Бурные ночи на Энтерпрайз - 2 13 страница



– Прости меня, если сможешь.

– Тебе не за что просить прощения, – она серьёзна как никогда, и Спок благодарен её за это. – Иди. Ты нужен ему.

Спок медлит всего секунду – а потом быстрым шагом пересекает комнату и начинает одеваться.

Нийота вздрагивает, когда входная дверь с тихим шорохом закрывается.

Несмотря ни на что, ей легче.


Джим улыбается. Ему некого сводить с ума своей улыбкой, но внезапно для самого себя он понимает, что ему это больше не нужно.

Джим сидит на развороченной взрывами палубе К и смотрит в космос. Возможно, он всегда мечтал именно об этом: мановением руки приближать к себе миры. Он может прямо сейчас увидеть всё, что пожелает, не сходя с места познать все тайны Вселенной и бесконечно долго побеждать.

Ему никогда не было так легко. Никаких лишних мыслей в голове, ни одного ощущения в теле, и только о рёбра периодически ударяется что-то неприятно живое. Оно заходится – и болит. Болит так, словно его сжимают клещами.

Он с досадой скребёт пальцами по солнечному сплетению, пытаясь выцарапать наружу то, что мешает ему сосредоточиться на своих планах на предстоящую вечность.

Тонкая как пергаментная бумага кожа поддаётся и расходится в стороны. Джим заинтересованно разглядывает хаотично трепыхающийся комок мышц, зажатый тисками белых костей, и с удовлетворением отмечает, как повинуясь одному только взгляду, его биение замедляется, а потом и вовсе замирает.


– Отделение интенсивной терапии вызывает доктора Маккоя! Пациент Джеймс Кирк, остановка сердца!

Леонард срывается с места и бежит. Сто пятьдесят метров до реанимации – это пятнадцать секунд.

Слишком долго. Непростительно.

Маккой укладывается в восемь – это безусловный рекорд Федерации по бегу на короткие дистанции.

Дезинфекция – ещё четыре.

Белая больничная рубашка Джима с треском рвётся под его руками.

– Дефибриллятор!

Молоденькая ассистентка хватает колбу с водой и выливает на Джима, кажется, целый галлон.

У него есть причины спешить.

Первая за минувшие двое суток чашка кофе остывает на краю стола.


На периферии сознания раздражающе маячат чьи-то голоса. Джим вяло вслушивается в них, но ему слишком хорошо. Никакое постороннее движение больше не мешает телу наслаждаться покоем.

Он так устал…

Он прислоняется спиной к переборке и улыбается, легко и свободно. Ему больше не требуются разные глупости вроде кислорода, и это очевидное преимущество. Его странное существование не зависит от внешних обстоятельств, и постоянные колебания грудной клетки теперь кажутся крайне бессмысленным занятием.

Зачем тратить столько сил на то, что всё равно когда-нибудь прекратится? Раньше ли, позже – какая, по большому счёту, разница?

Проклятый мотор в груди не сдаётся и снова дёргается. Джим вздыхает, накрывает его рукой, вынуждая окончательно остановиться.

Он не хочет, чтобы ему хоть что-то мешало.


– Время?

4500 вольт. Электроды на бледной коже. Разряд. Тело Джима подбрасывает над биокроватью.

Физиосенсор мёртв.

– Тридцать секунд с момента начала реанимационных мероприятий!

5000 вольт. Разряд. Пот заливает глаза, и Леонард вытирает его рукавом, отпихивая медсестру в сторону.

Катастрофически не хватает Чепэл.

– Пульс?

– Отсутствует, физиосенсор фиксирует желудочковую асистолию.

– Два миллилитра норэпинефрина внутривенно, быстро!

6000 вольт. Разряд. Маккою кажется, что электроды оставляют на исхудавшем теле ожоги, и он проклинает себя за то, что уродует Джима.

Ярко-зелёная прямая линия на мониторе.

Паника.

– Доктор, я не могу найти ни одну нормальную вену!

– Эндотрахеально пять милилитров, шевелись, мать твою!

Гипо. Разряд. 7000 вольт. Безрезультатно.

Маккой с руганью отбрасывает дефибриллятор. Электроды проезжаются по мокрому полу и искрят.

Кожа Джима под его руками влажная и прохладная. Грудная клетка поддаётся и прогибается, когда он четырьмя резкими толчками надавливает на неё, а потом срывает с его лица кислородную маску и с силой вдыхает в губы.

Четыре, три, два, один.

Вдох.

Ему кажется, что он чувствует, как тело Джима стремительно холодеет. Отработанный, чёткий таймер где-то в горле безразлично ведёт обратный отсчёт.

Девяносто секунд. Ещё через сто пятьдесят начнёт отмирать кора головного мозга.

«Нет, чёрт побери, я не для того тебя накачивал этой дрянью! Живи, чёртов засранец, живи, пожалуйста, живи!»


– Уверен ли ты в том, что действительно хочешь именно этого?

Джим смотрит на нее, но не узнаёт. Немолодая, стройная. Тёмные волосы, тёмные же глаза и бесконечная печаль в сдержанной улыбке. Его давно никто не навещал, и сейчас интерес настолько силён, что он забывает о необходимости контролировать своенравную мышцу – она так и норовит заколотиться вновь.

– Я не знаю, - честно отвечает он. – У меня такое ощущение, что на меня это не похоже.

– Не похоже, – охотно соглашается она. – Ты любишь жизнь, Джим. Ты очень любишь жизнь.

– Мы знакомы? – он пристально изучает её, и в тонких чертах бледного лица вдруг проскальзывает что-то знакомое.
Он делает шаг ей навстречу. Она смотрит ему в глаза и качает головой.

– Нет. Но ты очень дорог моему сыну.


– Разойтись!

Маккой не узнает этого голоса и сомневается, что он принадлежит гуманоиду. Леонард успевает в ярости подумать о том, кто осмелился командовать на его территории прежде, чем нечеловеческая сила отбрасывает его к противоположной стене, и руки вулканца вдавливают Джима в биокровать.

«Дыши».

– Остановись, ублюдок, ты же ему все рёбра переломаешь! – в бешенстве орёт Маккой. Он поднимается с пола, он ощутимо приложился затылком о металлическую перегородку, но игнорируя боль, подлетает к Споку и пытается остановить его.

Потом их взгляды пересекаются, – и Леонард отшатывается, ослеплённый увиденным.

Теперь он понимает, почему не узнал его по голосу.

Боль.

В провалах чёрных глаз – страх.

Вина.

И отчаянная надежда.

Маккой понимает, что не хочет больше видеть такое никогда.

Одного раза ему вполне хватило.

Один. Два. Три. Четыре.

Вдох. Воздух живительной волной прокатывается по дыхательным путям.

Зеро.


Джим смотрит на искорёженный пол, и его руки дрожат. Изломанный металл красив странной, пугающей красотой. Он наклоняется, касается подушечками пальцев шероховатой обугленной поверхности…

И отдёргивает руку.

Трещины на чудом уцелевшей стеклянной ширме напротив вдруг темнеют. Джим поднимается, подходит ближе и шокированно замирает.

Силуэт размыт, но он точно знает, кого видит по ту сторону стекла, и судорожно вжимает ладонь в холодную поверхность.

Прикоснуться…

Он уже делал это – слишком давно, чтобы помнить все ощущения, и сейчас жадно всматривается в неизвестность, неосознанно пытаясь стать ближе. Он прижимается к стеклу всем корпусом, и тот, с обратной стороны, повторяет его движение.

– Вот видишь, – печально улыбается она. – Ты по-прежнему любишь.

Джим бросает на неё полный изумлённого понимания взгляд.

- Ты и так задержался. Возвращайся?


«Дыши!».

Спок смотрит в бледное, искажённое борьбой за жизнь лицо и хочет только одного – поменяться с Джимом местами.

«Ты нужен нам, дыши!»

Он невероятно силён физически, он знает, что его действия причиняют боль, он впервые в жизни так боится, но продолжает сталкиваться ладонями с сопротивляющейся грудной клеткой.

«Ты нужен… мне. Дыши. Пожалуйста!».

Руки Спока врезаются в тело Джима, и Маккою кажется, что сейчас он услышит хруст ломаемых костей. Он снова вдыхает воздух в сухие, обезвоженные губы, и физиосенсор взрывается сигналом восстановленного ритма сердечной деятельности.

Спок по инерции надавливает ещё дважды, – а потом отступает на шаг, убирая за спину руки, запечатлевшие память о том, что убивает мучительно и навсегда.

Маккой сыпет трёхэтажными ругательствами, прощупывает сонную артерию и не смотрит на вулканца.

– Как он? – наконец хрипло спрашивает Спок.

– Состояние стабильно тяжёлое, – бросает Маккой, осторожно впрыскивая в шею Джима гипо. – Теперь я не берусь делать вообще никаких прогнозов. Его организм сопротивляется крови Хана, для него это очередная инородная субстанция. И я могу его понять.

– Каковы шансы, доктор? – помедлив, спрашивает Спок. Леонард наконец поднимает на него тяжёлый уставший взгляд.

– А разве не ты у нас спец по шансам, процентам и прочему дерьму? – раздражённо цедит он, словно наказывая самого себя за мнимую профессиональную несостоятельность. Спок поджимает губы, но сдерживается. – Если бы на его месте был любой другой, я бы сказал, что никаких, –- Спок заметно дёргается и опускает глаза. Маккой смягчается. – Но это Джим. С ним ни в чём нельзя быть уверенным.

– Я понял, – говорит Спок и выходит из палаты.

Маккой обречённо вздыхает. Напряжение отпускает, но теперь снова невыносимо хочется спать. Он не может. Не имеет права. Он знает, что может не проснуться вовремя, если сон всё-таки возьмёт верх. Его предел близок.
Двери палаты открываются.

– Прошу прощения.

Спок быстрым шагом подходит к кровати и аккуратно смыкает пальцы вокруг запястья Джима. Маккой смотрит на него почти ненавидяще. Спок кивает какой-то своей мысли и, отпустив безвольно висящую кисть, говорит:

– Доктор, вы не спали сорок шесть часов. Ваша эффективность снизилась на тридцать шесть процентов, а скорость реакции – на пятнадцать.

– Спок, ты что, блядь, серьёзно? – Маккой сверкает глазами и подходит к нему вплотную. Циничное заявление Спока не вызывает ничего, кроме справедливого гнева. – Это Джим, ублюдок! Это мой выбор, это моя работа, и я буду её делать, даже если придётся здесь сдохнуть!

– Я сомневаюсь, что в этом случае вы сможете оказать капитану квалифицированную помощь, – Спок сверлит его взглядом, но не отступает.

– Слушай, ты…

– Вам необходим сон, Леонард, - внезапно говорит он, ввергнув Маккоя в состояние полнейшего ступора. Он ошарашенно смотрит на Спока и не может понять, что его потрясло больше – обращение по имени или неприкрытая забота в голосе эмоционально сдержанного вулканца. – Я останусь здесь. Это наиболее приемлемый вариант из всех возможных.

Маккой открывает рот, собираясь что-то возразить, но резкий спазм в висках заставляет его скривиться и забыть о своих замечаниях. Выдохнув, он кивает и направляется к выходу.

– Доктор Маккой?

Леонард поворачивается и ждёт. Спок по-прежнему стоит возле кровати Джима, заложив руки за спину, прямой как палка и такой же несгибаемый.

– Спасибо, – наконец говорит он, и колкость, придавленная этой искренней благодарностью, застревает у Маккоя в горле.

– Скорее уж, тебе спасибо. Остроухий, – выдавливает он в ответ и, развернувшись на каблуках, почти бегом устремляется к своему кабинету.

Добравшись до кровати, он падает поверх покрывал прямо в одежде и ботинках и мгновенно засыпает.

Ему ничего не снится.

На сегодня достаточно.


– А потом он пожелал им долгой жизни и процветания и ушёл, представляешь? – она тепло улыбается своим воспоминаниям, и Джим тоже не может сдержать улыбки. – Верховному Совету Вулкана!

– Это самый изящный способ послать кого-то нахрен, надо взять на вооружение, – шутит Джим, и Аманда смеётся. Её смех, словно звон воскресного колокола, разливается по всему кораблю, и лёгкие вибрации пола становятся более ощутимыми. – Вы достойно воспитали сына, – добавляет он, не глядя ей в глаза. Аманда испытующе смотрит на него, касается рукой плеча и говорит:

– Мне очень жаль, что нам не удалось познакомиться раньше.

– Мне тоже, – глухо отвечает он. – Но лучше поздно, чем никогда, верно?

– Главное, чтобы не было слишком поздно, – тихо уточняет она. – Им будет очень трудно без тебя, Джим.

– Я знаю, – кивает он. Звёзды в провалах иллюминаторов призывно мерцают, но этот гипноз на него больше не действуют. Теперь он понимает, что упускает главное: неважно как, каким образом, важно – ради чего. Ради кого. – Но не всё зависит от меня.

– До тех пор, пока судьба даёт тебе хотя бы один шанс, всё зависит от тебя, – твёрдо говорит Аманда и с силой сжимает его руку в своей. – Знаешь, Джим, если бы у меня была такая возможность, как у тебя, я бы её не упустила.


– Третье переливание, Спок. Третье! Понимаешь ты, гоблин зеленокровый, что это значит?

– Когда?

– Завтра в полдень. И помоги нам Господь.

– Доктор, нелогично надеяться на так называемый высший разум, учитывая, что его существование объективно не подтверждено.

– Спок, для нас было бы гораздо лучше, если бы он существовал. Кроме как на чудо, нам надеяться не на что.

– Доктор, я настоятельно рекомендую вам прекратить пить и взять себя в руки.

Маккой устало смотрит на нависающего над ним вулканца и отставляет бокал с виски в сторону. В мягкой полутьме примыкающей к реанимации палаты – после позавчерашнего инцидента он не решается отходить от Джима далеко – только они вдвоём, и, странное дело, но впервые за всё время, прошедшее со дня их знакомства, Леонарда не напрягает присутствие Спока.

– А знаешь, что? – гремучая смесь крепкого алкоголя и хронического недосыпа даёт свои плоды – его вставляет после первого же глотка. – Пошли-ка за мной.

Он бесцеремонно хватает Спока под локоть и тащит за собой по пустым ввиду поздней ночи коридорам госпиталя.

– Позвольте спросить, куда вы меня ведёте? – Спок явно не ожидал такого поворота событий, но не сопротивляется.

– Сейчас увидишь, - усмехается Маккой.

Они выходят из здания, и прохладный осенний воздух приятно остужает разгорячённое лицо Леонарда. Он больше не удерживает Спока и не оглядывается, но знает, что тот идёт следом за ним.

Наконец они останавливаются около маленькой часовни, построенной несколько лет назад по просьбам пациентов и их родственников прямо во дворе госпиталя. Маккой смотрит на Спока, и Спок смотрит на него, но ни один из них не знает, что в таких случаях надо делать. Маккой ни разу в жизни не был в церкви, он доктор, он привык верить в прогресс и торжество науки. Но сейчас он готов ставить свечки, бить в бубны или скакать голым вокруг ритуального костра, если это даст хоть малейшую надежду на то, что его друг будет жить.

Спок стоит и молча разглядывает его. Он понимает, что человек перед ним – всё тот же доктор Маккой, ворчливый, пьющий и вечно недовольный жизнью глава медслужбы Энтерпрайз. И в то же время кто-то другой. У них по-прежнему мало общего, но в данный момент это общее перевешивает все разногласия, и Спок готов просто безоговорочно соглашаться с каждым сказанным Маккоем словом.

Если это хоть немного уравняет шансы на победу.

– Зря мы сюда пришли, – Маккой скрипит зубами и порывается уйти, но Спок молча берёт его за запястье и тянет за собой.

– Не стоит останавливаться на полпути, – комментирует он, берёт с низкого столика тонкую длинную свечку и вопросительно смотрит на Маккоя. Тот, пытаясь отрешиться от кажущейся нереальности происходящего, выбирает свечку себе. В напольном подсвечнике уже горит несколько, Маккой поджигает от одной из них свою, и фитиль потрескивает, радуясь огню. Он ставит её в подсвечник и наблюдает за Споком, который с присущей ему педантичностью повторяет все его движения.

Постояв с минуту напротив иконы, названия которой он, естественно, не знает, Маккой резко разворачивается и выходит. Спок следует за ним, и остаток пути проходит в молчании.

Маккой очень жалеет о том, что в госпитале всё оснащено автоматикой. Ему бы очень хотелось открыть дверь с ноги. Он неожиданно совершенно трезв и необычайно зол. Он чувствует себя полным идиотом – просто потому, что ещё на что-то надеется.

– Доктор Маккой?

– Чего тебе ещё?

Он садится на стул и наливает себе целый бокал. Спок наблюдает за ним, но не препятствует.

– Спасибо.

– За что опять?

Но вопрос, заданный в спину оперативно скрывшегося за дверью вулканца, остаётся без ответа. Маккой делает глоток прямо из бутылки и идёт спать.

Завтра. Завтра всё закончится.


Яркий, слепящий жемчужно-белый свет. Джим прикрывает глаза рукой и недоумённо смотрит на Аманду. Она печально улыбается и кивает.

– Это за тобой, – тихо говорит она, указывая в сверкающую пустоту. Он вздрагивает и отступает на шаг.

– Но… уже? – в его голосе отчаянное неверие. – Так быстро?

– У тебя было достаточно времени, чтобы подумать, – она пожимает плечами и идёт в свет. – Посмотри назад, Джим.

Он оборачивается, но не видит ничего, кроме бесконечно длинного тёмного коридора, отвесно забирающего вверх.

– И что мне делать? – в отчаянии выкрикивает он.

– То же, что и всегда – идти вперёд. Это единственное и самое верное правило.

И он идёт. Он карабкается, падает, откатывается назад и взбирается снова. Крутой подъём в какой-то момент становится почти вертикальным, но Джим не останавливается, он цепляется за пустоту, но продолжает бороться. Он почти не чувствует себя, но немногие доступные ощущения руководят его движениями, заставляя изобретать всё новые способы преодолеть последний рубеж.

В какой-то момент становится легче. Его подхватывает невесомый поток и несёт наверх, быстро и небрежно, бросая из стороны в сторону и заставляя ударяться о густой, почти твёрдый воздух и без того избитым, измученным телом.

А потом он видит под ногами небо.

***

 

Джим глубоко вдыхает и открывает глаза. Сначала нет ничего, кроме красно-чёрных кругов, всё плывёт и кувыркается, но он явственно ощущает, что сейчас проснулся по-настоящему.

Он жив?

Он жив.

Он на секунду прикрывает глаза и снова с шумом втягивает воздух. Джим чувствует его вкус, запах и, кажется, даже видит цвет. Давящая тяжесть в груди наконец отпускает, и становится по-настоящему легко и свободно.

Маккой безостановочно водит над ним трикодером, хмурится, ворчит и подкалывает, но в его глазах больше нет тревоги.

Джиму кажется, что за эти две недели он прожил целую жизнь. Чью-то жизнь, возможно, свою, а, возможно, нет. Спок пространно рассуждает о долге и ответственности, но Джим останавливает его и, глядя в сияющие карие глаза, просто говорит:

– Спасибо.

Уголки губ вулканца приподнимаются.

– Пожалуйста. Джим.

– Если вы позволите, мистер Спок, – Маккой подходит к вулканцу вплотную и на мгновение сжимает его предплечье. Спок смотрит на него и просто кивает.

Джим улыбается.

– Неужели для того, чтобы вам достичь взаимопонимания, мне нужно было просто немного поваляться при смерти? Я это запомню, Боунз.

– Ещё слово, Джим, и я заклею тебе рот, – ласково обещает Маккой. Его грудь распирает смешанное, странное чувство, и он не уверен, что может подобрать этому адекватное определение.

Возможно, позже.

– Отдыхай, – говорит он. Джим слабо ухмыляется и машет рукой, обещая отныне выполнять все врачебные предписания. Маккой кидает быстрый взгляд на Спока, сгребает датападды и выходит из палаты.

Спок накрывает ладонь Джима своей и переплетает их пальцы.

У каждого из них свой способ выражения чувств, но Джим понимает их все.

Он снова улыбается. Застывшие мышцы активно вспоминают, каково это, и сводит скулы от напряжения, но он не хочет сдерживаться.

Он победил.

Они победили.

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/1788504

Слов об одном

http://ficbook.net/readfic/1574694

Автор: ТлокеНауаке (http://ficbook.net/authors/331833)
Фэндом: Звёздный путь
Персонажи: Маккой/Кирк/Спок
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, Повседневность


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 247; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!