Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 15 страница
Царевич же Кощак, видя, что взбудоражено все царство и все казанцы пришли в смятение и ни в чем не слушаются его, понял, что бессилен он и обречен и что ждет его неминуемая беда. Тогда, задумав бегством сохранить себе жизнь, начал он ласковыми словами уговаривать казанцев, чтобы отпустили они его из Казани в Крым. И отпустили они его честно, куда он хочет, со всем имуществом его — а был он очень богат, — чтобы не возбуждал он смуты среди людей.
Онъ же, собрався со многими варвары, жившими в Казани, и взявъ брата своего, и жену свою, и два сына своя,[123] и вся стяжаниа своя, и нощию воставъ, побѣжа из Казани, не являяся, яко побѣже, но яко збирати войска пойде самъ, не вѣруя посланым от него, вси бо посылаемыя имъ не дохождаху тамо, удуже посланы бываху на собрание войска: к Москвѣ з грамотами приѣзжаху и отдаваху самодержцу. Казанцы же, испустивше его, и даша вѣсть ко царю Шихалею, яко да не взыдетъ на них вина бѣжания его, не любляху бо его за то казанцы, что онъ, иноземецъ сый, яко царь, силно владѣяше ими.
Он же, собрав многих варваров, живших в Казани, и взяв с собой брата, жену, и двух своих сыновей, и все нажитые богатства, побежал, поднявшись среди ночи, из Казани, представив все так, будто он не убегает, а отправляется сам набирать войско, не доверяя больше своим посланцам, ибо все, посылавшиеся им, не доходили туда, куда посылали их для найма воинов: вместо этого приезжали они в Москву со своими грамотами и отдавали их самодержцу. Казанцы же, выпустив его, послали весть царю Шигалею, дабы не возложил он на них вину за его бегство, ибо не любили его казанцы за то, что он, будучи иноземцем, правил ими как царь.
|
|
|
Царь же посла за ним в погоню воеводу Ивана Шеремѣтева, 10 000 с ним легких людей. Воевода же догна его в полѣ, бѣжаща меж двою рѣкъ великихъ — Доном и Волгою.[124] И поби всѣх бѣжащих с нимъ 5000, и взяша много богатства ихъ. Самого же улана Кощака и з братом его жива взяша, и з женою его, и с малыми двѣма сыны его, и с ним 300 добрых воинъ,[125] в них же бѣ 7 князей и двѣнатцеть мурзъ. И послаша его к Москвѣ оттуду.
Царь же послал за ними в погоню воеводу Ивана Шереметева с десятью тысячами легковооруженных людей. Воевода же догнал его в поле, когда бежал он между двумя великими реками — Доном и Волгою. И перебил он всех, бежавших с ним, пять тысяч, и захватил у них много богатства. Самого же улана Кощака, и брата его, и жену, и двух его маленьких сыновей взяли живыми и вместе с ними захватили триста добрых воинов, среди которых было семь князей и двенадцать мурз. И послали его оттуда в Москву.
И приведоша его, варвара, во царствующий град Москву безчестна, аки лютаго звѣря, всего желѣзными чепми окована — не хотяща добромъ смиритися, и Богъ неволею предаде его. И вопросиша его повелѣнием самодержца, о аще хощет креститися и служити ему, и то да милость прииметъ от него и живъ будет. Онъ же раб его быти хотяше, креститися отрицашеся, ни мыслию внимаше, и не восхотѣ благословения, и удалися от него.
|
|
|
И привели его, варвара, в царствующий город Москву без чести, как лютого зверя, закованным в железные цепи — не хотел он добром смириться, и вот Бог против его воли отдал его в руки русским. И по повелению самодержца спросили его, хочет ли он креститься и служить ему, ибо тогда он будет помилован и останется жив. Тот же рабом его быть хотел, креститься же отказался, даже мысли об этом не допускал, и не захотел благословения, и удалился от него.
И по нѣколицех днех державше его в тѣмницѣ и усѣкоша его не во граде, но на усѣкателномъ мѣсте, со всѣми его варвары. И побиша паличием всѣх. А жену его крестиша[126] со двѣма сынми его в православную вѣру. И взят ю к себѣ христолюбивая царица жити в полату свою. А два сына Кощаковы взят к себѣ во двор царь и великий князь и изучи их руской грамотѣ гораздно.
|
|
|
И, продержав его несколько дней в темнице, казнили его вместе со всеми его варварами, но не в городе, а на месте, предназначенном для казней. И побили нх всех палицами. А жену его вместе с двумя сыновьями крестили в православную веру. И взяла ее христолюбивая царица к себе в палату. А двух сыновей Кощака взял к себе во двор царь и великий князь и хорошо обучил их русской грамоте.
О ДУМѢ ВЕЛМОЖ КАЗАНСКИХ СО ЦАРИЦЕЮ О КАЗАНИ И О МИРУ, ЕЖЕ СО ЦАРЕМЪ ШИХАЛЕЕМ И С ВОЕВОДАМИ. ГЛАВА 35
О ДУМЕ КАЗАНСКИХ ВЕЛЬМОЖ И ЦАРИЦЫ О КАЗАНИ И О МИРЕ, ЗАКЛЮЧЕННОМ ИМИ С ЦАРЕМ ШИГАЛЕЕМ И ВОЕВОДАМИ. ГЛАВА 35
По избѣжании из Казани царевича Кощака собрашася ко царице все казанстии великии велможи, глаголюще: «Что имамы сотворити, царице, и что дума твоя с нами еже о нас, и когда утѣшимся от скорби и печалей, нашедшихъ на ны? Уже бо прииде кончина твоему царствованию и нашему владѣнию с тобою, яко же мы сами себѣ дивимся. За великое наше согрѣшение и неправду, бывшую на руских людех, постиже царство наше гнѣвъ Божий, и намъ — плач не утѣшим и до смерти нашея. Вѣси убо и сама уже и видѣла еси, колико побѣждахомъ Руси и погубляхом, с великимъ таким царством много лѣтъ боряхомся, и паче и боле ихъ множается: есть Богъ ихъ с ними всегда, побѣждая нас. И аще убо нынѣ хощем стати супротивъ Руси бранию, яко же ты пущаеши и понуждаеши, руским бо воеводам многим сущим и готовым убо, и великий наряд огненый у себя имущим, и на то пришедших, еже с нами братися, нам же немногими людми, не собравшимся и не изготовльшимся, — да вѣдаем и сами себѣ, яко побѣжденым намъ быти от них, неже побѣдити их. А храбрый Кощак царевич, его же держахом у себя и в царя мѣсто почитахом его, и покоряхомся ему по цареву приказу, и надѣяхомся на него, аки на царя же, и онъ в горкое се время нужное преже всѣх нас устрашися и оставя нас в печали и в мятежи, и взяв вся имѣниа, своя многая и чюжая, и храбрых людей, тайно изыде от нас, яко всему царству нашему грубя. И побѣжа с великою корыстию, хотя единъ угонзнути Божиа суда, и от коихъ бѣгаше, бояся изыманиа ихъ, и к тѣмъ сам прибѣжа, впад в руце, и погибе. Нынѣ же гордѣние наше и высокоумие преложимъ на кротость и смирение и, вся оставльше нелѣпыя наши думы, и идемъ ко царю Шихалѣю с мирением и с молением от лица твоего, яко да не бы помнил нашея вины и наруганиа, еже когда сотворихом ему, хотяще многажды убити его, егда бо был на Казани, царемъ чтобы ныне былъ и взял бы тебя чесно женою себѣ, не гордяся тобою, но с любовию, не яко горкую плѣнницу, но яко царицу, любимую и прекрасную, дабы укротилосъ сердце его и смирятся воеводы всѣ». И люба бысть рѣчь сиа царицѣ и всѣм велможам ея, и всему народу казанскому.
|
|
|
После бегства из Казани царевича Кощака собрались к царице все знатные казанские вельможи, говоря так: «Что будем делать, царица, и что думаешь ты вместе с нами о нашей судьбе, и когда утешимся мы от скорби и печалей, на нас нашедших? Ибо пришел уже конец твоему царствованию и нашему с тобой правлению, так что удивляемся мы сами себе. За великое наше согрешение и неправду, творимую над русскими людьми, постиг царство наше гнев Божий, а нас — безутешный плач до самой смерти. Знаешь ведь уже и сама и видела ты, сколько раз побеждали мы и губили Русь и много лет с таким большим царством боролись, но становится оно все больше и больше, ибо всегда с ними Бог их, побеждающий нас. И если мы теперь решим выступить против Руси, как ты нас посылаешь и понуждаешь, в то время как русские воеводы, специально пришедшие, чтобы с нами биться, располагают большим войском и огнестрельным нарядом и готовы к бою, а у нас и людей немного, и к войне мы не приготовились, не собрались с силами — знаем мы, что будем мы ими побеждены, нежели победим. А храбрый царевич Кощак, которого держали мы у себя и почитали, как царя, и которому покорялись по царскому приказу и, как на царя, надеялись на него! Он в горькое это трудное время устрашился раньше нас всех, оставив нас в печали и в смятении и, захватив все свои пожитки, а также и чужое имущество, и храбрых людей, тайно бежал от нас, нанеся обиду всему нашему царству. И побежал он с огромной добычей, желая один избежать Божьего суда, но от кого убегал, боясь быть пойманным, к тем сам и прибежал, попав к ним прямо в руки, и погиб. Ныне же сменим нашу гордость и высокомерие на кротость и смирение и, оставив все нелепые наши замыслы, пойдем к царю Шигалею от твоего лица, чтобы помириться с ним и умолить его, дабы не помнил он нашей вины и надругательства, которое сотворили над ним в прошлом, много раз пытаясь убить его, когда жил он в Казани, и чтобы стал он теперь царем и взял бы тебя честно в жены, не пренебрегая тобой в высокомерии, но с любовью, не как горькую пленницу, а как любимую прекрасную царицу, чтобы укротилось сердце его и смирились все воеводы». И люба была эта речь царице, и всем вельможам ее, и всему казанскому народу.
И сими словесы совѣщавшеся, и болша сихъ, и поидоста от царицы болшиа велможи и улановѣ, князи и мурзы казанския во Свияжский град ко царю Шихалѣю и к воеводам и, пришедше к ним, даша им дары свѣтлы и начаша им тихо глаголати о смирении от всего сердца их, не лѣстно молити царя Шихалея, яко да изыдет к нимъ на царство, ничтоже сумняся. «Молим тя, — глаголаху, — волный царю, и кланяемся вамъ всѣм, воеводам великим, не погубити нас всѣх до конца, раб своих, но приимите смирение наше и покорение: великий град нашъ и вся земля державы нашея пред вами есть и ваша да будет. У нас же на царствѣ нѣсть царя, и того ради меж нами бывает мятеж великий и межусобица, и нестроение земное. Ты же, аще помилуеши нас, царю, и всего зла нашего забудешь, и не воспомянешь древния обиды своея, и не отмстиши нам, и царицу нашю возмѣши за себя, то все царство наше и со всѣми нами повинны тебѣ будут и не противны».
И, сказав ей все это и больше того, пошли от царицы знатные вельможи и уланы, князья и мурзы казанские в город Свияжск к царю Шигалею и к воеводам, и, придя к ним, вручили им богатые дары, и начали с кротостью говорить им от чистого сердца о смирении своем и нелицемерно умолять царя Шигалея, чтобы шел он к ним на царство, ни в чем не сомневаясь. «Молим тебя, — говорили они, — вольный царь, и кланяемся вам всем, воеводам великим, не погубите окончательно всех нас, рабов ваших, но примите смирение наше и покорность: великий город наш и вся земля нашей державы — перед вами, и да будет она вашей. Нет ведь у нас на царстве царя, и бывают между нами из-за этого большие разногласия, и междоусобицы, и ссоры. Если же ты, царь, помилуешь нас, и забудешь все наше зло, и не вспомнишь старые свои обиды, и не будешь мстить нам, и возьмешь за себя нашу царицу, то все наше царство и все мы покоримся тебе и не будем ни в чем противиться».
Царь же совѣтовав с воеводами и о себѣ ничто же не здѣла, и прият смирение казанцев, и нача у них быти царем на Казани, и царицу хотѣ поняти. И приѣзжаху казанцы на зговор по пятнадесять дней и пироваху, и веселяхуся у царя и воевод. И уложи царь с казанцы меж собою миръ вѣчный. И приѣхаша в Казань велможи, и сказаша царице вся, яко: «Мир со царемъ совершенъ прияша и царство предаша ему, и тебе хощетъ поняти».
Царь же ничего не стал решать сам, но посоветовался с воеводами и тогда принял смирение казанцев, и начал царствовать в Казани, и захотел взять в жены их царицу. И в течение пятнадцати дней приезжали казанцы на сговор, и пировали, и веселились с царем и воеводами. И заключил царь с казанцами вечный мир. И приехали в Казань вельможи и рассказали царице обо всем: «Заключили мы с царем полный мир и передали ему царство, и хочет он взять тебя в жены».
О ЦАРИЦЫНЕ ОТРАВѢ, ДАННЫЕ НА СМЕРТЬ ЦАРЮ И О ГНѢВЕ ЕГО НА ЦАРИЦУ. ГЛАВА 36
ОБ ОТРАВЕ, ПОСЛАННОЙ ЦАРИЦЕЮ НА ПОГИБЕЛЬ ЦАРЮ, И О ЕГО ГНЕВЕ НА ЦАРИЦУ. ГЛАВА 36
Она же, аки на радости, посла ко царю дары нѣкиа честны, и брашно нѣкое царское и питие смертное устроивъ. Онъ же повелѣ искусити — часть малу дати псу снѣсти, его же излити. Песъ же брашна того языком лизнув и разторжеся на кусы. В другие же посла к нему срачицу, дѣлав своима рукама. Царь же даде ю носити служащему своему отроку, на смерть осужденому. Отрок же воздѣвъ на себе срачицу и в том часѣ пад на землю, корчаяся, вопия и умре, яко всѣм, ту бывшим и видѣвшим сие, устрашитися.
И послала она царю, якобы на радостях, некие честные дары, и угощение некое царское, и питье, отравой смертной напитав их. Он же повелел их проверить, — отлив немного, дать отведать псу. Пса же, когда лизнул он немного того кушанья, разорвало на куски. В другой раз послала она ему сорочку, сшив ее своими руками. Царь же дал ее поносить своему слуге, отроку, осужденному на смерть. Отрок же надел на себя сорочку и тотчас же упал на землю, корчась и вопя, и умер, так что все, бывшие там и видевшие это, испугались.
Царь же извѣт сотвори об нѣй казанцем, глаголя, яко: «По вашему научению сотвори сия царица мнѣ». Они же кляхуся, глаголюще, не вѣдуще сего. И даша ему волю, яко хощетъ с нею. И за сие зло разгнѣвася на них царь и ятъ царицу, и к Москвѣ ю посла, яко прелютую злодѣицу, и со младымъ лвовищем, сыномъ ея, и со всею царскою казною ихъ.
Царь же учинил о ней допрос казанцам, говоря им так: «По вашему наущению содеяла это со мной царица». Они же клялись ему, говоря, что ничего об этом не знали. И предоставили они ему самому решать, что делать с нею. И за это зло разгневался на них царь и, схватив царицу, отправил ее в Москву, словно лютую злодейку, вместе с молодым львенком, сыном ее, и со всей царской их казной.
Казанцы же, извѣдаша извѣстно о ней, и не глаголаста со царемъ вопреки, что царица слово свое и клятву свою преступи, но и подустиша его на ню и волю ему даша известь царица невозбранно из Казани, яко да не все царство погибнетъ единыя ради жены: «Яко мы составляхомъ и глаголахомъ миръ и любовь и како бы скорѣе скорби и печали минути, она же воздвизаше брань и мятеж. И вправду сего изгнания достойна есть».
Казанцы же, убедившись, что все это правда, не стали перечить царю, поскольку царица нарушила свое слово и клятву, но еще и подталкивали его к этому, позволив ему беспрепятственно вывезти царицу из Казани, дабы не погибло все царство из-за одной женщины, так говоря: «Мы установили и провозгласили мир и любовь, чтобы скорее избегнуть скорби и печали, она же разжигает войну и мятеж. Поэтому действительно она заслужила это изгнание».
О СМЕРТИ СЕИТОВѢ И ВСЕГО РУСКАГО ПЛѢНА ИСПУЩЕНИЕ ИЗ КАЗАНИ. ГЛАВА 37
О СМЕРТИ СЕИТА И ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ В КАЗАНИ ВСЕХ РУССКИХ ПЛЕННИКОВ. ГЛАВА 37
По царице же сеита своего казанцы, книгам учителя ложнаго закона Махметова, сами руками своими яша и отдаша его царю, приведше, яко худа и непотребна, и возмущающа всѣмъ народомъ, и во единъ совѣтъ не совѣщающася, и царю не покаряющася. И повелѣ царь того же часа главу ему отсѣщи, а богатство его все в казну самодержцу взяти, переписав.
Вслед за царицею казанцы своими руками схватили и отдали царю сеита своего, толкователя книг ложного Магометова закона, приведя его как худого и непотребного, подстрекающего народ, не пожелавшего советоваться с остальными и не покоряющегося царю. И повелел царь в тот же час отрубить ему голову и все его богатство, переписав, забрать в казну самодержцу.
И весь в Казани бывший руской полонъ, много избравше за 30 лѣтъ низовскиа земли, числом более 100 000 мужей и женъ, и отрок, и девицъ, на Русь отпустиша. А инии же, застарѣвшиися, прелстишася мнози, и они осташася, не хотяще паки обратитися ко Христовѣ вѣре и до конца отчаявшеся своего спасения, и свѣт отвергоша истинныя вѣры и тму возлюбиша.
И отпустили на Русь всех находившихся тогда в Казани русских пленников, которых много — более ста тысяч человек: мужчин, женщин, отроков и девиц — было захвачено за тридцать лет на низовской земле. Многие же, состарившиеся в плену и изменившие своей вере, остались, не желая снова обращаться в христианскую веру и окончательно потеряв надежду на свое спасение, и отвергли свет истинной веры, и возлюбили тьму.
О ИЗВЕДЕНИИ ЦАРИЦЫ И СЫНА ЕЯ. ГЛАВА 38
О ТОМ, КАК ВЫВОДИЛИ ИЗ КАЗАНИ ЦАРИЦУ И ЕЕ СЫНА. ГЛАВА 38
Егда же ведомѣй быти царицы из Казани, посла по нѣй царь великаго воеводу московского, князя Василья Сребренаго, и 3 000 вооруженных вой с ним, 1000 огненых стрелцовъ. И воевода, вшед во град, и взя царицу и с царевичем ея, яко смирну птицу въ гнѣздѣ со единым малым птенцем, в полатах ея и в пресвѣтлых свѣтлицах, не трепещуще, ни биющеся, со всѣми любымыми рабынями ея и великородными женами и отроковицами, жившими с нею в полатѣ. Не вѣда же царица изымания своего: аще бы вѣдала, то сама бы ся убила.
Когда выводили царицу из Казани, послал за нею царь знатного московского воеводу, князя Василия Серебряного, и с ним три тысячи вооруженных воинов и тысячу пищальников. И, войдя в город, взял воевода царицу с царевичем в покоях ее, пресветлых светлицах, словно смиренную птицу с единственным малым птенцом в гнезде, ни трепещущую, ни бьющуюся, и вместе с нею всех любимых ее рабынь, и знатных женщин, и отроковиц, живших с нею во дворце. Не знала царица, что будет схвачена, если бы знала об этом, то убила бы себя сама.
Вшед же к ней воевода с велможами, одѣян во златую одежду, и став пред нею, и сня златый вѣнец со главы ея, рекъ к ней слово тихо и честно: «Поимана еси, волная царица казанская, великим нашим Богомъ Иисусом Христомъ, им же царствуютъ на земли вси царие, служаще ему, и князи власти содержатъ до воли его, и богатии величаются, и силнии похваляются и храбруютъ. Той Господь надо всѣми единъ царь царем, и царству его не будет конца. И той и нынѣ отъемлетъ царство твое от тебе и предает тя в руце великому и благочестивому самодержцу всеа Русии, его же повелѣнием приидох аз, раб его, посланъ к тебѣ. Ты же готова буди с нами пойти».
И вот, облаченный в расшитую золотом одежду, вошел к ней воевода с вельможами и, встав перед нею и сняв с ее головы золотой венец, обратился к ней с тихими и почтительными словами: «Пленена ты, вольная казанская царица, великим нашим Богом Иисусом Христом, благодаря которому царствуют на земле, служа ему, все цари, по чьей воле и князья пользуются властью, и богатые прославляются, и сильные похваляются и показывают свою храбрость. Тот Господь — единственный царь над всеми царями, и царству его не будет конца. И тот ныне отбирает царство твое от тебя и передает тебя в руки великому и благочестивому самодержцу всея Руси, повелением которого пришел я, раб его, посланный к тебе. Ты же готова будь идти с нами».
Она же разумѣ переводников толкомъ слово его, и против его слова, воспрянув от высокаго мѣста своего царского, на нем же сѣдяше, и ста, поддержима под руце рабынями ея, и умилно, и с тихостию отвѣща рѣчью варварскаго языка своего: «Буди воля Божия и самодержца московскаго». И то слово изрекши, и заразися от рукъ рабынь, поддержащих ю, о свѣтличный мостъ и возопи великим гласом плачевным, подвизающе с собою на плач и то бездушное камение. Тако же и честныя жены и красныя девицы, живущия с нею в полатѣ, яко многия горлицы и загозицы, жалобно плачевныя гласы горкия во весь градъ испущаху, издираху лица своя красныя и власы рвущи, и руце и мыжцы своя кусающе.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!