Железный закон либерализма и эра тотальной бюрократизации

1. Jacques Elliot. A General Theory of Bureaucracy. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1976.

2. Tullock Gordon. The Politics of Bureaucracy. Washington, D. C.: Public Affairs Press, 1965.

3. Jacoby Henry. The Bureaucratization of the World. Berkeley: University of California Press, 1973.

4. Паркинсон Сирил Норткот. Закон Паркинсона: новейшая версия. Минск: Попурри, 2014. «Работа заполняет время, отпущенное на нее».

5. Питер Лоуренс Джонстон. Принцип Питера, или Почему дела идут вкривь и вкось. М.: Астрель, 2012. На основе этой знаменитой книги, рассказывающей о том, как сотрудники организации «повышают степень своей некомпетентности», было также создано популярное британское телешоу.

6. Fishall R. T. Bureaucrats: How to Annoy Them. London: Arrow Books, 1982. Ныне классический текст о том, как сбивать с толку и приводить в замешательство бюрократов. Авторство произведения приписывали английскому астроному и ведущему ВВС сэру Патрику Муру.

7. Можно пойти и дальше. «Приемлемые» левые, как я сказал, приняли одновременно и бюрократию, и рынок. У правых с либертарианским уклоном хотя бы присутствует критика бюрократии. Правые фашистского толка критикуют рынок – как правило, они поддерживают социальные программы, но хотят, чтобы их участниками были исключительно представители их собственной этнической группы.

8. В силу специфического стечения исторических обстоятельств в Соединенных Штатах слово «либерал» уже не обладает тем же значением, что в остальном мире. Изначально этот термин имел отношение к приверженцам свободного рынка, и в большинстве стран мира он сохранил этот смысл. В США его переняли социал‑демократы, в результате чего его предали анафеме правые, а приверженцы свободного рынка были вынуждены использовать термин «либертарианец», который изначально являлся синонимом слова «анархист» и применялся в таких фразах, как «либертарные социалисты» или «либертарные коммунисты», означавших одно и то же.

9. Действительно, точка зрения Людвига фон Мизеса по сути своей антидемократична, по крайней мере в том, что он отвергает любые решения, которые может предложить государство, но вместе с тем выступает против левых антигосударственных предложений о создании демократических форм самоорганизации за рамками государства.

10. В дюркгеймовской традиции ее обозначили как «внедоговорный элемент в договоре», что стало одним из наименее привлекательных социологических определений всех времен. Дискуссия берет начало от работы Дюркгейма «О разделении общественного труда» (М.: Канон, 1996).

11. В своей работе о неолиберализме Мишель Фуко утверждает, что в этом и заключается разница между его старой и новой разновидностями: те, кто выступает за рынок, теперь понимают, что рынки не образуются сами по себе, что их нужно пестовать и поддерживать путем вмешательства правительства. (Фуко Мишель. Рождение биополитики. М.: Наука, 2010.)

12. «Не знаю, сколько раз я использовал термин «правительственный бюрократ». И вы никогда не встретите политика, который применяет это словосочетание, не вкладывая в него хоть немного отрицательного смысла. То есть мы знаем, что налогоплательщиков заботит вопрос о том, куда идут деньги, которые они платят правительству, и мы пытаемся заслужить их доверие, убеждая их, что мы строго спрашиваем с бюрократов или сокращаем их число… Но помните, что большинство из них – такие же люди, как вы: они любят своих детей. Каждый день они встают и идут на работу. Они делают все, что в их силах… После того что нам пришлось пережить в этом месяце, после того как я смотрел в глаза детей тех самых правительственных бюрократов, что служили нам в тот роковой день в Оклахома‑Сити, или в глаза тех родителей, что служили нам, пока их дети были в этом детском саду, я никогда больше не буду повторять эти слова». (www.presidency.ucsb.edu/ws/?pid=51382)

13. Из «Бюрократии» Макса Вебера (From Weber Max: Essays in Sociology / H. H. Gerth, C. Wright Mills (eds.). New York: Oxford University Press, 1946, pp. 197–98).

14. Во многом Соединенные Штаты – это немецкая страна, которая отказывается признавать себя таковой вследствие того самого соперничества в начале XX века. Несмотря на использование английского языка, американцев немецкого происхождения намного больше, чем выходцев из Англии (взять хотя бы два ключевых американских блюда: гамбургер и сосиски). Германия же, напротив, гордится своей эффективностью в бюрократических делах. Для полноты картины можно также привести в пример Россию, жители которой полагают, что они должны быть компетентнее в области бюрократии и, в определенном смысле, стыдятся того, что у них это не получается.

15. Недавно служащий одного английского банка объяснял мне, что обычно даже банковские работники проявляют нечто вроде осознанного двоемыслия в этих вопросах. Во внутренней переписке они всегда говорят, что правила им навязали: «Глава казначейства решил увеличить комиссию за трансграничные платежные операции», «Глава казначейства установил более либеральный пенсионный режим» и так далее. Но на самом деле все знают, что банковские управленцы просто повторяют то, о чем говорилось на ужинах и встречах с главой казначейства, устроенных с целью продавливания этих законов и норм. Это такая игра, в которой высшие руководители банков притворно изображают удивление или даже смятение, когда их предложения воплощаются в жизнь.

16. Термином «дерегулирование» нельзя обозначить только те меры, которые призваны упразднить какие‑то другие меры, которые уже назвали «дерегулированием», то есть, играя в эту игру, важно успеть первым назвать свою политику «дерегулированием».

17. Феномен, который я описываю, носит планетарный характер, но развился он в США, и именно американская элита предприняла самые агрессивные усилия для его экспорта, так что наиболее целесообразно начать с того, что произошло в Америке.

18. Своего рода квинтэссенцией корпоративной эпохи является Арчи Банкер – знаменитый телеперсонаж: этот необразованный, ограниченный портовой грузчик может себе позволить домик в пригороде и неработающую жену, он презирает женщин и всецело поддерживает статус‑кво, который обеспечивает ему такое благосостояние.

19. Хотя примечательно, что сегодняшние правые американские популисты переняли именно это уравнивание коммунизма, фашизма и бюрократического государства всеобщего благоденствия, характерное для радикалов 1960‑х. Интернет изобилует подобными рассуждениями. Достаточно посмотреть лишь, как «обамакер» постоянно приравнивают к социализму и к нацизму, часто одновременно.

20. Уильям Лазоник, выполнивший большую работу по изучению этого сдвига, отмечал, что он произошел в моделях ведения бизнеса – последствия глобализации и перенесения производств за рубеж на самом деле стали проявляться позже, в конце 1990‑х – начале 2000‑х (см., например, его работы “Financial Commitment and Economic Performance: Ownership and Control in the American Industrial Corporation” // Business and Economic History, 2nd series, 17 [1988]: 115–28; “The New Economy Business Model and the Crisis of U.S. Capitalism” // Capitalism and Society [2009], 4, 2, article 4; или “The Financialization of the U.S. Corporation: What Has Been Lost, and How It Can Be Regained” // INET Research Notes , 2012). С марксистским подходом к этой классовой перестройке можно ознакомиться в книгах Жерара Дюмениля и Доминика Леви (Duménil Gérard. Capital Resurgent: The Roots of the Neoliberal Revolution / Gérard Duménil, Dominique Lévy. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2004; а также Duménil Gérard. The Crisis of Neoliberalism / Gérard Duménil, Dominique Lévy. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2013). Действительно, классы инвесторов и управленцев превратились в единое целое – они породнились, – а карьеры, которые делаются одновременно и в мире финансового, и в мире корпоративного менеджмента, стали обычным явлением. По Лазонику, самым пагубным экономическим следствием является практика обратной покупки акций. В 1950–1960‑е годы корпорацию, тратившую миллионы долларов на выкуп собственных акций для того, чтобы поднять их рыночную стоимость, вполне вероятно обвинили бы в незаконных манипуляциях рынком. Начиная с 1980‑х годов управленцам все чаще платили акциями, это стало обычной практикой, и триллионы долларов корпоративных доходов, которые в прежние времена были бы пущены на расширение масштабов деятельности, наем новых рабочих или исследования, вместо этого стали отправляться на Уолл‑стрит.

21. В 1980‑е годы стала популярной кодовая фраза «либерал по образу жизни, консерватор по отношению к налогам». Так обозначали тех, кто воспринял социальные ценности контркультуры 1960‑х, но стал смотреть на экономику глазами инвесторов.

22. Для ясности отмечу, что это ни в коей мере не имеет отношения к крупнейшим журналистским коллективам таких газет, как The New York Times, The Washington Post, или журналам вроде The New Yorker, The Atlantic или Harper’s. Вполне возможно, что в таких учреждениях к диплому журналиста относятся отрицательно. Так что речь идет о менее крупных печатных СМИ. Но все же общая тенденция заключается в том, что влияние дипломов растет во всех областях.

23. http://www.aljazeera.com/indepth/opinion/2014/05/college‑promise‑economy‑does‑no‑201451411124734124.html Приведенный текст взят из: Saving Higher Education in the Age of Money. Charlottesville: University of Virginia Press, 2005, p. 85. Далее автор пишет: «Почему американцы считают, что это хорошее или, по крайней мере, необходимое требование? Потому что они так думают. Мы покинули сферу разума и вступили в мир веры и массового конформизма».

24. Это, разумеется, мой личный опыт. Будучи одним из немногих выходцев из рабочего класса на моем курсе, я со смятением наблюдал за тем, как профессора сначала объясняли мне, что считают меня лучшим студентом в моей группе, а то и на всей кафедре, а затем заламывали руки и твердили, что ничего нельзя сделать, пока я перебивался на минимальное пособие, а то и вовсе жил без всякой поддержки в течение многих лет и трудился на нескольких работах, в то время как студенты, чьи родители были докторами, юристами и профессорами, казалось автоматически получали все гранты, дотации и стипендии.

25. У правительства нельзя получить прямой заем на повышение квалификации, поэтому заемщики вынуждены брать кредиты с более высокой процентной ставкой у частных организаций.

26. Один мой друг привел мне пример магистерской степени по библиотечному делу, которая теперь требуется во всех государственных библиотеках, хотя годичный курс обучения, как правило, не дает никакой информации, которую нельзя было бы получить за неделю или две стажировки на рабочем месте. Главным результатом является то, что в течение одного или двух десятилетий своей карьеры новоиспеченный библиотекарь выделяет 20–30 % своего дохода на выплату кредитов – в случае моего друга это тысяча долларов в месяц, половина из которых уходит университету (основное тело долга), а вторая половина – кредитору (проценты).

27. Эту логику соучастия можно применить к самым разным организациям. Главный редактор одного из ведущих левых журналов Америки – миллиардер, которая фактически купила себе должность. Главный критерий продвижения в организации – это, разумеется, готовность притворяться, будто своей работой она обязана не деньгам, а чему‑то еще.

28. Я описал то, что произошло, в очерке под названием «Шок победы». Разумеется, планетарная бюрократия сохранилась, но мерам вроде навязываемых МВФ структурных реформ пришел конец, а отказ Аргентины в 2002 году выплачивать долги под сильным давлением социальных движений запустил череду событий, которые покончили с долговым кризисом третьего мира.

29. Лига Наций и ООН вплоть до 1970‑х годов, были по сути своей, совещательными органами.

30. Например, отмена хлебных законов, которая упразднила протекционистские пошлины в Англии и ознаменовала начало либеральной эпохи, была проведена консервативным премьер‑министром сэром Робертом Пилем, больше известным как создатель первой британской полиции.

31. Несколько лет назад мне об этом напомнил не кто иной, как Джулиан Ассанж, когда группа активистов движения «Захвати Уолл‑стрит» появилась в его телешоу «Мир завтрашнего дня». Зная, что многие из нас были анархистами, он задал провокационный, по его мнению, вопрос: предположим, у вас есть лагерь и какие‑то люди всю ночь напролет безостановочно играют на барабанах, не давая никому спать, – какие будут ваши предложения? Подразумевалось, что в подобных условиях полиция или что‑то вроде нее – некая безличная власть, готовая угрожать применением насилия, – просто необходимы. Он имел в виду реальный случай – в парке Зуккотти как раз были такие надоедливые барабанщики. Но участники движения, которым их музыка не нравилась, просто договорились с ними, что те могут шуметь только в определенные часы. Никаких угроз не понадобилось. Это служит наглядным примером того, что раньше у подавляющего большинства людей, оказавшихся в такой ситуации, просто не было возможности привлечь силу вроде полиции. И тем не менее они находили выход. Бесполезно искать месопотамские, китайские и древние перуанские рассказы о городских жителях, которых выводили из себя бурные вечеринки соседей.

32. Вероятно, рыночные отношения, которые действуют иначе, возможны. Хотя на протяжении большей части истории безличные рынки создавались государствами в основном для поддержки военных операций, бывали и периоды, когда государства и рынки расходились. Многие идеи Адама Смита и других сторонников рынка эпохи Просвещения заимствованы как раз из такого времени – из средневекового исламского мира, где суды шариата обеспечивали исполнение торговых договоров без прямого правительственного вмешательства, а лишь за счет репутации (а значит, и кредитоспособности) купцов. Любой подобный рынок будет во многих аспектах действовать совсем иначе, чем те рынки, к которым мы привыкли: например, рыночная деятельность рассматривалась как сотрудничество, а не как конкуренция (см.: Гребер Дэвид. Долг: первые 5000 лет истории / Пер. А. Дунаева. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016). Христианство придерживалось совсем иной традиции, в которой торговля всегда была больше связана с войной, а чистое конкурентное поведение, особенно в отсутствие предшествующих социальных связей, настоятельно требует наличия силы вроде полиции для того, чтобы заставить людей соблюдать правила.

33. Возможно, в последние годы ситуация начала постепенно улучшаться. Но сам я неоднократно сталкивался с тем, что, когда я представлял свою работу, в которой утверждалось, что определенная форма социального контроля возможна благодаря государственной монополии на насилие, кто‑нибудь немедленно бросался доказывать, что я исхожу из положений Фуко, Грамши или Альтюссера и что такой анализ безнадежно устарел либо потому, что «дисциплинарные системы» больше так не работают, либо потому, что теперь мы осознали, что они никогда и не работали.

34. The Collected Works of Abraham Lincoln , vol. 5. / Roy P. Basler (ed.). New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, p. 52. Антрополог Димитра Дукас предлагает хороший исторический обзор того, как эта трансформация произошла в небольшом городке штата Нью‑Йорк: Doukas Dimitra. Worked Over: The Corporate Sabotage of an American Community . Ithaca, NY: Cornell University Press, 2003. О продолжающемся конфликте между двумя точками зрения в среде современных американских трудящихся см. также: Durrenberger E. Paul, Doukas Dimitra. “Gospel of Wealth, Gospel of Work: Counter‑hegemony in the U.S. Working Class” // American Anthropologist , Vol. 110, Issue 2 (2008), pp. 214–25.

35. Было бы интересно сравнить эту кампанию со столь же хорошо финансируемыми усилиями по распространению идеологии свободного рынка в 1960–1970‑е годы, которые начались с создания мозговых трестов наподобие Американского института предпринимательства. Эти усилия, предпринимавшиеся более узким классом капиталистов, начали оказывать существенное влияние на общественное мнение намного позже, хотя в конечном итоге оказались даже более успешными.

36. Даже советская бюрократия сочетала прославление труда с долгосрочным обязательством создания потребительской утопии. Стоит отметить, что когда в 1980‑е годы администрация Рейгана отказалась применять законы против монополий она изменила критерии одобрения слияний – от того, ограничивает ли то или иное слияние торговлю, к тому, «приносит ли оно пользу потребителю». В результате в большинстве отраслей американской экономики, от сельского хозяйства до книготорговли, господствуют несколько гигантских бюрократических монополий или олигополий.

37. В античном мире или в средневековом христианстве рациональность вряд ли могла восприниматься как инструмент, потому что она была в буквальном смысле гласом Божьим. Подробнее я рассмотрю эти вопросы в третьем очерке.

38. Общее количество государственных служащих в России в 1992 году: 1 миллион. Общее число государственных служащих в 2004 году: 1,26 миллиона. Это тем более примечательно, потому что большая часть этого периода была отмечена экономическим коллапсом, а значит деятельности, которой требовалось управлять, было намного меньше.

39. Эта логика аналогична марксистскому понятию фетишизма, согласно которым человеческие творения обретают жизнь и начинают контролировать своих создателей, а не наоборот. Возможно, лучше считать это разновидностью того же феномена.

Глава 1

Мертвые зоны воображения

Очерк о структурной глупости

40. Эта тактика настолько распространена, что, на мой взгляд, у нее должно быть свое имя. Я предлагаю назвать это стратегией «Еще одно ваше слово – и эта детка получит по шее!» Если вы жалуетесь на бюрократическую проблему, имейте в виду, что единственным результатом будет то, что у какого‑нибудь мелкого служащего возникнут неприятности вне зависимости от того, принимал ли он какое‑либо участие в создании этой проблемы. В такой ситуации жалобщик почти сразу перестает качать права, если только он не необычайно мстителен и жесток. В данном случае кто‑то забыл сообщить мне важную информацию, но по отношению ко мне применили тот же прием, когда я стал жаловаться на проблему, явно возникшую вследствие ошибки самого менеджера, которому я жаловался.

41. Например: «Мы надеемся, что каждый будет упорно трудиться ради общего блага, не стремясь получить вознаграждение! А если вы не способны жить по таким стандартам, то вы – контрреволюционный буржуазный индивидуалист и паразит, которого мы отправим в ГУЛАГ».

42. Хотя антропологические исследования о бюрократии (классическим трудом здесь является книга Херцфельда: Herzfeld Michael. The Social Production of Indifference: Exploring the Symbolic Roots of Western Bureaucracy. New York: Berg, 1992) и существуют, они почти никогда не характеризуют подобные установления как глупые или идиотские. Если и возникает подход «бюрократия как идиотизм», то он, как правило, приписывается одному из информаторов, которого рисуют наивным представителем народа, чье существование должны объяснять антропологи. «Почему жители греческих деревень или мозамбикские лавочники, – спрашивают они, – сочиняют так много анекдотов о местных чиновниках, в которых последние предстают бестолковыми идиотами?» Единственный ответ, который никогда не берется в расчет, состоит в том, что деревенские жители и лавочники просто описывают реальность.

Мне кажется, здесь я должен быть осторожным. Я не говорю, что антропологи и представители других общественных наук пребывают в неведении относительно того, что погружение в бюрократические кодексы и нормы действительно заставляет людей совершать такие поступки, которые в любом другом контексте выглядели бы идиотскими. Об этом знают все на основании собственного опыта. И тем не менее в рамках культурного анализа очевидные истины не представляют интереса. В лучшем случае можно встретить фразу, начинающуюся с «Да, но…» – подразумевается, что это «но» предваряет нечто действительно важное.

43. В определенной степени это открыто противоречит тому мировоззрению, которое институты постоянно пытаются привить: недавно мне нужно было заполнить онлайн‑отчет «О распределении времени» для моего университета. Там было около тридцати административных граф, но не было графы «Написание книг».

44. «Никогда» – это, безусловно, преувеличение. Есть некоторые исключения. Их совсем немного. Самое заметное такое исключение в антропологии – блестящая работа Мэрилин Стратерн (Strathern Marilyn. Audit Cultures: Anthropological Studies in Accountability, Ethics and the Academy. London, Routledge, 2000).

45. Toward a General Theory of Action / Talcott Parsons, Edward A. Shils (eds.). Cambridge: Harvard University Press, 1951.

46. Ross Eric. “Cold Warriors Without Weapons” // Identities 1998 vol. 4 (3–4): 475–506. Просто чтобы дать представление об этих связях, скажу, что в Гарварде Гирц был студентом Клайда Клакхона, который не только был «важным координатором фондов, предназначенных для исследований, интересовавших ЦРУ», но и внес свой вклад в написание раздела по антропологии в знаменитом веберианском манифесте социальных наук «К общей теории действия», составленном Парсонсом и Шилзом (1951). Клакхон связал Гирца с Центром международных исследований при Массачусетском технологическом институте, которым тогда руководил бывший директор экономических исследований ЦРУ, уговоривший его, в свою очередь, заниматься развитием в Индонезии.

47. Здесь интересно отметить, что до 1968 года сам Фуко во Франции был сравнительно малоизвестной фигурой, архиструктуралистом, который провел долгие годы в ссылке в Норвегии, Польше и Тунисе. После восстания его вызвали из Туниса и предложили самую престижную должность, которая есть в Париже – место профессора в Коллеж де Франс.

48. В антропологии см., например: Scheper‑Hughes Nancy. Death Without Weeping: The Violence of Everyday Life in Brazil . Berkeley: University of California Press, 1992; Nordstrom Carolyn, Martin Joann. The Paths to Domination, Resistance and Terror. Berkeley: University of California Press, 1992.

49. Сам термин восходит к дебатам, протекавшим в рамках исследований мира в 1960‑е годы; он был предложен Йоханном Гальтунгом (“Violence, Peace, and Peace Research” // Journal of Peace Research 1969 vol. 6:167–91; Peace: Research, Education, Action, Essays in Peace Research . Copenhagen: Christian Ejlers, Vol. 1, 1982; Lawler Peter. A Question of Values: Johann Galtung’s Peace Research. Boulder, CO, Lynne Rienner, 1995) в качестве ответа на обвинения в том, что определять «мир» как простое отсутствие действий физического насилия означает недооценивать преобладание намного более коварных структур эксплуатации человека. Гальтунг полагал, что термин «эксплуатация» слишком тесно ассоциировался с марксизмом, и в качестве альтернативы предложил «структурное насилие»: любое институциональное установление, которое уже самим своим функционированием регулярно причиняет физический или психологический ущерб определенной части населения или ограничивает свободу. Таким образом, структурное насилие можно отличать как от «личного насилия» (совершаемого опознаваемым субъектом), так и от «культурного насилия» (тех представлений и допущений о мире, которые оправдывают причинение ущерба). В основном именно так этот термин использовался и в антропологической литературе (например: Bourgois Philippe. “The Power of Violence in War and Peace: Post – Cold War Lessons from El Salvador” // Ethnography 2001 vol. 2 [1]: 5–34; Farmer Paul. “An Anthropology of Structural Violence” // Current Anthropology 2004 vol. 45 [3]: 305–25; Pathologies of Power: Health, Human Rights and the New War on the Poor. Berkeley: University of California Press, 2005; Gupta Akhil. Red Tape: Bureaucracy, Structural Violence and Poverty in India. Durham, NC: Duke University Press, 2012).

50. В современном мире это, разумеется, не имеет смысла. Допустим, если есть некоторые пространства, из которых женщины исключены вследствие страха физического или сексуального нападения, то нельзя проводить различия между этим страхом и предположениями о причинах, подталкивающих мужчин совершать подобные нападения или побуждающих полицию внушать жертве мысль, что она, мол, «сама напросилась», или складывающимся у большинства женщин ощущением, что в таких местах женщины и правда не должны появляться. Эти факторы нельзя отличить и от «экономических» последствий для женщин, которые в результате не могут устроиться на определенные виды работы. Все это составляет единую структуру насилия.

Как отмечает Катя Конфортини (Confortini Catia. “Galtung, Violence, and Gender: The Case for a Peace Studies/Feminism Alliance” // Peace and Change 2006 vol. 31 [3]: 333–67), главная проблема в подходе Йоханна Гальтунга заключается в том, что он считает «структуры» абстрактными, ни с чем не связанными объектами, тогда как то, о чем мы говорим здесь, представляет собой материальные процессы, в которых насилие и угроза его применения играют ключевую, определяющую роль. Действительно, можно сказать, что вследствие самой этой тенденции к абстракции каждый вовлеченный в процесс может считать, что насилие, на котором зиждется система, не несет ответственности за ее насильственные последствия.

51. Это правда, что рабству часто придают форму нравственных отношений (хозяин по‑отечески заботится о духовном благополучии рабов – что‑то в этом роде), но, как отмечали многие, в подобный обман на самом деле не верят ни хозяева, ни рабы; способность заставить рабов подыгрывать такой явно фальшивой идеологии сама является средством установления чисто произвольной власти хозяина.

52. Breckenridge Keith. “Power Without Knowledge: Three Colonial isms in South Africa”. – Режим доступа: www.history.und.ac.za/Sempapers/Breckenridge2003.pdf.

53. Breckenridge Keith. “Verwoerd’s Bureau of Proof: Total Information in the Making of Apartheid” // History Workshop Journal 1985, vol. 59:84.

54. Mathews Andrew. “Power/Knowledge, Power/Ignorance: Forest Fires and the State in Mexico ” // Human Ecology 2005, vol. 33 (6): 795–820; Instituting Nature: Authority, Expertise and Power in Mexican Forests, 1926–2011. Cambridge: MIT Press, 2011.

55. Apter David. The Politics of Modernization. Chicago: University of Chicago Press, 1965; Choice and the Politics of Allocation: A Developmental Theory. New Haven: Yale University Press, 1971.

56. «Насильственные действия не меньше чем другие виды поведенческого выражения пропитаны культурным смыслом и представляют собой индивидуальные действия в рамках исторически сложившихся моделей поведения. Таким образом, индивидуальные действия, опирающиеся на сохранившиеся до наших дней культурные формы, символы и образцы, могут считаться «поэтическими» относительно находящегося под ними субстрата, управляемого правилами, и относительно того, как этот субстрат задействуется, при помощи каких новых смыслов и форм культурного выражения он проявляется» (Whitehead Neil. “On the Poetics of Violence” / James Currey (ed.) // Violence . Santa Fe, NM: SAR Press, 2004, pp. 9–10).

57. Мы обычно считаем, что в криминальных делах приставить кому‑нибудь к голове пистолет и потребовать деньги – это насильственное преступление, хотя непосредственного физического контакта не происходит. Тем не менее авторы большинства либеральных определений насилия стараются не характеризовать угрозы причинения физического вреда как формы насилия, поскольку это ведет к разрушительным последствиям. В результате либералы, как правило, определяют насилие как действия, направленные на причинение вреда без предварительного согласия, а консерваторы – как действия, направленные на причинение вреда без предварительного согласия и не получившие одобрения со стороны законных властей – что, разумеется, исключает вероятность того, что любое государство, которое они одобряют, может быть вовлечено в «насилие» (см.: Coady C. A. J. “The Idea of Violence” // Journal of Applied Philosophy 1986 vol. 3 [1]: 3–19; а также мою книгу: Graeber David. Direct Action: An Ethnography. Oakland: AK Press, 2009, pp. 448–49).

58. Надеюсь, здесь я не должен подчеркивать, что патриархальные установления такого рода являются очевидными примерами структурного насилия, а их нормы подкрепляются угрозой причинения физического вреда самыми разными способами, как утонченными, так и не очень.

59. Написав этот абзац, я тщетно пытался найти эссе, в котором я впервые прочитал об этих экспериментах (сначала я наткнулся на него примерно в 1990 году, в журнальной статье о фильме «Тутси», которую я прочитал в американском консульстве в Антананариву, когда проводил там полевые исследования). Когда я рассказываю эту историю, мне часто говорят, что настоящая причина, по которой юноши отказываются представлять себя девушками, заключается в банальной гомофобии, и это, конечно, до определенной степени правда. Но тогда нужно задаться вопросом, почему гомофобия настолько сильна и почему она выражается именно в такой форме? В конце концов, для многих девушек подросткового возраста тоже характерна гомофобия, но их это не останавливает, когда у них появляется возможность поставить себя на место юношей.

60. Bell Hooks. “Representations of Whiteness” // Black Looks: Race and Representation. Boston: South End Press, 1992, pp. 165–78.

61. Главные работы по теории местоположенности, написанные Патрицией Хилл Коллинс, Донной Хэрэуэй, Сандрой Хардинг, Нэнси Хартсок и другими, были опубликованы в сборнике, вышедшем под редакцией Хардинг (The Feminist Standpoint Theory Reader: Intellectual and Political Controversies. London: Routledge, 2004). Я могу добавить, что история самого этого очерка представляет собой характерный пример гендерного забвения, которое я описываю. Когда я впервые обнаружил эту проблему, я и понятия не имел об этой литературе, хотя она опосредованно повлияла на мои доводы – лишь благодаря одной моей подруге‑феминистке я узнал, откуда берут начало многие из данных идей.

62. Bittner Egon. Aspects of Police Work. Boston: Northeastern University Press, 1970; также: “The capacity to use force as the core of the police role” / Elliston and Feldberg (eds.) // Moral Issues in Police Work. Savage, MD: Rowman and Littlefield, 1985, pp. 15–26; Waddington P. A. Policing Citizens: Authority and Rights. London: University College London Press, 1999; Neocleous Mark. The Fabrication of Social Order: A Critical Theory of Police Power. London: Pluto Press, 2000.

63. Этот абзац, разумеется, адресован обладателям определенного классового статуса: я часто отмечал, что принадлежность к среднему классу определяется тем, чувствует ли человек себя в большей безопасности, когда видит полицейского на улице. Вот почему лишь очень небольшая доля населения, скажем, Нигерии, Индии или Бразилии считает себя средним классом, тогда как в Дании или среди белых австралийцев таких людей множество. В подавляющем числе крупных городов Европы или Северной Америки расовая принадлежность – тоже весомый фактор, хотя часто те, кто сталкивается с прямым и постоянным расистским насилием со стороны полиции, тем не менее утверждают, что полиция занимается прежде всего борьбой с преступностью.

64. Я понимаю, что это не совсем то, что говорил Вебер. Даже словосочетание «железная клетка» представляет собой неточный перевод фразы, означающей что‑то вроде «блестящая металлическая капсула» – не унылая тюрьма, а высокотехнологическая обертка, которая привлекает сама по себе. Тем не менее в XX веке Вебера понимали именно так и именно такое массовое восприятие было по‑своему важнее и имело больше влияния, чем тот смысл, который вкладывал в эти слова их автор.

65. В Древнем Египте, напротив, были созданы целые литературные жанры, предостерегающие молодых людей от безрассудных занятий. Как правило, они начинались с вопроса, мечтал ли читатель когда‑нибудь стать капитаном корабля или возничим царской колесницы, а затем переходили к описанию того, каким в действительности жалким было занятие, казавшееся таким блестящим на первый взгляд. Вывод всегда был одинаковым: не делайте этого! Становитесь бюрократами. Вам достанется доходная работа, и вы сможете командовать солдатами и матросами, которые будут смотреть на вас, как на Бога.

66. Мне кажется, самое смешное в фильмах о Бонде, что он – отвратительный шпион. Шпионы должны быть осторожными и незаметными. Джеймс Бонд под это описание никак не подходит. Но, хотя он и ужасный шпион, он добивается успеха потому, что он безупречно и безо всяких усилий справляется с любым заданием, не связанным с разведкой. Что касается его инверсии с Холмсом, ее можно развивать до бесконечности: у Холмса есть семейная история, а Бонд то ли сирота, то ли не имеет семейных связей, и, кроме того, он постоянно занимается сексом, но детей у него нет. Холмс работает вместе с напарником, который удачно ему ассистирует; Бонд – с несколькими напарницами, которые обычно умирают.

67. Полное изложение этого аргумента потребовало бы гораздо большего количества времени, и здесь для него нет места, но обратите внимание, что типаж «копа‑беспредельщика‑нарушителя‑всех‑правил», который сегодня появляется в голливудских боевиках по умолчанию, не существовал вплоть до 1970‑х годов. На самом деле в американском кино первой половины XX века трудно найти фильмы, в которых повествование велось бы с точки зрения полицейского. Кино о копах‑беспредельщиках зародилось тогда, когда исчезли вестерны, и представляет собой перенесение сюжетов вестернов в городские бюрократические декорации. Этот переход обозначил Клинт Иствуд – от «Долларовой трилогии» Серджио Леоне (1964, 1965, 1966) до «Грязного Гарри» (1971). Как отмечали другие авторы, сюжет вестернов представляет собой попытку придумать такую ситуацию, в которой приличный человек может оправданно делать вещи, которым в любых других обстоятельствах не было бы никакого оправдания. Перенесение этого в городскую бюрократическую среду приводит к неприятным последствиям – действительно, образ Джека Бауэра (из телесериала «24 часа») можно назвать логической кульминацией этого жанра.

68. Cooper Marc. “Dum Da Dum‑Dum” // Village Voice April 16, 1991, pp. 28–33.

69. Может показаться, что это похоже на судьбу либеральных или правых либертарианских идей о свободе рынка, которые выступают против вмешательства правительства, но, в соответствии с тем, что я назвал железным законом либерализма, всегда создают еще больше бюрократии. Но я не думаю, что левые идеи всегда неизбежно порождают бюрократию. Ведь восстания обычно начинаются с полного уничтожения существующих бюрократических структур, и если эти структуры зачастую и восстанавливаются, то лишь тогда, когда революционеры начинают действовать посредством правительства: когда же им удается сохранить независимые анклавы, как, допустим, сапатистам, то этого не происходит.

70. Я с некоторым колебанием использую слово «онтология», потому что в последнее время этим философским термином много злоупотребляли. В принципе, онтология – это теория о природе реальности, противостоящая эпистемологии, которая является теорией о том, что мы можем знать о реальности. В общественных науках слово «онтология» стали применять просто как вычурный синоним «философии», «идеологии» или «набора культурных предпосылок», причем порой в таких формах, которые философы сочли бы скандальными. Здесь я использую его в конкретном значении «политической онтологии», которое, наверное, я сам и придумал и которое обозначает набор допущений о сокрытой реальности. Когда говорят «Давайте будем реалистами», о какой реальности идет речь? Что это за скрытая реальность, подспудные силы, которые якобы действуют под поверхностью политических событий?

71. Даже богатые и могущественные обычно соглашаются с тем, что мир – довольно неприглядное место для большинства из тех, кто в нем живет, но утверждают, что это неизбежно или что любая попытка это изменить все только ухудшит, – но они не говорят, что у нас идеальное общественное устройство.

72. К сожалению, он этого не сделал. Он назвал ее куда менее выразительно – «Провальный капитализм» (Holloway John. Crack Capitalism. London: Pluto Press, 2010).

73. Ключевые работы здесь: Engell James. The Creative Imagination: Enlightenment to Romanticism . Cambridge MA: Harvard University Press, 1981 и McFarland Thomas. Originality and Imagination . Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1985.

74. Я мог бы добавить, что феминистская теория так быстро привязала эти глубокие размышления о влиянии структурного насилия на воображение к своей сфере, что они не оказали практически никакого влияния на работу большинства теоретиков‑мужчин.

75. Без сомнения, благодаря этому проще рассматривать эти две сферы как в корне различающиеся виды деятельности, из‑за чего нам вообще тяжело признать трудом интерпретативную работу, например, бо́льшую часть того, что мы обычно считаем женской работой. На мой взгляд, было бы правильнее считать ее первичной формой труда. Если здесь и можно проводить четкое различие, то именно заботу и труд, связанные с людьми, стоит считать основными. То, что беспокоит нас сильнее всего: наши страсти, привязанности, наваждения, соперничество, – всегда зависит от других, и в большинстве некапиталистических обществ считается само собой разумеющимся, что изготовление материальных товаров занимает подчиненное положение в более широком процессе формирования людей. Я бы даже сказал, что одним из самых сильных проявлений капиталистического отчуждения является тот факт, что капитализм заставляет нас притворяться, будто все устроено ровно наоборот и общества существуют в первую очередь для того чтобы увеличивать производство товаров.

76. См. мою книгу: Graeber David. The Democracy Project. New York: Spiegel & Grau, 2012. По иронии судьбы, я хотел ее назвать «Как будто мы уже свободны», но в конечном итоге я не был свободен в выборе названия для собственной книги.

77. A Paradise Made in Hell: The Extraordinary Communities That Arise in Disaster. New York, Penguin, 2010.

Глава 2

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 224; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!