Часть I. ГАРРИ ПОТТЕР В РОССИИ 23 страница
— Сами вы все зомби, — ответил сын, — мозгами-то не умеете думать. Вам как внушили ерунду, так вы тупо ей и следуете. Ваша программа мне известна — институт, семья, завод, могила. Мне этого не нужно. Думаете, что если делаете как все, то, значит, правильно? Но вы — зомби, настоящие зомби. И из могилы вас не надо поднимать для этого. Вы уже умерли, а мне все это не нужно. Я не хочу ваш коммунизм строить, мне на все это наплевать.
Затем Рулон написал плакат: «БУДЬ КАК ВСЕ!»
«Девиз идиотов», — подписал он внизу. И затем записал стих, который ему пришел в контакте с Шамбалой:
К чему все эти рассужденья о коммунизме, о труде.
Не предавайся заблужденьям, подумай лучше о себе.
— Семья, семья, дети — вот что самое страшное, — вертелось у него в голове, — вот камень преткновения, вот почему матери плохо.
Коаны Дзен (PLUS)
Рулон снова был в школе, на уроке алгебры, где учили решать какие-то сложные уравнения. Марианны не было.
«Чему нас тут учат, зачем нам эта высшая математика с тремя неизвестными? Лучше бы учили, как в жизни математику проявлять. Это на доске все логично, а в жизни никто не следует логике, расчету и потом жалуются, обижаются, что у них все плохо, все на поводу у чувствишек и внушенных установок идут. Где же тут математика? Пусть лучше разберутся, как им дальше жить» — так думал Рулон о математике и проблемах людских.
На перемене его поймал Солома с дружками. Он славился своей любовью к юмору.
|
|
|
— Ну что, Рулон, вилкой в глаз или выебать раз? — произнес он слова приветствия. Все забалдели.
— Ни то и ни другое, — промямлил Рулон.
— Пойдем, Рулон, с бабами знакомиться. Помнишь, чему я тебя раньше научил, или вмазать по рогам?
— Помню, — Рулон знал, что если делать то, что он скажет, то Солома сильно бить не будет.
— Ну, говори свой пароль, — глумился Солома.
— Я — рахит, напуганный войной, — промямлил Рулон. Все весело забалдели. Рулон продолжил: — Голые яйца над пропастью, я — страшный сифилис, — завыл он и, приставив руки к ушам, скорчил рожу, стараясь всех напугать.
Его взяли за руки, растянули в стороны и повели вдоль длинного школьного коридора.
— Рулон, все бабы твои. Снимай пиджак, сейчас пойдем знакомиться, — сказал Солома, когда они были напротив женского туалета.
Он снял пиджак. Солома вывернул его, бросил на пол, потоптался по нему и велел надеть шиворот-навыворот. Дружки закатили Рулону штанину и в таком виде повели по школе, подводя к девкам, которые стояли группами.
«Вот классно, — думал он, — ща меня с бабами знакомиться научат, а то я все стеснялся, боялся попасть в неловкое положение, а тут меня уже опускают ниже плинтуса. Бомба, я должен победить свой дискомфорт, мне должно быть насрать, как меня оценивают люди, я просто буду общаться с ними и все. Если стесняться людей, считаться с ними, бояться оказаться плохим в их ебонутых глазах, тогда я буду беспомощен, подавлен, запуган и никогда не смогу делать то, что я хочу. Я должен быть морально раздавлен, чтобы отказаться от ебучей морали, которая сковывает меня цепями. Буду осознанно бороться со стыдом, страхом, скованностью, чтобы сломать свою клетку, тюрьму морали».
|
|
|
Рулону было неудобно и стыдно, но он постарался войти в отрешенное состояние и увидел снова все происходящее со стороны. Стало весело, он подошел к девкам.
— Мне не страшен триппер злой, сифилис тройной, когда презерватив со мной, — продекламировал Рулон.
Солома с друганами весело балдели. Они держались руками за живот, загибаясь от хохота. Радостное веселье продолжалось. Скоро над Рулоном стала смеяться вся школа. Он весело читал стих Пушкина, как его научили:
На кладбище ветер свищет и листочки шевелит.
Нищий снял портки и дрищет на обтесанный гранит.
Вдруг, откуда ни возьмись, в белом саване мертвец.
И сказал могильным басом: «Обосрал меня, подлец!
|
|
|
Кто вас носит в эту пору на могиле нашей срать?
Вот насрал какую гору, и руками не поднять!»
Нищий начал извиняться, пальцем жопу затыкать,
А мертвец давай ругаться, только листики дрожат.
Тут Рулон почувствовал себя скоморохом при царском дворе или где-нибудь на базарной площади. Он веселил народ, а сам при этом занимался растождествлением со своей ролью. Глаза всех были сфокусированы на нем. «Общество, окружающие люди навязывают нам роль, загоняют нас в нее своим мнением, своими действиями, но моя задача, — думал Рулон, — наперекор всему обществу растождествиться с тем, что обо мне думают, с тем, что со мной делают. Стать независимым от мнения дураков и играть, просто играть любое слово, действие, мысль, помня, что я в большом театре под названием ЖИЗНЬ».
Вдоль коридора выстроились почти все ученики школы. Рулона вели сквозь строй, и вся эта масса школьников веселой гурьбой следовала за этой процессией. На первом этаже школы состоялся мудрый диалог.
— Взлет или посадка? — спросил Солома.
— Нелетная погода. — сказал Рулон.
— А, знаешь, сука! Рога есть? — тогда спросил он.
— Нет, — ответил Рулон.
— Тогда набивать будем! — закричал Солома и с силой врезал Рулону по голове.
|
|
|
— Рога есть?
— Есть, — ответил Рулон.
— Тогда сбивать будем! — сказал Солома, снова вмазав по голове так, что искры посыпались из глаз. Так он спрашивал еще несколько раз, но Рулон не знал ответа. Он подумал: «Это хороший коан, прямо эзотерический принцип какой-то: есть качества характера — нужно искоренять, нет — нужно развивать».
Рулона завели в туалет и облили водой из ведра с туалетной бумагой и окурками.
— Ты у нас будешь мокрой курицей! — захохотал Солома и снова повел Рулона по школе, крича «Рулон — мокрая курица!».
— Хуй сосал, селедкой пахло? — спро- сил он.
— Не сосал, не знаю, пососешь, расска- жешь, — ответил Рулон.
— Знаешь, падла, ответ! — сказал Солома, сильно ударив Рулона под дых. — Читай стих! — заорал он.
Рулон начал читать, заикаясь:
Грузин в кустах ебет козла.
Какой позор для человека!
Татарин за хуй тянет пса
И усерается от смеха.
Из ресторана вышла блядь,
Ее глаза осоловели,
— Фанеру к смотру! — закричал Солома. Рулона схватили за руки, а Солома стал бить по грудянке изо всех сил. — Теперь я тебе проставлю гычу, — Рулона развернули спиной, а Солома стал бить его по спине своими здоровенными кулаками.
Кто-то притащил фломастер, и Солома на лбу у Рулона написал: «Бойтесь, бляди! Башню клинит!» — и повел по школе всем показывать.
«Хорошо, что нету пионерского галстука, а то завязали бы так, что потом разрезать бы пришлось», — он вспомнил мастеров дзен и подумал, что Солома мог бы быть одним из них.
— Что происходит? — внезапно все это увидела завуч и спросила с явным намерением кого-нибудь наказать.
— Мы играем, — сказал Рулон.
— Да вот он в индейца нарядился, — сказал Солома. — Скажите ему, чтобы он так в школе больше не делал.
Завуч стала орать и велела смыть Рулону эту надпись со лба. Ему не было жаль себя. Увидев надпись в зеркале, он весело рассмеялся.
«Моя личность не больше, чем это отражение в кривом зеркале людских мнений обо мне. Но мне забить на все это, я тот, кто смотрит, смотрит на это кривое отражение. Я не оно, я не должен отождествляться с ним. Когда я смогу это сделать, то я уже начну играть роли так, чтоб создавать о себе любое нужное мне мнение, — подумал он и скривил страшную рожу, глядя на себя в зеркало. — Вот так я буду делать все это… Жизнь — это просто цирк, но люди слишком серьезно относятся к себе, к мнению о них. И так они становятся рабами чужих мнений. Живут не так, как им хочется, а так, чтоб о них хорошо думали. Зомби тупые, фанатики. Многие сегодня подумали, что я тронулся, значит, смогу пенсию в дурдоме получать, — подумал он, глупо улыбаясь. — Во всем есть и хорошая сторона. Не бывает худа без добра».
По пути домой он встретил Марианну. Вспомнив утренний разговор с матерью, он рассказал ей его.
— Марианна, я пытался объяснить матери Истину, но встретил сопротивление, она говорит, что меня зомбируют, хотя сама настоящая зомби.
— она даже не понимает, какие все люди зомби сами по себе. Это просто смешно думать, что их могут специально зомбировать в каких-то сектах. Они и без зомбирования уже полные зомби. Понимаешь? Я узнала, что зомби делают несколькими способами. Один из них, когда человеку дают специальный порошок, после которого кладут его в гроб, а потом обратно вынимают, и он становится зомби. Другой способ, более распространенный на Востоке, когда на голову подвергавшемуся зомбированию одевали сырую верблюжью шкуру или желудок верблюда. Шкура постепенно высыхала, и человек испытывал неимоверные муки. Волосы врастали в шкуру. Через некоторое время психика такого человека полностью нарушалась, и он становился зомби. Много других способов существует. А у человека его «социальные программы», как этот мокрый верблюжий желудок, начинают постепенно высыхать. Например, ребенку говорят: «Ты будешь иметь семью». Ребенок: «Нет, я не буду ее иметь», т. е. ребенок нормально реагирует. Он всю эту глупость отвергает. А когда он становится постарше, то верблюжья шкура начинает высыхать и сильно сдавливает ему голову. Вот тогда начинаются адские боли. И примерно к 40 годам жизни он становится полным зомби, который тупо идет, ничего не соображая. Ему даже уже говорить что-то бесполезно. Потому что он духовно мертв. Шкура полностью высохла, волосы в мозги проросли, и вместо мозгов у него теперь там волосы.
— У Лескова есть такой рассказ, мне бабка рассказывала, как таких зомби делают, а потом разрезают пятки, и туда волосы вставляют, чтобы они не сбежали, — добавил Рулон.
— Но обычному человеку ничего не надо делать, чтобы он не сбежал. Просто ему надо внушить, что он уже свободен, и он никуда не сбежит. Он будет умирать за Родину, за Сталина. Это раньше людям что-то вставляли, одевали верблюжью шкуру, заковывали в цепи на галерах к веслам. А потом проще. Им просто внушили, что надо строить коммунизм, и уже не нужно к веслам на галерах приковывать. Они и так будут сидеть, пока не сработаются до костей.
— Есть такая поговорка: «Дураку с три короба наврешь и можешь делать с ним, что хочешь», — добавил Рулон.
— Мы с тобой даже делали попытки на опыте показать людям их глупость, и все равно они не понимают. Вспомни скоморошество на дне рождения. Это получается потому, что глубоко что-то им в мозги вклинилось, и уже жизненный опыт не помогает.
— Марианна, ты часто говоришь о глупостях людей, а они все равно не понимают.
— Ум для многих людей оказался роскошью, ненужной роскошью. А действительно, зачем он нужен обычному человеку? Если бы у всех был ум, то уже люди не существовали бы. Люди перестали бы размножаться. Все бы стали хорошо жить. У каждого человека было бы по огромному городу. И в этот город мы бы набрали китайцев работать, потому что они слишком сильно размножились. И каждый бы управлял целыми ордами китайцев, которых бы селили в этих городах. Но вскоре китайцы, если бы у них был ум, все бы поняли. Людей бы на Земле становилось все меньше. И такие цивилизации не могли бы существовать из умных людей. Поэтому, если бы люди были с умом, то они бы не рождались. И хотя существует линия ума на руке, но это не тот ум. Просто эти линии говорят о том, насколько может быть человек удачлив в глупости. Люди начинают завидовать Пугачевой, Кобзону, другим, потому что они быстрее могут осуществить глупость. Но никто почему-то не завидует йогу, который сидит в пещере. Он там очень спокойно живет. А люди говорят: «Ну как же. Он же не может там глупость осуществить, значит, мы не будем ему завидовать».
— Да, Марианна, я и не предполагал, что глупость правит умом, — мечтательно произнес Рулон.
— Не бойся совершать усилия. Гурджиев говорил, что человек должен очень много страдать, чтобы что-то понять. Поэтому мы не должны избегать страдания. Мы должны идти навстречу страданиям, может быть, воображаемым страданиям. Только мы не должны себя жалеть во время страдания.
— Марианна, а в чем разница между обычными страданиями и принимаемыми?
— Жалость во время страдания размягчает наше поле, и тогда оно идет нам не впрок. Лучше становись жестче, злее, сожми поле — и это будет впрок. Это поможет не фантазировать, а реально видеть мир. Некоторые любят себя помучить воображаемыми страданиями, чтоб заполнить ими внутреннюю пустоту. Но я буду заполнять ее божественным и не буду мучить себя.
— Марианна, сказали, что животные, собака, например, когда боится, начинает рычать и лаять.
— Вот. Так и ты можешь попробовать рычать, чтоб научиться быть активным и злым, как они, и не жалеть себя, не плакать.
Рулон вспомнил, как его втолкнули в женский туалет. Он долго вырывался оттуда, пока у него не возникла мысль: «Что же я делаю? Все это просто представления ума». Затем спокойно сел на ведро, которое стояло под раковиной. И стал медитировать под шум журчащей в бачках воды. Мимо проходили девчонки. Смеялись, стыдили его. Но ему было все равно. Он остановил внутреннее мышление и расфиксированным взором смотрел на них как на цветоформы, которые проходили мимо. Их слова он слышал, как звуки разного тембра и громкости.
Его медитацию прервала уборщица, выгнавшая с этого удобного места.
Сначала Рулону было страшно идти в школу, но так как он все больше использовал школу для духовной практики, то со все большей радостью посещал этот «клондайк знаний истины».
Проходить через все эти страдания становилось все более интересно. К сожалению, без подобных ситуаций развитие идет медленно. Эти ситуации ускоряют во много раз продвижение, если они пройдены достойно, с культивацией, во время их истинного состояния.
***
И вот 10 лет школы помогли достичь высоких результатов в процессе Просветления. Рулон ходил по школе, его лицо всегда было растянуто в глупой улыбке. Его прозвали Человек, который смеется. И он научился смеяться над собой и не бояться быть дураком. Поэтому и другим тоже было весело с ним. Его за это звали «любимец публики — Рулон».
— Ты не болей, Рулон, — говорили они ему, — а то нам без тебя будет скучно.
— Я уже закаляюсь, — отвечал, бывало, он им.
У Рулона была особая ручка, которую он грыз и заплавлял спичками. Под конец она превратилась во что-то невообразимое. И когда Рулон ее терял, ее заботливо возвращали, мол, продолжай писать этой ручкой. Такой же был у него дневник, весь в разных надписях и рисунках с двойками, проставленными до конца года.
***
Теплым утром Рулон шел по улице. Дневное светило обдавало его теплотой своих лучей. На душе было хорошо. Сердце переполнялось высшей любовью ко всему необъятному миру и не питало пристрастий к отдельным предметам. Разум был чист, а мысль сильна и свободна.
Подходя к остановке, он заметил стоящую там Лену, которая после того происшествия больше не встречалась с ним. Рулон размышлял, подойдет она или нет. Конечно, ему от нее не светило, но она нуждается в его поддержке, и к тому же нельзя оставлять человека в таком недоброжелательном настрое к себе.
— Здравствуй, Ленок, — подойдя, обратился он к ней, как будто ничего не происходило. Она поздоровалась, даже не повернувшись.
— Чего же это ты ко мне не заходишь? — ласково произнес Рулон.
— Как же, зайдешь теперь к тебе?
— Ах да, этот дурацкий случай, — будто бы только вспомнив о нем, вздохнул он и почувствовал, как в сердце Лены затеплилась радость, хотя ее лицо оставалось холодным. Она не умела так быстро менять настрой, как Марианна, и следовала шаблонам, что только усложняло ее жизнь.
— А ты сегодня великолепно выглядишь, — сделал он ей комплимент. Лена улыбнулась, но не ответила.
— До скорой встречи, — дружелюбно сказал он и, подмигнув, сел в подошедший транспорт. Рулон не хотел восстанавливать прежних отношений. Целью было снять ненужную неприязнь и обиду с ее души, что и было исполнено. Он еще раз вспомнил про свою еблю с Леной и осознал, что она опустошала его. После майтхуны с ней он ощутил себя высосанным, как выжатый лимон. После секса с Марианной он чувствовал, как будто начал парить. Такая была в теле легкость и наполненность. «Да, надо искать сильных, нормальных партнеров, которые тебе могут что-то дать, а не разменивать себя на всякое дерьмо. Как хорошо, что Мэри вовремя образумила меня. Ведь она ведет меня к знанию, а эта чмошница поведет меня в болото семьи», — подумал он.
Сев в автобус, Рулон отвернулся к окну, закрыл глаза и отключился. Но сердце чувствовало все окружающее. Внезапно появилось беспокойство. Он повернулся и увидел контролера, бывшего еще далеко.
«Эмоциональный центр вовремя подсказал мне об опасности. Интуиция, предвиденье, ясновиденье — это функции эмоционального центра и, если я буду больше доверять ощущениям сердца, меньше дурачить себя умом, то разовью в себе настоящее ясновиденье, а подобные мелкие ситуации помогают моему развитию. Если настроиться, то легко можно ощутить, где опасность, где благо.
Придется компостировать абонементы», — подумал закоренелый заяц и почувствовал, что сзади тоже кто-то волнуется. Посмотрев, он увидел парнишку. Видимо, тоже безбилетника, нервно шарившего по карманам. На его лице отражались растерянность и испуг. «Конечно, проверка — вещь неприятная, но волноваться тут ни к чему. К жизни всегда нужно относиться, как к игре», — подумал он и, улучив момент, прокомпостировал два билета.
— Друг мой, успокойся, — сказал он, протягивая парнишке билет, — если нарушаешь правила, будь предусмотрителен.
Пацан, удивленно глядя на него, нерешительно взял билет.
— Спасибо, — пролепетал он, подавая копейки.
— Не за что. Так должен поступать каждый, ведь люди должны выручать друг друга, не так ли?
Сегодня у него было благодушное настроение, появившееся в результате долгой концентрации внимания на идеале абсолютной любви. Ему вспомнился один случай, происшедший в таком чудном настрое.
Вечером, идя по городу, Рулон увидел трех парней, пристающих к девушке. Вокруг никого не было, и они нагло бесчинствовали. Находясь в хорошем расположении духа, ему захотелось помочь ей. И теперь он решил испробовать свои знания по астропланетарному каратэ, посмотреть, сумеет ли он аннигилировать их агрессивное поле своим намерением. Он вспомнил Мэри и подключился к ней. И, войдя в ее образ, стал культивировать сильное желание, чтоб бедняжку оставили в покое, подкрепляя его выбросом энергии из тела и глаз. Подойдя поближе, Рулон встал и в упор смотрел на развертывающиеся события. Как ни странно, но страха не было. Только всепоглощающий нравственный порыв овладел его существом. Сперва он оставался незамеченным, но вскоре притеснители начали как-то неуклюже и сбивчиво действовать. Наконец, они обратили на Рулона внимание.
Огромная добронамеренность подавила их разнузданное хамство. Один что-то сказал в его адрес, и два других тоже отвлеклись от своего занятия. Рулону удалось перетянуть их внимание. Девушка была оставлена в покое и могла идти. Но в Рулоне она увидела некоего благородного рыцаря, вступившегося за ее честь. Ее неприязнь и страх сменились любопытством. В иллюзиях она рисовала желанные картины его самоотверженности и своей любви.
Парни начали говорить угрожающе. Но Рулон молчал и смотрел на них, выражая твердость и спокойствие. Они хотели, чтобы он начал реагировать, отвечать им, дабы стать понятным и не дать им повода для нападения. Невозмутимость Рулона смущала хулиганов. В их голосах появились нетвердые нотки. Пацаны стали говорить что-то оскорбительное, чтобы унизить его и возвыситься в своих глазах. Необходимо было действовать.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 159; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!