Приключения солдата в канун рождества 28 страница
Я, конечно, понимаю, чего не подумаешь, ежели у тебя на глазах человек во весь опор по улице мчит в пиджаке, подштанниках и мокрых носках, но теперь я вам все как есть доподлинно объяснил, а что не остановился я по первому вашему окрику, так это же табак, его никак было из ушей не выковырять. Я, господин полицейский, и переночевать не прочь у вас в участке, я же знаю, вам не втолкуешь, что я давненько такой трезвый не был, как нынче, – а тем паче коли вы мне пару брюк уделите, до дому дойти завтра утром. Только уговор: прежде вы мне про те брюки кой‑чего расскажете. Кто ихний хозяин был, пьяница ли запойный, сутенер или, может, шлюха мужского рода. Сами понимаете, после такой истории поневоле разборчивей сделаешься.
Кнуд Хольст
Промокший человек
Перевод С. Белокриницкой
В столовую входит какой‑то тип, переводит дыхание – он промок до нитки.
И вдруг садится. За столиком сидят, но он не спрашивает разрешения, плюхается себе и все. Упершись руками в колени, уставился в стол и шмыгает носом.
Один из соседей по столику говорит:
– Здесь самообслуживание.
Промокший человек поднимает глаза.
– А‑а.
– Сходите и возьмите себе, что вам нужно.
– Ага.
Промокший человек не трогается с места. Вода льет с него ручьями. Он кладет на пластиковый стол руку. До чего ж он вымок! С его руки тут же натекла лужа.
Другой сосед говорит:
– Вон, видите? Слева кофе, справа горячие блюда. Вы что, не будете есть?
|
|
|
– Н‑нет, спасибо, – говорит промокший человек, – пожалуй, не буду.
– Ну, знаете ли, он даже и есть не будет, – громко говорит сосед, брезгливо разглядывая промокшего человека. – Мотал бы ты лучше отсюда, приятель!
– Я только капельку посижу. Простите.
Это длинный парень, он сидит сгорбившись. С его шляпы льет, как из водосточной трубы. Что‑то тут нечисто, во всей этой истории. Дождя нет и не было, наверно, целый месяц. Теперь уже весь зал смотрит на него, перешептывается. Женщина в халате кричит ему что‑то из‑за стойки. Он – ноль внимания. Ей‑богу, сейчас он захрапит. Народ начинает волноваться. Над самым ухом у него громкий голос произносит:
– Ладно, кончайте этот цирк. Слышите? Вы что, больной?
Промокший человек снова на секунду поднимает глаза: нет, он не болен, просто он хочет капельку посидеть.
Женщина за стойкой опять что‑то кричит, потом подбегает. Хватает его за плечи, тут же отпускает – на ощупь он как губка – и говорит:
– Вы будете есть? Нет – так убирайтесь. Смотрите, какую грязищу развели.
– Простите, – говорит промокший человек. – Нет… Не… Не найдется ли у кого сигареты?
– Еще чего, – говорит женщина в халате. – Убирайтесь отсюда, да поживее, а не то…
|
|
|
– Простите, – произносит он снова, – вы… не дадите мне сигарету?
– Совсем дошел, – обращается женщина к соседям по столику. Она принюхивается к его дыханию, пожимает плечами, слегка подталкивает его:
– Идите, идите…
– Нализался, скотина? – спрашивает кто‑то.
– Вроде нет, – говорит женщина, – не пахнет. Но все равно нечего ему здесь рассиживаться. Смотрите, какую грязь развел. Кто вы такой? – обращается она к промокшему человеку. – Скажите хоть вашу фамилию и адрес.
– Дал бы мне кто‑нибудь сигарету, – говорит промокший человек.
– О’кей, держите‑ка!
Из угла высовывается рука с сигаретой. С трудом дотянувшись, промокший человек хватает сигарету, чуть не раздавив огромными пальцами, но ему нечем ее зажечь. Появляется чья‑то рука с зажигалкой, сигарета чадит, она уже промокла. Все равно он делает несколько затяжек, кашляет, поднимает глаза на женщину.
– Я только капельку посижу. Я так промок.
– Представьте себе, это заметно, – говорит она. Лицо у нее широкое и красное, судя по всему, она здесь какое‑то начальство. – Будьте любезны, фамилию и адрес.
Промокший человек улыбается и кашляет еще сильнее, сигарета вот‑вот погаснет.
|
|
|
– Какая вам разница, – говорит он, – сейчас я ухожу.
Но не уходит. Хочет докурить. Несколько клиентов поднялись, делают женщине знаки, она кивает в ответ.
Они берут его за плечи.
– Давайте, давайте! Нечего тут рассиживаться. Имейте совесть. Давайте, давайте!
Они не могут сдвинуть его с места. Он устало улыбается.
– Позвоните лучше в полицию, – говорит один из вышибал‑добровольцев.
Женщина в нерешительности. Желтый халат шуршит – она качает ногой.
– Как вас угораздило так вымокнуть? – спрашивает она.
– Да так…
– Вы упали в море?
– Да, я нечаянно упал в море.
– А как же это получилось, что вы упали в море?
– Так как‑то…
– Совсем дошел, – говорит чей‑то голос. – Пусть катится к дьяволу! Пусть разбирается полиция! Идите и позвоните. Или хотите, я позвоню?
– Не стоит, – говорит женщина. – Я уж как‑нибудь сама справлюсь. – И снова промокшему человеку: – Где вы живете?
– Я просто упал в море. Оно тут в двух шагах.
– Расскажите это своей бабушке, – огрызается женщина. – Где вы живете, я вас спрашиваю? Придется доставить вас домой, раз вы в таком состоянии.
– Можно чашечку кофе? – примирительно говорит промокший человек.
– Нет, нельзя. – Женщина в желтом халате шуршит и испепеляет его взглядом. – Убирайтесь вон! Смотрите, какую грязищу развели. Где вы живете?
|
|
|
– Вы все равно не знаете, где это…
– Валяй, приятель, чеши отсюда, – говорит один из клиентов.
– Это очень далеко, вы все равно не знаете, где это. Черт‑те что! Взять и вдруг упасть в море! Здесь так глубоко. Я промок до нитки. Может, дадите мне чашечку кофе? Одну‑единственную, христа ради.
– Я не могу разрешить вам здесь сидеть.
– Ужас – вот так вот вдруг упасть в море, – говорит промокший человек. – Я ведь буквально чуть не утонул. Это же страшная глубина! Море здесь в двух шагах, и оно такое…
– У вас есть деньги?
Женщина в халате склоняется к тому, чтобы напоить его кофе, но не хочет сдаваться слишком легко. Не слушая, он продолжает:
– Честное слово… подумать только… представляете – вдруг очутиться в море? Черт‑те что! Мне бы чашечку кофе. У вас не найдется чашечки кофе? Просто кошмар, я так вымок…
Она кивает молодой девушке у кофейного автомата. Сама идет за кофе и ставит чашку перед ним.
– Пожалуйста, с вас крона, – говорит она резко. – Между прочим, к вашему сведению, здесь самообслуживание.
Он хватает чашку, пьет маленькими глотками. Никого не замечает вокруг. Костюм облепил его, как приклеенный. Руки красные. Сигарета погасла. Он кладет ее в пепельницу с рекламой фирмы Мартини. С его руки капает. По столу протягивается широкая мокрая дорожка. Промокший человек пьет. Двое вышибал‑добровольцев стоят, не зная, что делать – вернуться на места или попробовать еще раз, когда он кончит.
– Садитесь себе, – говорит женщина в халате. – Он выпьет и пойдет. Зачем лишние скандалы?
Они обиженно садятся.
– Слыхали, что вам сказано? – со злостью обращается один к промокшему человеку. – С вас крона! – И, повернувшись к залу: – У него ж, у паскуды, ломаного гроша нет. Самое милое дело – пойти да позвонить в полицию.
– У меня нету сил, – бормочет промокший человек. – Может, здесь есть где‑нибудь кровать?
– Еще чего!
– Совсем дошел!
– Гнать его отсюда, попрошайку!
– Хватит вам с ним цацкаться!
– Я бы на вашем месте…
– У вас есть кровать? – спрашивает промокший человек, устало глядя на женщину, которая по‑прежнему стоит рядом, нервно двигает ногой и шуршит. Ее рука все еще протянута: «С вас крона!»
– Я бы капельку отдохнул и пошел… Я же упал в море, чтоб его… Оно тут в двух шагах.
Она опускает руку – она дарит ему кофе. Ропот, доносящийся из углов, показывает, что публика недовольна.
– Ужасно спать хочется, – говорит промокший человек. – Наверно, от кофе. Извините.
И тут же засыпает, положив голову на стол. Широкие мокрые плечи плоско нависают над головой, как будто его покрыли листом картона. Ноги засунуты под стол. Ботинки расстегнуты – шнурки развязались, то есть одного вообще нет. Из ботинок сочится вода, а одежда начала испускать пар. Вокруг распространяется запах сырости. Запах гнили или ржавчины. Шляпа сбилась на затылок. Хорошая шляпа, хоть и попорченная водой. Просто удивительно, до чего у него растерзанный вид – он не только промок, но и весь какой‑то помятый, грязный, склизкий. Он похож на утопленника. Из‑под шляпы торчат волосы, тоже мокрые и слипшиеся.
Женщина в халате некоторое время наблюдает за ним, пожимает плечами. Потом возвращается за стойку, передвигает какие‑то чашки, не упуская промокшего человека из поля зрения.
Соседи отодвигаются вместе со стульями. Сидеть за одним столом с утопленником – удовольствие ниже среднего. Один за другим они поднимаются и медленно выходят из столовой. Кое‑кто косится на женщину. Многие косятся. Напрасно она это допускает, что и говорить. Столовая держится на постоянной клиентуре. А кому охота терпеть такое? Девушка у автомата тоже косится. Старуха, собирающая со столов грязную посуду, вполголоса беседует с завсегдатаями. И она не одобряет всю эту историю. Она обходит стол, где расселся непрошеный гость. Две чашки, из которых пили его соседи, остаются неубранными. У женщины в халате делается напряженное лицо, но уборщица уже занялась другими столами. Проснется он когда‑нибудь или нет? И неужели ей еще не надоело любоваться его непотребным видом? А грязи сколько! Под стулом настоящее болото. Так недолго и в трубу вылететь. Уборщица увозит столик на колесах с грязной посудой и спешит в туалет, прежде чем она успевает сказать хоть слово.
Один завсегдатай поднимается и подходит к женщине в халате, которая расставляет горячие блюда.
– Зря вы это, – говорит он.
– Что для вас?
– Два бифштекса с луком, с гарниром. Послушайте, зря вы позволяете этому попрошайке…
– В одну тарелку?
– Да, спасибо. Так вот, стало быть… кому охота терпеть такое? Будь эта лавочка моя…
– Прошу. – Она сует клиенту тарелку и смотрит на него в упор невидящими глазами – она не желает вступать в дискуссию.
– О’кей. – Клиент с кислой улыбкой несет бифштексы к своему столику. Оглядывается на женщину в халате, предпринимает еще одну попытку: – Я хочу сказать: ведь у проклятого попрошайки явно не все дома. Неужели вы не видите? Не будьте размазней! Зря вы позволяете ему…
– В кассу, пожалуйста, – коротко бросает она.
В столовой становится холодно. Снаружи вовсю сияет солнце, а здесь температура понижается и понижается, как будто от промокшего человека исходит холодная сырость. Девушка у автомата с усердием чистит свою машину.
– Он псих, – говорит завсегдатай своему приятелю, сев на место. – От таких надо держаться подальше. Мало ли что он натворил.
Завсегдатай проглатывает бифштексы и величественно удаляется. За ним тянутся остальные. В конце концов в зале остается один промокший человек. Он храпит. Из него сочится грязная вода. Женщина в халате безумно злится на себя, но ничего не может решить. Сама не знает, чего хочет. Бросает взгляд на телефон. Заходят несколько случайных посетителей, замечают промокшего человека и снова выходят. Уходя, они втягивают носом воздух. Он гнилой, промозглый.
Уборщица возвращается из туалета. Долго возится с грязной посудой на каталке. Исподлобья посматривает на женщину в халате. Та говорит:
– На столике возле того господина стоят две чашки.
– Ну?
– Убери их.
Уборщица сморкается, топчется вокруг своей каталки, она явно не спешит. Тоже мне господин! Она близко не подойдет к этой мрази. Кто его знает, что он натворил. Она нюхом чувствует, что дело тут нечисто. И здорово нечисто. Жутковатый тип! И ведь не из простых, а что себе позволяет! С такими бывает, с каждым на свой манер. Но уж этот до чего докатился – смотреть тошно.
Не будет она убирать за ним. Ни за какие деньги. Пускай она сама убирает, если ей так хочется.
– Он не взаправду спит, – говорит девушка, с любопытством высовывая голову из‑за своего автомата.
– Оставь его в покое, – говорит женщина в халате.
– Он не спит. Глядит одним глазом.
Женщина в халате тоже смотрит. Внутри у нее происходит борьба. Почему бы просто‑напросто не выставить его вон? На что он ей сдался? Но выставить его нельзя. Она сама не знает почему.
Она кричит:
– Эй, вы! Спите, нет?
Промокший человек не отвечает. Но приподнимает голову. Он все еще весь мокрый. Сухие у него одни глаза. Странные какие‑то глаза. Он не из простых, но что‑то тут нечисто. Где его угораздило так вымокнуть?
– Что же дальше будет? – спрашивает девушка.
– Не твое дело, – говорит женщина в халате. – Скоро я его выпровожу. У него нету сил. Он упал в море. Недотепа несчастный.
– Он же всех клиентов распугал.
– А ну их, – говорит женщина. Она нервничает, но вместе с тем преисполняется твердой решимости позволить ему сидеть здесь, сколько он захочет. Промокший человек смотрит на нее, улыбается.
– Спасибо за кофе, – говорит он.
– С вас крона, – отвечает женщина.
– Я согрелся, – говорит он. – Даже разомлел. Простите.
– Эй, вы, – говорит она, – далеко собрались?
Промокший человек сделал попытку встать. Вдруг у нее пропало желание от него избавляться. Ей хочется, чтобы он побыл здесь. Подольше. Хочется поговорить с ним. Как его угораздило так вымокнуть? Почему ей это не безразлично? Девушка начищает свою машину. За окном сияет солнце. Люди проходят мимо.
– Да нет, это я так, – говорит промокший человек. – Я как будто начинаю обсыхать.
С него течет вода.
– Вы правда упали в море? – спрашивает девушка.
– В море? – растерянно повторяет промокший человек. – Правда, упал в море, чтоб его…
Он улыбается.
– Дайте мне сигарету.
Женщина в халате бросает ему сигарету. Он ищет, чем бы ее зажечь. Женщина покорно тащится к нему с зажигалкой.
– Кто вы, где живете?
Он встряхивается. Костюм на нем сел.
– Я не нарочно, – говорит он. – Думаете, я нарочно?
– Что не нарочно?
– Ну, я хочу сказать: это был просто – как его… несчастный случай. Дурацкий несчастный случай.
– Фамилия и адрес?
– Да ну, чего уж там…
– Как вас угораздило свалиться в море? Средь бела дня! Ерунда какая‑то…
– Правда! Оно же в двух шагах. И такое…
Он умолкает, закашлявшись.
– Что с вами? Вы нездоровы?
Уборщица сморкается. Девушка с любопытством выглядывает из‑за своей машины.
– Н‑да, – говорит женщина в халате. – Шли бы вы лучше домой. Всех клиентов распугали. Так и прогореть можно. Понятно?
– Мне ужасно неудобно. Дайте же чашечку кофе.
Женщина в халате колеблется, потом кивает девушке, и та наливает новую чашку. Женщина ставит ее перед ним. Он пьет маленькими глотками. С него больше не течет. Уборщица косится на грязную лужу под стулом.
– Как интересно, – говорит промокший человек женщине в халате. – Вы вылитая Марион. Ведь правда, интересно? Марион была как две капли воды похожа на вас. Такие же волосы и вообще. Отличный кофе. Это ваша дочь?
Девушка у автомата фыркает.
– Вам пора домой, – говорит женщина. Она всматривается в его лицо. – Где вы живете?
– Хорошо бы Марион тоже увидела вас и вашу дочь! Потому что тогда бы она… Я как будто начинаю обсыхать. Подумать только!
– Это же брехня, что вы свалились в море. Так или нет?
– Ка‑ак булькнет! Вот это был плеск! Вы не можете себе представить. И вода, вода кругом… Чудно, что я всплыл на поверхность, правда? Потрясающий кофе!
– Вы бросились с моста?
Женщина в халате смотрит ему в глаза. Никакой реакции. Но она и так знает. Она сама не раз испытывала это ощущение: стоишь там наверху, и в общем‑то всё дерьмо, а вода внизу так и манит. Наконец‑то она догадалась! Ну, конечно. А потом он испугался. Она сразу почувствовала – это самоубийца! А потом он просто испугался.
– Успокойтесь, – говорит она. – Сейчас отвезем вас домой.
– Да ну, чего уж там…
– Думаете, бросился? – спрашивает девушка.
Женщина не отвечает, пристально глядя на промокшего человека. Он из порядочных. Он скоро придет в норму. Она правильно сделала, разрешив ему остаться. Другие тоже поймут это и перестанут ее осуждать. Внезапно она рассердилась на него. Быстро отходит в сторону.
– Конечно, бросился, – отвечает она девушке после паузы. – А потом струсил. Слабачок. Пусть посидит, придет в норму. Уберется же он рано или поздно!
За окном начался дождь. Теперь на улице так же холодно и сыро, как в зале. Промокший человек удивленно смотрит на город, заштрихованный водяными черточками. Таращит глаза. Кротко улыбается, прихлебывает кофе.
– Ну, теперь все равно вымокнешь. Интересно, правда? Просто смех, до чего вы похожи…
– Он совсем чокнутый, – говорит девушка. Женщина кивает – между зубов у нее сигарета. – Вообще‑то ведь это страшно, правда? – продолжает девушка. – Если человек доходит до того, чтобы сам… правда? Надо же! С какого он моста?..
– Ну, я, пожалуй, пойду, – говорит промокший человек, но не может заставить себя подняться.
– Погодите, пока дождь перестанет, – говорит женщина. – А то опять вымокнете.
– Да, интересно, верно? Мог бы спокойно остаться там… в море, то есть. А, как по‑вашему?
Теперь, когда они в курсе дела, их отношение к нему меняется. Девушка глаз с него не сводит. Уборщица подходит и забирает чашки. На лице у нее совсем другое выражение.
– Ничего, не расстраивайтесь, – говорит она. – Перемелется – мука будет. Вот увидите, стоит солнышку выглянуть…
За окном дождь как из ведра. Вдоль тротуара вырастают зонтики. Из‑под автомобильных шин летят брызги.
– С одной стороны, – говорит промокший человек, – я думаю, Марион была бы довольна. Она похожа на вас. Она потрясающе похожа на вас. Как по‑вашему, она была бы довольна?
– Наверняка, – говорит женщина в халате.
Эта Марион ее раздражает. Ее тянет подойти к большому мужчине, обнять его за плечи. Может, теперь они уже не похожи на губку. Ей очень хочется к нему прикоснуться. Но она берет себя в руки.
– Вызвать ему санитарную машину, что ли? – говорит уборщица.
– Узнать бы его фамилию, – говорит женщина в халате, ни к кому не обращаясь.
Вообще‑то необходимости в этом нет. Полиция выяснит. В больнице выяснят. Но ей жалко расставаться с ним, ведь он чудо: он плюнул на все. Сейчас он раскис – раскиснешь после этакой передряги! – но он полежит в постели и придет в норму, он из порядочных, сейчас он раскис, но у него хватило духу плюнуть на все. От него несет промозглой сыростью, и под стулом у него лужа. Он распугал всех клиентов. Девчонка ни черта не смыслит, а старой карге мерещится всякая чушь. Но ей он всю душу разбередил. Изо дня в день сюда приходят одни и те же люди, нормальные, разумные люди, работяги. Аккуратно платят, калякают о том о сем, никогда не отпугнут даже пижона с главной улицы. Их не в чем упрекнуть. При этом у всех что‑то не так, вечно они брюзжат, жалуются, все у них не слава богу, все никуда не годится. Их заедают будни. У них полно всяких забот. Но никогда они даже не пытаются что‑нибудь сделать. Только языком болтают (и бывает, высказывают то, что у нее самой наболело). А лица у всех какие‑то незначительные. Недовольные, но смирившиеся, опустошенные лица. Поначалу они еще сохраняют упрямство и задор. А потом устают. По лицам видно, что они напрягают все силы, чтобы не сорваться (некоторые все же исчезают, сходят со сцены тихо и незаметно, как будто рассыпаются в пыль). У нее самой такое лицо. А он другой. Сейчас он раскис, но лицо у него настоящее. Ясное, как у ребенка. У него хватило духу с этим покончить. Пусть он потом испугался, но сначала ведь он плюнул на все. Такого не каждый день встретишь. С ним жалко расставаться.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!