ЧАСТЬ 4. БУДНИ ДУРДОМА 2 (NEW) 11 страница
Уроки Силы
«Сейчас я сыт, в тепле, но вот только бабы мне не хватает, — думал Нарада по дороге в П.М.Ж., бредя в темноте по грязи с ног до головы в говне. Штаны кое-как держались на бедрах, рубаха была без единой пуговицы, — почему у Гуру Рулона много баб, а у меня ни одной, ведь Гуру Рулон все время говорит, что я святой, что я Христос, я человек номер восемь, значит, я полное право имею на бабу, — бесновался шизоид. — Ну, Марианна, конечно, может и не приедет, хотя почему бы и нет, но вот кого-нибудь из жриц Гуру Рулон мне обязательно должен выдать. Вот я думаю, что Венера мне подойдет, она должна быть моей и скоро это произойдет», — разбушевалось уебище, чапая по грязи, обтекая с ног до головы говном, которое проливным дождем смывалось с его тощего тела.
«Я такой же, как Рулон, значит, у меня должно быть все, что есть у Гуру Рулона!!!»
Так урод бесился весь вечер, всю ночь и следующий день.
— Эй, хуесос. А ну, поди сюда, — подозвала его Ксива, когда он убирался во дворе.
«Вот, сука, какого хуя она ко мне так обращается, я Христос и требую почтительного уважения к себе», — опять стал разговаривать сам с собой шизофреник, подойдя к жрице с недовольной пачкой.
— Че за ебло опять недовольное, а свинья? — тут же среагировала на его залупу Ксива, — пятьдесят раз отжаться.
— Есть, будет сделано, — пробубнил Нарада и, встав на кулаки, под счет начал отжиматься.
— А теперь пиздуй в магазин, — сказала Ксива, — там вчера мы сделали заказ на пирожные, нужно их забрать. Давай вали, — пнула она его под зад.
|
|
|
«Суки, блядь, все равно все скоро будут валяться возле моих ног, все никак не дойдет до этих долбоебов, что я святой Христос, но ничего, они еще попляшут», — бесился говносос по дороге в магазин.
Забрав кучу пирожных, штук пятьдесят разных видов, Нарада тащил их в пакете, продолжая мечтать о своей святости и неповторимости, воображая, как все бабы поклоняются его хую, как весь мир целует его вонючие ноги.
— Далеко собрался, чморик? — внезапно возникли перед ним три здоровых парня с агрессивными рожами, прикинутые в кожаные изодранные штаны и косухи, увешанные разными металлическими штучками. Один верзила, жирный как кабан вертел в левой руке толстую здоровую цепь, другой, злорадно оскалившись, обнажил свои железные клыки, постукивая ими, хищно глядя на Нараду, а третий, ехидно посмеиваясь, держал руки в карманах, время от времени поигрывая лезвием ножа, которое доставал из кармана, показывая придурку, а потом снова прятал. Тут же Нарада из выдуманного образа святого Христа, перед которым все поклоняются, вернулся на землю. Колени и руки затряслись.
|
|
|
— Я-я-я-я гуляю, — заикаясь, сказал он.
— Ха-ха-ха, а мы тоже гуляем, — нагло сказал верзила, и все глумливо заражали.
— Короче, бабки, гони и сваливай, — резко переключившись из состояния смеха в наезд, сказал пацан с ножом в кармане, опять блеснув лезвием.
— У-у-у, ме-ме-меня ничего нету, — задрожав еще больше и пятясь назад, сказал Нарада.
— Куда пополз, говнюк, а ну, стоять, — схватил его за рубашку и резко придвинул к себе верзила, — сейчас мы проверим. И два хулигана схватили Нараду, забрали пакет с пирожными, отставив его в сторону, и перевернули дохлое тело верх ногами, чуть не ебнув его башкой об асфальт и стали трясти. Из карманов урода посыпалась всякая хуйня: спички, бумажки, газовый баллончик, жвачки и куча мусора.
— Ой, не надо, не надо, — выл Нарада, вися вниз башкой.
Убедившись, что бабла действительно нет, хулиганы вернули его в исходное положение.
— Ну, раз бабок нет, тогда давай пирожные, сука, — нашел выход пацан с железными клыками. И тут же разорвав пакет, они одно за другим стали пожирать пирожные, целиком запихивая в рот.
— На, угощайся! Что как не свой, — сказал мелкий хулиган с ножиком, заебашив одним пирожным в ебальник Нараде, размазав его по всей морде. Дурак так перенапрягся от страха за последние десять минут, что уже совсем не контролировал себя, ощутив, как по его ногам стекает моча, образуя здоровую лужу вокруг на асфальте.
|
|
|
— Фу, блядь, пидор, обоссался, — стали глумиться хулиганы, закидывая долбоеба недоеденными кусками пирожного.
«Боже мой, меня же убьют, посадят на неделю голода», — еще больше затрясся придурок, представив грозных жриц, продолжая стоять в луже собственной мочи, с ног до головы уделанный пирожными и не в силах что-либо сделать.
Вот так человек часто мнит себя хуй знает кем в своем болезненном воображении, а в реальности не способен сделать даже самую маленькую вещь. Но до Нарады это никак не доходило. Он упорно закрывал глаза на то, что любая неправильная мысль притягивает подобные ситуации. Только он полез в залупу, только начал опять крошить батон на обитателей Рулон-Холла, как сразу же притянул эту ситуацию.
— Ну, ладно, уебище, неси маме гостинцев, — сказал верзила, всучив дураку в руки весь изодранный измазанный пакет, куда хулиганы заботливо положили объедки пирожных, напоследок наградив чмошника смачными пинками под зад и в спину. И в таком виде Нарада поперся в дом Силы. Но вместо того, чтобы каяться, увидев весь ужас своего положения, ничтожество снова включило свой ебанутый базар.
|
|
|
«Опять сейчас все будут издеваться, глумиться надо мной. Ну, ничего, уже скоро настанет время, и все поймут, что я святой. И пусть только попробуют мне сейчас что-нибудь сказать, я обязательно найду способ отомстить, да такой, чтобы им мало не показалось».
— О, еб твою мать, без этого ты никак не можешь, — заугарали жрицы, увидев на пороге ничтожество, закиданное пирожными.
— Христос хуев, все успокоиться никак не можешь, — сказала Элен, бросив на него презрительный взгляд, — а ну, быстро мыться за три минуты и на разминку в зал, — скомандовала жрица.
Нарада, залетев в ванную, быстро, чтобы не терять времени, залез прямо в одежде, включил душ и стал себя поливать сверху, умудряясь еще мылить открытые места тела, заодно стирая одежду.
— Все, хватит нырять, вылазь, урод, — стали тарабанить в дверь жрицы.
Быстро отжав на себе одежду, на сколько это было возможно, Нарада выперся из ванной.
В тренажерном зале уже во всю шла разминка.
— А, ну ниже приседай, — напала на Нараду Ксива, видя как он еле-еле сгибает свои костыли.
— Есть, будет сделано, — как солдат отвечал тот.
Пожалуй, это было единственное, что он научился делать хорошо. Отвечать «есть, будет сделано» и делать видимость, что он охотно бросается за любым заданием, но при этом ни хуя не выполняя его.
— Быстро шевелись, — подгоняла его Ксива, ебнув под зад. Нарада загнулся от боли, обиделся, ничего не отвечая, но жутко внутренне бесясь.
— Где ответ, сука? — не отставала от него жрица, пизданув кулаком меж лопаток. Вовремя сообразив, что нет смысла накалять атмосферу, Нарада выпалил:
— Виноват, исправлюсь! Есть будет сделано.
— Так исправляйся, говонед! — напала на него Аза, видя, что Нарада как поднимал кривые ноги, качая пресс, так и поднимает, ни капельки не стараясь.
— Быстро взял гантелю, хули развалился, — напала на него Элен.
Собрав свое длинное тело, Нарада подошел к пятнадцатикилограммовой гантели, собираясь ее поднять, но как только он оторвал ее от пола, так сразу же его тело потянуло обратно вниз.
— Давай, давай, поднимай, дохлятина, — орали жрицы, — с легкостью тягая по двадцать килограмм в каждой руке.
Воспитательная работа
Пока Нараду еще муштровали на разминке, Аза с Элен, позвав Гну, вышли на веранду.
— Короче, у вас, Гну, особое задание Силы. Вы должны провести воспитательную работу с Нарадой. Он совсем охуел в последнее время!
— О-е-е-е-ей, — стал придуриваться Гну, подражая дурачествам Гуру Рулона, это было его излюбленное занятие.
— Лезет в залупу на жриц, ничего не может нормально сделать, постоянно недовольная пачка, — сказала Аза.
— Еще он отказывается мыть джип и яхту, представляете, Гну, — сказала Элен.
— О, ни хуя себе, вот это уж слишком! Вот скотина! — завозмущался Гну, — а как он еще срет?
— Не моется, ходит, воняет, его вообще страшно в люди выпускать. Работать не хочет, зато жрет за десятерых, — продолжали говорить жрицы, бурно жестикулируя, эмоционально нагнетая обстановку и включая Гну.
— Да это вообще богохульство, что такой ублюдок находится в Рулон-холле. Все люди как люди, а этого человеком нельзя назвать, зато мнит себя, хуй знает кем, — бесились жрицы, — постоянно волны гонит, у нас уже бошки из-за этой свиньи разболелись.
— А, так это он гниль распространяет, — оживился еще больше Гну, — а я думал, откуда это до меня хуевые мысли долетают, вот сука!
— Тут у него еще яйца чересчур выросли, и он стал требовать себе баб, урод.
— Так он шизофреник настоящий что ли? — спросил Гну.
— Вот именно, так что мы Вам, Гну, полностью доверяем, проведите с ним воспитательную работу, — сказали жрицы и удалились.
«Вот пидор, ни хуя себе залупа, — возмущался Гну, одев боксерские перчатки и начав ими молотить по груше, — ему все дали, а он еще бесится, свинья! Пидор, никак не поймет, что жрицы — это проводники энергии Гуру Рулона, и первое, что должен делать ученик — это соблюдать иерархичность, иначе никакого развития и быть не может. Вместо того, чтобы испытывать благоговение перед шакти Гуру Рулона, целовать каждой ноги, он стал смотреть на них как на обычных девчонок, еще позволил себе, пидор, думать, что одна из жриц станет его собственностью, совсем уже охуел. Если он на жриц бесится, в следующий момент он на Рулона полезет, сука! Да, кем он себя вообще возомнил, урод! Я с ним серьезно разберусь!».
Тут открылась дверь, и на веранду завалил Нарада, весь вспотевший после разминки.
— Гыыч Ом! — сказал он Гну, который молотил грушу.
— Гыыч Ом, Нарада! Говорят, ты себя плохо ведешь? — сходу начал разговор Гну.
— Почему это? — делая удивленную харю, спросил Нарада.
— А вот это я хотел у тебя спросить! Давай рассказывай, как ты свинил за последнее время, какие гнилые мысли копил, кого осуждал, как себя возвеличивал, все давай рассказывай, — жестко сказал Гну, молотя грушу.
«Блядь, че-то тут не ладное», — заговношился Нарада, — видимо эти дуры на меня нажаловались Гну, а вдруг он меня отпиздит. Ой, только не это», — думал хуесос, как можно дальше отойдя от Гну, чтобы, не дай Бог, не попасть под горячую руку.
— Да все нормально, никого я не осуждал и не бесился, — натягивая резиновую улыбочку, стал оправдываться долбоеб, пытаясь избежать допроса.
— Не пизди, фуфло, быстро все рассказывай, обличай себя, — еще более напористо сказал Гну, со всей злости ебнув по груше. От такого удара Нарада вздрогнул, чуть не обосравшись от страха.
— Ну, Гну, я, правда, ничего такого не сделал, — стал, как последнее чмо, ныть Нарада.
— Ты че, думаешь, я с таким говном буду возиться? Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — тяжеловесно и агрессивно сказал Гну, приближаясь к идиоту, который, обосравшись от страха, прилип спиной к стене. В этот момент ему больше всего на свете хотелось провалиться сквозь землю. Подойдя впритык к Нараде, Гну посмотрел на него жестким непримиримым взглядом и стал слегка бить перчатками по его костлявым рукам.
— А, ну, говори, сука, хули свинишь, хули срешь в святом месте? Почему неуважительно к жрицам относишься, а урод, отвечай, — хуярил Гну его по рукам.
Онемев от страха, Нарада не мог произнести ни слова, пытаясь уклоняться от ударов.
— Я больше не буду, честное слово, — заныло ничтожество.
— Да, ты ползать перед ними должен, с-сука! Они самые близкие ученики Гуру Рулона, а ты кто такой, говноед, что позволяешь себе огрызаться со жрицами, пидор ебучий?! Давай, рассказывай, какие гнилые мысли накультивировал, козел, — чуть сильнее начал его пиздить Гну по рукам.
— Ну-ну-ну, просто мне кажется, что жрицы не всегда безупречны, — стал бубнить Нарада.
— А ты на себя посмотрел, урод? — не переставая пиздить дурака, спросил Гну, — давай кайся, урод, как ты до такой жизни докатился.
— Да я ничего больше не делал, правда-а-а-а-а! — не знал, как еще оправдаться говноед, боясь признаться в своих ничтожных мыслях.
— Ты кого тут решил наебать, а, с-сука? Быстро кайся, быстро обличай себя, — уже не на шутку разозлился Гну и стал пиздить перчатками Нараду по грудянке, усиливая удары.
— Ай-я-я-я-яй, мне больно, — стал ныть Нарада.
— Будет еще больнее, если не начнешь каяться, козел, — наезжал на него Гну, продолжая хуярить по груди.
Нарада настолько ничтожно выглядел в этот момент, что казалось, в нем уже не осталось ничего человеческого: только бегающие глаза загнанного зверька, страх, что не дай бог, все узнают о его говне, а вместо покаяния одно самосожаление. Но тем, что Нарада нагло врал и не хотел каяться, он вызывал только еще больше агрессии у Гну, не понимая, что бесятся именно на его ложную личность, на его говно, и если бы он покаялся, ему же самому стало бы легче.
— Я не понимаю, в чем я должен каяться, за что меня бьют, я ничего ведь плохого не сделал, — разнылся, как последнее чмо, хуесос.
Видя, что с придурка ничего так не добьешься, Гну отошел от него и стал со всей силы яростно молотить грушу:
— А, ну, сука, говори, кайся, не уйдешь отсюда просто так, пока не раскаешься, — бесновался Гну, хуярив по груше. Нарада пожалел, что сразу не стал каяться, так как теперь ему стало еще страшнее, чем когда Гну пиздил его, а не грушу.
Ощущая бешенную ярость, которую излучал Гну, Нарада с осоловевшими от страха глазами сполз по стеночке и, обхватив руками колени, затрясся, пытаясь хоть что-нибудь пробубнить.
— Я-я-я-я осуждал жриц, — стал он делать слабые попытки, — я обижался, не принимал замечания, ленился работать, — стал говносос называть вслух мысли, которые казались ему менее позорными.
— Ах, ты, сука, а себя ты забыл осудить, говно? Давай, все рассказывай, что опять заткнулся? — еще больше разбесился Гну, со всей дури ебнув по груше так, что та затрещала по швам и из нее уже стала вываливаться вата. От такого удара, Нарада чуть не навалил в штаны, ощущая, как бешено забилось его сердце.
— Быстро говори, какие мысли еще ты копил, чмо!
«Да, похоже, так просто от меня не отстанут», — зассал Нарада.
— Ну, я сильно отождествился с тем, что я Христос, — призналось уебище.
— Блядь, Христос ты хуев, не можешь даже жопу свою вовремя помыть, в магазин сходить, время спросить, — бесился Гну, каждый раз нанося охуенные удары по груше так, что та уже так трещала, что, казалось, скоро развалится совсем, — говори еще, хули держишься за свое говно, итак давно уже про тебя все известно.
— Ну-ну-ну, я хотел, чтобы все мне целовали ноги, чтобы мне поклонялись, а меня наоборот все унижают, и я из-за этого бесился, — заикаясь, стал тараторить Нарада, боясь следующей реакции Гну.
Но делал он это не из раскаяния, а от страха быть отпизженным. Услышав последнюю часть «милой» беседы, на веранду зашла Элен и, посмотрев с отвращением на Чахлого, сказала:
— Ноги хотел, чтобы тебе целовали, сука, да? Теперь ты будешь всем жрицам ноги целовать. Как только увидишь какую-нибудь жрицу, тут же кидаешься в ноги и целуешь. А все остальное время будешь ходить на полусогнутых в приниженном состоянии, понял, говноед?
— Да, да, да, я все понял, — не помня себя от страха, затараторил урод.
— И будешь все время петь песенку: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…» — это будет твоим гимном!
Чахлый закивал головой, но без капельки какого-либо понимания и осознания.
— Будем тебя жестко проверять, — сказала жрица.
— Ну что, поняла, свинья, что-нибудь? — спросила забежавшая на веранду Ксива.
— Че застыл, дурак? — набросилась на Нараду Элен.
И, почувствовав от него новую волну сопротивления и недовольства, дала ему подзатыльник. Только тогда идиот вспомнил о практике, и помчался к Ксиве целовать ей ноги.
— Все, пошел на хуй, мерзкая тварь, — отпнула его от себя Ксива, — Смирно! — Нарада вытянулся по струнке как солдат. И Ксива, замахнувшись ногой, острым концом туфли как ебнула пидорасу под яйца.
— А-а-а-а, — заверещал Нарада, схватившись руками за главного своего врага, и разревелся, как последнее чмо.
— Ну что, бабу захотел, Марианну для тебя вызвать, да, говноед?
— Ублюдок, быстро рассказывай, что себе навоображал, скотина, если не хочешь, чтобы я твои яйца об стенку расплющила, — бесилась Ксива, сжимая руки в кулаки.
— Ой, не надо, не надо, — ныл Нарада, вытирая слезы и слюни.
— Тогда быстро все рассказывай, — подключилась Элен.
Тут Нарада, почувствовав себя пойманным зайцем, вжавшись в угол, стал сквозь рев мямлить:
— Я думал, что я уже такой как Рулон, ведь Гуру Рулон говорил, что я святой, что я Христос.
— Нет, нихуя, говно, до Рулона тебе еще срать и срать. Какого хуя ты возомнил себя Рулоном? Ты прошел такие практики, как Рулон в 187 школе?
— Нет, — промямлил Нарада.
— Бабу тебе подавай, мужиком решил стать? Да ты на себя в зеркало смотрел, чмошник? Что ты из себя представляешь. Возомнил себя Просвтеленным, а сам ботинки даже не можешь помыть, время не можешь спросить, да ты же самое настоящее ничтожество, — бесились жрицы, — завидуешь, урод, а ты хоть стремился что-нибудь принимать, менять реакции, реагировать, как Рулон. Только беситься можешь, завидовать, обижаться, обсирать всех вокруг, говноед, — сказала Ксива, ебнув идиота по хребтине.
«Да, а ведь мне такое великое благо делают, — задумался Нарада, когда его оставили одного, — я все обижаюсь, что со мной жестко обходятся, а сам по-другому просто не понимаю. Я настолько отождествляюсь со своей ложной личностью что, когда со мной по-человечески разговаривают, спокойно все объясняют, то я начинаю выставлять всяческие буфера, оправдываюсь и продолжаю копить говно, а когда уже на меня орут, ставят гычи, так я быстро все начинаю понимать, становлюсь шелковым, и легко, радостно становится после таких практик, хотя в начале они всегда очень неприятны, так как никогда не хочется расставаться со своими погаными мыслями. Теперь только до меня немного начинает доходить, почему Рулон благодарил хулиганов, когда они его пиздили. Потому что человек — это просто тупая машина, которая сама ни на что не способна, и только внешние ситуации позволяют увидеть в себе все эти процессы и начать их менять. И чем больше таких ситуаций, чем осознанней человек в них, тем быстрее идет развитие. Ведь, если бы не сегодняшняя разборка, я бы еще, хуй знает, сколько бы бесился, культивировал хуевые мысли, и самому тяжело находиться в этом говне и всем окружающим тухло», — подумав так, Нарада завалился спать.
Полезная перчатка
— Так, сегодня Вам на трапезу дается 30 минут, — сказала Аза, когда вокруг жратвы, разложенной на полу, расселась толпа рулонитов, — сегодня вы будете проходить особые практики просветления.
— Садитесь друг за другом паровозиком, жопой на пол, раздвинув ноги, — говорила Аза.
Рулониты радостно стали рассаживаться, вплотную приближаясь друг к другу спиной. И, взяв в руки тарелки с кашей, хотели начать хавать.
— Э-э-э, стоп, стоп, стоп, — остановила Аза, — это еще не все. Поставьте свои тарелки впереди сидящего соседа с левой стороны и начинайте есть левой рукой. Эта практика позволит вам развить концентрацию внимания и растождествиться с пищей.
«Блядь, даже пожрать спокойно не дадут, и так мало времени, потом весь день голодный буду ходить, — забесился Мудя, раздражаясь, что его пробуждают от непрекращающегося сна. Так как «спящему» человеку больше всего не хочется пробуждаться, не хочется, чтобы внедрялись в его глубокий сон.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!