Типология форм индивидуального приспособления
Форма приспособления | Определяемые культурой цели | Институционализированные средства |
Конформность | + | + |
Инновация | + | - |
Ритуализм | - | + |
Ретритизм | - | - |
Мятеж | + | + |
II. Инновация
Эта форма приспособления вызывается значительным культурным акцентированием цели-успеха и заключается в использовании институционально запрещаемых, но частью эффективных средств достижения богатства и власти или хотя бы их подобия. Такая реакция возникает, когда индивид акцентирует цели без равнозначного усвоения институциональных норм, регулирующих пути и средства ее достижения.
С психологической точки зрения, сильное эмоциональное восприятие цели может вызвать установку на готовность рисковать. С точки зрения социологии, возникает вопрос, какие особенности нашей социальной структуры располагают к этому типу приспособления, вызывая более частое отклоняющееся поведение в одном социальном слое и менее частое в другом.
На верхних этажах экономики инновация довольно часто вызывает несоответствие «нравственных» деловых устремлений и их «безнравственной» практической реализации. Как отмечал Веблен, «в каждом конкретном случае нелегко, а порой и совершенно невозможно отличить торговлю, достойную похвалы, от непростительного преступления». Как хорошо показал Роббер Бэронс, история крупных американских состояний переполнена весьма сомнительными инновациями. Публичное восхищение «хитрыми, умными и успешными людьми» является продуктом культуры, в которой
|
|
427
«священная» цель фактически объявляет священными и средства. Этот феномен не нов. Не утверждая, что Чарльз Диккенс был совершенно точным наблюдателем американской жизни и сознавая его небеспристрастность, мы цитируем его заметки об американской склонности «ловко обделывать дела», которая золотит многих мошенников и создает грубейшие злоупотребления доверием, вызывает многочисленные растраты и позволяет многим плутам, которых стоило бы вздернуть на виселицу, высоко держать голову наравне с лучшими людьми... «Нарушение условий сделки, банкротство или удачное мошенничество расцениваются не с точки зрения золотого правила «поступай так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой», а в зависимости от того, насколько ловко это было проделано».
Если бы общественное сознание не принимало мошенников, их было бы намного меньше. Некоторые стали бы еще более старательно заметать следы своих темных дел, другие стремились бы подавить свои побуждения, отказываясь от неудобств мошенничества ради неудобств честной жизни. Ведь недостойный человек больше всего на свете боится быть остановленным честной рукой и холодным презирающим взглядом честного человека.
|
|
У нас есть богатые мошенники, так как существуют «уважаемые» люди, которых нельзя пристыдить, взяв их за руку и открыто сказав всем, кто они такие. Именно такое «предательство» должно осудить их. Во всеуслышание объявить об их грабительских действиях — значит выдать сообщников и стать свидетелем обвинения.
Можно мило улыбаться мошеннику (а большинство из нас делает это много раз в день), если вы не знаете, что он мошенник и если вам не сказали об этом. Но можно точно знать обо всем и, тем не менее, продолжать улыбаться ему, становясь лицемером-подхалимом в зависимости от общественного статуса мошенника. Лицемеров первого типа больше, так как больше мошенников небогатых и неизвестных.
Каждому из них отпускается меньше улыбок. Американцы будут подвергаться ограблениям и расхищениям до тех пор, пока характер нации будет оставаться прежним, пока они будут терпимы к преуспевающим негодяям и пока американская изобретательность не будет проводить границу между общественным и частным, коммерческим и личным поведением человека. Американцы будут терпеть расхищение, пока они этого заслуживают. Ни один человеческий закон не может, да и не должен, остановить это, так как невозможно отменить действие более высокого и благотворного закона «что посеешь, то и пожнешь».
|
|
Живя в эпоху процветания крупных американских мошенников, Бирс не мог пренебречь изучением феномена, позже ставшего известным как преступление «белых воротничков». Тем не менее он понимал, что известны далеко не все крупные и драматические отступления от институциональных норм в высших экономических кругах и что в большей степени изучены отклонения в среде средних классов. Сазерлэнд неоднократно доказывал, что преступность «белых воротничков» преобладает среди бизнесменов. Он отмечал также, что многим из них не было предъявлено обвинений вследствие нераскрытое™ их преступлений и «тенденции ненаказуемости и сравнительно неорганизованного возмущения общества против такого рода преступников».
Изучение 1700 представителей среднего класса показало, что в число совершивших зарегистрированные преступления вошли и «вполне уважа-
428
емые» члены общества. 99% опрошенных подтвердили, что совершили как минимум одно из сорока девяти нарушений уголовного законодательства штата Нью-Йорк, каждое из которых было достаточно серьезным для того, чтобы получить срок заключения не менее года. Число нарушений законодательства среди взрослых (старше 16 лет) составило 18 для мужчин и 11 для женщин. 64% мужчин и 29% женщин полностью признали свою вину по одному или более пунктам уголовного преступления, по законам штата Нью-Йорк достаточным для лишения их всех гражданских прав.
|
|
Одна из основных идей этих находок выражена в следующих словах министра, давшего ложные сведения о проданном им товаре: «Сначала я пробовал говорить правду. Но она не всегда приносит успех». На основе своих данных авторы весьма сдержанно заключили, что «число действий, с юридической точки зрения преступных, сильно превосходит число преступлений, о которых официально сообщается. Противозаконное поведение, далеко не являющееся следствием каких-либо социально-психологических аномалий, встречается поистине очень часто».
Но как бы ни были различны масштабы отклоняющегося поведения в разных социальных слоях (из множества источников мы знаем, что официальная статистика часто завышает уровень преступности в нижних социальных слоях, что недостаточно полно и недостаточно надежно отражает действительное положение дел), из нашего анализа видно, что наиболее сильному побуждению к отклоняющемуся поведению подвергаются нижние социальные страты. Примеры позволяют нам выявить социологические механизмы возникновения этих побуждений. В ряде исследований показано, что порок и преступление — «нормальная» реакция на ситуацию, когда усвоено культурное акцентирование денежного успеха, но доступ к общепризнанным и законным средствам, обеспечивающим этот успех, недостаточен. Профессиональные возможности представителей нижних социальных страт ограничиваются преимущественно ручным трудом и в меньшей степени — работой «белых воротничков».
Нелюбовь к ручному труду почти в равной степени присуща всем социальным классам американского общества, и результатом отсутствия практических возможностей для продвижения за этот уровень является отмеченная тенденция к отклоняющемуся поведению. С точки зрения существующих стандартов успеха, общественное положение неквалифицированного труда с соответствующим ему низким доходом никак не может конкурировать с силой и высоким доходом организованного зла, рэкета и преступности. Подобные ситуации имеют две выдающиеся особенности.
Во-первых, стремление к успеху вызывается условленными в культуре ценностями и, во-вторых, возможные пути движения к этой цели в значительной степени сведены на нет классовой структурой, на всех уровнях не полностью открытой для способных людей.
Несмотря на нашу широко распространенную идеологию «открытых классов», продвижение к цели-успеху является сравнительно редким и значительно затруднено для имеющих формально низкое образование и незначительные экономические ресурсы. Господствующее в культуре побуждение к успеху ведет к постепенному уменьшению законных, но в целом неэффективных усилий и увеличивающемуся использованию приемов незаконных, но более или менее эффективных.
429
К представителям нижних социальных слоев культура предъявляет несовместимые между собой требования. С одной стороны, представители низов ориентируют свое поведение на большое богатство («каждый человек — король», — говорили Марден, Карнеги и Лонг). С другой же стороны, они в значительной мере лишены возможности достичь его законным путем. Эта структурная несовместимость приводит к высокой степени отклоняющегося поведения.
Равновесие созданных культурой целей и средств становится весьма нестабильным по мере увеличения акцентирования достижения престижных целей любыми средствами. Это позволило Аль-Капоне говорить о торжестве аморальной разумности над морально предписываемой «неудачей» в случае, когда каналы вертикальной мобильности закрыты или сильно сужены в обществе, интенсивно поощряющем экономическое изобилие и социальное восхождение для всех его членов.
Последнее определение является исключительно важным. Оно показывает, что при изучении социальных корней отклоняющегося поведения следует учитывать и другие аспекты социальной структуры: высокая частота отклоняющегося поведения вызывается не просто отсутствием возможностей и не просто преувеличенным акцентированием денежного успеха в культуре. Более жесткая по сравнению с американской кастовая социальная структура может в значительно большей степени ограничивать возможности достижения целей, не вызывая при этом отклоняющегося поведения.
Но когда система культурных ценностей, фактически ни с чем не считаясь, превозносит определенные, общие для всего населения, цели успеха, и при этом социальная структура строго ограничивает или полностью закрывает доступ к одобряемым способам достижения целей для значительной части того же самого населения, это приводит к увеличению масштабов отклоняющегося поведения. Иными словами, наша идеология равенства косвенно отрицает существование неконкурирующих индивидов и групп в погоне за денежным успехом.
Напротив, все имеют одинаковые символы успеха. Цели не связываются классовыми границами и могут выходить за их пределы. А существующий социальный порядок накладывает классовые ограничения на их доступность. Вот почему основная американская добродетель — «честолюбие» — превращается в главный американский порок — «отклоняющееся поведение».
Теоретический анализ может быть полезен при объяснении изменяющегося взаимоотношения между преступностью и бедностью. «Бедность» — не изолированная переменная, представленная в одной и той же форме независимо от контекста употребления, а лишь одна из переменных величин в системе определенным образом взаимосвязанных социальных и культурных показателей.
Одной только бедности и сопутствующего ей ограничения возможностей недостаточно для того, чтобы вызвать значительный уровень преступности. Даже пресловутая «нищета среди роскоши» не обязательно ведет к такому результату. Но высокая степень преступности становится обычным явлением, когда бедность и невзгоды в борьбе за одобряемые всеми членами общества культурные ценности соединяются с культурным акцентированием денежного успеха как доминирующей цели.
Так, по данным весьма приблизительной и, возможно, не совсем надежной статистики преступности, в Юго-Восточной Европе бедность в мень-
430
шей степени связана с преступностью, чем в Соединенных Штатах. «Жизненные шансы» бедноты в европейских районах представляются даже еще менее значительными, чем в Америке. Поэтому ни бедность, ни обусловленные ею ограниченные возможности недостаточны для объяснения изменяющихся взаимоотношений между преступностью и бедностью.
И только при рассмотрении полного комплекса переменных — бедности, ограниченных возможностей и роли культурных целей, — появляется основание для объяснения большей взаимосвязи между бедностью и преступностью в нашем обществе по сравнению с другими, в которых более жесткая классовая структура соединена с различными для каждого класса символами успеха.
Жертвы противоречия между культурным акцентированием денежных притязаний и общественным ограничением возможностей не всегда осознают структурные источники своих неудач. Разумеется, они часто замечают несоответствие между индивидуальной ценностью и общественным вознаграждением. Но они могут и не представлять себе, как возникает несоответствие. Те, кто склонен видеть его источник в социальной структуре, могут стать отчужденными от нее.
Одни становятся готовыми кандидатами к проявлению пятой формы приспособления — мятежа. Другие же, и их большинство, объясняют свои проблемы в большей степени мистическими, чем социологическими причинами. Выдающийся социолог Гилберт Муррей отмечал в этой связи: «Лучшая почва для суеверий — общество, в котором успех человека практически не зависит от его достоинств и усилий.
Стабильное и хорошо управляемое общество поистине способствует тому, чтобы достойный и усердный ученик преуспел в жизни, а недостойный и ленивый — нет. В таком обществе люди склонны придавать наибольшее значение разумным и очевидным звеньям причинных связей. Но в [обществе, страдающем от аномии]... обычные добродетели старательности, честности и доброты представляются недостаточно пригодными». В таком обществе люди впадают в мистицизм, все объясняя действиями «судьбы», «случая», «удачи».
Действительно, в нашем обществе и крупные «успехи», и явные «промахи» довольно часто приписываются «удаче». Так, процветающий бизнесмен Юлиус Розенвальд отмечал, что «благодаря удаче» получены 95% больших состояний, а один из ведущих деловых журналов, приводя в редакционной статье доказательства общественной полезности большого личного богатства, считает необходимым прибавить к удаче «мудрость» как фактор, способствующий накоплению больших капиталов: «Когда человек, осуществляя мудрые капиталовложения — и здесь ему действительно во многом помогает удача, — накапливает несколько миллионов, он ничего больше не отнимает от остальных».
Рабочий также часто объясняет свое экономическое положение случаем. «Рабочий видит вокруг себя опытных и квалифицированных людей без работы. Если у него есть работа — он чувствует себя "удачливым", нет — он жертва "неудачи". Рабочий почти не видит взаимосвязи между заслугами и вознаграждением».
Однако ссылки на «случай» и «удачу» выполняют различные функции в зависимости от того, делаются ли они теми, кто достиг акцентируемых куль-
431
турой целей, или же теми, кто не достиг их. Для первых, с психологической точки зрения, они являются обезоруживающим выражением скромности. Утверждение о том, что один был более удачлив, чем остальные, столь же заслуживающие счастливой случайности, действительно далеко от какого-либо подобия бахвальства.
С социологической точки зрения, объяснение преуспевающими людьми своих достижений с помощью понятия «удача» выполняет двойственную функцию — и таким образом предохраняет социальную структуру от критики, что способствует еще большему увеличению этого несоответствия. Если успех есть прежде всего дело случая, слепой природы вещей, если в определенный момент он врывается в твою жизнь и ты не знаешь, откуда он приходит и куда он идет, то, очевидно, он неподвластен контролю и степень его влияния одна и та же, какова бы ни была социальная структура.
Для тех, кто не достиг акцентируемых культурой целей, и особенно для тех, кто не получил достаточного вознаграждения за свои усилия и заслуги, идея случая выполняет психологическую функцию сохранения самоуважения перед лицом неудач. Она также может привести к исчезновению мотивации, поддерживающей длительные усилия по достижению цели.
С социологической точки зрения, как полагал Бакке, эта идея может отражать недостаточное понимание социальной и экономической систем, а также может оказаться дисфункциональной, отвергая рациональный подход к осуществлению структурных изменений в сторону более справедливого распределения возможностей и вознаграждений.
Эта ориентация на случай и риск, акцентируемая напряжением от нереализованное™ стремлений, позволяет объяснить отмеченный выше интерес представителей определенных социальных слоев к рискованным предприятиям — институционально запрещенным, не предписываемым и не предпочитаемым способам действий.
У тех же, кто не использует идею удачи для объяснения колоссального разрыва между заслугами, усилиями и вознаграждением, может развиваться индивидуалистическое и циничное отношение к социальной структуре. Ярким примером последнего является широко распространенный афоризм: «Ценно не то, что ты знаешь, а то, кого ты знаешь».
В обществах, подобных нашему, культурное акцентирование денежного успеха для всех и социальная структура, слишком сильно ограничивающая практическое использование одобряемых средств большинством, вызывают побуждение к инновативной деятельности, отступающей от институциональных норм.
Но такая форма приспособления возможна только при несовершенстве социализации индивидов, позволяющей им пренебрегать институциональными средствами, сохраняя устремленность к успеху. Тех же, кто прочно интернализовал институциональные ценности, аналогичная ситуация, скорее всего, приведет к противоположной реакции отвержения цели и сохранения соответствия нравам. Остановимся на ней более подробно.
III. Ритуализм
Этот тип приспособления можно легко определить. Он предполагает оставление или понижение слишком высоких культурных целей большого денежного успеха и быструю социальную мобильность там, где подобные устремления могут быть удовлетворены. Несмотря на то что культурное
432
предписание «стараться преуспеть в этом мире» отвергается и, таким образом, горизонты сокращаются, продолжается почти безусловное соблюдение институциональных норм.
Рассуждение о том, действительно ли в данном случае речь идет об отклоняющемся поведении, представляется мудрствованием вокруг слов. Этот тип приспособления в общем не является социальной проблемой, ведь в сущности он представляет собой внутреннее решение, а внешнее его проявление, хотя и не является предпочтительным в культуре, все же институционально разрешено.
Ритуалисты могут выносить суждения на основе господствующих культурных приоритетов и могут «сожалеть о них». В индивидуальном случае они могут переживать, что «дружище Джоунси явно попал в полосу невезения». Считается ли такое поведение отклоняющимся или нет, оно, во всяком случае, представляет собой отступление от культурного эталона, предписывающего обязательность активного стремления к продвижению вперед и вверх в общественной иерархии, желательно посредством институционализированного поведения.
Следует ожидать, что этот тип приспособления будет весьма распространенным в обществе, где социальный статус индивидов в значительной степени определяется их достижениями. Непрекращающаяся конкурентная борьба вызывает острое беспокойство индивидов по поводу своего статуса. Один из способов уменьшения беспокойства — постоянное снижение уровня притязаний. Страх вызывает бездействие или, точнее, действие строго в рамках заведенного порядка.
Симптомы социального ритуализма известны и поучительны. Его внутренняя философия выражается в следующих имеющихся в культуре высказываниях: «Я стараюсь не высовываться», «Я играю осторожно», «Я всем доволен», «Не ставьте высоких целей — не будет и разочарований». Подобные установки пронизаны мыслью, что большие притязания влекут за собой разочарование и опасность, а малые — удовлетворенность и спокойствие. Такова реакция на ситуацию, представляющуюся угрожающей и сомнительной.
Данная установка характерна для рабочих, которые, опасаясь увольнения и внезапных перемен к худшему, замораживают производительность труда на определенном, не уменьшающемся и не увеличивающемся уровне. Так ведут себя и напуганный увольнением служащий, и бюрократ, усердствующий в своем конформизме в окошке кассы частного банка или в канцелярии предприятия общественного труда. Это тип приспособления индивида, лично стремящегося избежать опасностей и неудач посредством отказа от основных культурных целей и приверженности любому обещающему безопасность рутинному распорядку и институциональным нормам.
Если «инновация» (второй тип приспособления) возникает среди американцев нижнего класса как реакция на фрустрирующее несоответствие малых возможностей и господствующего акцентирования больших культурных целей, то «ритуализм» должен иметь место преимущественно среди американцев нижнего среднего класса. Ведь именно в нижнем среднем классе родители обычно оказывают продолжительное давление на своих детей в сторону прочного усвоения ими моральных наказов общества. Да и успешный общественный рост там менее вероятен, чем в верхнем среднем классе.
433
Сильное дисциплинирующее воздействие, побуждающее к соответствию нравам, уменьшает вероятность «инновации» и увеличивает вероятность «ритуализма». Строгое воспитание многих приводит к появлению тяжелого бремени обеспокоенности. Таким образом, сам процесс социализации нижнего среднего класса создает максимально предрасположенную к риту-ализму структуру характера. А потому именно в этом социальном слое наиболее часто встречается ритуалистический тип приспособления.
Следует еще раз подчеркнуть, что мы рассматриваем лишь формы приспособления к противоречиям культурной и социальной структур и не останавливаемся на характеристике типов личности. Индивиды, подверженные влиянию противоречий, могут переходить от одного типа приспособления к другому. Можно предположить, например, что некоторые ритуалисты, безоговорочно соответствующие институциональным правилам, превратились в бюрократических виртуозов и проявляют чрезмерную конформность, стремясь таким образом загладить чувство вины за свою прежнюю нонконформность (т.е. инновативное приспособление).
А иногда случающийся переход от ритуализма к драматическим разновидностям незаконного приспособления хорошо описан в клинических историях болезни и излагается в проникновенных романах. Вспышки открытого неповиновения сменяются продолжительными периодами сверхуступчивости. Однако, несмотря на довольно высокую обусловленность психодинамических механизмов ритуализма характером социализации индивида в семье, многие социологические исследования все еще не могут объяснить, почему в одних социальных слоях и группах этот тип приспособления встречается чаще, чем в других. Мы же просто обозначили один из возможных подходов к социологическому изучению проблемы.
РАЗДЕЛ II
ВОЙНА И АРМИЯ
Военная социология как наука
Эмпирические исследования
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 664; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!