Онтология и гносеология фантастики 6 страница

Необходимо особо остановиться на феномене фантастических компьютерных игр, которые с самого начала развивались в симбиозе с фантастическим кинематографом (достаточно вспомнить, что по мотивам фильма «Трон», прорывного для развития компьютерной графики, была создана серия суперуспешных компьютерных игр, и теперь уже их наработки используются при съемках продолжения фильма). С недавних пор компьютерные игры превратились в предмет изучения наук о человеке – психологии, культурологии, социологии и других – в качестве моделей, позволяющих анализировать актуальные изменения в структуре психики современного человека и, соответственно, предвосхищать ближайшие социокультурные трансформации. Например, растущую популярность тех игр, в которых можно играть не за людей, а за мутантов, пришельцев и прочих монстров, правомерно рассматривать и как распространение в обществе терпимости к «иным», и как симптом усталости от антропоморфности. В качестве другого заметного симптома такой усталости можно рассматривать упоминавшийся уже «Аватар» Джеймса Кэмерона, беспрецедентные кассовые сборы которого свидетельствуют, что зрители готовы на 2,5 часа отказаться от своей видовой идентичности в пользу идентичности фантастической. Поводом для некоторого оптимизма служит то обстоятельство, что, по крайней мере до последнего времени, самые страшные монстры в компьютерных играх нередко представали в качестве гуманоидных форм с протезированными механическими частями (оружием вместо рук, колесами вместо ног и т. п.). Это позволяет надеяться, что перспектива киборгизации пока бо­ль­ше отталкивает человека, чем привлекает, и проблема «усталости от тела» трансгуманистами несколько завышена.

Вместе с тем «сатанинские» (насыщенные эзотерической символикой и демоническими образами) игры типа “Doom”, “Quake”, “Unreal” и т. п. обеспечивают канал обратной связи между сознанием человека и его вытесненной частью психики. Одерживая победы над игровыми монстрами (символизирующими «Тень», как показывает глубинно‑психологический анализ [29]), человек преодолевает расщепленность собственной психики, что традиционно обеспечивалось различными религиозными практиками. На этом основании психологи пишут о сходстве между играми подобного рода и религией, отмечая неслучайность по отношению к вышеуказанным «шутерам» эпитета «культовые». Существует и более очевидная параллель между религией и компьютерными играми: в современной секуляризованной культуре последние выступают в качестве прообразов будущих персональных «эдемов» [183, с. 302–303], смоделированных с учетом личных особенностей заказчика. Впрочем, было бы совершенно неправомерно сводить значение компьютерных игр к эскапизму: именно они, являясь одним из ключевых факторов и стимулов развития компьютерных технологий в целом, выступают проводниками тотальной виртуализации социальной реальности – а также размывания границ между работой и досугом. Так, с одной стороны, всё больше видов человеческой деятельности переводится в формат соответствующих компьютерных игр – от учебных симуляторов, используемых в автошколах, до специальных игр, предельно достоверно моделирующих боевые операции в конкретной «зоне нестабильности» (применяемых ВС США для тренировки спецслужб перед отправкой их в «горячую точку»). Для вербовки новых солдат также используются специальные симуляторы, воспроизводящие весь процесс военной службы [22]. С другой стороны, наблюдается тенденция перевода фантастических реальностей компьютерных игр в физическую реальность – в ролевых играх типа NetAttack, когда геймеры, оснащенные специальными шлемами, позволяющими совмещать реальную и виртуальную реальности, перемещаются по реальной местности, собирают виртуальные «аптечки» и оружие и палят из него друг в друга. Более того, в виртуале, прежде всего на базе многочисленных компьютерных игр на фантастические сюжеты, интенсивно создаются и развиваются такие виды практической деятельности, которые отсутствуют в исходной реальности; причем данные практики могут быть вполне конкурентоспособными по отношению к традиционным. Современный человек может обеспечивать свое существование, «прокачивая» эльфа или, допустим, охотясь на огнедышащих драконов. В связи c этим стоит особо сказать о запущенной в 2003 году сетевой игре “Entropia Universe: (Project Entropia)”, моделирующей жизнь колонии землян на (вымышленной) планете Калипсо. Валюта, используемая в игре, имеет постоянный курс обмена к американскому доллару (10 Project Entropia Dollar = 1 USD) [73]; заработанные в игре деньги переводятся игроками в реальные, и наоборот. Виртуальный космический курорт, купленный одним из геймеров в 2005 году за 100 миллионов долларов, в 2010‑м был перепродан уже за 635 миллионов, а в начале апреля 2012 года неизвестный игрок купил земли на Калипсо общей суммой 2,5 миллиона долларов. Прогнозируемая прибыль на проценты со сделок, совершаемых на этой территории, – 750 тысяч долларов в год [234]. Таким образом, можно говорить о «сшивании» виртуального мира с реальным единой эко­но­микой. В условиях глобального капитализма порталами между параллельными мирами служат прозаические банкоматы.

В итоге в то вре­мя как аст­ро­физики продол­жают спо­­­рить об ис­тин­ности/лож­нос­ти гипотезы Мультивсе­­лен­­­ной, на наших гла­зах возни­кает рукот­­вор­ный вир­ту­а­льный Му­льтиверс, ко­­­то­рый будет вклю­­чать в себя нарав­не с «первичной» ре­­аль­ностью множес­­тво вир­ту­альных ре­­альностей «пол­но­го погружения» (Р. Курц­вейл), под­дер­живаемых ми­ни­а­тюр­ны­ми персональными ком­пь­юте­рами, встроенными не­посредственно в чело­ве­чес­кий организм – наподобие щитовидной железы (по прогнозу И. В. Бесту­­же­ва‑Ла­ды). В порядке шутки (в которой, как известно, всегда доля шутки) можно представить себе ситуацию из недалекого будущего, когда какие‑нибудь орки из какого‑нибудь WoW, не в меру поумневшие после очередного апгрейда игры, обращаются в Международный уголовный суд с обвинением против некоторых геймеров в геноциде их, оркского, племени.

Обобщая, можно сделать вывод о том, что фантастика одновре­менно выступает и средством созидания новой социальной реа­ль­ности, и основным способом ее осмысления, новейшей формой со­ци­альной онтологии, в предмет которой все шире входит проблема­тика он­тологии вообще (учитывая, в частности, процесс замещения природного бытия «второй природой», умной техникой, в которой опред­мечена сложная архитектоника современных социальных от­но­шений). Справедливости ради отметим, что эту перспективу – в кос­мо­логическом масштабе – осмыслил еще С. Лем в «Новой космо­го­нии», написанной в форме нобелевской речи от лица вымышлен­ного астрофизика. Согласно высказанному в ней предположению, следов активности внеземных цивилизаций до сих пор не обна­ружено потому, что вся Вселенная имеет «вторичную природу», в известном смысле являясь продуктом деятельности сверхцивилизаций, которые старше земной на миллиарды лет. Истинность данной ги­потезы допускается и современной астрофизикой – об этом прямо го­ворит Ю. Н. Ефремов [65, с. 239], добавляя, что во многих случаях приоритет в идеях, объясняющих «молчание космоса», принадле­жит именно С. Лему [65, с. 242]. «Развитые разумные обитатели Все­ленной, возможно, обладают рядом характеристик, которыми на­деляется Бог в иудаизме, христианстве или исламе. Может быть, именно они установили значения физических констант, что человек наз­вал “антропным принципом”» [50, с. 221], – рассуждает современ­ный космолог С. Дж. Дик. Цивилизациям, о которых говорит в сво­ем эссе С. Лем, соответствуют «цивилизации третьего уровня» по шкале Н. С. Карда­шева, энергопотребление которых сопоставимо с мощностью галак­ти­ки (10⁴⁴ эрг за секунду). Изложение своей на­у­ч­но‑фан­тас­ти­чес­кой гипо­тезы польский мыслитель заканчивает зна­ме­на­те­льной фразой: «Ес­ли в действительности все не так, то, воз­можно, это не теория, а проект, возможно, когда-нибудь все произойдет имен­но так!»

Отметим также, что, согласно нашей догадке, прототипом фи­ло­­софа Аристидиса Ахеропулоса, чей приоритет в создании новой мо­­дели космогенеза подчеркивает главный герой, является Олаф Стэп­­лдон, британский философ‑космист 1-й половины ХХ ве­ка, клю­­чевые футурологические и космологические труды которого («Последние и пер­вые люди», «Создатель звезд»), так же как и magnum opus лемовс­ко­го Ахеропулоса, публиковали исключительно в на­уч­но‑фан­тас­ти­чес­ких сериях – в одном ряду со всевозможными «космическими операми» (тем примечательнее недавняя публикация рус­ского перевода «Создателя звезд» издательством АСТ в серии “Philosophy”).

***

Итак, подводя итоги первой главы, отметим, что онтологичес­кая размерность и познавательное значение продуктивного воображения и фантастики получают обоснование через раскрытие той ключевой роли, которую они играют в конституировании человека в качестве субъекта познания, «мыслеорганизма».

Если в трансцендентализме признается, по сути, один субъект поз­нания, а конкретные личности выступают не более чем его много­численными зондами, то трактовка в качестве субъекта познания че­ловека означает множественность несводимых друг к другу позна­ющих субъектов, значение каждого из которых уникально и непов­торимо. Действительно, в контексте трактовки субъекта познания как трансцендентальной субъективности, единой для всех существ, наделенных сознанием, их единственность и неповторимость, множественность оказывается гносеологически избыточной, аб­сурдной – погрешностью, которой можно пренебречь, «округляя» хаос жизни в космос понятия. Вот как об этом говорит М. К. Мамардашвили: «Зачем, например, мои чувства, если все это уже было и было миллионы раз? Зачем?! Но перевернем вопрос: зна­чит, мир не устроен как законченная целостность? И я в своем чувстве уникален, неповторим. Мое чувство не выводится из других чувств. <…> Значит, мир устроен как нечто, находящееся в пос­тоянном становлении, в нем всегда найдется мне место, если я дей­ствительно готов начать все сначала» [122, с. 21]. Это означает ис­­торическую изменчивость субъекта познания: познание бытия соп­ряжено с самопознанием, но не в смысле наивной антропоморфи­­зации, уподобляющей бытие наличному человеку, или феномено­­логической антропоморфизации, когда аналогичность всех «тран­­сцендентальных эго» выводится из аналогичности всех эмпирических субъектов. В процессе познания происходит сущностная трансформация человека, развитие у него новых «органов мышления» (М. К. Мамардашвили) путем создания соответствующих
ку­ль­­турных форм. Познание, таким образом, совпадает с переводом трансцендентного в имманентное (трансцендированием), которое осу­ществляется посредством продуктивного воображения (фантазии).

Особую роль в современном техносоциогенезе играет такой продукт творческого воображения, как фантастика, атрибутивным, конститутивным признаком которой является ее пограничный между разными формами рациональности статус, непонимание или игнорирование чего создает помехи в ее развитии, блокируя выполнение фантастикой своих специфических культурных функций. Так, С. Лем критиковал современную ему научную фантастику за то, что та «застыла в своем теоретическом самосознании на стадии, соответствующей примерно тому периоду агрессивного напора неопозитивизма, в котором он проповедовал крайний редукционизм (все науки, от биологии до психологии, следует свести к языку физики!)» [108, c. 625]. В то же время конфликт между С. Лемом и А. А. Тарковским по поводу трактовки «Соляриса» возник именно из‑за того, что режиссер совершенно игнорировал всю гносеологическую, эпистемологическую проблематику романа и видел в нем лишь нравственно‑философскую притчу (что, согласно Лему, в конечном счете исказило и понимание Тарковским собственно морали произведения [103, с. 181–182]).

Такая специфика фантастики позволяет характеризовать ее в качестве формы преодоления традиционной конфронтации между трансцендентальной («рационалистической») и экзистенциальной («художественной», «интуитивистской») парадигмами в философии. Это, в свою очередь, делает фантастику важным фактором в преодолении и диагностике рисков современной глобальной цивилизации.

Глава 2. ОНТОЛОГИЯ И ГНОСЕОЛОГИЯ ФАНТАСТИКИ В СВЕТЕ РУССКОГО КОСМИЗМА

Русский космизм – последнее слово философии. Больше ей сказать нечего. Мудрецы выполнили свою задачу. Теперь дело за политиками, за военными, за аграриями и промышленниками, за всеми людьми.

А. Гулыга

 

Как видно из проведенного в предыдущей главе анализа, в фантастике, чье становление в качестве самостоятельного культурного феномена пришлось на вторую половину ХIХ – первую половину ХХ века, можно увидеть воплощение различных эпистемологических проектов эпохи апофеоза и краха сциентизма: в частности, «персонологии» Н. С. Трубецкого, «морфологии культуры» О. Шпенглера, постпозитивистских идей о взаимодополнительности различных форм моделирования рациональности и др. Тем не менее наиболее принципиальной и «интимной» нам представляется связь между фантастикой и космизмом. Сразу отметим, что в качестве особого философского направления космистская философия состоялась именно в русском космизме, равно как, например, философия романтизма – в немецком романтизме или философия прагматизма – в американском прагматизме. Идеи отдельных западных мыслителей, которых в целом можно отнести к космизму, как правило, были предвосхищены и получили предельное развитие в русском космизме, либо, в крайнем случае, имеют в нем содержательные параллели. Для прояснения сущностной взаимосвязи между фантастикой и космизмом мы считаем целесообразным сфокусироваться преимущественно на «философии общего дела» («проекте общего дела») Н. Ф. Федорова, общепризнанного отца русского космизма, ибо именно с ее превратными трактовками в значительной степени связан скепсис в отношении и всей космистской философии, и фантастики как формы «онтологической гносеологии» (если использовать здесь бердяевский термин).

 

2.1. Взаимодополнительность различных форм рациональности
в «философии общего дела» Н. Ф. Федорова

 

Человечество создано Творцом для превращения Космоса в сад Эдема, и каждый Человек своей жизнью должен бороться с ростом энтропии и последствиями второго начала термодинамики.

Статья патриарха Московского и всея Руси

Алексия II «Бог. Человек. Мир» (1997)

в пересказе Побиска Кузнецова

 

Взаимодополнительность различных форм рациональности как «нерв» русского космизма. – Необходимость реконструкции гносеологического аспекта «философии общего дела». – Современная научно‑техническая рецепция идей Н. Ф. Федорова. – Оценка Интернета в контексте федоровского учения. – Анализ религиозно‑философского подтекста технонаучных идей Федорова.

Пафос родоначальников и религиозной, и естественнонаучной ветвей русского космизма в значительной степени сводился к обоснованию правомерности и необходимости взаимодополнительности различных форм познания мира. Так, В. И. Вернадский однозначно высказывается по этому поводу: «Прекращение деятельности человека в области ли искусства, религии, философии или общественной жизни не может не отразиться болезненным, может быть, подавляющим образом на науке. В общем, мы не знаем науки, а следовательно, и научного миросознания, вне одновременного существования других сфер человеческой деятельности…» [26, с. 209]. Данная позиция, еще сто лет назад маргинальная для науки, на сегодняшний день постепенно завоевала себе место в философии и науковедении. Другой выдающийся отечественный мыслитель‑космист, традиционно относимый к естественнонаучному космизму, А. Л. Чижевский, выражал свои идеи равно и в научной, и в художественной форме.

 

 

Тем не менее, насколько сильна еще инерция мышления, видно даже на примере современного осмысления «философии общего дела» Н. Ф. Федорова. Защитники мыслителя из стана «научных имморталистов» (И. В. Вишев, М. В. Соловьев и др.) в своих панегириках совершенно игнорируют религиозный пафос данного учения. Религиозность Федорова объявляется его личным делом, не имевшим существенного влияния на философию общего дела. Представителям же духовенства и православной интеллигенции претит «сциентизм» философа, умаление им роли Христа в историческом процессе.

Таким образом, само «общее дело» получает искаженную, упрощенную интерпретацию, будучи по преимуществу понимаемо как предприятие, осуществимое лишь совокупными силами всего человечества; гносеологический же аспект федоровского проекта (объединение в общем деле различных форм освоения мира) оказывается скраден. Попробуем его реконструировать.

Философия общего дела Федорова, пожалуй, единственное из многочисленных направлений русской религиозной философии, оказавшееся совместимым с сциентизмом во всех его формах – от марксизма и позитивизма до трансгуманизма. Параллели между многочисленными идеями мыслителя и новейшими научно‑тех­ни­чес­кими разработками очевидны. Так, идеям о «регуляции природы» в целом коррелятивны современные понятия «терраформирование» (для «регуляции» в пределах одной планеты) и «астроинженерия» (для «регуляции» космического пространства). Соответствующие проекты давно получили научно‑техническую разработку [4]. Надежды на обеспечение физического бессмертия и воскрешение «отцов» сегодня связывают с крионикой и нанотехнологиями [149]; последние в перспективе позволят собирать тела давно усопших из атомов, как то и предлагал Федоров.

Каузальность между воскрешением личности из атомов и «по­бе­дой над временем и пространством» (то есть мгновенным перемещением на любые расстояния), отстаиваемая в «философии общего дела» еще до появления революционных работ А. Эйнштейна, показавших неспособность материальных объектов двигаться со скоростью света, находит прямое соответствие в современной теории квантовой телепортации. Перспектива телепортации человека связывается в ней с овладением «еще неоткрытыми средствами точной дупликации квантовых состояний всех частиц тела человека», что позволит «разобрать и снова собрать систему из триллионов и триллионов частиц в абсолютно совершенном порядке и с поразительной скоростью» [44, с. 227].

В связи с началом освоения космического пространства своеобразное обоснование также получила подмеченная Федоровым связь между колонизацией космоса и «полноорганностью» (которую можно понять как отсутствие у тел будущих людей фиксированной формы). Так, по мнению У. Берроуза, потеря костных тканей и атрофия мышц космонавтов подсказывает направление будущей эволюции: «переделанное для нулевой гравитации тело будет напоминать осьминога» [48, с. 404]. Кроме того, популярны проекты трансформации человеческой телесности посредством уже существующих биотехнологий [48, с. 388–390, 397] и всё тех же интенсивно развивающихся нанотехнологий – насыщенное наноботами тело сможет постоянно перестраиваться, меняя свою форму [141, с. 8]. В целом это напоми­нает рассуждения Федорова о том, что «при полноорганности лич­ности бессмертны, а последовательность является свободным действием личностей, переменою форм, путешествием, так сказать, при коем меняются органы как экипажи, одежды» [195, с. 137]. Подобный морфинг становится жизненной необходимостью ближайшего будущего – основной характеристикой которого, как упоминалось в предыдущей главе, может стать уничтожение временн ы х интервалов между парадигмальными сдвигами, то есть непрерывная перестройка человеческого общежития на всех его структурных уровнях. И в очередной раз новейшие картины (пост)человеческого будущего оказываются предвосхищены древними церковными представлениями: так, Град Небесный не нуждается в тленных, косных культурных оболочках, необходимых для существования Града Земного. В то же время, хотя в целом можно признать правомерность модернизации федоровских идей, допустимость их перевода на язык современной технонаучной терминологии, необходимо, чтобы при этом не произошло их упрощения, вульгаризации. В частности, федоровскую характеристику полноорганности как «такого знания метаморфозы вещества, которое давало бы им всемирность, последовательное вездесущие», можно истолковать не (с)только как пластичность собственного тела, выращивание человеком себе в нем новых органов, сколько в том смысле, что каждый элемент материального мира может использоваться каждым человеком дистанционно в качестве собственного «рабочего органа», каждый сможет видеть глазами каждого и чувствовать его чувствами[12].

Интернет создает условия и для непосредственной реализации идей Федорова о выходе науки за пределы лабораторий и специализированных учреждений, о вовлечении в научно‑исследо­ва­те­ль­с-кую деятельность как можно большего числа людей. В частности, возможности Интернета все шире используются астрономией, которая, как и предсказывал Федоров, постепенно интегрирует в себе остальные науки – и естественные [65, с. 225–226], и гуманитарные (учитывая, например, что в контексте проблемы существования внеземных цивилизаций качественно новую перспективу получает межцивилизационная компаративистика). Здесь, среди прочего, можно отметить специальные программы‑планетарии, системы визуализации и систематизации астрономических данных, телескопы, управляемые через Интернет и астрономические онлайн‑наблю­де­ния, в которых могут принимать участие не только профессиональные астрономы, но и любой пользователь Интернета. В качестве воплощения идей Федорова о библиотечном деле правомерно рассматривать интенсивно развивающиеся электронные библиотеки (от собраний Мошкова, Ихтика и других, составляющих серьезную конкуренцию «традиционным» библиотекам, до виртуальных читальных залов реальных библиотек, например, РГБ). Характерно высказывание доктора биологических наук А. В. Маркова: «Вдруг оказалось, например, что можно больше не ходить в библиотеки: почти по любой теме можно найти значительную часть литературы в Сети. Очень полезными оказались сетевые базы данных по молекулярной биологии. Так, сейчас любой желающий имеет доступ ко всем прочтенным геномам, может их исследовать, сравнивать, анализировать различными биоинформационными методами, то есть проводить полноценные научные исследования, не отходя от компьютера»[13].

Новые возможности открывает Интернет и для системы образования, причем имеется в виду не только перевод учебных занятий в дистанционный (интерактивный) режим, но и оптимизация самой учебной и справочной литературы. Если содержание традиционных учебников и справочных изданий, как правило, отстает от переднего края научных исследований на 10–15 лет (и этот зазор – между «хрестоматийными» научными истинами и актуальными исследованиями – не может быть полностью компенсирован никакими переизданиями), то корректировка содержания интернет‑эн­цик­лопедий типа Википедии происходит практически синхронно текущим изменениям научных представлений. Здесь просматривается параллель с убеждением Федорова в необходимости стирания границ между учебным процессом и актуальной наукой (в терминологии автора «Философии общего дела» – между «просвещением» и «познаванием»), с чем связана его идея «музея с вышкой (обсерваторией)» [197, с. 348].

Участие всех желающих в составлении, редактировании и изме­нении статей Википедии обеспечивает ее универсальный характер и беспрецедентно большой объем (тринадцать миллионов статей практически по всем областям знаний) – подобно тому, как в астро­номических исследованиях занято множество астрономов‑лю­би­телей из‑за необъятности предмета изучения (Вселенной). Характер­но, что в работе над одной статьей подчас принимают участие свы­ше трехсот человек – в связи с необходимостью постоянной кор­ректуры материала, динамичности отражаемой в статьях реальнос­ти. В силу снабженности статей гиперссылками на размещенные в Сети авторитетные источники, данный проект выполняет функ­цию навигатора в мировом информационном пространстве, пре­образуя информационный «хаос» в «космос». Таким образом, сов­ременные онлайн‑энциклопедии в определенном смысле высту­пают в качестве «эмбриональных форм» Общего дела (аналогия ста­нет еще более точной, если принять во внимание идею С. Лема о «вторичном», искусственно переработанном характере нашей фи­зи­ческой Вселенной, пересоздавать которую призывал Федоров).

С другой стороны, не исключено, что прин­ципиальная анонимность статей Вики­педии, обезличенность ее авторов‑сос­­та­­ви­те­лей знаменует будущую трансформа­цию пользователей Интернета (в перспек­тиве – все человечество) в некий сверхорганизм, зачатками нервной системы которого и является Всемирная сеть. В свя­зи с этим новое звучание приобретает рас­суждение Ю. М. Лотмана, который, выделяя в своей книге «Внутри мыслящих миров» три основные функции интеллекта (хранение/вос­про­­из­ве­де­ние, передача и генерирование информации), трактовал семиотические объекты (проще говоря, письменные/печатные тексты) в качестве систем искусственного интеллекта. Отметим также символичность того факта, что в 2006 году «Человеком года» по версии журнала “Time” был признан «Ты» (то есть каждый пользователь Интернета, «гражданин новой цифровой демократии»), причем на обложку данного выпуска помещено изображение монитора персонального компьютера (симптоматично, что сам ПК в 1982 году уже красовался на двенадцатой обложке “Time”). По всей видимости, на очереди – как раз тот самый «ИскИн» (что, кстати, не тождественно «искусственному интеллекту» как собственно научному обозначению данного феномена и больше напоминает имя собственное – подобно азимовскому Мультиваку или кэмероновскому Скайнету). В пику всевозможным лабораторным попыткам создать нового гомункула, в научно‑фан­тас­ти­чес­кой литературе давно высказана и обоснована гипотеза, согласно которой ИскИн возникнет не в результате целенаправленных разработок, а как эмерджентное свойство искусственных систем, созданных для совсем других целей. Так, в рассказе «Ф значит Франкенштейн» А. Кларк еще в 1963 году высказывает предположение о возможности возникновения сознания во всемирной телекоммуникационной сети за счет ее постепенного усложнения и приобретения еще большего числа соединений, чем в человеческом мозге. Уподобление общества некоему единому существу традиционно для фи­лософии (вспомнить хотя бы того же «Левиафана» Т. Гоббса или срав­ни­те­­льный анализ Г. Спен­­се­ром социаль­ного и би­о­логического организмов в «Фи­ло­софии индивидуализма»), но в пер­спективе современных иссле­дований данная аналогия приобретает совершенно буквальный смысл. Если рас­сматривать процесс организации материи как последовательность метасис­тем­ных переходов (когда исчерпание возможностей эволюции на данном уровне организации материи приводит к переходу развития на новый уровень, на котором предыдущая метасистема становится элементом метасистемы более высокого уровня: объединение атомов в молекулы, молекул – на стадии появления белков – в клетки и т. п.), то следую­щим этапом эволюции будет не преобразование человека в сверхчеловека, а преобразование общества в сверхобщество как обладающее самосознанием сверхсущество, к которому люди будут относиться как клетки к организму. В контексте данного подхода получает оригинальное объяснение и «парадокс молчания космоса»: по Г. С. Альтшуллеру, сверхцивилизация, с представителями которой надеются установить контакт энтузиасты программы SETI и т. п., «мыслится на уровне общества, но только более развитого, более энергетически вооруженного. А на самом деле сверхцивилизации должны быть этажом выше, на уровне надобщества. Может ли отдельная клетка рассчитывать на то, что именно ее будет специально искать (для установления контакта) организм?» [8, с. 42].

Подобные идеи в последнее время высказываются и представителями академической науки; в частности, математик и философ Н. Н. Моисеев в своей поздней книге «Судьба цивилизации. Путь разума» (1998), обосновывая идею Коллективного Интеллекта, писал, что процесс его эволюции «чем‑то напоминает историю развития мозга живого существа, когда увеличение числа нейронов и усложнение связи между ними привело однажды к появлению сознания, свойства которого никак не являются следствием свойств отдельных нейронов, которые практически идентичны у всех живых существ. Не происходит ли нечто похожее в настоящее время с Коллективным Интеллектом, где роль отдельных нейронов играют индивидуальные разумы и отдельные информационные системы?» [137]. Отметим, что предвосхищение и этой проблемы можно найти у Федорова, в его сопоставлении двух типов общества: общества по образу Триединого Бога, то есть сосуществование людей по формуле «нераздельно и неслиянно» («всеединство» – на языке философии ученика Федорова В. С. Соловьева), и общества по типу организма, представители которого «сделались исключительно орудиями, потеряли всякие свойства лица» [195, с. 137].

Таким образом, идеи Н. Ф. Федорова до сих пор остаются в авангарде технонауки, выступают предельным заданием для нее. Упреки же в модернизации высказанных более ста лет назад мыслей меньше всего уместны, когда речь идет именно о «проекте общего дела», который и создавался с расчетом на свою постоянную коллективную детализацию в соответствии с развитием науки и техники[14].

В то же время никак нельзя согласиться с современными имморталистами, которые, всячески подчеркивая «удивительную проницательность» идей Федорова, на столетие опередивших развитие науки, одновременно видят в его глубокой религиозности лишь «печать исторической ограниченности» [27]. Дело в том, что многие из «прогрессивных научных догадок» Федорова являются буквальными пересказами догматического богословия православной церкви. В частности, идея «сборки» представителей древнего человечества из первоэлементов обосновывалась еще святым Григорием Нисским [112, с. 189]. (В скобках отметим, что в своей аргументации «великий каппадокиец» фактически предвосхищает закон сохранения материи: одни земные элементы беспрестанно переходят в другие; «таким образом, в этом круговороте ничто не уменьшается и не увеличивается, но все остается в своих первоначальных размерах» [112, с. 189]). Что касается идеи о преодолении человечеством в процессе развития полового разделения, то, согласно отцам Восточной церкви, «разделение на мужской пол и женский… не имеет никакого отношения к Божественному Первообразу» [112, с. 193], то есть не несет самостоятельного смысла, изначально являясь лишь средством предотвращения окончательной гибели человека в случае его грехопадения и утраты бессмертия. Преодоление полового разделения, таким образом, есть необходимое условие об о жения, которое (а отнюдь не «спасение») является истинной целью человека, стоявшей перед ним еще в Раю.

---

Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 19; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!