это тоже ее работа. Создается впечатление, что каждая белка заботится не столько о себе, сколько обо всем беличьем роде. Одна для всех и все для одной.

Численность белки крайне изменчива. В 1958 году, например, в Приморском крае было заготовлено 266 тысяч беличьих шкурок, в 1961-м — только 9,4 тысячи (в 28 раз меньше!), а в 1976-м — около полумиллиона. Такие разительные колебания численности происходят повсюду.

Когда зверька много, то один охотник в день может отстреливать 30–40 белок, а за сезон — до двух тысяч и более.

При обилии корма брачный сезон у белки начинается уже в конце зимы, в апреле появляются бельчата первого помета, а в июле — августе — второго. Есть предположение, что при достатке корма наиболее сильные самки приносят по три помета в год, в каждом из которых от трех до десяти, иногда 12 бельчат. Родятся они до трогательности беспомощными — крошечными, голыми, слепыми. Почти полтора месяца кормит их мать молоком, греет своим теплом, а когда отлучается — прикрывает мхом. Только в месяц бельчата прозревают. Но с этого времени они начинают стремительно осваивать окружающий мир, а еще через месяц, в детском возрасте, переходят на самостоятельное питание, и мать их покидает. Окончательно взрослыми бельчата становятся обычно в возрасте восьми — десяти месяцев, но иногда случается, что молоденькая белка становится матерью в пять — шесть месяцев от роду.

Благоприятные условия для размножения складываются при повторных урожаях орехов или когда шишки, «присыхая» к ветвям, не опадают до следующего лета. Однако и в этих правилах есть исключения. Иногда даже повторные высокие урожаи кедра или одновременные кедра и дуба не вызывают возрастания численности белки. Случается и наоборот: численность растет при явном недостатке кормов.

В последние годы охотоведы и зоологи приходят к поразительным выводам, не укладывающимся в прочно сложившиеся представления. Оказывается, прямой и определенной зависимости между плодовитостью и обеспеченностью кормами нет и динамика численности обусловливается в первую очередь не пищей. Тут, очевидно, действуют таинственные внутрипопуляционные механизмы саморегуляции, мало зависящие от количества кормов. А если учесть, что немало зверьков гибнет от различных болезней, неблагоприятной погоды и множества других факторов, то в обобщенной схеме можно предположить, что цикличность колебания численности белки определяется внутрипопуляционными, вероятно генетическими, механизмами, а размахи колебаний — условиями среды обитания. Пики численности бывают через три — пять лет. В разных регионах через разные промежутки, а величина их, как и сокращение поголовья, изменяется в десятки раз.

Практическое значение белки в охотничьем хозяйстве нашего государства велико и серьезно. В двадцатых — тридцатых годах ежегодно заготавливалось 13–14 миллионов беличьих шкурок, и они занимали среди охотничьей пушнины по общей стоимости первое место. Но в сороковых годах прошлого века среднегодовые заготовки сократились до девяти миллионов шкурок, в пятидесятых — до пяти — семи, в настоящее время они стабилизировались — около трех — четырех миллионов в год. Причин более чем трехкратного уменьшения заготовок, а следовательно и численности, много. Одна из главных — резкое увеличение поголовья соболя и сокращение площадей хвойных лесов.

Охотятся на белку преимущественно с ружьем и собакой. Начало охоты обычно совпадает с первыми снегопадами: белку ищут по следам, шороху, высматривают. Опытные охотники хорошо знают, что при ясной безветренной погоде ее больше по склонам гор и на хребтах, а в ненастье и при ветре — в поймах рек и распадках. В зависимости от погоды и выбирается место охоты.

В белковании много своеобразной прелести. Особенно хороша эта охота в конце осени: еще тепло, снега мало и погода великолепная. Охотник выходит из зимовья чуть свет, до разгара активности белки. Его тесно окружают величественные деревья, среди которых глаз привычно выделяет темные силуэты островерхих елей, могучие кроны кедров, сплетения ветвей ясеней, берез. Торжественную тишину леса нарушает лишь хруст под ногами подмороженного снежка и листьев. Охотник невольно останавливается и до звона в ушах вслушивается, улавливая шорох полевок, гулкое падение шишек и далекие звуки тайги.

Вдруг совсем рядом зауркала и зацокала белка. Вот она сидит на нижнем сучке дерева и недовольно осматривает человека своими широко расставленными глазами, нервно подергивая распушенным хвостом и нервно постукивая лапками по дереву…

Подняв с земли первый трофей, охотник вслушивается, не выдаст ли себя шорохом другая белка, не мелькнет ли на фоне светлеющего неба третья… Вон бегает! И там где-то шуршит! И здесь, прямо над головой, заурчала, заругалась на непрошеного гостя.

Беличий промысел увлекателен, но вместе с тем для охотника это очень тяжелая работа. Вставать ему приходится рано, а ходить по лесу до самого вечера. За десять часов белкования человек так устает, что ему бы добраться до зимовья. Но вместо отдыха нужно снять шкурки, нарубить дров, сварить ужин, приготовить на следующий день боеприпасы. И так изо дня в день.

Жизнь белки тесно связана с лесом. Несомненно, что деятельность человека в лесах, особенно вырубка хвойных (и в первую очередь кедра), ведет к сокращению ее численности. Это печально, но ничего не поделаешь. У каждого вида есть свое прошлое, настоящее и будущее. Через несколько десятков лет промысловое значение белки, вероятно, снизится, но она станет обычной в пригородных лесах и парках. Будет радовать людей красотой, акробатической ловкостью, доверчиво брать из человеческих рук лакомства.

 

В неволе белка живет до десяти и даже одиннадцати лет, но на свободе ее век недолог. У этого зверька множество врагов, и главные из них — хищные птицы.

Белка легко привыкает к людям. Если ее не тревожат, да еще и заботятся о ней, она совершенно теряет страх перед человеком, безбоязненно идет к нему. Содержащиеся в квартирах зверьки до того свыкаются с необычной обстановкой, что считают людей гостями на своем участке обитания.

О, как было бы приятно держать милую неугомонную хлопотунью в квартире, если бы она была хоть немного поспокойнее, не металась бы без устали со стенки на гардероб или антресоли, со штор на горку посуды, с телевизора на вашу голову, если бы не оставляла следы своих острых зубов на книгах и полировке мебели, не растаскивала бы кухонные запасы продовольствия и не раскладывала по самым неожиданным местам — в книжные шкафы, в обувь, в бельевой шкаф, телевизор, даже под простыни и подушки; если бы не выворачивала карманы у хозяев, а еще хуже — у гостей и не утаскивала бы из них платки, кошельки, сигареты, спички и прочее.

Беличье колесо удобнее и надежнее. Она носится в нем, вертится, грызет, цокает, урчит. Следит за вами, постоянно чего-то ожидая. Ест почти все: печенье, сливочное масло, конфеты, зефир. Но жизненно необходимы ей поливитамины и рыбий жир, всевозможные семечки и орехи. В клетке должен быть обязательно кусок мела или дерева: белке необходимо постоянно что-то грызть, потому что ее красивые оранжевые резцы растут всю жизнь и их надо регулярно стачивать, а то, чего доброго, и рот не закроется.

Но как бы хорошо ни было белке в квартире, ее место все же в лесу.

 

Летяга — планирующая белка

 

Однажды в ноябре мы вели полевые работы в верхнебуреинской тайге. Темно-белые силуэты деревьев смотрелись на густо-синем вечернем небе так рельефно и контрастно, что все потянулись к фотоаппаратам, хотя для съемок света было явно мало. Постепенно сумерки сгущались, и вдруг рядом с зимовьем мы увидели летягу. Голубовато-сереньким комочком она примостилась на свободной от снега ветке пихты, объедая ее иголки. Нас она изредка осматривала большими и темными глазами.

Когда мой товарищ попытался подойти к летяге поближе, приседая и настраивая фотоаппарат, она вдруг легко и изящно оттолкнулась от пихты, широко распростерла все четыре лапки, туго натянув между ними с обеих сторон от тела бархатные перепонки, расправила длинный пушистый хвост и красиво спланировала, плавно снижаясь, ловко лавируя меж деревьев.

Подлетев к стволу большой ели метрах в двадцати от нас, летяга приняла вертикальное положение, сложила перепонки, поднялась немного вверх, гася инерцию полета, легко шлепнулась по касательной на ствол всеми четырьмя лапками, обежала его вокруг дважды, а через несколько секунд осторожно выглянула и исчезла в густой кроне. Высматривали мы ее долго, но она затаилась надежно.

Мы собрались уже уходить, и вдруг от вершины той самой ели неожиданно оторвался зверек и запарил в воздухе по нисходящей кривой, а все зачарованно провожали его взглядами. Такая маленькая эта зверюшка — планирующая белка, или белка-летяга, — но удивительно интересная.

 

* * *

 

Летяга гораздо меньше белки, с которой несколько схожа и внешним видом, и образом жизни: длина ее тела достигает 20 сантиметров, а вес 130–210 граммов. Когда она неподвижно сидит, сжавшись в комочек и накрывшись хвостом, ее трудно заметить даже вблизи — так она мала.

Редкий это зверек — летяга. Ведет она скрытный сумеречный образ жизни. Ее серебристо-серый мех нежен, шелковист и красив, но очень непрочен и ценности не представляет. Она распространена на огромном пространстве от Центральной Европы до Чукотки и Приморья.

 

Обитает летяга в смешанных лесах с обилием старых и сухостойных дуплистых деревьев, придерживаясь чаще пойм рек, опушек, просек. Гнезда устраивает в дуплах, реже в старых птичьих гнездах на высоких деревьях. Иногда поселяется в скворечниках. Гнездо всегда хорошо утеплено, старательно устлано мхом, сухими листьями, лишайником, травой. В холода хозяева гнезда затыкают вход в него изнутри, и в нем тепло даже в зимнюю стужу.

Вход в гнездо имеет диаметр около пяти сантиметров — в такое узкое отверстие не пролезет ни соболь, ни харза. Ласка да горностай забрались бы, но на деревьях они далеко не так ловки, как на земле. Врагов у летяги много, и она научилась их избегать, однако часто гибнет от сов.

Индивидуальный участок обитания у летяги небольшой — до десятка гектаров. Дальше чем на 200 метров от основного гнезда удаляется редко, на этом же участке еще имеется до 15 временных гнезд и шесть — восемь гнезд-кладовых. Живет летяга в постоянном гнезде, а во временные лишь наведывается, заскакивая в непогоду или спасаясь от врагов, чтобы переждать опасность.

Довольствуется белка-летяга в основном растительной пищей: побегами и листьями, хвоей и почками, сережками, цветами, мхами, лишайниками. Особенно любит орехи, грибы, желуди, различные семена, а зимой с особым удовольствием ест ольховые шишечки и березовые сережки.

Но строгим вегетарианцем летягу не назовешь: найдя птичье гнездо, она или выпьет яйца, или съест птенцов, а при возможности и взрослую птицу не пощадит. Любит полевых мышей. При содержании в неволе этот зверек ест крупу, орехи, хлеб, яблоки и… с удовольствием сырое мясо. Однако неотъемлемым кормом и в этих условиях остаются листья, особенно березовые.

Живут летяги чаще всего парами. Новорожденные первого помета появляются в мае, второго — в июле. В выводке обычно три-четыре летяжки. Мать кормит их молоком около месяца, заботливо ухаживает, обучает. Когда приходит срок вторых родов, она уходит в заранее присмотренное другое гнездо, оставляя уже подготовленных к самостоятельной жизни детей в их «отчем доме». Заботясь о новорожденных, она изредка навещает и старшеньких. А к зимним холодам молодые летяги обоих пометов часто объединяются в одну большую дружную семью — до весны, когда молодым приходит время обзаводиться собственными участками леса и семьей.

 

Конечно, летает летяга не так, как птица или летучая мышь, но она способна легко и свободно планировать на своих серебристых «крыльях» по нисходящей кривой до 50–60 метров, а при помощи хвоста делает повороты до 90 градусов. Ее тело уплощено, для натягивания широкой пленки между лапками имеется специальная косточка, природа все предусмотрела…

Подросшие летяги планировать не могут, а очень терпеливо учатся этому у взрослых. Не меньше месяца при тренировках они то и дело ударяются о деревья, застревают в ветвях, падают на землю. Но когда к ним приходят сноровка и уверенность, в избытке юных сил и радости они неугомонно носятся под пологом леса большими группами. В этот период они очень много играют, особенно лунными ночами… Все животные способны испытывать покой и тревогу, заботу и беспечность, любовь и ненависть, а радость жизни — в первую очередь.

 

Кабан — лесной пахарь

 

Как-то ясным зимним днем в горах Сихотэ-Алиня я издали заметил огромного секача,[4] пасшегося в редком дубняке на желудях. Ветерок тянул в мою сторону, и я начал осторожно подходить к нему, помня о том, что он обладает замечательно тонким обонянием и слухом.

До кабана оставалось около ста метров, я стал рассматривать его в бинокль. Это был настоящий богатырь, который вряд ли кого боялся.

Вдруг на этого угрюмого вепря с лаем выскочила большая собака, за ней вторая, третья. Началась борьба. Секач и не думал бежать, он, вздыбив шерсть загривка, прижался задом к толстому дереву, оберегая «тылы», весь собрался в груду железных мускулов и следил за врагами. В какое-то неуловимое мгновение он молниеносно метнулся вперед — одна собака с отчаянным визгом взвилась над кустарником. Не успела она упасть на землю, а вепрь снова стоял у дерева, выжидая, подавшись чуть вперед на напружиненных ногах. Точно так же он поддел второго пса, а третий благоразумно отбежал и лаял уже издали.

Я знал, что вот-вот должен подбежать охотник, закричал и стал открыто подходить к вепрю, побуждая его убежать. Он угрожающе посмотрел на меня, но все же пошел в сторону с чувством собственного достоинства. Как очень важная персона…

 

* * *

 

Мы все хорошо знаем домашнюю свинью, эту вечно хрюкающую хавронью, жирную, малоподвижную, с редкой жесткой щетиной. У нее главная забота — есть, есть и есть. С утра до вечера. Трудно представить, что это одомашненный дикий кабан, образ жизни и повадки которого совсем иные. Внешний вид тоже значительно изменился.

Ученые выделяют девять видов кабанов, которые населяют огромные просторы Европы, Африки и Азии, включая острова Малайского архипелага. Наиболее многочисленный и хорошо изученный кабан, или дикая свинья, обитает почти во всей Европе, в средней и южной полосе Азии вплоть до Тихого океана. В далеком прошлом кабаны водились и в Северной Африке, но их там истребили полностью. В Америке этих лесных чушек никогда не было, но в настоящее время их там успешно акклиматизировали на больших территориях.

Внешний вид дикого кабана своеобразен. Он приземист и массивен, имеет огромную голову, достигающую почти третьей части общей длины тела. Шеи не видно: она настолько мощная, что сливается с головой, грудью и холкой. Грудь богатырская, живот подтянут.

Туловище кабана как бы сдавлено с боков, выглядит он горбатым. Высота тела у задних ног значительно меньше, чем спереди. Гребень щетины тянется по всей спине. Самки выглядят несколько изящнее, они легче и стройнее самцов, не столь горбаты.

У секачей изо рта торчат две пары клыков — сверху и снизу. Чем старше зверь, тем больше и крепче клыки. Старые кабаны имеют клыки до 12 сантиметров. Ими они обороняются от противников, нанося опасные удары, ими же разрывают в земле толстые корни, поддевают многопудовые камни, вспарывают мерзлую землю. У самок клыки гораздо скромнее.

Кабан способен «утюжить» самые густые заросли, непролазную чащу, не сбавляя скорости бега, он невероятно силен.

Наиболее крупный секач весит до 280 килограммов и имеет длину тела около 230 сантиметров, а высоту в холке примерно 120. Разумеется, далеко не все кабаны столь велики. Теперь даже в уссурийской тайге кабанов тяжелее двух центнеров редко встретишь — один-два на сотню. Раньше кабанов-великанов было гораздо больше, но и сейчас средний вес взрослого самца составляет примерно 140, а самки — 110 килограммов.

Взрослые дикие кабаны зимой не в пример домашней свинье покрыты блестящим черно-бурым грубым волосом-щетиной, достигающим длины 15 сантиметров, и имеют подпушину толщиной в три — четыре сантиметра. В такой теплой «шубе» никакие морозы не страшны. К концу весны она сильно изнашивается, а летом вновь начинает отрастать, к середине октября она уже почти готова.

Очень живописный вид имеют поросята, их тела украшены темными продольными полосами. К осени у них тоже отрастают черно-бурые волосы, и они полностью напоминают взрослых — разве только чуть-чуть светлее.

Каждого зверя отличает нечто свое. Кабан, например, неисправимый грязнуля. Летом ему жарко, и он постоянно принимает грязевые ванны. Секачам жарко и в ноябре, когда уже кругом снег, иначе зачем бы они лезли в наледи и ложились в холодную воду. Мало того что все тело в грязи — они еще постоянно чешутся о смолистые деревья, покрывая себя толстым панцирем из «сцементированной» илом, глиной и смолой щетины.

Впрочем, в этом есть особый смысл: «броня» спасает кабанов от всевозможного гнуса, клещей, оводов и комаров. Лесные чушки спасаются от гнуса еще одним удивительным способом: например, самка натаскивает в холодный ключ большой ворох веток, а потом, хрюкая от удовольствия, залезает в воду под эту своеобразную крышу и укладывается там в блаженстве.

Центральноевропейский кабан обычен в дубовых и буковых лесах с полянами и болотами, на Кавказе кабаны облюбовывают лесные заросли с орехоплодовыми деревьями, а в Средней Азии — заросли тростника и кустарника вдоль берегов водоемов. Места обитания этого зверя очень разнообразны, но повсюду он кочует в поисках корма, и иногда на большие расстояния.

 

Уссурийский кабан предпочитает кедрово-широколиственные и дубовые леса. В урожайные на кедровые орехи годы чушки держатся в лесах с кедром, а при хорошем плодоношении желудей переходят в дубняки. При одновременном богатом плодоношении кедра и дуба кабанов становится очень много. Встречаются стада по 50–60 голов, причем иногда в небольшом распадке пасется не одно стадо, а несколько.

В годы бескормицы кабаны разбредаются в поисках пищи. С наступлением заморозков и выпадением снега они держатся на небольших участках и как бы решают сложную и мучительную проблему: как выжить, перезимовать. В такие годы много кабанов гибнет — от недостатка кормов, большого снега, холода. Ослабевших уничтожают хищники, отстреливают охотники. До весны доживает лишь малая часть поголовья, а общая численность иногда сокращается в шесть — восемь раз.

Но благодаря высокой плодовитости кабана поголовье восстанавливается через два — три года. Жизнестойкость нашего героя просто поразительна.

Кабан ест все, даже ядовитые растения. При случае он не прочь поймать и съесть лягушку, полевую мышь. Разрывая кладовые бурундука, вместе с его обильными добротными запасами нередко проглатывает и самого хозяина. Встречая гнезда с кладкой яиц или птенцами, падаль, отнерестившихся и погибших лососей, кабан все охотно поедает, даже если хорошо упитан и не голоден. Известны случаи, когда кабаны съедали добытые и разделанные охотниками туши (временно оставленные в тайге) косуль, изюбров и других животных. Иногда секачи убивают затаившихся новорожденных телят косули, пятнистого оленя, изюбра. Голодные кабаны не только едят павших сородичей, но и нападают на очень ослабленных. Выживают наиболее крепкие, которые впоследствии дают более жизнестойкое потомство, тем самым пополняя и укрепляя бедствующую популяцию.

В весенние и жаркие летние дни кабаны активны с вечера и почти до утра. В зимние холода они кормятся примерно с десяти часов, когда становится чуть теплее, а к вечеру занимают свои места в теплых гайнах и спят всю ночь. Спят, тесно прижавшись друг к другу, «валетом» (один смотрит на север, другой — на юг), благодаря этому кабаны чутко прослушивают окружающую местность со всех сторон, и недругу к ним не так-то просто подойти.

Уссурийский кабан живет в особых условиях. Весной и летом ему всегда есть чем питаться, а осенью кедровых орехов и желудей бывает так много, что звери на протяжении всей зимы достают их из-под снега. Но вот когда нет ни желудей, ни орехов, а такое бывает в среднем раз в три — четыре года, кабанам приходится плохо: уж очень холодны, многоснежны и ветрены зимы в Амуро-Уссурийском регионе, а земля промерзает до полутора метров.

Европейским кабанам перезимовать гораздо легче: зимы мягче и теплее, меньше снега и в земле кое-где можно порыться. Энергетические траты на преодоление холода и поиск корма незначительны, и жировых запасов обычно хватает до весны, а уссурийскому кабану часто их нечем восполнить, и единственной пищей в это тяжелое время для него служит вечнозеленое травянистое растение — хвощ. На хвоще кабаны быстро худеют. Взрослые кое-как дотягивают до весны, а вот поросята гибнут от истощения. Случается, замерзают целыми выводками.

 

* * *

 

…В тот год кабаны на Сихотэ-Алине отчаянно голодали, потому что осенью не уродились ни желуди, ни кедровые орехи, а заросли хвощей зимой плотно и намертво укутали глубокие снега.

Уже в январе находили погибших от голода и холода кабанов, а в феврале и марте трупы животных стали попадаться часто, иногда в гайнах лежало по пять-шесть заснувших навеки, окаменевших на лютом морозе.

Однажды неподалеку от таежного зимовья, где базировались мы с проводником, из стожка сена я вспугнул семью кабанов — старую чушку и трех поросят. Они были сильно истощены и слабы и просто вызывали жалость.

Перебежав кое-как лесную поляну, кабаны остановились и повернули ко мне головы. Весь их вид умолял о пощаде, но я и не думал причинять им зло. Только осмотрел устроенное в сене гайно, где нашел замерзшего поросенка.

На следующий день, проходя мимо этого места, снова увидел несчастное семейство, но на этот раз они лишь приподнялись, давно зачуяв меня, и даже не убежали, как накануне. Обойдя их осторожно, я быстро пошел к зимовью, взял полмешка припасенных на непредвиденный случай сухарей и понес голодающим.

 

Подходил к гайну так, чтобы их не испугать: тихо и осторожно. Шаг — остановка, еще шаг. Все семейство приподняло головы, потом встало, а приготовилось бежать лишь тогда, когда расстояние между нами сократилось до двадцати шагов. Тут я высыпал сухари на снег и медленно стал уходить, пытаясь внушить кабанам, что я для них вовсе не опасен и желаю им только добра.

Я был уверен, что кабаны съедят сухари и они будут как нельзя кстати. Знал и то, что ненадолго хватит корма изголодавшимся и смертельно ослабленным животным. А так как лишних продуктов у нас не было, я унес к гайну два ведра овса из запасов для лошади. Этот овес кабаны подошли есть, когда я отошел совсем немного, даже еще не скрылся среди деревьев.

На следующий день на тайгу с моря обрушилась мартовская пурга. Свистело, ревело два дня, а когда стихло, нам показалось, что весь мир навечно и напрочь запеленало пухлым одеялом.

В полдень, когда снежную белизну до боли в глазах высветило солнце, ставшее по-весеннему веселым и теплым, а снег увлажнился, мы увидели медленно и робко приближающихся к избушке кабанов. Они плелись по нашей тропе, но над снегом поднималась лишь голова взрослой чушки, за которой угадывались горбики ее поросят, их уже было только два… Оставшиеся в живых, потеряв надежду выжить, шли к нам за помощью. Шли, конечно, потому, что я показал им людское дружелюбие. Другого выхода у них и не было.

Подошли кабаны к зимовью и за тридцать метров стали, не решаясь больше приблизиться. Тогда мы взяли по ведру овса и пошли к ним. Точнее, не к ним, а в обход. Вышли к снежной траншее, оставили овес в ней, вернулись. Потом я начал медленно приближаться к зверям, зная, что если они и будут убегать, то только по своему следу, и овса им не миновать.

Темно-бурые тела кабанов в снегу вырисовывались четко. И они, худые и изможденные, были так непохожи на себя прежних — плотных, сильных, независимых, постоянно избегающих людей.

Овса у нас было немного, мы скормили его кабанам в несколько дней, оставив коню лишь сено. Солнце пригревало, и снег быстро таял, оседал. По ночам он покрывался настовой коркой, и кабаны становились совершенно беспомощными. По утрам я подходил к ним вплотную, пытался «разговаривать». Они смотрели на меня по-звериному настороженно, но уже мало боялись. Мне иногда казалось, что они понимали не только наши добрые намерения, но и слова. По крайней мере их тон.

Нам пора было уходить из тайги. Кабанам осталось совсем немного, чтобы дотянуть до образования проталин на солнцепеках и ранних всходов травы на них! А помочь бедолагам выжить можно было только одним — подкормкой. И мы таки помогли им продержаться: проводник привез из ближнего села два мешка картошки…

 

* * *

 

Кабаны, которым в голодную зиму удается дотянуть до апреля, когда на южных склонах появляется молодая трава, выживают. Солнце в это время хорошо греет, расход энергии у животных сокращается, а на оголившейся из-под снега земле можно найти прошлогодние орехи, желуди, остатки падали.

Гон у кабанов начинается во второй половине ноября — декабре. У упитанных свиней он начинается раньше и проходит более бурно. Секачи яростно дерутся, пытаясь поддеть соперника клыками или свалить ударом рыла. На всю тайгу (как под ножом!) визжат, хрюкают и вроде бы даже оглушительно рычат. Огромные литые туши то мечутся, то замирают, выжидая удобный момент для нового броска. Они в это время совсем мало едят, сильно возбуждены и часто охлаждают свою страсть в грязевых и водяных «ваннах».

Под кожей на груди и лопатках у секачей ко времени гона нарастает калкан, это уплотнение служит им броней от ударов соперников. Калкан очень прочен, у старых кабанов он достигает толщины трех-четырех сантиметров. Удары клыков соперников обычно приходятся на этот калкан. Тем самым он оберегает кабанов от опасности.

 

* * *

 

…Два кабана сражались, видимо, уже давно, когда к ним удалось подойти. Звери, сходясь, успевали два — три раза поддеть соперника головой, потом вставали на дыбы, сжав друг друга передними ногами, и в этой позе ожесточенно бились рылами. Расходились ненадолго и снова кидались в бой. Оба уже еле держались на ногах, когда один из них вдруг побрел прочь. Второй его не преследовал…

 

* * *

 

…Характерно, что в гон изредка встречаются запоротые в драках кабаны. Но дерутся самцы для выявления сильнейшего, не для того, чтобы убить соперника.

Весной, обычно в апреле, самка приносит поросят в заранее приготовленном гайне. Это довольно капитальное для свиньи сооружение, обычно устраиваемое под густыми кронами хвойных деревьев или выворотнями. При взгляде со стороны оно представляется большим ворохом ветвей, хвойных лап, кустарников, старой травы. При более близком ознакомлении в гайне можно увидеть вырытое в земле гнездо, устланное травяной ветошью, сухой хвоей и листьями, а над ним — плотную крышу из кустарника и молодых деревьев. В нем довольно тепло и сухо.

Поросят бывает от двух до десяти. Первую неделю они тихо лежат, тесно прижавшись друг к другу в гайне. Их мать кормится поблизости, навещая малышей каждый час. В недельном возрасте свинья выводит свое полосатое потомство на первую прогулку. В это время она его отчаянно защищает, яростно набрасываясь на крупных и опасных хищников, даже на человека.

Через две-три недели поросята уже довольно шустры и сами ищут корм, роют землю, а при опасности мгновенно рассыпаются в стороны и крепко затаиваются под валежинами, деревьями, в хворосте. В двух-трехмесячном возрасте они перестают сосать мать и полностью переходят на «взрослое» питание. На орехах и желудях к началу зимы они становятся крупными и жирными, весят 40–50 килограммов. В неурожайные годы поросята вдвое легче, жира не имеют совершенно и зиму часто не выдерживают.

До годовалого возраста у уссурийского кабана доживает 40–60 процентов поросят, а у европейского — в полтора раза больше.

Высокая смертность молодняка уссурийского кабана на первом году жизни объясняется не только неурожаями и холодами, но и уничтожением хищниками. Поросят истребляют рысь, волк, харза, лисица, но главные их враги — тигр и бурый медведь.

 

Тигры в Амуро-Уссурийском регионе в год губят более десяти — двенадцати тысяч кабанов. Бурый медведь и кабан, обитающие осенью в одних и тех же угодьях, живущие на одних и тех же кормах, связаны между собою. Когда желудей и орехов мало, свиньи становятся почти единственным источником существования медведя. От этого хищника при бескормице погибает до шести тысяч кабанов, чуть меньше, чем от тигра. На волков, рысей и других хищников приходится примерно тысяча лесных чушек в год. Вот и получается, что до трети поголовья этого зверя в уссурийских лесах уничтожается хищниками. В других регионах такого не наблюдается.

Основное количество жертв приходится на поросят и подсвинков, потому что их больше и охота на крупных секачей опасна: их остерегаются даже тигры.

Однажды я обнаружил следы полосатого владыки и «прочитал» такой случай. Амба зачуял кабана на лежке и стал его преследовать. Приближался медленно, шаги делал малые, стоял подолгу. Когда расстояние между зверями сократилось до двадцати метров, хищник ринулся в атаку. Считаю его прыжки: один, другой, третий… И вдруг — стоп! Тигр так затормозил всеми лапами, что взрыхлил снег до земли. Потом потоптался — и в сторону. «В чем же дело? — думаю. — Лежка-то кабана — вон она чернеет, десяток метров до нее». Подхожу к лежке и вижу: на ней отдыхал громадный секач. Услышав, а возможно, и увидев тигра, он не только не помчался в ужасе прочь, но… прыгнул навстречу и застыл в решимости встретить полосатого владыку «лицом к лицу». Я живо представил грозную неустрашимость вепря, его клыки, горящие глаза и подумал, что тигр тоже не любит испытывать свою судьбу лишний раз…

Старый промысловик, с которым я однажды познавал таинства поисков знаменитого корня жизни — женьшеня, поведал мне такую быль:

«Желудей тогда много было, а кедр не уродил, и собрались кабаны стадами в дубняках. Я как-то добыл двух чушек, разделал их и отдыхал. День был теплый, тихий, лес просматривался хорошо. Благодать! Сперва я стадо ухом уловил: когда кабаны кормятся, их далеко слышно, а через несколько минут и увидел. Метров триста было до них, потом поменьше. Шли в мою сторону косогором, наискосок. Шумно так, хрюкали, хрумкали, взвизгивали. И вдруг заухали — и врассыпную, кто куда! А на том месте, где они только что были, я увидел тигра, уткнувшегося мордой в горло своей добычи. Она уже не визжала, но ногами еще месила вовсю. А амба бил хвостом справа налево.

Вдруг откуда ни возьмись — секач. Здоровенный такой, черный, как каменная глыба. Может, он и стоял там, не убегал со всеми, может, и подошел — не знаю, не видел. Тигр, однако, тоже не замечал его, пока не „успокоил“ свою добычу и не поднял голову. А увидел — сразу копьем метнулся на секача. Ну, думаю, второй готов! А не тут-то было. Вепрь, задрав голову, прыгнул навстречу тигру, и в какое-то мгновение они поменялись местами. Тут тигр начал беситься — рыкать, реветь, „кашлять“, а секач стоял молча. Когда полосатый опять прыгнул, кабан снова метнулся ему навстречу. И тут я заметил, что когда тигр пролетал над секачом в прыжке в самой высокой его точке, тот его бил снизу рылом. Еще раз поменялись местами, и снова секач поддевал. Потом сцепились…

Жуть была. Казалось, не только меня трясло, но и сопки, и небо, и дубы качались. То тигр был на спине секача, то секач, сбросив его, порол клыками. Они недолго дрались, как вдруг тигр пустился наутек, оглядываясь. Он уже скрылся в распадке ключа, а кабан стоял горой, не шевелился с полчаса. Потом тихо ушел за своим стадом.

Думаю, оприходовать надо тигриную добычу, чушку-то. Я взял и проследил тигра. Прошел немного по его следу — кровь, а на орешнике висит кусок кишки. Еще, еще…

Освежевал кабана и пошел дальше по тигриным следам. Он был в ключе, мертвый. Как опустил голову в воду, желая напиться, так и не поднял ее. Самка то оказалась. По соскам видно — имелись где-то у нее тигрята. А шкура вся была исполосована секачиными клыками…»

Бурый медведь гоняет кабанов систематически и упорно. Иногда он хватает свою жертву из засады, но чаще берет измором после длительного преследования. Для бурого медведя охота на кабанов тоже не всегда кончается благополучно.

Вот рассказ одного опытного охотника о том, что он наблюдал однажды осенью в лесах на Большой Уссурке.

Шум драки он услышал издалека и близко подошел к месту схватки. Нападал средних размеров медведь, защищался крупный секач. Бились звери уже давно, оба были изранены, а вокруг все вытоптано.

Медведь ходил вокруг кабана, выбирая момент для броска, секач стоял, развернувшись в сторону противника, следя за каждым его движением. По клыкам его стекала кровавая пена. Медведь с ревом делал резкие пугающие броски, но видя, что секач стоит твердо, отходил назад. Косолапый явно хотел обратить кабана в бегство и напасть сзади, потому что уже успел хорошо почувствовать силу его ударов. А тот все стоял и стоял, готовый к отпору.

Когда медведь оказался слишком близко, секач молниеносно ринулся на врага и поддел его рылом. Тот отлетел, упал, и кабан еще несколько раз ударил его клыками. При каждом ударе мишка жалобно охал, а вепрь уже готов был топтать его, однако медведю удалось вырваться. Отбежав метров на десять, он лег и, жалобно поскуливая, стал лизать свои страшные раны. Кабан, шатаясь, снова занял оборонительную позицию.

Трудно сказать, чем бы все это кончилось, но даже бывалый охотник не способен долго наблюдать такую кровавую драму… На медведе вся шкура была в глубоких рваных ранах, от которых он вряд ли смог бы оправиться. Жалок был и кабан: нижняя челюсть до кости ободрана, вдоль хребта — глубокие следы медвежьих клыков…

 

* * *

 

Кабан — животное стадное. Летом чушки с поросятами держатся семьями, а холостые самки и самцы живут в стадах до восьми, а иногда и больше голов. К осени выводки присоединяются к стадам. Лишь секачи предпочитают жизнь одиночки, но и они держатся неподалеку от стада, а входят в него бесцеремонно лишь в период гона, изгоняя молодых самцов.

 

* * *

 

…Как-то осенью на нас с товарищем в чистом кедровом лесу надвинулось огромное стадо из почти полусотни кабанов. Мы затаились за валежиной и стали наблюдать сокровенное таинство лесной жизни. Кабаны шумно рылись в лесной подстилке, подбирая и разгрызая опавшие кедровые шишки. Взрослые вели себя степенно, полностью отдавшись еде, поросята же суетились, бегали, за что иногда получали взбучку. Особенно зло их поддевали рылом крупные свиньи, отчего они обиженно взвизгивали и отбегали, но тут же забывали обиду и снова принимались за свое.

В стаде было пять крупных самцов и шесть взрослых чушек, остальные — поросята и подсвинки. Беспечно играя хвостиками, ухая, хрюкая и взвизгивая, свиньи подошли к нам вплотную, затем, обойдя валежину, окружили со всех сторон. Один поросенок, что-то заподозрив, уставился в наши лица и замер, задрав хвостик. Вид его был до того потешным, что я не выдержал и осторожно засмеялся. Поросенок хрюкнул, взбрыкнул и побежал, все стадо насторожилось, запыхтело, засопело. Но вскоре кабаны успокоились, сочтя тревогу несмышленыша ложной, и кормежка продолжалась.

Потом на нас стал пристально и угрюмо смотреть не далее чем с восьми метров солидный вепрь. Этот исследовал более строго. Подошел поближе, опознал, ухнул и увлек все стадо за собой. Но пробежав всего сорок метров, кабаны остановились, постояли с поднятыми хвостами — это у них знак тревоги — минуты три и снова начали рыться в земле. Мы быстро и незаметно забежали вперед по ходу, и все повторилось сначала. Сию увлекательную игру мы повторили несколько раз и прервали ее лишь в сумерках.

 

* * *

 

Дикие кабаны — ценный объект спортивной и промысловой охоты. Для коренного населения Дальнего Востока — удэгейцев, нанайцев — важный источник питания.

Кабан — неотъемлемое звено в сложной системе лесных биоценозов. Исчезни, например, кабаны в уссурийской тайге, и не станет тигров, зато расплодятся волки и начнут без всякой меры уничтожать изюбров, лосей, косуль… И придут в опасное движение непостижимо тонко сбалансированные сообщества живой природы…

В последние десятилетия бурно расселяются и увеличиваются в численности центральноевропейские кабаны. Даже северные леса стали осваивать, того и гляди до полярного круга дойдут. Они успешно соседствуют с человеком. Пасутся на полях (особенно предпочитают кукурузные и картофельные), зимой разрывают бурты с картофелем, нанося тем самым урон. Из-за этого в ряде областей кабанов непродуманно объявляют вредными и даже предлагают уничтожать. А зря. В хорошо налаженном и организованном охотничьем хозяйстве небольшой ущерб от лесных чушек многократно окупается. Кабан — замечательный трофей. Его мясо очень вкусно и питательно, в нем содержится большое количество нужных нам микроэлементов. Расходы по подкормке в трудное для него время не так уж велики. Главное — разумно регулировать численность кабанов, не допускать перенаселения охотничьих угодий, грамотно организовывать охоту.

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!