ПОСЕЛЕНИЯ ЭПОХИ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ

Раскопки деревень, основанных в эпоху Велико­го переселения народов, все еще редки во всех об­ластях Западной Европы. Несколько таких пунктов недавно были изучены в Англии, однако эта фаза заселения острова все-таки еще очень мало извест­на. Деревни, состоящие из землянок, известны в Кассингтоне (Оксфордшир), Саттон-Куртенэ (Бер­кшир) и Макинге (Эссекс), однако раскопки в Вест-Стоу (Саффолк) показали, что существовали и дру­гие здания. Здесь было найдено несколько прямо­угольных построек из бревен, которые отличались от континентальных домов отсутствием отдельных комнат. Дома сопровождались вездесущими землян­ками. Самые большие пробелы в наших знаниях касаются Испании, Италии и Франции. До сих пор не опубликованы результаты раскопок ни одного хорошо засвидетельствованного германского посе­ления в этих странах. Можно только предполагать, что, когда доходившие сюда варвары основывали новые поселения, они воспроизводили деревни сво­ей родины.

Даже в Германии было раскопано не так уж много деревень эпохи Великого переселения наро­дов. На территории франков наиболее ясную кар­тину пока дает поселение в Гладбахе близ Неувида. Поселение было основано в VI в. и состояло из большого центрального жилого дома, окруженного множеством небольших землянок. Всего здесь рас­копали не менее 50 построек, и если все они суще­ствовали в одно время, то речь идет о достаточно большой деревне.

В общем и целом поселения франков, аламаннов и саксов мало чем отличались от поселений более раннего римского железного века, и в течение многих столетий особого прогресса заметно не было. Поселение VII—VIII вв. в Варендорфе близ Мюнстера представляет собой большую деревню, которая легко могла бы датироваться и IV в.

Мы уже говорили о том, что в римском железном веке редко встречались укрепленные поселения. В континентальной Германии в более позднее время они также редки. Однако в одном из районов Скан­динавии мы видим значительную концентрацию ук­реплений эпохи Великого переселения народов с мощными защитными сооружениями. Этот район включает в себя центр и юг Швеции и балтийские острова Готланд и Эланд. Такие поселения, распо­ложенные на вершине холма, были окружены по периметру оборонительными сооружениями в виде стен из дикого камня. Реже они располагались на ровной земле. Хорошо сохранились лишь очень не­многие такие крепости: две из них — Исманторп и Экеторп на Эланде.

Исманторп представлял собой круглую крепость около 140 метров в диаметре. Высота оборонитель­ной стены в некоторых местах доходила до 4,5 мет­ра. Крепость отличалась тщательно разработанным внутренним планом: каменные стены были располо­жены в радиальном направлении к оборонительно­му валу: получилось не менее 88 строений. Построй­ки были сгруппированы в четыре блока с улицами между ними. Несмотря на всю тщательность и ог­ромный труд, потребовавшийся для строительства крепости, во время раскопок было сделано не так много находок, и, возможно, здесь жили не так долго.

Еще один круглый форт — Экеторп — был снаб­жен такими же каменными зданиями с радиальной планировкой, стоявшими «спиной» к оборонитель­ной стене. Вне Эланда таких необычных постро­ек не найдено. Пока Экеторп остается источником наиболее надежных данных по происхождению по­добных скандинавских крепостей. Наиболее ранний материал восходит к V в., хотя время от времени форты оказывались заселенными вплоть до Средне­вековья.

Такие крепости, разумеется, не имели ничего об­щего с теми спокойными крестьянскими деревнями в других регионах, которые мы уже рассматривали. Очевидно, они были убежищами для местного насе­ления на случай нападения или беспорядков. Обна­ружение множества кладов золотых предметов на Готланде и Эланде говорит о том, что в V—VI вв. острова пережили очень бурный период, что, на­верное, и послужило причиной возникновения этих удивительных крепостей.

ТИПЫ ПОСЕЛЕНИЙ

Из этой главы очевидно, что очень многого о поселениях древних германцев мы пока не знаем. Прежде всего это касается экономики и развития отдельных поселений в течение длительного перио­да. Особенно поражает разнообразие планировок, которое требует какого-то объяснения. Позднее, когда период Великого переселения народов уже давно закончился, в Северной Европе появилось множество различных типов деревень. Главным кри­терием их классификации служит расположение до­мов по отношению к центральной лужайке или до­роге. Может ли какой-то из типов ранних поселе­ний, которые мы рассматривали, служить предком этих средневековых деревень? Гипотеза пока не до­казана, однако будет очень интересно заглянуть из периода Великого переселения народов на несколь­ко столетий вперед, в Средневековье, и посмотреть, действительно ли на протяжении веков сохранялись определенные типы поселений. В раннем Средневе­ковье Северной Европы выделяют несколько основ­ных типов деревень:

1. Деревня с круговым расположением дворов («рундлинг»): дома стоят по кругу вокруг централь­ного пространства. Двери хозяйственных построек и стойл выходят на периферийную «аксвей», или «до­рогу для коров». Очень похожая форма поселения распространена и среди примитивных сельскохозяй­ственных общин вне Европы.

2. Деревня «с тупиками» («сакдорф» или «сакгас-сендорф»): дома расположены по прямоугольному плану по обеим сторонам улицы, один конец кото­рой заканчивается тупиком.

3.  Группа четырех—десяти хуторов со свободной планировкой вокруг центрального общего пастбища («друббель»). Вне деревни лежит общая пашня.

4. Деревня с лужайкой («грин-виллидж»): дома группируются вокруг центральной открытой лужай­ки. Лужайка может представлять собой широкий прямоугольник или узкую полоску земли, а иногда даже одну сторону главной улицы.

5. Деревня, где дома расположены свободными группами без всякого плана, но, как правило, вдоль улицы («хауфендорф»).

Эти типы деревень в их развитой форме можно наблюдать примерно с 1000 г. н. э., однако резуль­таты археологических раскопок все больше и боль­ше заставляют полагать, что многие из них восхо­дят еще к периоду Великого переселения народов, а некоторые — и к еще более раннему. Поселение в Эзинге с радиальной планировкой, которое датиру­ется доримским и римским железным веком — оче­видно, ранний «рундлинг». В Феддерзен-Вирде «сак­дорф» заменил «рундлинг» примерно в 100 г. н. э., и примерно в то же время в Зейене существовало нечто вроде «грин-виллидж». Очевидно, что в север- ной Германии в то время существовали как круглые, так и прямоугольные поселения.

Мы видели, что развитые поселения (а значит, ви­димо, и развитая общинная жизнь) определенно су­ществовали в древней Германии. Размер этих дере­вень мог быть различным: от трех-четырех семей до двадцати—тридцати или больше. Однако во многих областях Германии таких общин вообще не существо­вало. Например, значительная часть населения неко­торых территорий, где проживали аламанны, была рассеяна по маленьким деревушкам, в каждой из ко­торых было только два-три хозяйства. К такому зак­лючению археологи пришли уже давно, основываясь на небольшом размере кладбищ. Так что, хотя по меньшей мере с самого начала римского железного века существовали довольно большие деревни, в не­которых районах какая-то часть земли обрабатыва­лась жителями отдельных хуторов и маленьких дере­венек. Не следует забывать, что деревенские общины, о которых мы говорим, появились у германцев не вне­запно. Один шведский ученый кратко выразил суть вопроса: «Общинная организация германских дере­вень не появилась внезапно в полном своем развитии в самом начале истории этих поселений. Она стала ре­зультатом длительного процесса».

СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО

Деревни, о которых мы говорим, были поселени­ями зажиточных крестьян, и уместно закончить эту главу рассмотрением имеющихся данных о ведении сельского хозяйства. Каким бы кратким ни был рас­сказ о сельском хозяйстве древних германцев, мы не можем опустить упоминание о таком важном вопро­се, как системы полей. Поля, которые находили ар­хеологи вблизи древних поселений, оказываются очень разными. Обычно с воздуха они выглядят как группы оград в виде неправильных прямоугольни­ков, которые лежат под разными углами друг к дру­гу, без всякого намека на общую планировку. Все это очень похоже на поля доисторической и рим­ской Британии (которые не совсем удачно именуют «кельтскими»). Хорошо сохранившиеся группы этих полей все еще можно видеть на вересковых пусто­шах Нидерландов и Ютландии: их границы отмече­ны стенами из земли или камня. Довольно часто встречаются и группы спланированных квадратных и прямоугольных полей, как, например, в Скорбек-Хеде (Дания), Зейене (Нидерланды) или в Фохтело. На последнем объекте археологи обнаружили огоро­ды и небольшие поля рядом с самим поселением; они были огорожены плетнями. Реже археологи обнаруживают поля позднерим-ского железного века и эпохи Великого переселения народов, но они, скорее всего, мало чем отличались от полей предыдущих эпох. Поля Валльхагара, на­пример, по планировке почти ничем не отличаются от небольших, в виде неправильных прямоугольни­ков, полей Ютландии эпохи римского железного века. В других районах Швеции, а также в Норве­гии идентифицированы многие деревни эпохи Вели­кого переселения народов, и они ничем не отли­чаются от поселений предыдущих эпох. Считается, что в Нидерландах и на севере Германской равни­ны длинные и узкие поля, которые внешне напоми­нают средневековые поля-полоски, могут восходить к этому времени, однако прямых доказательств то­му нет, и нет пока оснований говорить, что система открытых полей восходит к VI в. Фактически в Гер­мании она появляется только в XIII в. Поэтому сле­дует отбросить распространенное убеждение, что система общинных полей была завезена в Британию англосаксами: напротив, она появилась в результа­те длительного процесса, который, возможно, на­чался лишь тогда, когда сами переселения закончи­лись. В любом случае в период Великого переселе­ния народов никаких следов существования системы общинных полей нет.

Самым главным сельскохозяйственным орудием, использовавшимся в поле, был плуг. О его важности свидетельствует то, что многие экземпляры обнару­жены в вотивных приношениях. Очевидно, плуг счи­тался священным, как орудие плодородия. Во многих областях Европы первая пахота была священнодей­ствием, как и начало нового сельскохозяйственного года. В древней Северной Европе пользовались двумя видами плуга: ард («ард» — это скандинавский тер­мин, которым обычно называют ранние формы плу­га) и плуг с отвалом. Ард — очень простое орудие: в сущности, это сетка с крюком, приделанная к длин­ной ручке, к которой, в свою очередь, привязывают тягловых животных. Плуг с отвалом — более эффек­тивное орудие: лемех в форме стрелы прикрепляют к плугу под косым углом, так что при пахоте он отвали­вает землю на одну сторону. Борозда также получает­ся более глубокой, в то время как ард лишь царапает землю. Еще более прогрессивный колесный плуг и плуг с железным лемехом, как кажется, появились по­зднее, возможно, уже после периода Великого пере­селения народов.

Два показанных здесь образца происходят из Хим-мерланда (Дания). Простой ард из Веббеструпа дати­руется примерно 500 г. до н. э. и сделан из цельного березового ствола. Грядиль, длиной более 130 санти­метров, слегка изогнут. Лежень заострен с обоих кон­цов, более острый конец был «носовым», поскольку именно он служил в качестве лемеха. На «подошве» была вертикальная дыра или паз, куда вставлялась деревянная стойка или ручка.

Хорошо сохранившийся плуг с отвалом из Дест­рупа — более крупное и сложное орудие. Он состо­ит из пяти тщательно обработанных частей: грядиля, связующей части, вогнанной в передний конец, стойки, снабженной отдельной ручкой, и переднего лемеха. Грядиль из ольхи длиной около 2,7 метра к передней части сужается. Справа плуг сильно сно­шен — видимо, при употреблении он наклонялся именно в этом направлении. Грядиль плуга был сде­лан из твердой ольхи, а материалом для ручки по­служила мягкая древесина липы, и, поскольку руч­ка изношена меньше, это означает, что грядиль по крайней мере один раз меняли. Плуг относится при­мерно к тому же времени, что и плуг из Веббеструпа, — около 500 г. до н. э., однако оба типа орудия могли использоваться еще столетия спустя.

Может показаться, что такие простые деревянные плуги были не очень эффективны при обработке твердой почвы, и современные археологи все еще часто говорят, что такой ард можно использовать только на легкой песчаной почве и гравии. Однако это совсем не так, и у нас есть яркое тому доказа­тельство. Под многими погребальными курганами неолита и бронзового века были обнаружены следы древних борозд. На фоне подпочвы они выглядят как светлые полосы. Борозды сохранились пото­му, что поверхность земли, на которой они были прорезаны, оказалась «запечатанной» курганом и, таким образом, в дальнейшем была защищена от распахивания и естественных процессов эрозии. Во многих случаях земля, в которой древний ард про­резал борозды, была тяжелой глиной: следователь­но, ардом можно было вспахать и такую почву. Эк­сперименты на тяжелых почвах с современными копиями плуга железного века приводят нас к тому же выводу.

 

Глава 4

ГЕРМАНЦЫ У СЕБЯ ДОМА

ЖИЛЫЕ ДОМА

У нас собралось огромное количество сведений о жилищах эпохи римского железного века и Велико­го переселения народов в германских землях (осо­бенно в Скандинавии, северной Германии и Нидер­ландах) — пожалуй, больше, чем о жилищах како­го-либо другого периода древней истории Европы. Дело в том, что очень многие поселения были рас­копаны целиком или почти целиком. Кроме того, в терпах и других поселениях в заболоченных местах дома и хозяйственные постройки на протяжении минувших веков зачастую оказывались в сырой по­чве или вообще под водой, так что археологи иной раз обнаруживают бревенчатые стены или плетни высотой метр-полтора практически в их первона­чальном состоянии. Поэтому в данном случае в рас­поряжении ученых, которые занимаются историей и техникой постройки деревянных зданий, оказалось необыкновенно много подробностей, которые обыч­но ускользают от археологов.

Во всей истории древнегерманских домов просле­живаются некоторые общие элементы. Преобладают два вида зданий, причем другие почти не встречают­ся: во-первых, это дом с комнатами, или, как его обычно называют, «длинный дом», во-вторых, землянка («грубенхаус»). «Длинный дом» — это прямоугольное здание, которое двумя параллельными ря­дами бревенчатых столбов делится по длине на цен­тральный «зал» и два «крыла»; в каждом ряду обыч­но бывает три или больше столбов. «Крылья» или отдельные их части обычно делились на небольшие стойла для животных, прежде всего коров; перед стойлами находились невысокие кормушки из досок и лозы, в которых лежал корм. В конце дома рас­полагались жилые помещения для семьи: обычно это была одна большая комната без каких-либо от­делений. Некоторые «длинные дома» были предназ­начены только для скота и по всей длине «крыльев» были разделены на стойла.

Размер домов мог быть самым разнообразным. Маленькие дома — в среднем 7,5—9 метров в дли­ну и 6 метров в ширину. Большие достигали до 24— 27 метров в длину и до 9 метров в ширину.

У этого типа домов была долгая история. Наи­более ранние образцы в Европе встречаются еще в бронзовом веке. Однако широко распространился этот тип только в начале железного века. Еще дли­тельное время спустя после Великого переселения народов подобные дома продолжали строить в Се­верной Европе. Основная форма такого дома была

Реконструкция «длинного дома» в Айнсвардене проста и неизменна: в одном конце — очаг и жи­лье, в другом — скот и запасы. Однако во многих деталях могли быть варианты: разные материалы использовались для постройки стен, крыша лежала на разных типах подпорок; вход тоже мог распола­гаться в разных местах. Описанные ниже «длинные дома» показывают, какими были эти различия.

Другим обычным типом древнегерманского дома была землянка, или «грубенхаус», — простое бревен­чатое здание, поставленное над выкопанной в зем­ле неглубокой ямой. Надстройка могла состоять из наклонных балок, привязанных к коньковому бру­су, которые образовывали остроконечную крышу. Крышу поддерживали два, четыре или шесть стол­бов либо ряд кольев или веток, наклоненных к краю ямы. На этой основе ставились стены из досок или строилась мазанка. Такие хижины, площадью всего 3 на 1,8 метра или меньше, зачастую использовались как кузницы, гончарные или ткацкие мастерские, пекарни и тому подобное, но в то же время они могли служить и жилищами. Планы деревень в се­верной Германии показывают наличие землянок на­ряду с «длинными домами», однако деревня могла состоять и из одних землянок — как в Германии, так и в Британии.

Нам может показаться, что землянка — очень при­митивный тип жилья, скорее лачуга, а не дом. Од­нако не все землянки были примитивными, как по­казывает, например, небольшой аккуратный домик в Эмеланге (Фрисландия), построенный около 400 г. Здесь мы наблюдаем более современные приемы строительства: для котлована был вырыт сплошной ров, а стены укреплены подсыпкой земли. Чтобы ре­конструировать дом в Эмеланге, нам придется обра­титься к традиционным фризским домам из досок и торфа XVIII—XIX вв., или домам, которые рисовал в Дренте Ван Гог. Единственная разница та, что в [современных домах есть комнаты. Вход в землянку обычно был снабжен небольшим портиком, как в Гладбахе. В другие дома входили по небольшому пандусу или земляному спуску. В обоих случаях такая конструкция должна была предотвратить сквозняк и позволить стряхнуть большую часть уличной 'грязи перед тем, как войти в жилое помещение. Иногда яму покрывал пол из досок, а подпол ис­пользовали как кладовку или сбрасывали туда му­сор. Стены могли быть очень разными. Иногда ис­пользовали торф или землю, выброшенную из ямы, чтобы вкопать в нее опорные столбы. Столбы мог­ли стоять внутри ямы или вне ее. Столбов внутри дома было обычно два, четыре или шесть. В хижи­нах с двумя столбами они поддерживают коньковый брус, в других крыша представляет собой просто ба­лочное перекрытие.

Лес, подходящий для постройки домов, был ре­док (за исключением некоторых районов Сканди­навии): поэтому дома обычно представляли собой мазанки с использованием бревен. Крышу покры­вали соломой. Фрагменты домов могли сохранить­ся, только если они были пропитаны водой, и то в таких случаях мы можем видеть нижние части стен и полы. Обычный тип «длинного дома» представлен в домах Эзинге, Феддерзен-Вирде и Айнсвардена. Длина постройки вдвое и больше превышала шири­ну. Стены состояли из кольев, переплетенных прутьями. Высота стен составляла около 1,8 метра. Ко­лья были на 30—60 сантиметров вкопаны в землю, а ряд наклонных кольев снаружи здания придавал ему дополнительную прочность. Две основные бал­ки, поставленных на внутренние столбы и, возмож­но, связанных короткими поперечинами, поддер­живали крышу. Сама крыша состояла из ряда коль­ев, прикрепленных к верху стены с одного конца и к коньковому брусу — с другого. Крышу покрыва­ли соломой или торфом. Часто углы дома были за­круглены. Вход находился с одной из длинных сто­рон, реже— в одном из торцов. Пол обычно был глиняным или земляным. Детали конструкции стен и крыш варьировались от деревни к деревне и от дома к дому, однако такие вот мощные, прочно по­строенные жилища были типичны для континен­тальной Германии.

В Швеции и Ютландии из-за недостатка леса в строительстве чаще употребляли камень и торф. Нижние части стен в этих местах строили из дикого камня или торфяных брикетов, и на этом прочном основании покоились балки крыши. Например, тор­фяные стены в домах в Гиннерупе (Ютландия) пер­воначально возвышались на несколько футов. По­скольку дома были уничтожены огнем в то время, когда они еще стояли и были обитаемы, это сохранило для археологов некоторые детали конструкции, которые обычно утрачиваются. Части крыши упали на пол, их остатки обуглились, но, тем не менее, вполне распознаваемы. Исследования показали, что крыша состояла из слоя тонких прутьев, покрытых соломой, которая, в свою очередь, покрыта слоем вереска и торфа. Такие фрагменты из дерева и тор­фа из этого и других поселений, которые закончи­ли свое существование в огне пожара, говорят о том, что мы напрасно недооцениваем искусство деревен­ских строителей. Большие бревна были плотно со­единены деревянными колышками; некоторые из них были аккуратно обрублены и обработаны.

Дома с каменными фундаментами в Валльхагаре показывают более длинный и узкий вариант основ­ного типа «длинного дома»; размеры определялись отсутствием бревен длиннее 4 метров. Как и везде, животные жили под одной крышей с людьми. До­ма Валльхагара могут показаться топорными и не­красивыми, но некогда деревянные панели скрыва­ли грубый каменный фундамент, а простая мебель делала эти крестьянские жилища достаточно уют­ными.

Хотя «длинный дом» с перегородками был самым обычным типом жилья, он не был единственным. Известны небольшие прямоугольные дома без каких бы то ни было перегородок. В таких домах вес кры­ши полностью лежал на стенах, которые подкрепля­ли снаружи, чтобы они смогли выдержать напря­жение. Есть все основания полагать, что в древней Германии существовали дома с двускатной крышей, хотя детальную их историю пока писать еще рано. В таком здании крыша покоилась в основном на верхних частях больших изогнутых бревен, основы которых были врыты в землю снаружи линии стен. Каждая пара противоположных бревен соединялась у конькового бруса. Пока только на двух древнегер- майских поселениях— в Вестике близ Камена и в Вейстере — были обнаружены достоверные образцы таких домов. Оба датируются римским железным веком: Вейстер— I в. н. э., а Вестик— III или IV. Отсутствие домов такого типа в других раскопанных поселениях весьма примечательно, и хотя подобные здания были весьма распространены в средневе­ковой Европе, их «родословную» пока еще нельзя с уверенностью возводить к домам варварской Гер­мании.

МЕБЕЛЬ

Наши знания о внутреннем убранстве и мебели в германских домах, безусловно, ограничены: от­дельные вещи сохраняются редко, и ни один рим­ский автор не озаботился тем, чтобы описать такие детали повседневной жизни варваров. Большинство авторов, чьи работы дошли до нас, в любом случае и не могли ничего знать о том, что находилось внутри германского дома. Тацит безо всяких цере­моний говорит о грубости германских домов, и, не­сомненно, он считал, что и мебель внутри них бы­ла ничем не лучше и столь же не достойна описа­ния. То, что нам известно, связано в основном с более высокими слоями общества и базируется на находках из богатых погребений и нескольких во-тивных приношениях. Следовательно, высокое ка­чество многих дошедших до нас изделий было от­нюдь не обычным для всей мебели. Как всегда, крестьянские дома дают мало материала, и об их обстановке можно только догадываться.

В позднейших сагах часто говорится о скамейках, которые стояли вдоль стен дома или зала, как о самом обычном виде сидений, однако, несомненно, отдельные стулья также были известны и в описы­ваемый период и позднее. Маленький складной стульчик великолепной работы был обнаружен в погребении бронзового века в Дании: он весь сде­лан из дерева, а сиденье — из шкуры выдры. Разу­меется, такие стулья существовали и позднее. Не­большое кресло из богатой гробницы мальчика под Кёльнским собором позволяет нам представить се­бе, какой мебелью пользовались знатные франки. Высота креслица — около 60 сантиметров, его ра­ма целиком сделана из дерева, а сиденье — из ко­жи. Ножки были аккуратно обточены и украшены изящными вертикальными балясинами. Задняя часть креслица украшена рядом миниатюрных перекла­дин. Как и подобало собственности маленького принца или вождя, это была вещь, выполненная с необыкновенным мастерством. В гробнице было об­наружено еще маленькое деревянное ложе или кро­ватка, также украшенное по бокам рядом маленьких балясин. Существовали и отдельные столики, осо­бенно ценившиеся воинами. В этом отношении гер­манские вожди напоминали греческих вождей эпо­хи Гомера и кельтских героев.

В наиболее богатых домах могли находиться го­белены или ковры; конечно, до нашего времени они почти не дошли. Редчайший образец такого ковра был найден в богатой гробнице женщины, также обнаруженной под Кёльнским собором, но это, скорее всего, импортная вещь, пришедшая из Восточного Средиземноморья. Вероятно, в домах обычных германцев было гораздо меньше мебели, чем нам может показаться необходимым. Видимо, как и в крестьянских домах современной Централь­ной и Восточной Европы, здесь были только посте­ли, скамейки и, может быть, коврики из шкур жи­вотных.

ДОМАШНЯЯ УТВАРЬ

Домашнюю посуду и принадлежности для готов­ки и хранения еды делали из керамики, бронзы, железа и (не забудем) из дерева. Дерево обычно со­храняется только во влажной почве терпов и низко лежащих поселений, однако огромное разнообразие известных нам деревянных сосудов — ведра, тарел­ки, блюда, подносы — говорит о том, каким важным материалом в германском доме было дерево. Брон­зовые ведра, кубки, сита и сковородки (ра1егае) в огромных количествах импортировали в Германию из римских провинций. Их часто находят в погре­бениях, особенно в северной Германии и в Дании.

Изящные серебряные сосуды также пересекали границы — как добыча, как товар, как дипломати­ческие подарки германским вождям. Ими пользо­вались на пирах самые богатые воины, и, наконец, они служили украшением погребального обряда. Если, как уверяет нас Тацит, для германцев сереб­ряные сосуды были не более привлекательны, чем глиняные, то стоит удивиться тому, сколько сереб­ряных предметов обнаружено в Германии и что в числе этих предметов — едва ли не наиболее кра­сивые и искусно сработанные вещи того времени. В 1868 г. в Хильдесхайме близ Ганновера обна­ружен огромный клад серебряной посуды — более 70 предметов. Может быть, это были трофеи раз­бойничьего набега (или набегов) на римские кре­пости или города, которые позднее были захоро­нены для надежности сбережения, однако другие серебряные предметы были найдены в богатых по­гребениях и, очевидно, были положены туда как драгоценные вещи, приличествующие рангу вождя. Эта «серебряная река» иссякла еще задолго до кон­ца римского железного века, однако импорт изящ­ных бронзовых сосудов продолжался в ограничен- ном масштабе во время всей эпохи Великого пе­реселения народов. Некоторые из этих предметов пришли из далеких стран Восточного Средиземно­морья и даже из Египта.

Изготовление керамики для домашнего употреб­ления в большей части Германии было местным ре­меслом. Большую часть керамики делали вручную крестьянские женщины. Изготовление простых со­судов ручной работы требует не так много умения и скромной подготовки. Основой может послужить любая глина достаточно однородного состава, и, после того как сосуду придана желаемая форма, до­статочно сильного огня домашнего очага, чтобы придать ему достаточно прочный обжиг. Форма и орнамент сосудов могли сильно различаться даже в пределах одного региона. Для украшения сосуда гончары римского железного века использовали не­сколько простых приемов: гребенчатый орнамент, наколотые узоры или штампы, которые наносились отдельными секторами; прокатывание диском, на­давливание пальцами, меандр и шеврон, а иногда и налепной орнамент. Как и во многих других отношениях, здесь очевидно влияние латенских[5] кель­тов, — как в форме сосудов, так и в их украшении. Особенно это справедливо для западной и централь­ной Германии, а также Дании. Образцом служили и импортные римские сосуды, как металлические, так и керамические. Подавляющее большинство извес­тной нам керамики этого и более позднего перио­да, было обнаружено не в поселениях, а на клад­бищах, и мы не должны думать, что использование декорированной посуды было обычным делом. Во многих областях керамика для погребений, очевид­но, изготавливалась специально. Домашняя посуда, обнаруженная в поселениях, зачастую гораздо про­ще по форме и ничем не украшена.

Начиная с позднеримского периода в ряде облас­тей все больше и больше стали использовать штамп. Самые изящные из таких штампованных изделий позднеримского периода и эпохи Великого пересе­ления народов — это сосуды, обнаруженные на бал­тийских островах Готланд и Борнхольм. Однако еще более известны сосуды со штампованным орнамен­том, зачастую в сочетании с круглыми налепами, которые находят в области нижней Эльбы и Везера, на территории обитания саксов. Именно сравнив такие сосуды из Стаде на нижней Эльбе с другими, обнаруженными в Восточной Англии, Д.М. Кембл в 1855 г. впервые показал, что существуют археологи­ческие данные о переселении англосаксов из обла­сти Эльбы в восточную Британию.

В других регионах употреблялись другие виды орнамента. Например, в Ангельне англы наносили на штампованный узор желобки и ямки. Еще даль­ше к востоку предпочитали нарезные шевроны и полукружия. Франки и аламанны часто использова­ли штамп и орнамент, наносившийся с помощью диска, однако у них штампы были обычно гораздо меньше, чем у саксов, и применялись менее обиль­но. На формы франкских сосудов начиная с IV в. оказала огромное влияние позднеримская индуст­рия керамики в северной Галлии и Рейнской обла­сти, однако в то же время франки принесли с со­бой в римские провинции и множество собст­венных форм. Характерны глубокие килевидные сосуды со штамповкой на верхней части тулова, высокие фляжки или бутылки и мелкие тарелки или подносы.

В эпоху римского железного века германцы (и не только в регионах близ римских границ) иногда пользовались для изготовления керамики гончар­ным кругом. Однако посуда, изготовленная на гончарном круге, в большинстве областей играла вто­ростепенную роль по отношению к изделиям мест­ных ремесленников и тех, кто занимался домашним трудом. В германской керамике зачастую заметно римское влияние, особенно в форме сосудов. В пер­вую очередь это происходило потому, что в «свобод­ную Германию» импортировалось значительное ко­личество высококачественной римской керамики, особенно во II и в III вв. Кроме того, германские гончары копировали в глине формы импортных ме­таллических и стеклянных сосудов. После расселе­ния варваров в пределах римских провинций в кон­це IV и в V в. германские традиции керамики во многих местах сильно изменились благодаря кон­такту со все еще живой традицией римской индуст­рии. Прежде всего это произошло с франками, ко­торые расселились в Рейнской области и в северной Галлии. Здесь они столкну­лись с галло-римскими фаб­риками и мастерскими, ко­торые производили огромное количество домашней посу­ды. Новые хозяева сохранили технику производства, и но­вый штампованный орнамент на сосудах отражает новый порядок вещей, а сами формы сосудов восходят к римским образцам.

В ранний период стеклян­ные чарки, кубки и чаши им­портировали в свободную Гер­манию с прирейнских фабрик; обычно их находят среди по­гребального инвентаря бога­тых варваров. Под франкским господством в V—VI вв. эти фабрики продолжали произво­дить хорошее стекло, особен­но чарки и кубки. Зачастую у этих сосудов было закруглен­ное донышко, и, следователь­но, они не могли стоять на столе. Музейные хранители решают эту проблему, ставя их на проволочные подставки, однако франкам приходилось либо держать кубок в руках между отдельными глотками, либо выпивать его одним ма­хом. Другим популярным у германцев типом стеклянного сосуда был рог для питья — для нас самый германский из всех сосудов. Уже с I в. н. э. римские ремесленники производили такие стеклянные рога и экспортиро­вали их в варварские земли, где они использовались наряду с настоящими рогами.

ЕДА И ПИТЬЕ

Рассказы древних авторов о том, что ели и пили варвары, обычно подчеркивают разницу между их диетой и диетой римлян. Так обстоит дело с выска­зыванием Тацита о еде германцев, и у нас есть все основания полагать, что он отнюдь не дает нам пол­ной картины: «Пища у них простая: дикорастущие плоды, свежая дичина, свернувшееся молоко». Дан­ные из раскопок поселений и из такого жуткого, но удивительно интересного источника, как внутренно­сти людей, чьи тела были обнаружены в торфяных болотах севера, говорят о том, что на самом деле картина была гораздо более сложной.

Главную роль в питании германцев, судя по все­му, играло зерно, особенно ячмень и пшеница, а также разные другие злаки. Помимо культурных зер­новых, собирали и ели дикорастущие злаки, види­мо с тех же полей. Желудок и кишечник знамени­того «человека из Толлунда» дали необыкновенно подробную информацию о последнем обеде несчас­тного, который он съел (и отчасти переварил) мень­ше чем за день до гибели. Обед состоял в основном из сваренной на воде каши из ячменя, льняного се­мени и горца наряду с семенами других сорняков, которые обычно растут на полях. Мяса или фраг­ментов костей обнаружено не было. Желудки других «болотных тел», например тел из Борремосе и Грау-балле, также содержали чисто вегетарианскую еду, которую они ели незадолго до смерти. Человек из Граубалле съел не менее 63 различных видов злака и семян растений. Конечно, вполне возможно, что последняя еда этих жертв религиозных обрядов была по сути своей жертвенной, но в то же время она могла быть и достаточно типичной для северных германцев.

Кости животных из поселений показывают, что мясо также было частью питания древних герман­цев, хотя, возможно, и не самой важной. Потребля­ли и другие продукты животного происхождения, в том числе молоко и сыр. О присутствии сыра гово­рят обнаруженные в поселениях прессы для сыра. Присутствие железных вертелов в некоторых посе­лениях заставляет предполагать, что мясо запека­ли или жарили. Судя по количеству раздробленных костей, ели и костный мозг. Дичь обеспечивала раз­нообразие питания. В Валльхагаре на стол попада­ли водяные птицы, в том числе дикие утки, чирки и кайры. В Дальсхее охотились на тюленей — види­мо, как ради мяса и жира, так и ради тюленьей кожи. Как на островах Скандинавии, так и на боль­шой земле было распространено рыболовство. Не­которым жителям Дальсхея удавалось поесть сельдь и лосося. Во II в. н. э. даже римские купцы интере­совались фризской рыбой, которая ловилась далеко за границами империи.

Среди диких плодов Германии отмечаются ябло­ки, сливы, груши и, возможно, вишня. Ягоды и оре­хи встречались в изобилии. Однако овощей герман­цам явно не хватало. Они выращивали горох и бобы, однако большинство наших современных овощей развились из своих диких предков в результате це­лых веков кропотливой работы. Древние германцы ценили различные травы. Из льна и рыжика полу­чали растительное масло.

Как и другие народы древней Европы, германцы высоко ценили соль, особенно за то, что она помо­гала сохранять мясо. Иногда племена даже воевали за права на соляные источники. Такая война про­изошла в 359 г. н. э. между аламаннами и бургундами. Люди, которые жили у морского побережья или вблизи его, часто получали соль, выпаривая мор­скую воду в керамических сосудах.

Мы многое знаем о том, что пили германцы, — вполне естественно, поскольку они имели неизмен­ную и заслуженную репутацию горьких пьяниц. Любимым напитком германцев (как и галлов и ибе­рийцев) было пиво. Пиво варили из ячменя и, воз­можно, приправляли ароматными травами. Кроме простого пива, на столах аристократии фигурировал алкоголь, изготовленный из самых разных ингреди­ентов. В одном из богатых погребений в Юэллинге (Лоланн) был найден бронзовый сосуд со следа­ми напитка, сброженного на диких ягодах несколь­ких видов. Видимо, это было что-то вроде крепко­го плодово-ягодного вина. В другом погребении в Скридструпе (Хадерслебен, Дания) находились два рога для питья. В одном были остатки напитка типа медовухи, сделанного из меда, а в другом — следы пива. Если вспомнить о том, как была популярна медовуха в последующие эпохи и как просто сде­лать этот напиток, то можно предположить, что и в римском железном веке медовуха была широко распространена. Известно, что в Германию попада­ло и вино из римского мира, хотя, возможно, и не в очень большом количестве. Некоторые из изящ­ных привозных сервизов для вина, как, например, сервиз из Хобю, могли были быть использованы по прямому назначению. Однако вряд ли их вла­делец-варвар по римскому обычаю разбавлял вино водой![6]

 

ИГРЫ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Германские развлечения были очень похожи на кельтские — пиры, музыка, танцы и азартные игры. Одно из развлечений, скорее напоминавшее зре­лищный вид спорта, состояло в исполнении обна­женными юношами танца среди мечей и копий. К I в. н. э. это был уже только спорт, хотя очевидно, что в основе обычая лежал религиозный обряд. Та­цит замечает, что описанное действо — единствен­ное зрелище, которое может привлечь германцев, но вряд ли его нужно понимать буквально. Танец с копьями показан на бронзовых пластинках эпохи Великого переселения народов, найденных в Скан­динавии, и, возможно, он произошел от тех самых танцев, о которых рассказывает Тацит. У многих народов древней Европы были свои собственные танцы с мечом и копьем; некоторые из них дожили до Средневековья. Поединки между молодыми вои­нами, вероятно, были частью военной подготовки, однако такие состязания, как бокс, борьба и другие виды спорта, очевидно, германцам были неизвест­ны. Охота для германцев также была скорее не раз­влечением, а способом разнообразить свое меню.

Археология дает нам дополнительные сведения о развлечениях рядовых германцев. Азартная игра в кости была любимым времяпрепровождением мно­гих варваров, особенно дружинников. В богатых по­гребениях конца римского железного века часто встречаются игральные кости. Они ничем не отли­чаются от тех игральных костей, которые употреб­ляли кельты и римляне и которые используются до сих пор; сумма очков на противоположных сторонах кубика равна семи. Несомненно, германцы переня­ли эту игру у кельтов в Центральной Европе. Игры фишками на доске в клетку практиковали герман­цы, проживавшие близ устья Эльбы, а позднее — франки и аламанны. Популярны были зимние игры на льду. Во многих терпах находят костяные конь­ки; еще один экземпляр обнаружен в Валльхагаре. Они напоминают плоские костяные коньки, кото­рыми до недавнего времени пользовались в Сканди­навии и Исландии. Древние германцы знали и дру­гую зимнюю забаву — кегли на льду; в них играли на севере Нидерландов вплоть до XIX в. Вместо кег­лей употребляли кости ног крупных животных (как правило, коровьи или лошадиные). Их сбивали дру­гим куском кости, который пускали по льду.

Однако в общем и целом организованные игры и спорт занимали не так уж много времени в досу­ге германцев. Те, у кого было больше досуга, чем у других, воины, как и воины во всех первобытных обществах, проводили свободное время весьма при­ятно — они пили до бесчувствия, угощали своих товарищей и принимали ответные приглашения, играли в азартные игры, хвалились, и при всем при том беспрерывно ссорились.

В то же время есть указания и на существование других, более творческих увеселений. Частые наход­ки небольших костяных концевых флейт говорят об интересе к музыке. Множество таких флейт было обнаружено в терпах. Их довольно трудно датиро­вать, однако многие из них, видимо, принадлежат к римскому периоду и к эпохе Великого переселения народов. Некоторые из них — всего лишь свистки без дырочек для пальцев, однако в отдельных число дырочек доходит до шести: таким образом, на них можно было играть простые мелодии. Неизвестно, были ли у таких инструментов язычки. С уверен­ностью можно говорить о существовании струнных инструментов, хотя древних образцов пока обнару­жено не было. На позднем аламаннском кладбище в Оберфлахте (Вюртемберг) были обнаружены две лиры: одна с шестью струнами, другая, возможно, с восемью. Другая шестиструнная лира найдена во франкском погребении на кладбище Санкт-Северин в Кёльне. Хотя все три лиры датируются VIII в., и в более древние времена музыканты могли пользо­ваться такими же инструментами.

ВНЕШНИЙ ВИД

Римские писатели увлеченно описывали внешний вид германцев. Многочисленные скульптурные ре­льефы греков и римлян, на которых германцы чаще всего показаны как враги империи, дополняют за­частую полные ужаса письменные рассказы. Но у нас есть и другой источник, который дает нам то, чем мы не располагаем в отношении какого-либо другого древнего народа Европы, — «подлинных людей» в виде сохранившихся в торфяных болотах тел. Сообщалось, что в Скандинавии и Северной Европе было сделано более 400 таких находок, боль­шая часть которых датируется (если они вообще поддаются датировке) между 100 г. до н. э. и 500 г. н. э. Как мы увидим, когда разговор зайдет о гер­манской религии, многие люди, погибшие в боло­тах, были принесены в жертву, зачастую для искуп­ления преступления. Во многих случаях тела необыкновенно хорошо сохранились, как, например, хорошо известный человек из Толлундского болота: все еще видны даже самые мелкие детали его лица.

В глазах римлян типичный германец был огром­ным человеком с мощными руками и ногами, голу­быми глазами и рыжими или белокурыми волосами. Высокий рост германских воинов всегда обращал на себя внимание, и скелетные останки на кладбищах железного века и римского периода говорят о наро­де с длинным черепом и крупными руками и нога­ми. Кроме того, римляне обращали внимание на свирепый, наводящий ужас взгляд германцев; о том же самом говорят и более поздние свидетельства германских авторов саг. Почти все жители Среди­земноморья, писавшие о германцах, обращают вни­мание на их огромную силу в первой боевой атаке и отсутствие выдержки, если первый наскок не дал результата. Отмечали также цвет волос и вид при­чески. Считалось, что для германцев обычны рыжие или белокурые волосы; однако это нравилось не только самим германцам — их шевелюре завидова­ли римские модники и модницы. Некоторым гер­манцам, которые не были белокурыми, приходилось пользоваться краской. Однажды, когда римская ар­мия застала группу германских варваров в прибреж­ном лагере, одни выпивали, другие мылись, а тре­тьи занимались окраской волос. Для этих воинов рыжие волосы, очевидно, были доказательством во­инской доблести. Нет достоверных данных о том, что женщины тоже красили волосы. Воины отпус­кали длинные волосы в знак того, что принесли обет, и не обрезали их, пока им не удавалось выпол­нить свою клятву. Позднее, у франков, длинные волосы стали признаком королевского рода.

К тому же существовали самые разные причес­ки. У «человека из Толлунда» были коротко стри­женные волосы, а у другого мужского тела из того же болота — пряди аккуратно скручены в «конский хвост». Тацит рассказывает, что свободные члены племени свевов использовали весьма индивидуаль­ные прически: волосы собирали и связывали в узел, как правило, выше или за правым ухом. Это сооб­щение подтверждают каменные рельефы с изобра­жением германских воинов и несколько тел. Тацит говорит, что этот узел служил отличительным при­знаком свободнорожденного свева, однако приме­ры такого «свевского» узла были обнаружены дале­ко за пределами бассейна Эльбы, где жили племена свевов. На женских телах или женских изображени- ях на римских рельефах таких узлов никогда заме­чено не было. Женщины чаще всего изображаются с длинными распущенными волосами, и если у тел, найденных в болотах, можно различить цвет волос, то они оказываются каштановыми или белокурыми; темные волосы очень редки. Мужчины обычно бри­лись (о чем свидетельствуют частые находки бритв), хотя на рельефах можно видеть и германцев с уса­ми и бородами.

 

ОДЕЖДА

Как и во многих других отношениях, литература и археология говорят нам об одежде состоятельных чле­нов общества, а не о том, что носили обычные люди. Универсальной повседневной одеждой германцев в железном веке был «сагум» или короткий плащ: он служил будничной одеждой воинов и крестьян. «Са­гум» представлял собой прямоугольный кусок шер­стяной ткани типа пледа, который можно было обер­нуть вокруг тела в плохую погоду, использовать как одеяло в холодную ночь или накинуть на одно или оба плеча. Обычно его закрепляли на правом плече с по­мощью металлической фибулы (броши) или деревян­ной шпилькой. Короткие одеяния типа пелерины, зачастую из кожи, также часто можно разглядеть на римских изображениях германцев и на болотных те­лах. Такие пелерины покрывали только плечи и грудь, а остальную часть тела зачастую оставляли обнажен­ной. Судя по находкам в болотах и римским релье­фам, мужчины обычно носили штаны и похожие на рубашки туники. Как правило, и штаны, и рубашки были прилегающими, что естественно для одежды, которую носят северной зимой.

Штаны впервые появляются на «болотных телах» в конце I в. до н. э. Возможно, их появление в Европе связано с контактами между германцами и ко­чевниками Востока, которые большую часть своего времени проводили в седле. Однако штаны не были исключительно германской одеждой. Кельты (да и китайцы) также заимствовали штаны у тех же самых кочевников. Подлинные образцы, найденные в тор­фяных болотах, отличаются разнообразием фасонов. Есть короткие бриджи, которые доходят только до колена. Другие штаны покрывают и нижнюю часть ноги, а в одной паре закрыты даже стопы. На рим­ских изображениях германцы нередко одеты в одни штаны. Если нужно было прикрыть верхнюю часть тела, надевали тунику — как правило, шерстяную. Туника могла быть с рукавами или без и доходить до пояса или до бедер. Иногда находят и туфли из овечьей или коровьей шкуры, а в областях близ римских границ носили туфли из качественной вы­деланной кожи. В других местах кожаная обувь счи­талась, видимо, роскошью.

Германский гардероб вбирал не только шерстя­ную, но и кожаную одежду, прежде всего из кож ягнят, овец и коров. Реже использовались шкуры волков и оленей, а возможно, и медведей. Обычно из кож шили простые одеяния в форме трапеции: отдельные шкуры не носили. Как ни странно, хо­тя Тацит подчеркивает, что германцы использова­ли меха морских животных, прежде всего тюленей, пока ни в захоронениях, ни в болотах одежда из таких мехов не обнаружена. Некоторые германцы эпохи Великого переселения народов, в том чис­ле готы и франки, казались своим врагам-римля­нам одетыми в кожу, однако у них была и тканая одежда. Иногда вместе с шерстью использовался мех животных, который вплетали в ткань вместе с пряжей.

Качество большинства дошедших до нас предме­тов одежды высокое, а некоторые являются выда­ющимися произведениями ткацкого искусства, по­казывая наличие развитой техники и высокой ком­петенции в исполнении. Практиковалась окраска и нанесение узоров. Одежда из болота в Торсбьерге была окрашена в цвет индиго. В поселении Гинне-руп (Ютландия) был обнаружен сосуд с раститель­ной краской, предназначенный для окрашивания ткани в синий цвет. К несчастью, лен не сохраня­ется даже во влажном торфе, так что подлинные льняные ткани изучить невозможно.

Как мы уже видели, мужская одежда состояла в основном из «сагума», пелерины, штанов или брид­жей, туники и (по крайней мере иногда) обуви. Как же одевались германские женщины? Тацит создает впечатление, что они носили ту же одежду, что и мужчины, — правда, при этом женщины пользова­лись льняным бельем и оставляли верхнюю часть груди и руки непокрытыми. Это не совсем так. Нет никаких данных о том, что женщины носили брю­ки. Если в болотах на теле обнаруживают штаны, то это всегда тело мужчины. Когда в болотах находи­ли одетые тела женщин, то их одежда, как правило, резко отличалась от мужской. Чаще всего женщины одеты в шерстяные юбки различной длины.

Наиболее полную картину женской одежды же­лезного века дают два костюма из Хульдремосе в Дании. На одной женщине было две обычные кожа­ные пелерины, тканая юбка и шарф или шаль, за­крепленная костяной булавкой. На юбке был клет­чатый узор, сотканный из двух разных нитей: одна темно-коричневая, другая более светлая. Другой костюм, обнаруженный неподалеку, оказался совер­шенно другим. Это было сшитое из цельного куска ткани платье длиной от плеч до ступней. По форме оно было похоже на мешок, однако, если его акку­ратно надевали и собирали на плечах и талии, по­лучалась вполне привлекательная и в то же время универсальная одежда. Под шеей можно было оста­вить большую складку и накидывать ее, как капю­шон, в холодную или мокрую погоду. По форме это платье очень похоже на пеплосы, которые носили греческие женщины в V в. до н. э. То, что такие платья были обычной одеждой германских женщин, очевидно из рельефов на колонне Марка Аврелия в Риме, на которых многие варварские женщины по­казаны именно в таких одеяниях.

И мужчины, и женщины носили на одежде раз­ные простые украшения. Самым обычным украше­нием был такой полезный предмет, как фибула, или брошь. Ею закалывали складки платья или скалы­вали два разных предмета одежды. Броши раннего римского железного века обычно были железными или бронзовыми. В значительной степени, как по­казывает их форма, эти броши были заимствова­ны у кельтов. Чаще всего встречаются изогнутые и скрученные модели, которые первоначально импор­тировались из Центральной Европы. Позднее заим­ствовали многие римские типы брошей, а также привозили настоящие римские броши. В конце III и IV в. римские броши в форме арбалета и броши с выпуклой головкой пересекли границы и попали в Германию, где они оказали большое влияние на развитие германских типов брошей.

Орнаменты как на брошах, так и на других пред­метах лишь изредка отличались богатым декором. Прекрасный пояс-цепочка I в. до н. э. из Свихюма во Фрисландии — редкость. Обычными украшени­ями германцев были бронзовые браслеты с простым орнаментом, булавки с шарообразными или коль­цевидными наконечниками и ожерелья из бус. Не­которые мужчины носили пояса с красивыми брон­зовыми пряжками или орнаментами. В IV в. этой простоте пришел конец, и в период Великого пере­селения народов вожди варваров и их дружинники украшались едва ли не самыми великолепными ювелирными изделиями, когда-либо известными в Европе.

Украшения на платьях и личные украшения, прежде всего броши, должны были обращать на себя внимание. Броши имели практическое применение: они были нужны для того, чтобы скреплять одежду и удерживать на месте плащ, но их также носили на видном месте — на плече или на груди, поэтому они должны были быть богато украшены. Фасоны бро­шей были самыми разнообразными — от очень про­стых с грубой отделкой до великолепных золотых украшений с тонким орнаментом или инкрустаци­ей из драгоценных камней. Броши носили все чле­ны общества — от простого крестьянина до вождя. Возможно, они были чем-то большим, чем просто обозначение ранга и престижа. Чем более дорогими и красивыми были украшения, тем более могуще­ственным считался их владелец. Однако броши — это не только символ статуса. Короли и вожди, сто­явшие на вершине социальной лестницы, обязаны были награждать своих дружинников драгоценными вещами — кольцами, брошами, ожерельями и тому подобным. Если сам король или знатный аристок­рат носил такие украшения, то это был своего рода показатель его авторитета, гарантия того, что он мо­жет заплатить своей дружине за верную службу. То же можно сказать о высококачественном оружии.

Основной разновидностью брошей эпохи Вели­кого переселения народов были броши-арбалеты. У этого типа брошей — долгая родословная, которая прослеживается вплоть до дорийского железного ве­ка. Брошь состояла из куска металла в форме лука, который связывал две плоские пластинки, одна у го­ловки, другая у ножки броши. Булавку прикрепля­ли к пружине за головкой и, прикалывая к одежде, заводили за защелку на ножке броши. Было мно­го вариантов этой основной формы. Самой простой остается крестообразная брошь с крестовидной го­ловкой, ножку которой обычно украшали стилизо­ванной головой животного. В V в., особенно в Ют­ландии, крестовидную головку часто заменяли пря­моугольной пластинкой, покрытой звериным орна­ментом и орнаментом с завитками, — получалась квадратную брошь. Со временем головка, ножка и даже перекладина стали еще шире, и наиболее изящные образцы стали покрывать сложным стили­зованным звериным орнаментом. С V по VII в. та­кие броши-арбалеты были распространены по всей Западной Европе. Затем они начали уступать дисковидным брошам, особенно среди франков, аламаннов и лангобардов.

Другим представителем семейства брошей-ар­балетов была равноплечая брошь. В таких брошах можно было пропустить в верхнюю часть конструк­ции складку материи и закрепить ее булавкой. По­добный тип отличается широкой плоской головкой и ножкой. На этих частях броши часто фигуриру­ют спиральный орнамент и извивающиеся звери, созданные под существенным влиянием провинци­альных римских ремесленников. Равноплечные бро­ши относятся к V в. Они появились в саксонских землях северо-западной Германии. Гораздо более обычной в тот период была круглая брошь-блюдеч­ко, как правило украшенная нарезными спиралями. Чрезвычайно широко распространены были бро­ши в виде хищных птиц. Наиболее изящные образ­цы составляют целую серию богато орнаментиро­ванных украшений, инкрустированных гранатовой перегородчатой эмалью. Готы и лангобарды в Ита­лии носили самые великолепные образцы этого типа, однако он был известен также франкам и аламаннам.

Птичий мотив, в конечном счете, пришел к гер­манцам от степных кочевников, возможно при посредстве гуннов. Другая модель, заимствованная из искусства кочевников, — брошь в форме всадни­ка на коне. Прекрасный образец — брошь VI в. из Ксантена на нижнем Рейне. Позолоченное серебря­ное украшение изображало воина в шлеме на ска­чущей галопом лошади. Хотя масштаб всадника и лошади сильно искажен, фигуры показаны в живом движении.

Наряду со всеми этими сложными формами, продолжали носить и совсем простые броши. Наиболее устойчивой формой была небольшая полукольцевая или кольцевая брошь — обыкновенное кольцо, пе­ресеченное булавкой. Известно много вариантов ос­новной формы. Интересный вариант кольцевой бро­ши встречался у аламаннов и во Фризии. В ней была прорезь для булавки, и рядом с прорезью брошь бы­ла украшена головами животных или орнаментом-насечкой.

Знатные германские женщины носили многие другие украшения. Находки в погребениях позволя­ют составить исчерпывающее представление о том, что хранилось у них в ларцах. Пояса или кушаки зачастую были дополнительно украшены; к ним не­редко подвешивались какие-нибудь небольшие по­брякушки. Пряжки изготавливались из литого золо­та или серебра; и концы ремня, и накладки на поясе делали из того же металла. К поясу могли прикреп­ляться бусы или стеклянные украшения, а иногда с него свисали хрустальные шарики в золотой или бронзовой оправе. Возможно, это были амулеты, обладавшие магической силой, а не просто украше­ния. Ожерелья также были очень разнообразными. Среди наиболее изящных — золотые и серебряные цепи с золотыми подвесками; зачастую это были старые римские монеты. Другие ожерелья с брон­зовыми подвесками и стеклянными бусинами дела­ли из проволоки, а самые обычные состояли просто из стеклянных бус. Существовало и множест­во видов браслетов — от скрученных из бронзовой проволоки до литых золотых колец с утолщенны­ми концами. Такие браслеты и перстни носили как женщины, так и мужчины. Дорогие серьги могли быть очень сложными. Наиболее роскошные серь­ги состояли из больших колец золотой проволо­ки, пропущенных через мочки ушей, а с этих ко­лец свисали тяжелые золотые украшения, зачастую отделанные филигранью и с инкрустацией из гра­ната или стекла. Похожими массивными орнамен­тами украшали головки серебряных и золотых бу­лавок для волос.

Наиболее значительным новшеством в V в. стало появление «полихромного» стиля ювелирных изде­лий, который попал на запад из Причерноморья. Зо­лотые броши и другие украшения обильно инкрусти­ровались драгоценными и полудрагоценными камня­ми, гранатом и стеклом. Этот стиль становился все

более и более популярным, пока в VII в. он не стал господствующим стилем франкских ювелирных из­делий. Полихромный орнамент оказался наиболее прочным наследием варварских ремесленников, по­скольку он определял фасон наиболее изящных юве­лирных изделий вплоть до династии Отгонов.

Наиболее искусными из всех украшений были массивные золотые шейные кольца, или торквесы, и ожерелья, которые пользовались популярностью среди богатых жителей южной Швеции и балтий­ских островов Готланд и Эланд. Впервые они по­явились в позднеримский период, однако своего расцвета ожерелья достигли в конце V и в VI вв. Наиболее выдающиеся экземпляры — великолепные ожерелья из Ферьестадена, Мене-Кирхе и Оллеберга и торквес из Турехольма. Швеция может похвас­таться поразительным количеством золотых украше­ний этого времени. Помимо ожерелий, было обна­ружено множество золотых спиральных браслетов для запястий и предплечий, а также массивных зо­лотых перстней, нередко с большими полудрагоцен­ными камнями.

Ювелиры скандинавского золотого века приобре­тали свое золото не из местных источников, а из римского мира, возможно в виде золотых монет — солидов. Многочисленные клады таких монет были найдены на Готланде, Эланде и Борнхольме. Неко­торое представление об огромном богатстве, сосре­доточившемся в Скандинавии в это время, можно составить, переведя один из золотых кладов — клад из Турехольма — в римские солиды. Этот клад был эквивалентен примерно трем тысячам солидов. Ко­нечно, это не грандиозное состояние, но, тем не менее, вполне приличная сумма, особенно если вспомнить, что Римская империя могла выкупить у варваров пленного римского воина всего лишь за восемь солидов.

Глава 5

ОРУЖИЕ И ВОЙНА

РИМСКИЙ ПЕРИОД

После стабилизации римской границы по Рейну в начале I в. н. э. в течение многих десятилетий се­верное пограничье империи не подвергалось серьез­ной угрозе. Только в III в. н. э. под давлением вар­варов граница начала угрожающе трещать по всем швам. К тому времени произошла существенная пе­регруппировка варварских племен, в результате чего военная инициатива перешла от войск империи к германцам. В общем и целом атаки германцев были направлены против слабых мест границы, зачастую в те моменты, когда внимание римлян было сосре­доточено на чем-то другом. Германцы избегали на­стоящих битв с римским войском, которое было прекрасно вооружено и подготовлено, и со време­нем нам станет ясно почему. Наибольшие неудоб­ства римским армиям во время длительных и тя­желых кампаний в Германии между 58 г. до н. э. и 15 г. н. э. доставляла лесистая, заболоченная мест­ность, а не та партизанская тактика германцев, ко­торой эта местность способствовала.

Практически во всех областях войны римляне превосходили германцев. В стратегии, в тактике ближнего боя, в военной подготовке, вооружении, в организации укреплений и лагерей и в доставке провианта германцы периода ранней империи стояли на той же ступени развития по отношению к римской армии, как войска каких-нибудь матабеле или зулу­сов по отношению к британским армиям XIX в. Зах­ватчиков можно было уничтожить, но только напав на них врасплох. В любом рядовом сражении техни­ческое превосходство римлян обеспечивало им по­беду. Тем не менее, германских воинов боялись. Ведь разве не их бесстрашие и сила помогли нанес­ти римскому государству два из наиболее унизитель­ных для римлян поражений? Катастрофы в долине Роны в 107-м и 105 гг. до н. э. и в Тевтобургском лесу в 9 г. н. э. были достаточно страшными, чтобы римляне того времени стали относиться к врагу с почтением. Однако и в то время римлянам было ясно, что в обоих случаях причиной разгрома была некомпетентность римских командиров, а не воен­ное мастерство германцев.

С самого начала следует подчеркнуть, что не су­ществовало момента, когда военное искусство гер­манцев было везде одинаковым. Даже в раннем римском железном веке — периоде, о котором рас­сказывает нам «Германия» Тацита, между племена­ми и другими группами населения наблюдались су­щественные различия в вооружении и тактике. Письменные источники эпохи Великого переселе­ния народов говорят о том же. Таким образом, нужно соблюдать осторожность, приписывая от­дельные обычаи и предметы вооружения каким-либо германским племенам. При отсутствии чет­кого литературного или археологического сви­детельства не следует делать поспешных выводов относительно использования какого-либо оружия или военного приема у каких-либо определенных групп германцев. Другой фактор, который затруд­няет исследование, — это неравномерное распре­деление имеющихся данных по отдельным народам Германии. Письменные источники по большей части охватывают племена, которые жили близ римских границ. Результаты археологических ис­следований также не дают одинаково подробной картины материальной культуры всех германцев. Некоторые области, например отдельные районы Скандинавии и область Эльбы—Везера, очень хоро­шо изучены археологами, в то время как другие остаются почти что белым пятном.

Помня обо всех этих трудностях, мы можем на­чать двигаться по пути, основными вехами на кото­ром станут для нас Цезарь и Тацит, но при этом мы постоянно будем обращаться к находкам подлинно­го оружия.

ВСАДНИКИ И ПЕХОТИНЦЫ

В то время основная масса германских воинов сражалась пешей. Большие кавалерийские подразде­ления были практически неизвестны, и только вож­ди и их дружинники могли позволить себе держать лошадей. До какой степени эти небольшие группы всадников могли быть эффективны в бою, не совсем ясно. В некоторых исторических источниках гер­манские всадники оцениваются гораздо выше, чем пехота, и германцы, действительно, могли быть уме­лыми кавалеристами. Всадники по крайней мере од­ного германского племени, батавов нижнего Рейна, образовали в римской армии I в. н. э. несколько вы­сококлассных кавалерийских подразделений. Воз­можно, германская кавалерия могла бы производить лучшее впечатление, если бы у большего числа во­инов были средства на содержание лошади и экипи­ровку. Кроме батавов, еще одно племя с нижнего Рейна — тенктеры — славилось своим умением ез­дить верхом и сражаться в седле.

У этого народа дети, играя, должны были учить­ся ездить верхом. То же касалось и подростков, го­товившихся стать воинами. Передача по наследству лошадей после кончины главы семьи регулирова­лась специальными законами. Основная часть иму­щества переходила старшему сыну, а лошади — сы­ну, который показал себя лучшим воином. Однако Тацит, который дает нам эти сведения, специаль­но обратил внимание на тенктеров именно потому, что их любовь к кавалерийским сражениям не име­ла параллелей среди других известных ему племен. Помимо песчаных вересковых пустошей нижнего Рейна и долин, прилегающих к Северному морю, в германских областях трудно найти места, где мож­но было эффективно использовать кавалерию, что может отчасти объяснить, почему развитие кавале­рии шло так медленно.

В глазах римлян германские лошади не представ­ляли собой ничего особенного ни по стати, ни по скорости. По крайней мере в одном случае Цезарь пересадил свои германские вспомогательные войс­ка на римских лошадей, поскольку их собственные никуда не годились. Поскольку кавалерия состояла из самых богатых воинов-дружинников, то всадни­ки обычно формировали социальную и военную элиту. О тактике кавалерии известно мало. Чисто германским приемом, который, должно быть, на первый раз внес смятение в ряды римской пехоты, был обычай ставить какое-то количество пеших во­инов, выбранных по быстроте их бега, среди рядов кавалерии. Эти «спецназовцы» бежали за кавалери­стами и должны были способствовать замешатель­ству и панике среди врага, которые создавала стре­мительная кавалерийская атака. Всадники в основ­ном сражались копьями, однако по крайней мере какая-то их часть была вооружена мечами. Когда в погребениях встречаются мечи, их часто сопровождает конская сбруя. Луки и стрелы до III в. н. э. почти не встречаются, но даже и тогда они не стали обычным оружием.

ОРУЖИЕ И БРОНЯ

Археологические данные полностью согласуют­ся с утверждением Тацита, который говорит, что древние германские воины по большей части были вооружены копьем (тгатеа). Как правило, это был всего лишь ясеневый кол с заостренным и обожжен­ным на огне концом, однако нередко на него наса­живали наконечник из железа или кости различной длины. Некоторые германцы из тех, с которыми приходилось сталкиваться римским легионам, носи­ли копья с необыкновенно длинными наконечника­ми, вид которых так пугал захватчиков, что коман­диру приходилось убеждать легионеров в том, что это страшное оружие есть только у первых рядов вражеского войска. Задолго до конца римского пе­риода германцы отказались от таких копий. Каждый воин в битве мог носить несколько копий, чтобы по необходимости бросать или колоть. Очевидно, копье и щит были в то время основным боевым вооруже­нием германцев. Именно этим оружием одаривал вождь или старший родич молодого воина, достиг­шего совершеннолетия: теперь он имел полное пра­во носить оружие.

До конца позднего римского периода меч играл относительно небольшую роль в германском воору­жении, и даже после этого времени он вряд ли стал оружием рядовых воинов. Прошли еще целые века, прежде чем викинги стали пользоваться франкски­ми клинками. Однако уже начиная с III и IV вв. в Скандинавии и северной Германии появляются ве­ликолепные мечи (см. с. 149). Односторонние рубящие мечи доримского железного века постепенно заменились обоюдоострыми мечами, однако введе­ние этого более универсального оружия отнюдь не сопровождалось каким-либо значительным увеличе­нием числа воинов, вооруженных мечами.

Многие мечи из Скандинавии и из областей, прилегавших к римским границам на Рейне и Ду­нае, достаточно близки к римскому типу коротко­го меча — «гладиусу» (gladius), и можно предпо­ложить, что они действительно восходят к этому оружию легионеров.

К IV в. н. э. большинство мечников, как рим­ских, так и германских, сражались длинным рубя­щим клинком кельтского происхождения — «спатой» (spatha). Некоторые из мечей этого типа вышли из рук ремесленников, владевших сложной техникой ковки булатной (дамасской) стали. Принятие «спаты» на вооружение в римской армии было лишь од­ним аспектом длительного процесса «германизации» римского оружия и вооружения. Все больше и боль­ше варваров поступали в имперские пограничные войска. Появление в римских военных металличе­ских изделиях[7] излюбленных мотивов германского искусства — яркое тому свидетельство.

Еще один тип меча позднеримского периода — длинный меч типа рапиры с узким, гибким клин­ком, весьма напоминающий средневековое фехтовальное оружие. Как и «спата», этот тип меча ис­пользовался как германцами, так и римлянами, хотя его родиной была империя.

Основным оборонительным оружием был щит. Щит зачастую был плетеным, а по форме — прямо­угольным или круглым. Его укрепляли кожаными накладками и железной оковкой по краю. Обычно на щите крепилась выпуклая деревянная или же­лезная шишка (умбон). На римской триумфальной скульптуре часто фигурируют овальные, прямоуголь­ные и шестиугольные германские щиты — типы, которые скульпторы изображают и в связи с варва­рами-галлами. Возможно, прямоугольные и шести­угольные щиты стали еще одним результатом кон­тактов германцев с кельтскими землями Цент­ральной Европы. Диаметр обычных круглых щитов, подлинные образцы которых были найдены в боло­тах в Торсбьерге и Вимосе, составлял около метра. Попытки связать такие щиты исключительно со всадниками, а более крупные прямоугольные — с пехотинцами успеха не имели. Внешнюю поверх­ность щита иногда расписывали, так что можно бы­ло легко различить воинов из разных подразделе­ний или племен.

Изначально германскому щиту был присущ один недостаток: его нельзя было, как римский щит (scutum), использовать просто для того, чтобы при­крывать жизненно важные части тела. Германский щит нужно было выставлять как можно дальше от тела, отражая метательные снаряды и парируя уда­ры противника, а не просто останавливая его на­тиск. Щит не только отражал удары: благодаря умбону его можно было иногда использовать и как колющее оружие. Умелый и опытный воин мог по­вернуть щит так, чтобы выбить меч или копье из рук атакующего противника.

Панцири в то время были редкостью; очевидно, средства на них могли быть только у вождей. Обыч­ные воины сражались обнаженными или одетыми в один плащ или штаны. Некоторые вожди носили ко­жаную одежду на верхней части тела, но даже самые скромные панцири были исключением. Возможно, кольчуги встречались еще реже. До сих пор они были обнаружены лишь в северной Германии, причем лишь в отдельных районах, на нижней Эльбе и в Ютландии. Известны образцы из Эремоллы (Скане, северная Швеция) и из Гранбю в Уппланне. Самая замечатель­ная группа кольчуг — из болота Йортспринг (Нjortspring): здесь был найден крупный «склад оружия», датируемый примерно 200 г. до н. э. В него входили не менее 20 полных кольчуг или их фрагментов. Неизве­стно, откуда они попали сюда: может быть, из кельт­ских земель Центральной или Западной Европы, а может быть, и из Римской империи.

Шлемы римского периода также встречаются редко; возможно, они служили не только как защитное вооружение, но и как символ власти. Иногда ввозились римские шлемы. Кавалерийский шлем из болота в Торсбьерге (Шлезвиг) был переделан гер­манским ремесленником, который ослабил его, ото­рвав несколько кусочков металла. Как и шлем вож­дя из Хагенова в Мекленбурге, торсбьергский шлем является предтечей тех княжеских шлемов, укра­шенных животными или птицами, о которых часто упоминается в позднейшей литературе (см. с. 142). Тацит отмечает существование головных уборов, которые он называет galеа (это была кожаная или меховая шапка), а также металлических шлемов — саssis. На теле «человека из Толлунда» была кожаная шапочка, однако она, конечно, не могла бы защи­тить воина от броска копья или удара мечом.

Интересно, что, несмотря на частые контакты с римской пограничной армией и постоянные меж­племенные конфликты и частные распри, за не­сколько веков римского периода не было почти ни­какого прогресса в разработке доспехов и оружия, за исключением мечей. Даже в VI в. на вооружение германцев порой смотрели с презрением. Оружие германцев в некоторых сражениях с римскими ар­миями было настолько примитивно, что сами вои­ны могли чинить его во время небольших переды­шек между стычками.

Почему же германцы были так плохо вооружены? Обычно бедность вооружения у столь воинственно­го народа, как германцы, объясняют недостатком железа. Может быть, это объяснение и годится для некоторых областей свободной Германии[8], однако теперь у нас все больше и больше археологических данных, которые говорят о том, что во многих областях, и особенно в Богемии, разрабатывалось мно­жество железных рудников и производство желез­ных предметов, в том числе оружия и инструментов, не было уж настолько скудным. Более того, качество кованого металла оказалось выше, чем это счита­лось ранее. Особенно это очевидно в том, что ка­сается мечей. В северной Германии пригодное для разработки железо было легко доступно: в болотах находились слои железа, перемещенного в результа­те действия воды. С улучшением техники ковки в этот период использование «болотного» железа для таких крупных предметов, как оружие, становилось все более и более обычным, а сами изделия — бо­лее эффективными. Народы, которым не хватало железа, возможно, получали его путем обмена или от подчиненных им племен. Так было, как мы зна­ем, с кельтским племенем котиков: запасы железа, которыми они владели, неизменно привлекали к ним внимание их соседей-германцев, которым же­леза постоянно не хватало.

Таким образом, презрение, которое питали рим­ляне к скудному вооружению германцев, никак нельзя объяснить какой-то особенной нехваткой железа. По сравнению с римской армией большин­ство германских варваров действительно были пло­хо вооружены, однако в конце позднего римского периода произошли существенные изменения; уме­ние ковать железо распространялось все более и более широко. Само железо отнюдь не было ред­костью — редкими были навыки, позволявшие производить высококачественные инструменты и оружие.

Кроме вещей собственного производства, герман­цы пополняли запасы экипировки из двух источни­ков — сначала из одного, а потом из другого. До того как римляне продвинулись в западную Герма­нию, контакт с латенскими культурами центральных и западных кельтских земель привел к импорту пре­красных латенских мечей. Через этот канал торгов­ли (и грабежа) германцы, видимо, познакомились с преимуществами, которыми обладал обоюдоострый меч перед их собственными односторонними, похо­жими на секачи, мечами; они поняли, что нужно пе­ренять этот тип клинка. Уже с I в. до н. э. импорт римского оружия, особенно мечей, помог многим германцам адекватно вооружиться.

Как ни странно, огромное количество этого ору­жия, большая часть которого, несомненно, была трофеем успешных набегов и войн, а остальное — плодом контрабанды оружия через римские грани­цы[9], не использовалось в обычной жизни: его посвя­щали богам войны и топили в болотах, предвари­тельно сломав или согнув. Некоторые из богатей­ших коллекций римского и германского оружия и доспехов, которые теперь украшают музеи северных стран, пришли из болот Вимос, Нюдам и Торсбьерг. В одном лишь Нюдаме было обнаружено около 100 мечей и более 500 наконечников копий, в том числе и много римских. Этого хватило бы, чтобы во­оружить большую дружину, и, судя по всему, значи­тельная часть этого оружия оказалась в болоте од­новременно, а не скапливалась там на протяжении многих лет. К несчастью, мы не знаем, какой про­цент трофейного оружия не приносили в жертву богам, однако, видимо, этот процент был суще­ственным, и оно могло оказывать большое влияние на качество вооружения германцев в некоторых об­ластях.

В том, что касается постройки насыпных оборо­нительных сооружений, германцы ничем себя непроявили. Если читать Тацита, то можно подумать, что такая работа вообще превышала их возможно­сти, однако недавние раскопки показали наличие множества укрепленных пунктов римского периода. Мощные крепости-оппидумы по галльскому и рим­скому образцу действительно были редки, однако несомненно, что они существовали. Например, у германцев была укрепленная столица к северу от Майна или крепость на Альтенбурге близ Ниденш-тайна (Маttium). В некоторых областях Скандина­вии существуют дорийские оборонительные соору­жения, обычно в виде небольших крепостей на хол­мах. Более того, крепости не всегда были только крепостями или убежищами на случай опасности. Во Фрисландии теперь известно множество древних укрепленных ферм или небольших деревень, и в то время как многие из них все еще не имеют парал­лелей в других областях свободной Германии, сле­дует подчеркнуть, что голландские исследователи посвящали гораздо больше времени изучению посе­лений в целом, чем их коллеги в соседних странах. Разумеется, германские армии и близко не подходи­ли к римлянам в том, что касается боевой подготов­ки, постройки лагерей, временных укреплений и по­стоянных крепостей, но они все-таки были не на­столько беспомощны, как можно подумать, читая Тацита.

Раскопки укрепления на холме, известного как Эрденбург неподалеку от Бенсберга, представляют германцев как строителей крепостей совершенно в другом свете. Эрденбург ни в коей мере не являет­ся просто убежищем. Холм отнюдь не был распо­ложен где-нибудь на отшибе: возвышенность, на которой находится крепость, господствует над до­линой Рейна на самом краю «горной страны» (Веrgland) в 16 километрах к востоку от Кёльна. Само расположение крепости заставляет полагать, что ее строители руководствовались стратегическими мо­тивами. Защитные сооружения чрезвычайно слож­ны. Очевидно, что их строители многому научились у кельтских (если не у римских) инженеров. Рвы в виде буквы «V» с крутыми стенками и узким дном, где застревали ноги нападавших, встречаются и во­круг кельтских оппидумов. Фундамент стены на бревенчатой основе был глубоко врыт в глинозем. Спереди она была защищена двумя небольшими бревенчатыми палисадами. Главный вход был защи­щен мощными воротами. Некоторые сектора обо­ронительной линии, окружавшей вершину холма, дополнительно были защищены караульными ба­шенками, расположенными через определенные ин­тервалы.

ОРГАНИЗАЦИЯ И ТАКТИКА

Армии древних германцев, как позднее и армии аламаннов, франков и лангобардов, были фактичес­ки вооруженными племенами, и ношение оружия было честью, которая принадлежала всем взрослым свободным мужчинам. Германцы, с которыми встре­чался и которых описывал Цезарь, избирали воен­ных вождей, занимавших свой пост только в ходе одной военной кампании. Век или позже спустя мы встречаемся с двумя разновидностями образа вождя. Собственно вождь — duх — избирался по древнему обычаю, в то время как король — rех — мог быть выбран только из ограниченного числа знатных лю­дей. Цех мог занимать свою должность всю жизнь, и военное командование могло и не входить в чис­ло его обязанностей. Ни один из этих лидеров не пользовался значительным авторитетом ни в совете, ни на поле боя. Когда битва начиналась, вождю ос­тавалось только кричать, давая советы и ободряя воинов, а воины, как правило, не очень-то обраща­ли внимание на эти увещания.

Очень немногие предводители, будь они короля­ми или вождями, могли добиться абсолютной влас­ти над войсками, хотя бы даже на краткий период своего командования. В тех немногих случаях, ког­да такой лидер действительно появлялся, римским командирам, как правило, приходилось бороться с ним. Одним из наиболее опасных врагов Рима в пе­риод ранней империи был Маробод, вождь маркоманнов, которые ожесточенно противостояли про­движению римлян в южную Германию в течение примерно тридцати лет после 9 г. до н. э. Он стал вождем-аристократом и внес значительные измене­ния в военную организацию маркоманнов. В резуль­тате на недолгое время один из германских народов обрел армию, которую контролировало единое цен­тральное командование и которая в результате ста­ла более дисциплинированной и более гибко орга­низованной, чем обычно. Римляне испытали огром­ное облегчение, когда в 19 г. н. э. после периода внутренних раздоров между германцами Маробод был изгнан своими соотечественниками и был вы­нужден искать убежища у римлян. В тот же период некоторые другие германские племена, в том числе херуски и хатты, которые занимали холмистые об­ласти к востоку от среднего Рейна, также улучшили свою организацию и тактику после первого столк­новения с Римом — «следуя за знаменами, оставляя войска в резерве и повинуясь командам», однако все это не оказало долгосрочного воздействия на спо­собы ведения войны у варваров.

Тацит недвусмысленно пишет о том, как жили большинство воинов. Те, кто служил в дружине вождя, в мирное время в основном спали и пирова­ли, а также давали и принимали подарки. Как и в большинстве неспокойных первобытных племен, охотнее всего люди восхищались отвагой и щедрос­тью. Вождь собирал и удерживал своих дружинни­ков подарками и гостеприимством, а их поддержка помогала ему увеличить свою власть, свою землю и богатства, которые он мог раздаривать.

Тактика была самой примитивной. С самого на­чала использовалась безудержная атака клином, ко­торая должна была сокрушить или запугать врага. Если атака не увенчивалась успехом, то варвары ста­рались разбить битву на множество отдельных по­единков. Войну, которую вели между собой герман­цы, можно сравнить с той, что разыгралась у стен Трои. Против дисциплинированной пехоты такая тактика оказывалась катастрофически неэффектив­ной, как, например, при Аквах Секстиевых (103 г. до н. э.) и Верцеллах (101 г. до н. э.), однако она продолжала оставаться основой германского спосо­ба войны вплоть до периода Великого переселения народов.

Клинья (сunei), как правило, состояли из членов отдельных семей и  кланов. Германский термин сuneus использовался в обоих смыслах этого слова и среди римлян. С одной стороны, он обозначал во­енное подразделение (прежде всего германское) в целом, например сuneus фризов в Хаузстидсе на Адриановом валу. С другой стороны, этот термин пе­реводился на римский армейский жаргон как сарut porcinum, или «свиная голова», — свидетельство то­го, что германская манера ставить строй клиньями до некоторой степени проникла и в римскую систе­му, очевидно через посредство вспомогательных войск германцев. Как «свиная голова» соотносилась с воинским подразделением как таковым, не впол­не ясно, однако, возможно, объяснение следует ис­кать в том, что изображение кабана, как считалось, защищало германских воинов (см. с. 142). Перед «клином» в битве могли нести «изображения и знамена, взятые из священных рощ». Эти «изображе­ния», скорее всего, были изображениями богов, а «знамена» также могли носить религиозный харак­тер. Кабан у германцев часто служил эмблемой во­инов. Фигурирует он, к примеру, на германских зна­менах, показанных на саркофаге римского команду­ющего Авла Юлия Помпилия, который воевал с маркоманнами в конце II в.

Наиболее эффективной была германская такти­ка партизанской войны. Любимым приемом гер­манцев против римских армий ранней империи был следующий: германцы старались нападать на флан­ги армии, пересекающей прогалину в лесу, делая короткие вылазки из лесных убежищ и уходя обрат­но, прежде чем римская пехота придет в себя. Если легионеры и сталкивались напрямую с германцами, долго это длиться не могло. Такие вылазки варва­ров могли истощить терпение, но не силы трени­рованных римлян.

ГЕРМАНЦЫ В РИМСКОЙ АРМИИ

 

Римляне всегда были готовы к тому, чтобы созда­вать буферные государства у своих границ, заключая договоры с вождями варваров. Такие соглашения в первую очередь были направлены на то, чтобы по­мешать этим же самым варварам грабить погранич­ные области. В то же время в результате этих согла­шений создавались подразделения варваров, кото­рым можно было поручить защиту границы либо близ родной земли, либо в отдаленных провинциях империи. Такие подразделения — «федераты», судя по всему, оказывали римскому государству значи­тельные услуги, но лишь до тех пор, пока их исполь­зовали в ограниченных количествах и пока эти вар­вары, принимавшие участие в отдельных кампаниях в пределах империи, возвращались к себе на ро­дину после окончания военных действий.

После 376 г. н. э. положение дел существенно из­менилось. В то время визиготам даровали землю на Балканах в обмен на военную службу Риму. Другие группы федератов, в том числе бургунды и аланы, самостоятельно поселились на северных границах и получили признание на подобных же условиях. До конца V в. варваризация пограничных армий шла полным ходом. От всего этого федератам было го­раздо больше пользы, чем тем, кто их нанимал, и обычно они находили возможность расширить столь легко приобретенную территорию. Однако варва­ры, поступавшие на службу в регулярные армейские подразделения, честно отрабатывали свое жалова­нье. Лишь относительно немногие из них дезерти­ровали или предавали Рим, и огромные бреши, ко­торые пробивали в рядах римлян военные катастро­фы, подобные сражению при Адрианополе, вполне удачно заполняли подобные рекруты.

Наиболее поразительным свойством присущего германцам способа ведения войны за те четыре сто­летия, в которые германцы вступали в контакт с Римской империей, был их консерватизм, при том что у них были все причины для того, чтобы что-то изменить. Не было никакого прогресса ни в так­тике, ни в вооружении рядовых воинов. В том, что касается качества оружия, прежде всего мечей, гер­манцы, как мы уже видели, немного продвинулись вперед, однако основной массе воинов это не при­несло никакой пользы. Такой застой в военных де­лах можно объяснить только отношением германцев к войне. Прежде всего, их точка зрения на войну кажется спортивной и в каких-то отношениях почти джентльменской. Войну они вели с одухотворенно­стью и увлечением профессионалов, однако при этом их тактика оставалась на любительском уровне.

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!