Книга восьмая. История Рима в двенадцатом веке 27 страница



Иннокентий был глубоко встревожен и возмущен событием, которое неожиданно изменяло все его планы. Но в то время он еще не сознавал всего громадного значения этого рокового момента. Как политику ему это событие представлялось такой случайностью которая делала его снова господином положения и освобождала от противоречия; как священник он видел в нем проявление в споре об империи суда Божия.

Не оставалось никакого выбора: Вельфа Оттона, от которого было отреклись, следовало скорее признать. Иннокентий тотчас написал ему, уверял его снова в своей любви, указывал ему на его предстоящее восшествие на императорский трон, но в то же время указывал и на будущего его врага, племянника убитого Филиппа. В совершеннолетнем уже короле Сицилии, наследнике прав Гогенштауфенов, Оттон имел опасного соперника, которого церковь могла вооружить против него, как только она признает для себя полезным. Сильное впечатление производит юношеский образ Фридриха, грозно стоящий вдали, откуда он был скоро вызван самим папой, и одинаково гибельный и для церкви, и для империи. Иннокентий искренне желал разрешения долгого спора об имперском престоле и связанного с ним правомерного признания его церковного государства. Он не сомневался в том, что получит это признание от Оттона, так как он считал его еще связанным Нейсским договором. Жаждавшая мира Германия подчинилась власти Вельфа. Горе, любовь к отечеству и нужда привели к торжественному примирению, которым, по-видимому, разрешилась давнишняя борьба двух домов; Оттон был всеми имперскими сословиями провозглашен королем во Франкфурте 11 ноября 1208 г. и скоро после этого был помолвлен с осиротевшей дочерью своего наследственного врага Филиппа.

Было объявлено, что Оттон отправится в Рим. Но раньше того 22 марта 1209 г., он возобновил в Шпейере Нейсскую капитуляцию. Церковное государство было признано в полном его объеме; были сделаны большие уступки касающиеся свободы церкви от государственной власти, вследствие которых конкордат Каликста II потерял свою силу. Из имперских прав в уступленных церкви землях Оттон не сохранил ничего, кроме жалкой поставки провианта во время путешествия в Рим, что, как бы в насмешку, было включено в этот договор. В первый раз со времени существования империи римский король называл себя «Милостию Божиею и папы». Оттон должен был признать, что только последнему он был обязан своим возвышением. Король давал клятву в том, чего не мог выполнить император.

В январе явились в Аугсбург для принесения присяги итальянские посланники ключами от их городов, в том числе от Милана; и этот большой город с радостью приветствовал восшествие на престол Вельфа. Оттон назначил патриарха Вальфгера своим легатом в Италии для охраны имперских прав в Ломбардии, Тоскане Сполете, в Романьи и в Марках, так как и после Констанцского мира и договоров с папой за императором все же оставалась тень верховной власти в итальянских городах и даже некоторые фискальные права в Романье и в Марках. Папы не отрицали этого. Сам Иннокентий увещевал города Ломбардии и Тосканы повиноваться королевскому уполномоченному, напоминая, однако, им, что по договору он мог облагать имения Матильды только в пользу церкви.

Когда в августе 1209 г. Оттон с большим войском спустился из Аугсбурга через Тироль в долину По, никто не препятствовал его походу в Рим. Несчастьем для Италии было то, что ее города не могли образовать постоянного долговременного союза. Если бы это случилось, то после смерти Генриха VI ни один немецкий король не мог бы переступить за границу многолюдной Ломбардии. Славная борьба ломбардцев за независимость не уничтожила ни традиций Римской империи, одушевлявших итальянцев таким фанатизмом и в позднейшее время, и не принесла нации в общем никакой прочей выгоды. И после победы при Леньяно итальянские республики так же мало сумели образовать из себя государственную нацию, как греческие города во время Марафона и Платей. В то время как общины были объяты пожаром политической борьбы и междоусобных воин, на сцене появились фигуры тех городских тиранов, которые дали истории Италии замечательный характерный отпечаток. Эццелино ди Онара и Аццо, маркграф Эсте. смертельные враги, обвинявшие один другого перед Оттоном, были в это время главами двух партий, которые в течение двух веков раздирали страну. Рядом с ними появился гибеллин Саллингверра Феррарский, обладавший не меньшим властолюбием и храбростью.

От первого императора из дома Вельфов, проходившего по Ломбардии, все враги дома Гогенштауфенов могли ожидать выдающихся милостей. Однако они ошиблись, потому что друзья императорской власти не были уже врагами Оттона, который сам был императором. Аццо увидел, что его противники пользуй большим почетом в лагере Оттона; гвельфской Флоренции угрожал штраф в тысячу марок, а гибеллинская Пиза скоро была одарена льготными грамотами и могла заключить договор.

Иннокентий встретил Оттона в сентябре в Витербо. При этой первой встрече римский король должен был сказать сам себе, что если бы не случилось убийство, то этот же папа, несомненно, возложил бы римскую корону на его врага. Нельзя чувствовать расположения к человеку, благодеяния которого проистекают из эгоистического расчета и покупаются слишком дорогой ценой. Политика папы должна была возбудить в душе Оттона горькое мстительное чувство, и, может быть, его признаки выступали уже в Витербо из-под маски благодарного почтения, под которой король скрывал свой гнев. После тяжелых переговоров Иннокентий принужден был отказаться от требования, чтобы Оттон перед коронованием еще раз обязался присягой возвратить церкви все то, что было ранее 1197 г. предметом спора между ней и империей. Папа поспешил раньше его в Рим. Так как вооруженная толпа под начальством канцлера Конрада Шпейерского и имперского стольника Гунцелина занимала Леонину, то Оттон расположился лагерем 2 октября на Монте-Марио где как курии, так и римскому народу, согласно со старинным обычаем, была клятвенно обеспечена безопасность.

Коронование произошло 4 октября 1209 г. в храме Св. Петра, причем большая часть войска оставалась в палатках, а другая (миланцы) занимала мост на Тибре, чтобы не допустить нападения враждебных римлян, питатель этой истории, вероятно не удержится от иронической улыбки, заметив, как правильно неприязненное настроение римлян повторялось при императорских коронациях. Когда немцы приблизились к их городу, жители загородили его ворота; император и его свита только из Ватикана бросали любопытные взоры на великий Рим, чудо мира, который был для них закрыт. Замечателен тот факт, что лишь очень немногие императоры вступали в город; Оттон тоже не видал его. Римляне, провозгласившие его королем в 1201 г., и теперь охотно бы его признали, если бы он согласился заплатить за их голос. Когда восемнадцать лет тому назад Генрих VI прибыл в Рим для коронования, он должен был приобрести посредством договора избирательный голос города, в то время свободного и могущественного; но Оттон IV не счел этого нужным. Это ожесточило народ. Сенат и даже некоторые кардиналы высказались против коронования; граждане с оружием в руках заседали в Капитолии.

По совершении коронации процессия лишь с трудом прошла до моста Св. Ангела сквозь плотные ряды войск; здесь папа простился с императором и возвратился в Латеран. Он потребовал, чтобы Оттон на следующий день покинул пределы Рима, что было явным унижением для императорского величия. Ненависть римлян между тем разгорелась по поводу ничтожного столкновения. Обычный старинный коронационный бой произошел в Леонине, и после тяжелых потерь с обеих сторон Оттон расположил свой лагерь на Монте-Марио. Здесь, окопавшись, он оставался еще несколько дней, в течение которых требовал от папы и от римлян возмещения убытков или вознаграждения.

 

Разрыв Отгона IV с папой. — Разочарование Иннокентия III. — Полное превращение вельфского императора в гибеллина. — Вторжение Оттона в Апулию. — Папское проклятие. — Немцы призывают на трон Фридриха Сицилийского. — Оттон возвращается в Германию

 

Едва достигнув обладания императорской короной, Оттон IV очутился в резком противоречии с теми обязанностями относительно империи, которые он клятвенно обещался выполнять; и прежде всего серьезным предметом раздора между ним и церковью были владения Матильды. Он выступил из своего лагеря возле Рима в Изола Фарнезе и оттуда написал папе письмо, в котором просил о свидании хотя бы в Риме, куда он хотел прибыть даже с опасностью для жизни. Но предусмотрительный Иннокентий отклонил это предложение и желал вести сношения через посланцев. Он отправил к нему своего камерария Стефана. Тогда Оттон пошел дальше в Тосканскую область. Он шел через Лукку и Пизу во Флоренцию.

В своем лагере он был окружен жадными до ленов епископами и знатью вроде Салингверры, Аццо, Эццелина и тусцийского пфальцграфа Ильдебрандино; часто являлся туда и Диппольд из Ачерры. Надев императорскую корону, Оттон скоро превратился в гибеллина. Он возобновил деятельность своего предшественника, прекратившуюся вследствие его смерти. Он хотел снова передать империи все владения, которые Иннокентий присоединил к владениям церкви. Он возобновил привилегии Генриха, привлекал к себе его сторонников, раздавал на штауфенский манер итальянские земли и пытался снова восстановить уничтоженные папой немецкие ленные княжества. В 1210 г. он назначил Аццо д'Эсте в Марку Анкону со всеми правами, которыми обладал там Марквальд. В то же время он пожаловал Диппольду д’Ачерра герцогство Сполето, которым когда-то владел Конрад, и это тем более было поводом к неудовольствию папы, что Диппольд был решительным врагом молодого Фридриха Сицилийского. Салингверра Оттон дал из Матильдины владений Медичину и Аргелати; Лионарда де Трикарино он назначил графом Романьи. В апреле резиденцией его был Милан.

Для противодействия явным нападениям Оттона на Среднюю Италию Иннокентий снова искал защиты у тусцийских и умбрийских городов; Перуджия обещала 28 февраля 1210 г. защищать отчину св. Петра.

Папа постыдно и жестоко обманулся. Долгие старания его посадить на императорский престол Вельфа были осмеяны его же креатурой. Он жаловался, что ему наносит обиду тот человек, которого он возвысил против почти всеобщего желания, и что он терпит теперь нарекания от тех, кто находит, что он достоин своей участи, так как он ранил себя им же самим выкованным мечом. Нельзя отрицать, что отчаянное положение папы было заслуженным наказанием, так как в споре за империю он занял положение главы партии.

История Оттона IV доказывает неопровержимую истину, которая в то же время есть и самое блестящее оправдание Гогенштауфенов и всех тех императоров, которые с такой жгучей ненавистью были заклеймлены как враги церкви. Если первый и единственный император, которого папы могли возвести на трон из рода Вельфов, превратился мгновенно из их послушной креатуры во врага, то, конечно, такое превращение произошло в силу непреодолимых условий. Оттон IV, как впоследствии Фридрих II, вел борьбу указами и мечом с еретиками и никогда не вмешивался в догматическую область церкви; но как только он сделался императором так восстал против основателя нового церковного государства, папы, который требовал Италию для самого себя и прямо заявлял о своей верховной власти также и в Империи. Если бы защитникам папских притязаний удалось доказать, что император был обязан подчиниться папе, как Арагон и Англия, и признать, что римскому епископу подвластны все монархи и даже все земные творения, тогда они заставили бы умолкнуть всякое противоречие. Но всякий благоразумный судья скажет, что сообразные с разумом границы между церковью и империей было со времени Григория VII нарушены папством в силу его преувеличенного идеала и что постоянно возвращающаяся их распря была только необходимой борьбой за восстановление равновесия между двумя властями. Папы вначале стремились к господству над Европой из морального принципа; но так как мораль глубоко проникала во все практические общественные отношения, то гражданское право вообще оказалось в опасности быть поглощенным церковным правом, и священнический трибунал грозил сделаться и политическим судом. Императоры восставали против римской иерархии во имя независимости государства и его законов. Они постоянно все снова проникались идеей секуляризации церкви, так как этого, по-видимому, требовала прочность государства; и они постоянно продолжали нападать на верховенство церкви в наиболее уязвимом ее месте, в ее светском владычестве. Они были консерваторами, потому что боролись за сохранение государственной власти, и папы казались им новаторами и революционерами. Можно жалеть об их слепоте, что они не могли отказаться от Италии и от Папской области, но эта роковая ошибка вытекала из идеи империи, которая была настолько прочна, что она пережила самую империю и притом постоянно поддерживалась вмешательством папства в имперскую власть и в права короны.

Клятвопреступление Оттона IV должно быть осуждено со всякой точки зрения; но каждый судья объяснит его вину трагическим конфликтом, в котором он оказался вследствие священного обета, данного им империи, и его конкордата с церковью. «Я дал клятву, — говорил впоследствии этот несчастный государь, — охранять величие империи и возвратить ей все права, которые были ею утеряны; я не заслужил отлучения; я не касаюсь духовной власти, скорее я хочу ее защитить; но как император я желаю быть судьей во всех мирских делах в целой империи». Правда, что это говорил император, который не был уже ни Генрихом III, ни Барбароссой, ни Генрихом VI, но который признал папский третейский суд в вопросе об империи, чтобы приобрести голос Латерана, и документально уступил папе те права, которые последний противозаконно присвоил себе. В этом заключалась его слабость, его осуждение и причина его неминуемого падения. Иннокентий, который с римским искусством окружил вельфского императора сетью договоров, оказывается правым по крайней мере по отношению к Оттону IV Может быть, последний не прогрессировал бы так быстро на своем новом пути, если бы его не ослепили яркие выражения преданности ломбардских городов и не подстрекали крики знати. Во время междуцарствия князья и города захватили кто старинные имперские права, кто церковные имения, кто владения Матильды. Получилась безграничная путаница, разобраться в которой часто было совершенно невозможно. Гибеллины ободряли Оттона быть смелым: они желали раздробления нового церковного государства и уничтожения папского господства в Сицилии. Дипольд и Петро Челино увещевали вельфского императора восстановить там права империи и предлагали ему свое оружие против сына Генриха VI. Если Оттон хотел упрочить будущность собственного дома, то он должен был сделать безвредным законного наследника Штауфенского дома. Прежде всего он направился в августе в Тусцию и занял там все земли, принадлежавшие к Матильдиному наследству. Некоторые города, как Радикофани и Аквапенденте, а также Монте-Фиасконе были взяты приступом, область Витербо была разорена, равно как и области Перуджии и Орвието. Здесь принес ему присягу тот самый префект Вико, который сделался ленником папы. Наконец, Оттон решился вторгнуться в Апулию, королевство молодого Фридриха; он выступил в ноябре из Риети, прошел в Mapсийскую область через Сору, графство Рихарда и далее в Кампанью. В Капуе он остановился на зимние квартиры.

Так как Оттон, очевидно, смотрел на Сицилию, важнейший лен церкви, как на имперскую область и решил снова присоединить ее к империи, то папа отлучил его от церкви 18 ноября 1210 г., всего через год после его коронования. Пылая гневом, он разбил свое собственное творение, как неудачно изваянного идола. Корону, одетую им на Вельфа, он хотел во что бы то ни стало снова сорвать с его головы. Эти события были так богаты политическими и личными противоречиями, хитросплетениями и уловками, что они вообще принадлежат к самым замечательным в истории.

Ни сомнения, ни продолжавшиеся переговоры с папой не могли удержать Оттона от завоевания Италии. В следующем году ему сдались почти все города, даже Неаполь. Он дошел до Тарента. Сарацины в Сицилии ожидали его и пизанские корабли стояли наготове, чтобы перевозить его войска на остров. Оттон поддерживал сношения с Римом, который он так тесно окружил, что туда не могли попасть ни послы, ни богомольцы. Городской префект Петрус передался ему; недовольная партия скова охотно примкнула к императору. Иннокентия обвиняли в том, что он был зачинщиком всего раскола в Империи; его называли вероломным и упрекали в противоречии, так как он сначала был на стороне Оттона, а теперь его преследовал.

Когда однажды он обратился к римлянам с назидательном проповедью, то старый народный вождь Иоанн Капоччи встал и воскликнул: «Уста твои, как уста Божьи, но дела твои, как дела дьявола».

Между тем по ту сторону Альп владычество Оттона уже колебалось. Фанатические монахи ходили по Германии, как эмиссары панской мести, а легаты папы подкапывали императорский трон. Как только отлучение его стало там известно, так против императора составилась сильная партия. Тем же немецким князьям перед которыми Иннокентии так настоятельно действовал в пользу возведения на трон Оттона, а так же злорадствовавшему французскому королю он писал жалобные письма, в которых признавал свою ошибку и отрекался от своего творения. Это было тяжким и заслуженным унижением для властолюбивого священника. Теперь он сам призвал на трон молодого Фридриха, которого до той поры он с такой холодно рассчитанной политикой совершенно устранял. Удовлетворением его мщения могло служить но крайней мере то, что у него был готовый претендент для свержения Оттона. В Нюренберге часть немецких князей объявила императора низложенным и признала на престол Фридриха сицилийского. Это заставило Оттона в ноябре 1211 г. покинуть Апулию и направиться в Северную Италию, где уже многие города более не признавали его, и маркграф д'Эстэ стал во главе направленной против него лиги. Весной 1212 г. он возвратился в Германию.

 

 

Глава III

 

Фридрих решается отправиться в Германию. — Приезд его в Рим. — Он коронуется в Аахене в 1115 г. — Он дает обет идти в крестовый поход. — Латеранский собор. — Смерть Иннокентия III. Его характер. — Миродержавное величие папства

 

Молодой наследственный враг дома Оттона, которого он считал уже уничтоженным, вдруг восстал против него, вызнанный папой, как Давид против Саула. Странная судьба заставила Фридриха, первого и имевшего наиболее прав из всех трех избранником, выступить последним в великой борьбе за имперскую корону, восстановить Штауфеновский дом и дать ему новое величие. В руках Иннокентия III все эти избранники были как бы фигурами шахматной игры, которые он двигал одну против другой и одну после другой. Все они чувствовали унижение быть слугами чужой воли. Сын Генриха VI питал глубокую ненависть к эгоистической политике священников, и она свила господствующим мотивом его жизни. Он не забыл ни того, что он должен был купить защиту церкви, став к ней в ленные отношения с потерей драгоценных прав короны, ни того, что он был устранен от имперского трона, когда папа призвал на него Оттона IV.

Фридрих вырос в среде придворных интриг, подобно Генриху IV, и, подобно последнему, он в совершенстве приобрел искусство побеждать людей хитростью. Лукавству, с которым он впоследствии действовал против церкви, он научился, находясь в трудных обстоятельствах, в которые он был поставлен в детстве своими отношениями к римской курии и ее предприятиям в империи и в Сицилии. Ее политическое искусство было для него настоящей школой.

Противники Оттона вызвали Фридриха в Германию. Один из этих послов, Ансельм фон Юстинген, прибыл в Рим, где он нашел, что папа и римляне готовы признать притязания Фридриха на римскую корону, ибо Иннокентий тоже вдруг открыл, что он вообще имеет на нее права. Политика, враждебная всякому идеальному величию так же, как и религиозной и философской добродетели, заставила даже такого человека, как Иннокентий, снизойти до обыденных непрямых способов действия и отрицать свои собственные воззрения, потому что согласно с ними последний Гогенштауфен должен был навсегда быть удален в Сицилию в качестве вассала церкви и оставаться вдали от дел империи. Считал ли папа возможным предотвратить пугавшее его соединение Сицилии с Германией? Кажется, он предавался этой иллюзии. Тот момент, когда он предложил сицилийскому королю захватить римскую корону, был одним из самых роковых в истории папства. Следствием его была борьба, разрушительная и для церкви, и для империи, затем господство Анжуйского дома, Сицилийская вечерня и Авиньонский плен. Иннокентий выковал второй, более острый меч, который должен был поранить церковь.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!