Школа ядовитых пауков по дороге на ранчо гремучих змей 17 страница
День поминовения
24 мая
По дороге с удовольствием слушал подаренную Келли кассету с надрывной лирикой времен гражданской войны. Песни были на ту же тему, что и песни нашей, значительно более страшной гражданской войны. Только в их войне победило Добро, а в нашей – Зло.
Ветряные мельницы исправно качали воду для полива необъятных полей пшеницы и кукурузы. Высоко в небе жаворонки пели свои призывные сексуальные трели. Ваня сегодня был резвее, чем вчера, меньше спотыкался, но у меня было сомнение в правильности последней ковки. Надо было искать стоянку и перековывать лошадь.
Наконец в поселке Лиско нашел пристанище у Дона и Ванды Коллинз. Дон работал ковбоем на ранчо, раскинувшемся на тысячи гектаров, и семья жила в принадлежащем этому ранчо доме. Хозяева были владельцами банка, жили где‑то в Чикаго, и Дон никогда их в глаза не видел.
Его жена Ванда работала секретаршей в школе, где училось 50 школьников. Учителей и персонала в этой школе 9 человек, и, по подсчетам Ванды, год обучения каждого школьника обходится государству около 6 тысяч долларов. Это в два раза меньше, чем стоимость обучения школьника в городе Нью‑Йорке.
Дон обзвонил соседних кузнецов по поводу перековки моей лошади, и только Глен Витэкер согласился подковать Ваню, но и то после праздников. Ну что ж, лошадь все равно нуждалась в отдыхе, а Коллинзы были рады моему пребыванию в их доме.
|
|
|
Дети их давно выросли и разъехались, в деревне особых развлечений не найдешь. Ванда занимает себя в женском клубе под названием «Игл» (орел), а Дон часами просиживает в подвале, раскладывая пасьянс с помощью компьютера.
На следующее утро мы отправились в Бриджпорт на парад в честь Дня поминовения, соответствующего нашей Троице. Парад являлся гвоздем праздника, в котором могут принять участие все желающие. Как записного лошадника, меня пригласили в повозку, запряженную парой лошадей, хозяином и кучером которых был мой будущий кузнец Глен Витэкер. Повозку сопровождали верхом президент и сотрудники местного банка, являвшегося спонсором парада. Остальные участники ехали на автомобилях или платформах, украшенных цветами и лентами. Это напоминало наши первомайские демонстрации прежних времен, только вместо серпасто‑молоткастых несли звездно‑полосатые флаги. Было даже что‑то типа трибуны, откуда местные власти дирижировали парадом.
Особенно красочно выглядела кавалькада ковбоев с индейцами, стрелявшими во всех направлениях холостыми патронами. Были, конечно же, и Кинг‑Конг, и Белоснежка с гномами, разбрасывавшими конфеты детворе.
После парада устроили соревнования в бросании подков и коровьих лепешек, в запуске воздушных змеев, детей ждал костер и раздача призов.
|
|
|
В День поминовения, как и у нас, дети приезжают навестить могилы предков, встречаясь заодно с одногодками, которых не видели много лет. Вот и сегодня Дон с Вандой встретили группу однокашников, окончивших местную школу в 1951–1952 годах.
Ох, как не люблю подобные встречи! К своей‑то внешности привык, но когда видишь почти собственное отражение в однокласснике, берет оторопь – неужто и ты такой же старый? Но еще более грустно – ничто так быстро не стареет, как наше будущее.
Cпотыкач
28 мая
Утром Дон загрузил Ванечку в коневозку, прицепил за оглобли телегу, и мы тихонечко поехали к кузнецу Глену Витэкеру на перековку. Моя телега привыкла двигаться со скоростью 5 км/час, а здесь пришлось ехать 50 км/час. Я не очень этой скорости опасался, так как телега была на резиновом ходу, а оси я предварительно хорошо смазал тавотом.
Ухоженный дом Витэкера был построен на берегу реки Норд‑Плат и окружен зелеными рядами кукурузных всходов. Во дворе все расставлено по местам: кузница восхищала инструментами по ранжиру, цветы на клумбах знали каждый свое место, а жена была при кухне и не высовывалась оттуда праздно.
|
|
|
За смену передних подков и наварку шипов на задние заломил он 75 долларов, каковых у меня не оказалось. Отдал я ему последние 40, извинившись за безденежье. Да и не очень‑то извинялся, обратив внимание, что не наварил он положенную карбидную сталь, а обошелся более дешевой и не столь твердой. Знаю этот тип халтурщиков показушных, хватает их в России, да и здесь попадаются.
Выехали мы с подворья на своих четырех, да недолго радовались, уже через несколько километров лошадь опять стала засекаться – некомфортно было Ване с новыми подковами. Придется искать другого кузнеца. Глен явно не справился со своими профессиональными обязанностями и зря взял деньги.
А слева, в мареве весеннего дня, торжествует нерукотворная архитектура сухопутных маяков – скал с близкими душе названиями: Дымовая труба, Стол, Замок. Мои предшественники, идя по этой дороге 150 лет назад, также восхищались эстетической гениальностью природы, создавшей эти шедевры архитектуры и скульптуры. Скалы были предвестниками еще более величественных Скалистых гор, разделяющих Северную Америку на восточную и западную части.
Там, на сказочном Западе, молочные реки должны были течь в кисельных берегах. Поэтесса Элизабет Бишоп написала стихотворение о романтике открытия новых земель. Привожу его в переводе моей подружки и поэтессы Светланы Розенфельд, бросившей промозглый Санкт‑Петербург ради деревенской жизни на Псковщине:
|
|
|
Сегодня мы здесь, ну а если б
остались мы дома,
В окне различая черты то весны,
то зимы.
И, видя далекие страны в пейзажах
знакомых,
Где были бы мы, в самом деле?
Где были бы мы?
Возможно, что это игра,
это только актерство,
Но странен театр, где люди,
как дети, смешны
В наивном желанье
(в котором ни тени притворства)
Привычное солнце увидеть
с другой стороны.
Процитировав этот перевод Светланы, я вдруг сообразил, что большинство встретившихся мне в жизни поэтов были евреями (кроме моего редактора Кости Кузьминского, который – цыган, поляк, еврей и русский, всего по четвертинке либо осьмушке). Вероятно, этот феномен также поразил великую поэтессу‑мученицу Марину Цветаеву, написавшую:
Гетто избранничества!
Вал и ров.
Пощады не жди!
В сем христианнейшем из миров
Поэты – жиды!
Утром, перед тем как отвезти меня из поселка Митчелл в город Скотсблаф за почтой до востребования, мой новый хозяин Лео торжественно поднял на флагштоке перед своим домом флаг США. Оказывается, День поминовения официально отмечался 30 мая. У меня до сих пор вызывает удивление привычка американцев по праздникам вывешивать флаг своей страны. За 70 лет своего правления большевики отучили нас от гордости за свою страну и ее знамя.
На обратном пути Лео познакомил меня с мэром Митчелла, Биллом Томасом. На своем грузовичке с прицепом оттаскивает он на ремонт сломавшиеся на дороге машины, чем и живет. Должность мэра денег ему не приносит. Зимой, когда заносит снегом дороги поселка, садится на скрепер и убирает снег, и тоже бесплатно.
Сосед его, Марвин Зиглер, потомок немецких переселенцев из России, недавно обнаружил там множество дальних родственников. Он ежегодно ездит в Сибирь, тратя небогатые сбережения на помощь тем, у кого денег еще меньше, чем у него.
Близко к полудню я выехал из Митчелла, с трудом передвигаясь на спотыкающейся лошади, с частыми остановками для роздыха. На очередной остановке Альфред Родригес, нелегальный иммигрант из Мексики, поинтересовался, могу ли я его взять к себе в услужение. Меня позабавила такая перспектива испаноязычного Санчо Пансы, и я согласился взять его конюхом и ординарцем. Альфред же, узнав, что платить‑то я ему за это не смогу, поехал искать более подходящего работодателя. В летнее время тысячи нелегалов наводняют эти края, подряжаясь на тяжкий ручной труд прополки и уборки сахарной свеклы. Местные жители дали им за это кличку: «потная спина».
Рэнди Мейснер, музыкант знаменитого калифорнийского ансамбля «Иглс», приехал навестить родственников в этой глубинке штата Небраска. Узнав, что я из России, причем абсолютно «не рублю» в современной музыке, он тем не менее пригласил меня заглянуть к нему в Голливуд. В Голливуд я, натурально, не поехал, а вот его 20 долларов были весьма кстати.
На следующей остановке меня окружило семейство Джонсон. Его глава, Джон, несколько месяцев назад попал в катастрофу, и семья жила на пособие по безработице. Они едва сводили концы с концами, да еще с двумя малолетними детьми. Но девятилетний Майкл решил помочь путешественнику из далекой и незнакомой России и, покопавшись в карманах, вручил мне 38 центов.
Пару дней назад я познакомился с Лэрри Берчем, ехавшим забирать выручку из своих торговых автоматов. Он объяснил, как доехать до его дома с тремя соснами вокруг пруда, рядом с дорогой. Приехал туда, а его дома нет, только немецкая овчарка изводится лаем. Пришлось подождать пару часов.
Лошадь распряг и привязал пастись рядом, а сам сел на берегу пруда с утками дикими, непугаными. Благодать предвечерняя разлилась в природе, ветерок рябь и ряску по пруду гонит – вот и остаться бы здесь жить…
Но врывается на своем мощном джипе огромный, полнеющий матерым жирком Лэрри. Ему нет сорока, но седина уже прочно укрепилась в шевелюре. Недавно он развелся и, оставив свой дом жене, арендует за 400 долларов в месяц этот огромный, с четырьмя спальнями дом.
Вскоре приехали и хозяева, Бернард и Мэрилин Браун. Они выращивают 500 голов техасского длиннорогого скота, славящегося не только длинными изящными рогами, но и приспособленностью к экстремальным погодным условиям прерий. Поколения предков супругов Браун накопили так много богатств, что им не нужно беспокоиться о приобретении новых. Они привезли для Ванечки соль‑лизунец и пригласили своего ветеринара Чарли Кавизела.
Чарли представился как специалист по лечению крупного рогатого скота и лошадей. Ощупал Ваню, взял кровь на анализ и оставил скипидарную мазь натирать суставы передних ног. Меня особенно беспокоила левая, которая припухла. Чарли не нашел ничего серьезного, но нужно было дать лошади пару недель отдыха – найти ранчо с хорошим пастбищем, где можно было бы пожить это время.
Брауны позвонили Кизу Пэрри, любителю бельгийской породы, и попросили приехать и посоветовать, что делать. У меня была слабая надежда, что он согласится на временный обмен моего Вани на свою свежую лошадь.
Утром приехал Киз Пэрри, сухощавый и обжаренный солнцем ковбой лет шестидесяти. Был он вышедшим на пенсию полицейским, возглавлявшим отдел по расследованию хищения и нелегальной продажи скота. Он не согласился на обмен лошадьми, но позвонил в дирекцию заповедника «Форт Ларами» и договорился, что моей лошади будет позволено там отдохнуть.
За столом он рассказал, как несколько лет назад с парой приятелей решил подзаработать, купив по дешевке стадо телят в Мексике и продав его в два раза дороже в США. Вначале все шло по плану, и откормленных телят купили по дешевке, но потом началась эпопея перегонки стада по дорогам Мексики.
Главным препятствием оказались не вооруженные бандиты, а местные власти. При перегоне стада через их территории требовалось уплатить взятку, иначе они отказывались выдавать ветеринарные свидетельства. А если их не было, то уже в следующей деревне наших ковбоев ждал наряд полиции, заключавший стадо в карантин. Ну как здесь не вспомнить наши, до боли родные власти!
Хотя у наших героев было оружие, систему расстрелять было невозможно, так что когда они пересекли границу и продали телят, расходы их превысили доходы. После этого Киз и врагу не пожелает иметь бизнес с мексиканцами.
Форт Ларами
1 июня
Ясно было, что коняга мой не дойдет до форта, и Киз Пэрри приехал утром с коневозкой и прицепом. Так что границу штата ковбоев Вайоминга мы пересекли не своим ходом, а с помощью современных видов транспорта. Киз доставил нас в форт Ларами, где жена его была бухгалтером и временно выполняла функцию директора заповедника.
Форт Ларами был основан на месте фактории Американской меховой компании и охранял переселенцев от набегов индейских племен. Когда почти не осталось тех, от кого охранять, форт в 1890 году закрыли. Много лет это место было в запустении, пока Управление национальных парков не решило воссоздать форт в том виде, в котором он существовал во второй половине прошлого века.
Восстановили солдатские казармы и офицерские квартиры, магазин и телеграф. Волонтеры и служители парка по праздникам переодеваются в одежды тех времен и рассказывают туристам об истории этих мест, в магазине продают сувениры, а в кабачке – имбирное пиво. Я его попробовал, а оно безалкогольным оказалось, вроде как лимонад – пусть его враги пьют.
Лошадь мою решили пустить в табун вместе с лошадьми форта, меня же устроили на берегу реки Ларами, рядом с местом отдыха для туристов. На жаровне можно готовить пищу, а купаться и мыться в реке. Для интеллектуального развития есть здесь даже библиотека с собранием книг по истории освоения западных территорий.
Пока Ваня жировал на лугах заповедника, я решил приобщиться к истории, приходя с утра в библиотеку и погружаясь в пожелтелые фолианты. Мне было интересно узнать происхождение слова «Америка». Мне было известно, что Америка была названа по имени итальянского картографа и лгунишки Америко (Америго) Веспуччи. Он соврал, что до Колумба путешествовал к берегам Америки, и не один раз; доказательств тому никаких не приводил. Но нужно отдать ему должное – он совершенно правильно предположил, что в западном направлении, на пути в Индию и Китай, необходимо пересечь два океана и материк.
Меня интересовало происхождение и значение его имени. В словаре имен я нашел, что его имя Америко про исходит от Энрико, которое есть, в свою очередь, итализированный вариант скандинаво‑германского имени Генрикус. «Ген» означало дом и страну, а «рикус» – богатство и силу. Так что «Америка» означает – «богатая и сильная страна».
Я узнал, что большинство публики считает началом истории США высадку в 1620 году с корабля «Мэйфлауэр» английских пуритан. Этих 120 человек называют отцами‑основателями территории. Большинство не знает, что тринадцатью годами раньше, в мае 1607 года, на берега Вирджинии высадился десант из 105 поселенцев во главе с капитаном Христофером Ньюпортом. Они сразу же принялись за возведение форта, чтобы защищаться от атак испанцев и индейцев. Позднее форт был назван Джеймстауном. В следующую суровую зиму один из поселенцев съел собственную жену, за что был наказан виселицей.
Для ребят этих главное было – покурить. Поэтому сельское хозяйство в стране началось с выращивания таб ака. Правда, вскоре они поняли, что лучше быть эксплуататорами, чем эксплуатируемыми. В 1619 году колонисты завезли из Африки двадцать рабов, с чего и народился здесь рабовладельческий строй. Вскоре закупили они партию черных любовниц, заплатив за каждую по 120 фунтов табака. (Отсюда, наверное, пошло выражение: «Как дела? – Табак!»)
Тогда же началось соревнование между англичанами и французами за право владения Северной Америкой. В июле 1608 года Самуэль де Шамплэйн основал французскую колонию Квебек, которая до сих пор борется за свою независимость от англоязычной Канады. Так что история этой страны не очень долгая, но бурная.
На другой день после моего приезда нагрянуло в форт 20 волонтеров, чтобы под надзором Дэнни Уолкера, штатного археолога, приступить к раскопкам мусорных ям форта Ларами. Каждый год проводят они здесь отпуска, живя в вагончиках и работая на раскопе под палящим солнцем бесплатно.
Добыча, прямо скажем, у них была не впечатляющая. При мне откопали пару латунных армейских пуговиц, горлышко бутылки из‑под виски и сломанную бритву.
Пригласили и меня включиться в команду, но мне их работа напомнила кампанию Тома Сойера по покраске тетушкиного забора. Уж так не хотелось Тому самому красить забор, и он решил привлечь добровольцев. Том так вдохновенно начал ненавистную работу, что проходившие мальчики буквально умоляли за приличное вознаграждение позволить им тоже поработать.
Я, возможно, и согласился бы включиться в раскопки, но в группе не оказалось ни одной симпатичной женщины. Так и не внес я свою лепту в американскую археологию. Тем не менее профессору Уолкеру понравилась моя идея поездки на лошади по Орегонской тропе. В дневнике он записал: «Анатолий, это прекрасная идея, и я уверен, что, воплощая ее в жизнь, ты заставляешь американцев вспомнить историю страны. Трудись дальше».
Ванечка занял достойное место в иерархии лошадиного табуна благодаря своей мощи и умению лягаться. Я же старался быть в стороне от людей, устроившись на берегу речки. Много лет назад я уразумел, что неспособен быть лидером, и отказался от борьбы за место в социальной иерархии. Ненавидимая мною битва за власть или авторитет происходит повсюду вокруг, и я пытаюсь в ней не участвовать.
Сейчас более насущной была борьба с комарами, гнусом и оводами. Ночами донимала моль, тысячами проникавшая внутрь кибитки и в спальный мешок и ползавшая по телу до утра, не давая уснуть.
Ласточки, жившие веселой колонией под соседним мостом, были на моей стороне в борьбе со всей этой насекомятиной. Рыбы жировали на ней также, но мне рыбачить было не позволено. В каждом штате положено приобретать годовое разрешение на рыбалку, и для жителей штата оно стоит 10–15 долларов, приезжие платят в два раза дороже. Хотя парковые служащие подружились со мной, я не сомневался, что любой из них не задумается оштрафовать меня, застукав за нелегальной рыбалкой. Поскольку форт на отшибе, и продовольственного магазина здесь не имелось, охранники регулярно приносили мне что‑нибудь перекусить.
Правда, на территории форта для туристов был открыт магазин, продававший копии товаров ширпотреба прошлого века: керосиновые лампы, свечи, дегтярное мыло, одежду и обувь. Все, естественно, было не по моему карману, но я сподобился‑таки купить испеченный по старинному рецепту армейский сухарь в форме галеты. Он был завернут в вощеную бумагу, на которой был напечатан комментарий о том, что: «сухарь, официально называвшийся „сухим хлебом“, был частью стандартного полевого рациона солдат XIX века. Изготавливался он из чистой муки с водой, без дрожжей, и был настолько тверд, что грызть его было невозможно.
Было множество способов его потребления. Наиболее популярным – размачивать в кофе или крошить в суп. Гурманы после размачивания поджаривали его в сале, посыпая сахаром – вкус напоминал пирожное».
Запасы рациона времен гражданской войны 1861–1865 годов использовались в гарнизонах до конца XIX века. Английский кавалерист Вильямсон писал о качестве солдатского рациона 1890 года: «…часть рациона сухарей была в упаковке 1863 года… сухари были зеленые от плесени, но мы ее отмыли, и они оказались вполне съедобными». Я до сих пор храню этот сухарь на черный день.
Через несколько дней в форт на мое имя пришел факс от президента Ассоциации любителей истории Орегонской тропы. Джэки Левайн сообщала о прибытии в форт восьми трапперов из штата Колорадо и советовала к ним присоединиться.
Через пару дней эти энтузиасты, изучавшие историю США времен освоения Запада охотниками‑трапперами, приехали на трех машинах с притороченными на крышах каноэ, в одежде и при оружии начала прошлого века.
Билл Клезингер, пузатый и круглолицый, был одет в кожаные штаны с гульфиком и замшевую куртку, на шее ожерелье из бус и волчьих клыков. В обыденной жизни он владеет фирмой по установке солнечных генераторов. Вооружен кремневым ружьем и кремневым же пистолетом, копиями моделей оружия 1820–1830 годов, которыми пользовались охотники за пушниной в Канаде и США.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 158; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!