Основные направления развития науки

ёМировая практика экономического развития свидетельствует, что применение достижений науки и техники в процессе индуст­риализации может идти как путем усиленного отечественного науч­но-технического прогресса, так и путем использования достижений других стран в этой сфере. В советской историографии преобладало утверждение, что обострение международной обстановки в конце 1920-х годов привело якобы к тому, что советское народное хозяй­ство стало основываться исключительно на достижениях отечест­венной науки и техники.

Научно-технический прогресс в 1930-х годах в нашей стране заметнее всего был в тяжелой и оборонной промышленности, от которых зависела экономическая самостоятельность и военная безопасность страны. Именно военная опасность и связанная с ней проблема укрепления обороноспособности страны заставляли об­ращать особое внимание на ускоренное развитие производственно­го и научного потенциала страны.

Плановую основу научно-технического прогресса должен был обеспечивать научно-исследовательский сектор (НИС) ВСНХ СССР. В январе 1932 г. ВСНХ был преобразован в Наркомат тяжелой про­мышленности; практически вся система научно-технических инсти­тутов перешла в НИС этого наркомата. Другим наркоматам было предоставлено право создавать свои собственные научно-иссле­довательские институты.

Совет народных комиссаров СССР еще 12 июня 1928 г. принял постановление «Об организации Всесоюзной академии сельскохо­зяйственных наук имени В.И. Ленина». Вопросы развития сельскохо­зяйственной науки стали предметом обсуждения на V съезде Советов СССР (май 1929 г.), который предложил «немедленно приступить к возможно полному развертыванию научно-исследовательских институ­тов в целях развития сельскохозяйственного опытного дела».

В организационном отношении Всесоюзная сельскохозяйствен­ная академия (ВАСХНИЛ) была подчинена Наркомзему СССР, ко­торый 13 июля 1930 г. утвердил единую государственную сеть науч­ных учреждений в области сельского хозяйства. Она включала на­учно-исследовательские институты, охватывавшие все отрасли сель­скохозяйственного производства.

В 1930 г. Академия наук СССР перешла в ведение Ученого ко­митета ЦИК СССР. По новому Уставу, принятому в том же году, она превращалась в основной центр страны по разработке теорети­ческих проблем развития науки. В план академических научных исследований были включены теоретические проблемы, связанные с насущными задачами развития промышленности, сельского хо­зяйства и культурного строительства.

Новый период деятельности Академии наук СССР ознамено­вался, в частности, организацией чрезвычайных выездных сессий, посвященных проблемам развития народного хозяйства страны. Первая из них прошла в Москве в июне 1931 г.; она была посвяще­на поискам ответа на вопрос о роли науки для осуществления ло­зунга «Догнать и перегнать капиталистические страны». В том же духе, далеком от фундаментальных исследований, проводились ос­тальные выездные сессии.

Упрочению связей АН СССР с практикой хозяйственного строи­тельства и тесного сотрудничества с советским правительством, на­родными комиссариатами и Госпланом СССР служило постановле­ние ЦИК СССР от 14 декабря 1933 г., согласно которому она была переведена в ведение Совета Народных Комиссаров СССР и в ап­реле 1934 г. переехала в Москву.

Развитие сети научных учреждений. В годы первых пятилеток резко увеличилось количество научно-исследовательских учрежде­ний и численность работавших в них научных сотрудников. Быст­рее всего росло число индустриальных научно-исследовательских институтов: в 1928-1931 гг. их количество увеличилось с 30 до 205, т.е. почти в 7 раз. К концу 1930-х годов в стране насчитывалось 90 ин­ститутов сельскохозяйственного профиля, 127 социально-экономических и педагогических научно-исследовательских институтов, в системе народного здравоохранения действовало 268 научных учреждений. В 1941 г. в стране насчитывалось 1821 научное учреждение, в том числе 786 исследовательских институтов. В системе АН СССР действовало 200 научных учреждений, в числе которых было 78 институтов.

Научные кадры. Существовавшая система подготовки научных и научно-технических работников не отвечала потребностям разви­вавшегося народного хозяйства. Поэтому на пленуме ЦК ВКП(б) в июле 1928 г. специально обсуждался вопрос о необходимости ко­ренного улучшения всей системы подготовки научных кадров. В принятом постановлении «Об улучшении подготовки новых спе­циалистов» были определены пути совершенствования подготовки специалистов, «действительно стоящих на уровне новейших дости­жений науки и техники», предусматривалось «в кратчайший срок расширить кадры молодых научных работников (аспирантуры)». При этом приоритетное внимание обращалось на расширение подготовки «научно-квалифицированных кадров — коммунистов».

13 января 1934 г. СНК СССР принял постановление «Об уче­ных степенях и званиях». Вместо существовавшего с 1918 г. единого звания ученого специалиста были установлены ученые степени кан­дидата и доктора наук и ученые звания ассистента, младшего научного сотрудника, доцента, профессора, действительного члена на­учного учреждения. К 1 января 1936 г. в стране было более 2500 профессоров, около 1800 докторов, более 3800 доцентов и около трех тысяч кандидатов наук.

Естественные и технические науки. Благодаря научно-техническим достижениям в 1930-е годы был реконструирован, расширен, во многом создан заново весь комплекс машиностроения, химии, обо­ронной промышленности. Появились целые современные отрасли, такие как авиационная, автомобильная промышленность, тракторостроение, комбайностроение, производство танков и др. В сущно­сти, уже в эти годы СССР стал одной из трех-четырех стран, спо­собных производить любой вид промышленной продукции.

Физики и химики вели работы в области изучения металлов и сплавов, новых видов сырья и источников энергии. Геологами были разведаны новые месторождения железа, нефти, угля, свинца, мо­либдена, олова, хрома, никеля, золота и т.д. Их освоение создавало условия для сокращения импорта многих редких металлов и увеличения государственных резервов, что имело большое значение для укрепления обороноспособности страны. Перед сельскохозяйствен­ной наукой ставилась задача повышения урожайности культур, борьбы с засухой, механизации и химизации сельского хозяйства.

В 1930 г. в нашей стране был построен первый в мире реактив­ный двигатель, работавший на бензине и сжатом воздухе, сконструи­рованный Ф.А. Цандером. Группа ученых во главе с С.П. Королевым интенсивно занималась изучением реактивного движения. В 1933 г. на основе ленинградской газодинамической лаборатории (ГДЛ) и московской Группы изучения реактивного движения (ГИРД) был организован Реактивный научно-исследовательский институт, сыг­равший важную роль в разработке проблем реактивного движения. Здесь были созданы первые экспериментальные ракеты.

Наряду с этими практическими исследованиями в стране про­водились разнообразные фундаментальные исследования. В нашей стране была создана блистательная плеяда физиков-теоретиков, чьи труды находились на уровне мировых достижений в этой сфере науки. В 1930 г. И.Е. Тамм создал квантовую теорию рассеяния света в кристаллах, а затем начал цикл работ о природе ядерных сил. В 1931 г. Я.И. Френкель теоретически обосновал идею сущест­вования экситона — частицы, способной поглощать свет, но, в то же время электрически нейтральной.

Д.В. Скобельцын разработал метод обнаружения космических лучей. Д.Д. Иваненко выдвинул теорию строения атомного ядра из протонов и нейтронов. Л.Д. Ландау в 1932 г., сразу же после откры­тия нейтрона, предсказал существование нейтронного состояния вещества. Одним из первых в нашей стране приступил к изучению физики атомного ядра И.В. Курчатов. В 1934 г. он открыл явление разветвления ядерных реакций, называемых нейтронной бомбарди­ровкой. Серьезные открытия в области ядерного ядра были сделаны А.Ф. Иоффе.

В стране быстро развивалась химическая наука. Во главе раз­личных ее направлений стояли видные советские ученые-химики: А.Е. Фаворский, С.В. Лебедев, А.Е. Арбузов, Н.Н. Семенов, С.С. На­меткин, С.И. Вольфкович, Д.Н. Прянишников и др.

Значительными были достижения советской биохимии. А.Н. Бах и его ученики проводили успешные исследования окислительных и окислительно-восстановительных процессов в организмах животных и растений. В.А. Энгельгардт и М.Н. Любимова открыли преобразо­вание в мышцах химической энергии в механическую. А.Е. Браунштейн внес большой вклад в изучение биосинтеза аминокислот.

Продолжались выдающиеся исследования И.П. Павлова и его школы в области физиологии. Развивая исследования физиологии и патологии высшей нервной деятельности человека, И.П. Павлов в 1930-е годы сделал выводы о второй сигнальной системе. Состояв­шийся в СССР в августе 1935 г. XV Международный конгресс физиологов, в котором приняли участие около 800 иностранных уче­ных из 37 стран, признал И.П. Павлова главой физиологов мира. Большой вклад в развитие физиологии был внесен работами Л.А. Орбели, А.А. Ухтомского.

Бурно развивалась отечественная генетика. Важное значение имели Всесоюзный съезд по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству, состоявшийся в 1929 г. с участием иностранных ученых, и Всесоюзная конференция по планированию генетико-селекционных исследований в 1932 г. Советские ученые проводили многочисленные научные экспедиции по сбору мировой коллекции культурных растений.

Огромный вклад в разработку важнейших теоретических про­блем биологической науки внесли труды Н.И. Вавилова, А.С. Серебровского, И.И. Шмальгаузена, Э.С. Бауэра, А.П. Шехурдина и др. Развитие советской биологии шло в острой борьбе с антинаучными тенденциями и извращениями. Под прикрытием защиты дарвиниз­ма и так называемой «мичуринской биологии» группа биологов и философов во главе с Т.Д. Лысенко и И.И. Презентом, находившая поддержку у Сталина, выступила против новейших достижений в развитии биологии, прежде всего против развивавшейся генетики, объявив ее «буржуазной наукой». Лысенко и его школа нанесли огромный, невосполнимый ущерб советской науке.

В середине 1930-х годов вопросы генетики и селекции были в центре острых идеологических дискуссий, проходивших на сессии ВАСХНИЛ в 1936 г. и на страницах журнала «Под знаменем марк­сизма». В ходе этих запрограммированных «дискуссий» резким на­падкам подвергались научные взгляды Н.И. Вавилова, Н.К. Кольцова, А.С. Серебровского и других генетиков.

Огромного размаха достигла в годы первых пятилеток деятель­ность советских геологов и географов. Были сделаны крупные геоло­гические открытия: открыты месторождения нефти между Волгой и Уралом, каменного и бурого угля в Подмосковном и Кузнецком бас­сейнах, железной руды в Казахстане, на Урале и других местах. В 1930-1932 гг. были проведены географические исследования Север­ной Земли экспедицией Г.А. Ушакова и Северного морского пути — под руководством О.Ю. Шмидта (1932 г.).

С карты нашей страны стирались последние «белые пятна», мно­гочисленные экспедиции способствовали освоению Севера и пус­тынь Средней Азии. Геологическая съемка охватывала все большую часть страны. Если в 1929 г. ею было охвачено 17,7% территории СССР, то к началу 1936 г. - уже 36,3%, а в 1939 г. - 45,6%. Выдающуюся роль в развитии советской геологической науки сыграли коллективы геологов, руководимые АЛ. Карпинским, И.М. Губкиным, А.П. Архангельским, А.Е. Ферсманом, В.А. Обручевым, В.И. Вер­надским и другими учеными.

Несмотря на то, что власти всё более подозрительно относились к контактам советских людей с иностранцами, укреплялись связи ученых СССР с представителями зарубежной науки. Делегации со­ветских ученых участвовали в международных научных конгрессах и совещаниях. В июле 1937 г. в Москве состоялся Международный конгресс геологов. В годы второй пятилетки были проведены две всесоюзные конференции по проблемам ядерной физики с участи­ем ряда выдающихся зарубежных ученых.

Общественные науки. Формирование тоталитарной системы вла­сти неизбежно вело к вульгарной политизации обществоведения. Примат партийности над ученостью определялся программными требованиями партии большевиков. Общественные науки должны были служить идеологическому обоснованию культа личности Ста­лина, борьбе с буржуазной идеологией, на утвер­ждение сталинизма в качестве господствующей идеологии.

Надо отметить, что к концу 1920-х годов была создана целая сис­тема марксистских научно-исследовательских центров — Коммуни­стическая академия при ВЦИК, Общество историков-марксистов, Истпарт и Институт Ленина при ЦК ВКП(б), Институт красной про­фессуры — все их объединяло марксистское партийное направление. В 1931 г. Институт К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР и Ин­ститут В.И. Ленина при ЦК ВКП(б) были объединены в единый Ин­ститут Маркса—Энгельса—Ленина (ИМЭЛ) при ЦК ВКП(б). Он приобрел статус высшего партийного научно-исследовательского уч­реждения, основной задачей которого было признано «бдительно сто­ять на страже наследства Маркса—Энгельса—Ленина» и издавать тру­ды основоположников научного коммунизма.

Исторические науки. Уже в конце 1920-х годов коммунистиче­ская партия приняла на себя роль арбитра в исторических дискус­сиях. Параллельно им проходили дебаты по проблемам новой от­расли исторической науки — истории коммунистической партии, ставшей в эти годы предметом особого изучения. По решению ЦК ВКП(б) история партии стала обязательной дисциплиной во всех вузах. Большое значение придавалось изучению ленинского насле­дия и биографии Ленина. К концу 1920-х годов была создана учеб­ная дисциплина «ленинизм», причем он должен был стать для об­ществоведов не только объектом изучения, но и общей методологи­ческой базой. Тем самым под запрет попадал научный опыт немарксистских, неленинских исторических направлений и школ, что обедняло советскую историческую науку и догматизировало ее.

Тоталитарный режим по мере формирования испытывал всё большую необходимость в канонизации своего прошлого. Необхо­димо было создать единый и стабильный учебник истории партии. К концу 1920-х годов уже существовали работы АС. Бубнова, М.Н. Лепешинского, К.И. Шелавина, В.И. Невского, Н.Н. Попова, Е.М. Ярославского. Их авторы были участниками событий, о которых писали, поэтому эти учебники отражали разнообразные точки зрения на одни и те же события. Тоталитарный режим власти не допускал подобного плюрализма. Следовало создать подконтрольную исто­рию партии, в которой на первом плане в революционных событи­ях должен изображаться Сталин. Такой партийной «библией» и стал сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)», изданный в 1938 г.

В марте 1928 г. была созвана Всесоюзная конференция маркси­стских научных учреждений для подведения итогов первого десяти­летия и выработки дальнейшей программы научной деятельности в области общественных наук. Однако уже накануне открытия этой конференции общее соб­рание членов Коммунистической академии исключило из своих ря­дов Е.А. Преображенского, К.Б. Радека, X. Таковского, В.М. Смирнова и Л.Д. Троцкого как «непримиримую часть оппозиции» и в свя­зи с «резким расхождением» их идеологии с линией партии. С этого административного акта и началось сталинское идеологическое на­ступление на любое инакомыслие. В науке усилился натиск на «буржуазную» профессуру, страницы периодической печати запестрели статьями «с проработкой» трудов ученых. В зловещих брошюрах тех лет писалось, что «вредительство» под руководством «буржуазных интелли­гентов» проникло повсюду, что «старые ученые» на 90-95% явля­ются «контрреволюционной силой».

Выполняя сталинские указания о ликвидации «научной контр­революции, затеянной буржуазными специалистами», ЦК ВКП(б) осенью 1928 г. провел специальное совещание с участием ведущих научных учреждений страны, посвященное проблемам истории и экономики. В принятой резолюции подчеркивалась необходимость «дальнейшего решительного разоблачения буржуазной науки», го­ворилось о «живучести» старой идеологии, о сознательной фальси­фикации, осуществляемой «тонко и талантливо». Тем самым на длительный период было заложено конфронтационное направление научной деятельности, деление ученых на «своих» и «чужих».

На совещании было принято решение покончить с плюрализ­мом на «историческом фронте», иначе говоря, административными методами заставить замолчать немарксистских историков. Вскоре после этого был расформирован Институт истории, где работали беспартийные ученые, закрыты научные организации, с которыми сотрудничали историки, оказавшиеся в оппозиции Сталину — РА-НИОН, Всесоюзная научная ассоциация востоковедения. В 1930 г. по отношению к ученым-немарксистам уже практиковались аресты, заключение, ссылки.

1928-1931 годы стали периодом массированного наступления на историческую науку. Решающим шагом в деле перестройки всей системы исторических знаний, в удушении всякого инакомыслия в научной сфере стало письмо Сталина в журнал «Пролетарская ре­волюция», озаглавленное «О некоторых вопросах истории большевизма» (октябрь 1931 г.).

Сталин обрушился с бранью на историков, обвиняя их в «кон­трабандном» протаскивают троцкизма. Это был роковой удар для всей исторической науки, обозначивший начало долгого и мрачного периода, на протяжении которого незыблемо выполнялся запрет на дальнейшую разработку исторических проблем, по которым Сталин имел свое особое мнение, диктуемое историкам в качестве аксиомы.

В указанном письме Сталин определил «новую» методику науч­ного исследования: тот, кто изучал историю по архивным «бумаж­ным документам», зачислялся в «безнадежные бюрократы», «архив­ные крысы». Впредь запрещалось предоставлять ученым возможность вести на страницах печати дискуссии по вопросам истории больше­визма. В этой области утверждался единый сталинский канон, кото­рый в 1938 г. был закреплен в «Кратком курсе истории ВКП(б)». В этом, по определению Сталина, заключался единственно верный путь для «подъема» исторической науки «на должную высоту» и по­становки всего дела изучения истории на научные рельсы.

Началась организационная перестройка всей сложившейся сис­темы научной работы, жесткие проработки, «покаянная волна», происходила смена кадров историков. Уже в конце ноября 1931 г. Институт истории в своем письме в президиум Комакадемии сооб­щал: «Во исполнение указаний письма т. Сталина в журнал "Про­летарская революция"... из института отчислены сотрудники, фаль­сифицировавшие историю большевизма». Из института были уво­лены известные историки И. Альтер, А. Слуцкий, Г. Вакс и др. Единственная их «вина» состояла в том, что они не восхваляли «за­слуги» Сталина на историческом фронте.

После кампании по изучению письма Сталина началось энер­гичное возвеличивание «научных заслуг» Сталина. К середине 1930-х годов сформировался новый образ науки и новая концепция науч­ной школы — «марксистская школа историков». Принципы иссле­довательской работы — объективность, научность и всесторонний анализ — были дискредитированы.

Результатом этой идеологической борьбы на историческом фронте стало выхолащивание самого предмета русской истории, который был заменен историей СССР. Дело доходило до курьезов: в научных и учебных изданиях появились выражения вроде «исто­рия СССР феодального периода», «история СССР периода импе­риализма» и т.п.

Историков, чьей специальностью была русская история, стали огульно обвинять в «великодержавном шовинизме», который Ста­лин назвал «опаснейшим врагом, которого мы должны свалить». С резкой критикой «великодержавности великих русских историков» продолжал выступать М.Н. Покровский. В 1930 г. в журнале «Исто­рик-марксист» само понятие «русская история» он называл «нацио­налистическим», «данью прошлому». Новым толчком и политиче­ской основой для нагнетания гонений на русскую историю стал XVI съезд ВКП(б). В выступлениях Сталина, Кагановича и др. подчеркивалась опасность «великорусского шовинизма».

Однако вскоре, уже в начале 1930-х годов, в большевистской оценке русской истории произошла резкая и во многом неожиданная смена курса. Была развернута широкая кампания по переоценке рус­ской истории. Мощь и огромное значение прежнего российского государства отныне представлялись как позитивные факторы истори­ческого прошлого. Петр I, ранее трактовавшийся как человек, пол­ный пороков, предстает в книгах и фильмах как былинный герой, заботящийся о стране и народе. Официальная пропаганда стала вос­певать «подлинных героев» России — Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова и Михаила Кутузова. В 1937 году бы­ла торжественно отмечена 125-я годовщина Бородинского сражения.

До начала 1930-х годов официально признавалось, что Россий­ская империя являлась «тюрьмой народов». Но в 1937 г. появился «Краткий курс истории СССР», который совершенно по-иному ос­вещал историю отношений России с нерусскими народами. Колони­зация не представлялась уже «абсолютным злом», а считалась «отно­сительным благом», цивилизаторской ролью русского государства. Советское государство, объединившее все народы в «добровольной» федерации, рассматривалось как преемник этой великой миссии.

В целом период с конца 1920-х до середины 1930-х годов может быть охарактеризован как время подчинения исторической науки и всей системы знаний идеологии сталинизма.

 «Дело Платонова». Составной частью сталинской идеологической кампании явилась «чистка» в Академии наук. Предлогом для нее по­служила забаллотировка общим собранием Академии наук 12 января 1929 г. трех из восьми сталинских кандидатов в академики по отде­лению гуманитарных наук и избрание вместо них представителей старой академической школы. В этой обстановке было сфабриковано так называемое «академическое дело», или «дело Платонова».

С.Ф. Платонов являлся главой петербургской школы русских историков. Признанием огромного вклада ученого в развитие оте­чественной истории было избрание Платонова в апреле 1920 г. дей­ствительным членом Академии наук, а в марте 1929 г. — академи­ком-секретарем Гуманитарного отделения и членом Президиума Академии наук, что расходилось с мнением ЦК ВКП(б).

Поводом для «Академического дела» явилось обнаружение в ар­хивах Пушкинского дома и Библиотеки Академии наук, во главе ко­торых стоял Платонов, важных исторических источников: подлинни­ков документов отречения от престола императора Николая II, от­дельных материалов Департамента полиции, архивов ЦК партий кадетов и эсеров, материалов Учредительного собрания и др. Эти документы поступили в академические учреждения из личных ар­хивов и библиотек. Главной «ошибкой» Платонова было то, что он несвоевременно распорядился о выявлении политических докумен­тов и направлении их в Центральный архив РСФСР. Но его объяс­нения были убедительными — научное использование этих доку­ментов было доступнее для исследователей в указанных учреждени­ях Петербурга, чем в Центральном архиве.

Однако специальная следственная комиссия во главе с членом коллегии ОГПУ Я. Петерсом, производившая далеко не научные «разыскания» в Академии наук в период идеологической «чистки», усматривала и находила в академических хранилищах исключитель­но политическую подоплеку — умышленное «сокрытие» докумен­тов. В итоге было сфабриковано «дело Платонова». С.Ф. Платонова арестовали по обвинению в организации «контрреволюционного заговора в целях свержения советской власти».

По «делу Платонова» к уголовной ответственности привлекались 115 человек, среди них как ленинградские историки, так и профес­сора Московского университета: академики Н.П Лихачев, Е.В. Тарле, М.К. Любавский, члены-корреспонденты АН СССР С.В. Рождест­венский, В.Г. Дружинин, В.Н. Бенешевич, профессор Ю.В. Готье, Д.Н. Егоров, А.И. Яковлев и др. Все они были арестованы и приго­ворены к пяти годам ссылки. Им были предъявлены стандартные по тому времени обвинения в связях с белой эмиграцией с целью «осу­ществления планов интервенции против СССР, свержения советской власти и установления монархического строя». С.Ф. Платонов был осужден к ссылке в Самару, куда он и отбыл 8 августа 1931 г. в со­провождении своих дочерей. Умер он в ссылке 10 января 1933 г. В 1967 г. Военная коллегия Верховного суда СССР полностью реаби­литировала С.Ф. Платонова, но об этом никто тогда не знал.

Академик Е.В. Тарле вышел на свободу в 1933 г. по амнистии ВЦИК. Вскоре после этого Сталин вызвал ученого к себе и выска­зал ему свои взгляды на то, что и как Тарле должен написать о На­полеоне и Талейране, объяснив при этом, что в случае отказа от этого предложения его снова отправят в ссылку. Тарле выполнил волю Сталина, за что был удостоен Сталинской премии.

Сталин приказывал историкам А.А. Сидорову и М.В. Нечкиной выступить против «антиисторической» концепции М.Н. Покровско­го. И они выступили, отмежевались от своего учителя. Политиче­ская и научная дискредитация главы советских историков прямо была связана с идеологией и практикой культа личности Сталина. Авторитет Покровского мешал Сталину занять ведущее положение в области марксистской исторической школы. Поэтому сразу после смерти ученого в 1932 г. под руководством такого «видного историка» (с начальным образованием), как Л.М. Каганович, началась тенден­циозная критика научного наследия М.Н. Покровского.

В 1935 г. был арестован и отправлен в Суздальский политиче­ский изолятор известный историк В.И. Невский, труды которого по истории партии большевиков слишком уж отличались по своему содержанию от той «истории», что была изложена позже в сталин­ском «Кратком курсе». Будучи директором Библиотеки им. В.И. Ле­нина, Невский запретил изымать из книжных фондов значительную часть «неугодной» сталинским идеологам политической литературы и не подчинился даже письменному распоряжению Сталина. В мае 1937 г. Невский был расстрелян за это «инакомыслие» и неподчи­нение воле вождя.

Большой урон в период культа личности понесла и философская наука. Особо опасным представлялось Сталину зарождение инако­мыслия в Институте истории науки и техники, сотрудники которо­го могли с научных позиций вскрыть истинные причины несостоя­тельности строительства социализма в СССР, показать несоответст­вие марксизма российской действительности, а главное — доказать антигуманность сталинского диктата.

В 1930 г. были ошельмованы видные философы во главе с ака­демиком А.М. Дебориным. Вождь, очевидно, не мог простить им того факта, что его собственный догматический интеллект оказался неспособен постичь хотя бы относительные глубины философии. Сталин чувствовал это сам, поскольку долго и настойчиво пытался расширить свои знания в области философии.

По рекомендации руководства института красной профессуры Сталин пригласил к себе для своеобразных «уроков по диалектике» известного в то время советского философа Яна Стэна из плеяды старых большевиков. Он разработал специальную программу заня­тий. Дважды в неделю Стэн приходил к Сталину в назначенный час и терпеливо пытался разъяснить высокому ученику философские научные концепции. Однако настойчивые усилия Стэна не увенча­лись успехом и не помогли Сталину придать более философский характер своему интеллекту. Может быть, поэтому у ученика ничего не осталось к учителю, кроме неприязни. Стэн, как и ряд других философов, был объявлен «меньшевиствующим идеалистом», а в 1937 г. был арестован и погиб.

Казалось, что та же участь ожидает и академика Деборина, весьма близкого в конце двадцатых годов к Бухарину. Но Сталин ограничился тем, что надолго приклеил к имени крупного ученого ярлык «воинствующего идеалиста-меньшевика». В октябре 1930 г. состоялось заседание президиума Коммунистической академии, где обсуждался вопрос «О разногласиях на философском фронте». Об­суждение свелось к долгой и резкой «проработке» академика Дебо­рина за его «недооценку ленинского этапа в развитии марксистской философии».

Сталину нужен был на первой роли другой философ, который был бы верным пропагандистом культа его личности. Как вспоми­нал позднее А.М. Деборин, в конце 1930 г. в ЦК партии ему было прямо объявлено, что «отныне требуется утвердить один авторитет во всех областях, в том числе и в философии. Этот авторитет — наш вождь Сталин». Затем представители «новой» сталинской фи­лософской школы М. Митин, В. Ральцевич и П. Юдин предъявили Деборину настоящий ультиматум: на публичном собрании «разгро­мить» своих учеников, объявив их «врагами народа», а Сталина пр­овозгласить «великим философом».

Даже хорошо зная, чем он рискует, Деборин отказался от этой грязной миссии, после чего последовала «бешеная атака» на него и его единомышленников. А в роли главного пропагандиста научных заслуг» Сталина выступил Митин, который заявил, что работы вождя — это воплощение творческого марксизма, что он дает философам «об­разцы решения кардинальных вопросов действительности, выводя­щих коммунистическую мысль на магистральное направление».

В декабре 1930 г. Сталин выступил с докладом «О положении на философском фронте». Формально это было выступление на бюро партийной ячейки института красной профессуры, который возглавлял Деборин. Речь Сталина была категоричной, она весьма красноречиво свидетельствует об уровне его философского мышления, рациональности его интеллекта. Генсек так инструктировал философов: «Ваша главная задача — развернуть вовсю критику. Бить — главная проблема. Бить по всем направлениям и там, где не били. Надо разворошить и перекопать весь навоз, который нако­пился в философии и естествознании. Все, что написано деборинской группой, — разбить». В январе 1931 г. эти указания Сталина были закреплены в специальном постановлении ЦК ВКП(б) о журнале «Под знаменем марксизма», который был разгромлен. Школа академика Деборина была объявлена проводником «меньшевиствующего идеализма» со всеми вытекающими для ее сторонников последствиями.

Под влиянием указаний Сталина в философии и других обще­ственных науках стали утверждаться догматизм и начетничество, научный анализ подменялся цитированием классиков ленинизма-сталинизма, исследования стали подгонять под неоспоримые «тео­ретические» воззрения Сталина.

Вождь захотел увенчать себя лаврами великого философа. На­писанная им весьма схематичная работа «О диалектическом и исто­рическом материализме» была включена в текст «Краткого курса истории ВКП(б)» и сразу провозглашена вершиной марксистско-ленинской философской мысли. Официальная философия как нау­ка захирела и перестала, по сути, выполнять какую-либо познава­тельную роль. Советское общество стало вое больше утрачивать ре­альное представление о себе самом, об окружающем мире, о своем месте в этом изменяющемся мире.

В годы сталинизма были репрессированы многие видные рус­ские ученые: историки Д.В. Айналов, С.В. Бахрушин, М.М. Бого­словский, С.Б. Веселовский, Н.А. Дмитриевский, В. Г. Дружинин, А.Н. Егоров, В.Г. Кнорин, Н.М. Лукин, В.Г. Сорин, С.Ф. Плато­нов, Е.В. Тарле и др. В 1940 г. был арестован и погиб в тюрьме знаменитый генетик Н.И. Вавилов. «Врагами народа» были объяв­лены физик Л.Д. Ландау, специалисты в области ракетной техники С.П. Королев, В.П. Глушко и многие другие.

В 1939 г. состоялись новые выборы в Академию наук СССР. В число ее членов через партийные «верхи» не прошли такие выдаю­щиеся ученые, как Н.К. Кольцов, Л.С. Берг и другие, зато были из­браны академиками ничего общего не имевшие с наукой А.Я. Вы­шинский, М.Б. Митин, Т.Д. Лысенко. Академиком стал и сам Сталин.

 

Глава 9. Трагическая судьба отечественной интеллигенции

Тридцатые годы в целом оказались трагическими для судеб оте­чественной интеллигенции. Многие представители дореволюцион­ной интеллигенции к этому времени еще были полны сил и творче­ских возможностей. В речах, статьях и заявлениях Сталина этого периода можно найти немало утверждений о том, что о старой, «буржуазной» интеллигенции надо всемерно заботиться. В декабре 1927 г. в речи на XV съезде ВКП(б) он с удовлетворением отмечал факт «отхода сотен и тысяч трудовой интеллигенции в сторону со­ветской власти», поясняя что «застрельщиками является здесь техни­ческая интеллигенция», тесно связанная с процессом производства.

Репрессии во всех отраслях народного хозяйства ударили в пер­вую очередь по лучшим, наиболее опытным специалистам.

На апрельском (1928 г.) пленуме ЦК ВКП(б) целый раздел сво­ей речи Сталин посвятил так называемому «Шахтинскому делу», суть которого сводилась к тому, что на шахтах Донбасса якобы бы­ла раскрыта «экономическая контрреволюция, затеянная частью буржуазных специалистов, владевших раньше угольной промыш­ленностью». Эти специалисты, по словам вождя, «будучи организо­ваны в тайную группу, получали деньги на вредительство от быв­ших хозяев, сидящих теперь в эмиграции, и от контрреволюцион­ных антисоветских капиталистических организаций на Западе» и по их указаниям «разрушали нашу промышленность».

По сфабрикованному органами ГПУ делу к ответственности привлекались инженеры и техники Донецкого бассейна. На скамье подсудимых оказались 53 представителя старой технической интел­лигенции. Одиннадцать человек было приговорено Верховным су­дом СССР к смертной казни, 37 — к различным срокам тюремного заключения. Газетная шумиха, сопровождавшая материалы по «шахтинскому делу», непрерывные собрания трудовых коллективов на фабриках и заводах призваны были направить «ярость масс» на «вредителей», сформировать в сознании людей новый стереотип: старый интеллигент — обязательно «враг», «саботажник». Это зна­меновало собой конец курса на привлечение на сторону советской власти опытных специалистов, выходцев из старой интеллигенции.

В речи на апрельском (1928 г.) пленуме ЦК ВКП(б) Сталин зая­вил, что «вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из са­мых опасных форм сопротивления против развивающегося социа­лизма». «Шахтинское дело» позволило Сталину выдвинуть очередной «злободневный» тезис: о критике снизу. Любой, даже заведомо лож­ный донос «снизу наверх» служил поводом для борьбы с «вредительством».

Во второй половине 1930 г. в советской печати одно за другим появились официальные сообщения о раскрытии трех антисоветских подпольных партий: буржуазно-кадетской «Промышленной партии», кулацко-эсеровской «Трудовой крестьянской партии» и «Союзного бюро» меньшевиков. Сталин регулярно получал сведе­ния о ходе следствия над участниками этих «партий» и диктовал, каких показаний от них следует добиваться.

В качестве руководителей не существовавших в действительности организаций фигурировали видные ученые и служащие из числа ста­рых «спецов», занимавшие высокие посты в центральных научных и хозяйственных учреждениях страны. Все они по сфабрикованному ГПУ уголовному делу ложно обвинялись в создании разветвленной сети подпольных партийных ячеек в наркоматах и их местных орга­нах во многих городах, а также в том, что, «тесно координируя свои усилия, установив прямую связь с правительствами ряда империали­стических держав и ведущими военными и финансовыми центрами белой эмиграции, последовательно вели дело к развалу советской экономики, свержению с помощью интервенционистских сил дикта­туры пролетариата и реставрации капитализма».

С 25 ноября по 7 декабря 1930 г. в Москве проходил новый, те­перь уже открытый политический процесс над группой видных тех­нических специалистов, обвиненных «во вредительстве и контрре­волюционной деятельности», — так называемый процесс Промпар­тии. К суду было привлечено восемь человек, в том числе директор Теплотехнического института Л.К. Рамзин, видные специалисты в области технических наук и планирования: В.А. Ларичев, И.А. Ка­линников, Н.Ф. Чарновский и др.

Жертвами дела «Трудовой крестьянской партии» стали видные ученые-экономисты Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов, многие специа­листы-аграрники. Затем последовали репрессии против сельской интеллигенции. Почти шестьдесят лет спустя, в 1987 г., Верховный Суд СССР установил, что «Трудовой крестьянской партии» в дейст­вительности не существовало, а материалы обвинения были фаль­сифицированы.

Политические процессы конца 20-х — начала 30-х гг. послужи­ли поводом для массовых репрессий против представителей старой, или «буржуазной», интеллигенции, работавших в сфере науки, на­родного образования, в культурно-просветительных учреждениях.

 

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 420; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!