Богатыри, дослушав его, переглянулись.
- И? – заторопили его в один голос Онфим и Милушин муж. Даже, Сувор, давно уже прислушивавшийся к рассказу, не выдержал:
- Что дальше-то было?
- А дальше вот - очнулся! – закончил Славко.
И не понять было, соврал ли он всё, или говорил взаправду. Во всяком случае, посмотрев на вытянувшиеся в разочаровании лица богатырей, добавил:
- А если серьезно, много потом еще чего было. Сначала убить меня хотели. Но я все свалил на тех, кто пришел за Доброгневом. Говорю, предупреждал ведь их, такого нельзя сразу развязывать. А они на меня - больно знаешь много! Ну, тут их главный хан, Ороссоба, пощупал мою голову. И не дал Белдузу отрубить ее. Доброгнев сделал все, как надо. Только в последний момент передумал меня кулаком бить, побоялся, что убьет и легонько, как он сказал, стукнул кувшином, в котором там держали воду для пленников. Да потом Ороссоба хотел меня еще про Белдуза выпытать. Но тут прискакал гонец с вестью о гибели отряда Алтунопы, и ему стало совсем не до меня. Он понял, что поздно отступать или предлагать выкуп, и начал срочно собирать войско. Сам сел на боевого коня. Белдуз снова посадил меня на цепь. И – за собой. Куда он, туда и я. Как нитка за иголкой. Когда же все началось, и коня под ним убили, и он на другого пересел, хотел он меня было зарубить. Да передумал. «Пусть, - говорит, - свои же тебя затопчут! Одно только жаль, - сказал он мне на прощанье, - что я так и не вспомнил, где же я все-таки видел тебя?..» И ускакал. Я нашим дружинникам при вас показал, куда! – уже окончательно закончил свой рассказ Славко. – Он ускакал, а я лежал и только молился. Никогда еще так не молился! Ведь вокруг – одни только копыта, копыта, втыкающиеся в землю стрелы, а потом вы – пешцы! Вот Бог и спас!
|
|
|
Богатыри, дослушав его, переглянулись.
Так они и не поняли, в каком месте Славко сказал правду, а что приукрасил.
Одно было точно ясно – то, что он остался живым, пусть даже не у главного хана и Белдуза, а сейчас, здесь – где все изрыто, избито, искарежено конскими копытами, было настоящим чудом.
- А куда ты засопожный нож дел? – желая уличить его в выдумке, неожиданно спросил Онфим.
- Да не нож то был, а обычный половецкий кинжал! – честно сказал Славко. – Я так его назвал, потому что, по нашему обычаю за голенищем держал. В Степи достал. Чтоб Белдуза потом убить. А показать его вам не могу. Потому что оставил его там. В том же шатре. Ведь, если бы тогда его у меня нашли, то не разговаривать бы мне сейчас с вами! А, коли не верите, то шишку могу показать! Вот, смотрите!
Славко стянул с головы колпак и дал каждому из троих пошупать, действительно, огромную твердую шишку.
- Может, ударился обо что? – предположил Онфим.
|
|
|
- Ага! О твою наковальню! – усмехнулся Славко.
- А может, тебя все же копытом, а? – не унимался и Милушин муж.
- Да разве бы от копыта такая большая была? – даже обиделся Славко. Он хотел, было, добавить к рассказу, что еще до Степи и Белдуза спас однажды во время пожара сына кузнеца, когда, тот как всегда, был в отъезде, но, решив, что это будет не скромно, да и всё равно Милуша сама ему все скажет, буркнул: - Доброгнев, дай Бог ему здоровья, руку приложил. Если он по добру так бьет, то что же бывает, когда во гневе?!
Он зябко поежился, а Милушин муж только недовольно покачал головой:
- Вечно с тобой всякие небывальщины, Славко, случаются! Но засопожный нож я тебе, так уж и быть, подарю!
С этими словами он прямо на ходу нагнулся, вытащил из-за голенища прекрасно выкованный нож и протянул отроку:
- На!
- Что? – принимая подарок, покраснел тот от удовольствия. - Поумнел?
- Да нет, и после такой шишки не скоро, видать, еще поумнеешь, - усмехнулся богатырь. – Но то, что повзрослел за тот месяц, что я тебя не видел – это точно! – он покосился на сияющего, с интересом озирающегося по сторонам Славку и проворчал: - Жаль только, цепочку я разрубил! Поздно ты мне про то, что Белдуз тебя на ней держал, рассказал!
|
|
|
- Это еще почему? – нахмурился Славко.
- А потому что сам посадил бы тебя сейчас на нее, чтоб не сбежал! И вы, ребята, поглядывайте за ним, ведь это же – Славко!
9
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим! – улыбнулся Мономах.
Но, как ни приглядывали могучие пешцы за Славкой, он все же вскоре сбежал от них.
Надоело ему идти пешком, вслед за бежавшим врагом. Хотелось видеть, как можно больше. И, забравшись на одного из половецких коней, которые, в великом множестве, оставшись без всадников, носились по полю, под гневные окрики богатырей, он бросился нагонять далеко ушедшую вперед, битву.
Где он только не побывал в этот великий день!
Накинув простой русский плащ, был и возле дружинников и неподалеку от отбивавшихся половцев, и даже на пригорке, где поставили походный шатер для самого Мономаха!
Только здесь он пришел в себя, и то, от знакомого голоса, точнее, от двух радостных криков, которые слились в один:
- Славко!
- Златослав!!
Славко оглянулся и ахнул, увидев, призывно махавших ему руками, Звенислава со своим отцом.
- Купец! Звенислав! – бросился он к ним. – А вы тут откуда?
- Да мы тут уж давно! – сияя, отозвался Звенислав. – Считай, с самого начала! А я и того раньше!
|
|
|
- Сумел-таки передать Мономаху нашу весть? Не забоялся по дороге?
- Да всяко было… Но – передал! А ты - из Степи скачешь? Отец мне все рассказал!
- Да нет, - спешиваясь с коня, устало вытер со лба пот Славко. - Я уже и тут успел везде побывать!
И действительно, где только ни был Славко в тот великий для всей Руси день, когда, по слову летописца, вселил Бог великий страх в диких половцев. И помчались они прочь. А русские уже только добивали бегущего врага, и брали его в плен… Погибло множество ханов, в том числе и Ороссоба.
Победа была полной.
Во все концы земли помчались гонцы с неслыханным известием, что Русь одолела Степь.
Один из таких гонцов, только что получивший грамоту от Мономаха, уже садясь на коня, вдруг увидел Славку, идущего в обнимку со Звениславом, который, в свою очередь, не выпускал из своей руки крепкие пальцы вернувшегося из Степи отца.
- Отрок? Ты?! – оторопело позвал он.
- Доброгнев! Живой! – обрадовано воскликнул, Славко, который вновь было пригорюнился от дум о так и не найденной матери. – Добрался-таки? И тогда, в Чернигов? И сюда, от половцев?
- Добрался, добрался! Я же – гонец! День-то сегодня, какой, а? А ты, почему такой не веселый? В эдакий-то великий день!
- Да матушку повсюду искал! Нигде не нашел… видать не судьба нам встретиться больше…
- Не горюй, Славко, поищем еще! - подал голос Звенислав. - Отца попрошу, и он поспрашивает! Всю Степь объедем! Надо будет - обойдем! Только найдем, найдем непременно твою матушку, а там глядишь, и… снова уверуешь, а? – подмигивая, шепнул он. – В Бога-то!
- Да я и так уж… без матушки… - смущенно пробормотал Славко. – Уверовал…А ее, конечно ж, найдем!
Тем временем, гонец, всмотревшись в разодетого опять в нарядные одежды Звенислава, наконец, узнал и его:
- Как! Не может быть! И ты здесь?
Увидев, вышедшего из шатра, Мономаха, он не спеша слез с коня, тревожили, видать его недавние раны, и, подойдя к нему, сказал:
- Князь! Вот те самые отроки, про которых я тебе говорил!
- Эти? – с удивлением посмотрел на совсем еще юных ребят переяславльский князь.
- Ну, да! Эй, Звенислав и ты, так и не знаю, как там тебя по имени, идите скорей сюда! Вас сам князь зовет!
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим! – улыбнулся Мономах.
- Вот - Звенислав, - показал на купеческого сына Доброгнев. - Это он меня от половца спас и к коню привязал, чтоб я твой приказ до конца выполнить смог. Хорошо привязал, умело!
- Не может быть, княже, гонец что-то путает! – услышав, что сказал Доброгнев, подходя, возразил купец. - Стыдно признаться, но тебе я не могу солгать… мой сын - наипервейший трус!
Гонец с укором посмотрел на него и покачал головой:
- Эх ты! Отец еще называется… Сына своего не знаешь! Наипервейший храбрец - вот кто твой сын!
- Да я тут при чем? То все молитва, да одолень-трава! И… еще вот - Славко! – засмущавшись, кивнул на своего друга Звенислав. - Это ведь он тебе раны тогда перевязал, он коня раздобыл и ханскую плетку дал!
- Ах, да! – вспомнил Доброгнев, доставая плеть. - Держи отрок, ее назад! Хороша плетка, да обещания выполнять надо!
10
…лишь Мономах оставался как всегда невозмутимо-спокойным.
В этот самый момент к Мономаху подвели хана Белдуза. Увидев свою плетку в руках Славки, затем одетого в дорогую одежду Звенислава, тот разом все понял, и изменившись в лице, дернулся вперед… Если бы не двое крепких дружинников, вовремя ухвативших его за плечи, он так бы и бросился на Славку да вцепился ему в горло…
- Так вот где я видел тебя, змееныш-ш! – прошипел он. - Вот кто перехитрил меня и погубил всю Степь. Ну, ничего, мы с тобой еще встретимся, и ты заплатишь мне за все! И ты, купеческий сын, и ты купец! А! И ты – гонец! Теперь – берегитесь!
Перекошенное лицо хана было столь грозным, а слова его такими страшными, что Славко со Звениславом невольно попятились, купец в испуге схватился за бороду, и даже гонец побледнел…
И лишь Мономах оставался как всегда невозмутимо-спокойным, только голубые глаза его потемнели, словно небо перед непогодой.
- Никто тебе больше ни за что не заплатит, хан! – с тихой уверенностью сказал он. - Довольно ты русской крови пролил! И несчастий принес моей земле!
Мономах обернулся к вышедшим вслед за ним из шатра Ратибору со Ставром Гордятичем и сказал, показывая глазами на хана:
- Вот, брат Святополк прислал мне его на суд. Знает, сколь важная и опасная птица этот Белдуз, как могут мстить за него степняки. Не решился сам с ним расправиться или за выкуп волю дать!
- Нет, - возразил Ратибор. – То он тебе первенство отдает. Понимает, что это – твоя победа!
- А значит, и добыча твоя! – вытаскивая из ножен меч, подхватил Ставр Гордятич. – И сейчас я её…
- Погоди! – остановил его Мономах. – Много чести будет!
Он жестом подозвал своих младших дружинников, и, уже не глядя, кивнул на Белдуза:
- Казнить его!
- Но, князь! – не веря собственным ушам, вскричал хан. – Великий князь и ты всегда отпускали меня! Я… заплачу за себя любой выкуп! Только назови цену! Я даже торговаться не буду!
- И правильно сделаешь! – кивнул ему Мономах. – Потому как один только выкуп может быть за все то зло, что ты сделал для Руси - смерть!
И он знаком велел дружинникам, чтобы те поторопились с выполнением отданного им приказа.
Дружинники отвели продолжавшего вопить о выкупе, и тут же мешавшего эти слова с угрозами и проклятьями, Белдуза на несколько шагов в сторону и прямо тут, на виду у всех, зарубили своими мечами.
После того, как со страшным ханом было покончено, Мономах с любопытством посмотрел на Звенислава, на Славку, сел на пригорок и велел им, а также гонцу с купцом расположиться подле него:
- Ну а теперь рассказывайте всё по порядку! – уже куда более мягким тоном, приказал он.
- Значит, так… - уверенно, словно всю жизнь беседовал с князьями, начал Славко.
- Нет, так значит… - перебил его Звенислав.
Мономах, пряча в бороде улыбку, посмотрел на обоих и с напускной строгостью сказал:
- Я сказал по порядку!
- Вот я и говорю!.. – в один голос воскликнули друзья и, переглянувшись, испуганно замолчали...
Глава пятая
Сельский сход
1
- Что ж вы молчите, Григорий Иванович? – не выдержал Стас…
Судя по часам на руках Вани, сельский сход продолжался уже не меньше получаса. Даже, если отцу Михаилу удалось задержать начало, все равно никак не меньше пятнадцати-двадцати минут. Все-таки, как сказал сторож Виктор, там в президиуме сидели какие-то очень большие начальники, не любящие долго ждать.
Стас даже высказал опасение, как бы они уже не опоздали.
- Да нет, это дело не быстрое! – уверенно успокоил его Григорий Иванович. – Сначала дадут народу выпустить пар, а потом начнут кормить его обещаниями, чтобы привлечь на свою сторону и добиться нужного результата! - объяснил он и усмехнулся: – Тактика известная. В свою бытность сам ей частенько пользовался!
И не ошибся. Когда они вошли в заполненный до отказа зал клуба, местные жители наперебой кричали со своих мест: про высокие цены на коммунальные услуги, про низкое качество хлеба, который стала привозить в последнее время автолавка, о том, что автобусы ходят не по расписанию и, как всегда, переполненными, что пенсионеров, всю жизнь проработавших на страну, эта же самая страна такими низкими пенсиями уже за людей не считает…
На сцене в гладких костюмах с дорогими галстуками сидели важные люди.
Они согласно кивали, возмущенно качали головой, и что-то деловито записывали в своих блокнотах
- Да, начальство, действительно не самого низкого ранга! – шепнул севший рядом со Стасом Григорий Иванович и объяснил: - Вон тот, в центре – один из заместителей губернатора области, рядом с ним представитель из Москвы, справа и слева – местная власть, чиновники всякого ранга, пресса… А вон и сам Градов. Видишь в углу? Сидит, словно дело касается кого угодно, только не его самого!
- А Молчацкий где? – спросил Стас.
- Вон, за кулисами! Глаз не сводит с Градова, ожидая его указаний…
Голоса людей мало-помалу стали утихать, и тогда поднялся представитель администрации района.
- Все, что вы только что сказали, совершенно справедливо, виновные понесут наказание, и все высказанные недостатки мы, конечно, постараемся устранить как можно быстрее, - заверил он, - но…
- Вот теперь начинается самое главное! – наклоняясь вперед, предупредил Григорий Иванович.
- …но, - повторил чиновник. – Когда вы уже будете жить на новом месте!
- То есть, как это на новом? – возмущенно закричала Наталья Васильевна.
- Никто не имеет права заставить нас съезжать с нажитых мест! – поддержали ее люди.
Но слышались и другие голоса:
- Да ладно вам! Какая разница, где жить? А тут такую цену за дома дают – как нигде больше в России!
- Правильно, на эти деньги – лучше прежних поставим! Рук, что ли нету?
- Руки-то есть, да ум пропили! – не отступала Наталья Васильевна, и ее соседка по лавке поддакнула:
- А много ли этими дрожащими с похмелья руками вы настроите?
В зале засмеялись.
Стас заметил, как Градов приподняв указательный палец, подал знак Молчацкому, и тот вынес на сцену и прикрепил к занавесу огромный плакат с яркими цветными рисунками.
- Вот – проект нового села, - принялся объяснять он. – Самого современного, со всеми удобствами, из новейших строительных материалов, со всей инфраструктурой! Не село – а просто поселок городского типа! Вот – новая школа, детсад, дома-коттеджи, детсад, два магазина…
- А храм где? – выкрикнула с места Лена.
- Ну… это уже на усмотрение церковной власти… - пожал плечами Молчацкий. – А так проект уже не только создан, что, как вы сами понимаете, стоило немалых денег, но и утвержден во всех соответствующих инстанциях! Сроки строительства – минимальные. Вы, пока поживете во временно предоставленных местах, и глазом не успеете моргнуть, как уже станете счастливыми новоселами!
Судя по голосам людей, их настроение стало явно складываться в пользу предложения Молчацкого. Кому не хочется жить не в грубом деревенском доме, а считай в настоящей городской квартире, да еще на природе, с огородом прямо во дворе?
Даже непьющие мужчины стали высказывать свое мнение, что проект не так уж и плох. А некоторые женщины, услышав, что будет два магазина, и вовсе оживились и принялись вносить пожелания, что хорошо бы, если б один из них был продовольственным, а другой – промтоварным.
Сидевшие на сцене снова застрочили в своих блокнотах.
- Что ж вы молчите, Григорий Иванович? – не выдержал Стас. – Разве не видите, куда клонится дело?
- Рано, брат Вячеслав, рано… - остановил его сосед. – Пусть они уже решат, что уже победили. А там видно будет. Цыплят по осени считают. А на дворе что еще у нас?
- Конец лета… - пробормотал Стас.
- Вот и я о том же!
2
Градов метнул на Молчацкого уничтожающий взгляд…
Когда сидевшие на сцене уже решили, что еще немного и они одержат легкую победу, наконец-то подал голос Григорий Иванович:
- Со сроками строительства нового поселка все ясно! – громко сказал он. - А какие же сроки затопления Покровки?
Молчацкий покосился на Градова, тот чуть приподнял два пальца, затем, нехотя, третий, и также бодро сказал:
- Минимальные! Сами понимаете, осень, зима на носу… В общем, после принятия сегодняшнего решения, - максимум две-три недели на переселение, и…
- Прощай Покровка! – хохотнул чей-то нетирезвый голос, но на него зашикали:
- Постыдился бы хоть! – накинулись на него женщины. А седой мужчина, поднявшись, укоризненно покачал головой:
- Это вам не щенка слепого утопить! Хотя и того до слез жалко бывает… Нет, земляки, вы как хотите, а я не согласен!
- Как это не согласен? – удивился Молчацкий. – Вы свой дом, насколько мне помнится, уже продали и подпись поставили, что согласны на затопление Покровки.
- А все равно не согласен - и все! – заявил старик и снова сел.
- И я тоже не согласен! – послышались негодующие голоса.
- А я и подавно!
- Но позвольте! – поднялся районный чиновник. – Это же просто несерьезно! Все ваши подписи нотариально заверены и находятся вот здесь, - он показал на толстую желтую папку и протянул ее заместителя, а тот – еще дальше - представителю из Москвы. Самая простая статистика показывает, что 75 процентов дееспособных и имеющих право на это, жителей Покровки за то, чтобы затопить ее и переехать в новый поселок.
- Подавляющее большинство! – бегло ознакомившись с содержимым папки, согласно кивнул представитель из Москвы.
- Половина этих бумаг – липа! – рявкнул дядя Андрей, и лицо его покраснело. – Ко мне приходили, я отказал, а наверняка ведь поставили, что согласен!
- Все это легко проверить! Документ бесстрастен! Как ваша фамилия, гражданин? – спросил москвич, передавая папку чиновнику из района.
- Углов!
Чиновник сверился с общим списком и картинно развел руками:
- А вот вы и не правы, вас в этом списке – нет!
- А подписи моих родителей в нем есть? – поднимаясь со своего места, выкрикнул Стас.
- А как их фамилия? – также учтиво спросил чиновник.
- Тепловы!
Чиновник снова заглянул в список, затем порылся в папке и теперь уже обескураженно развел руками:
- Простите, молодой человек, заявление, действительно есть, но вопрос весьма спорный. Дело в том, что хоть ваши родители и имеют право собственности на дом в селе Покровском, но они… не прописаны в нем! К тому же у нас есть данные, что они подарили этот дом вам, и, следовательно, тут налицо явное ущемление прав несовершеннолетнего…
Стас покосился на Ваню только он один, не считая Ленки, знал об этом, и тот виновато вздохнул.
- Вот видите, все в этой папке законно, и как принято теперь говорить. Совершенно прозрачно! – объявил чиновник и спросил: - Еще какие-то заявления и претензии есть?
- Есть! – подал голос Юрий Цезаревич. – Я вынужден сначала попросить прощение перед своими односельчанами, а затем заявить, что не за деньги, но под давлением и… в личных атеистических интересах, которые теперь считаю в корне неправильными, подписал совершенно абсурдную и, прямо говорю, не боясь понести ответственности за это, противозаконную бумагу о том, что школа в нашей Покровки нецелесообразна!
- Ну, об этом уже поздно говорить! – отмахнулся чиновник и, улыбнулся залу: - Тем более, что в этом прекрасном проекте нового поселка предусмотрена прекрасная современная школа, оснащенная компьютерами и всем необходимым, учебными классами, просторным спортивным залом…
- Да… их так голыми руками не возьмешь, - услышал Стас шепот Григория Ивановича. - Пора пускать в ход нашу тяжелую артиллерию.
И он, встав, высоко поднял над головой белый листок со штампом ГосДумы.
- А что вы на это скажете?
- Что это? – без особого интереса спросил ведущий собрание районный чиновник.
- Это? – не опуская руки, Григорий Иванович направился через весь зал. - Это - документ из Государственный Думы.
Градов метнул на Молчацкого уничтожающий взгляд, но тот только развел руками: мол, было сделано, все, что возможно, дескать, мы старались, как только могли, но…
- Он свидетельствует о том, что Покровское является исторически важным местом, где в будущем году будут производиться археологические раскопки, - прямо на ходу объяснял содержимое документа Григорий Иванович. – А сам наш храм является гораздо более исторической ценностью, чем это предполагалось раньше, и о чем есть специальная табличка не нем!
- Была! - поправил его Молчацкий, - Да, очевидно, ваши односельчане сдали ее в качестве цветного лома. И теперь надо доказывать все заново!
- А это вам что – не доказательство?
Григорий Иванович прошел к сцене и, словно печать ставя, плашмя ладонью положил на стол документ.
Никто из сидевших не осмелился первым притронуться к нему. Тогда сам представитель из Москвы взял его, уже более внимательно изучил и сказал:
- Да, это действительно солидная, заслуживающая внимания бумага. Но, дорогие мои, она подписана всего лишь одним, хоть и очень уважаемым, депутатом! Да, это, безусловно документ, но, как бы временный, и его никак нельзя рассматривать, как обязательное к исполнению решение Государственной Думы.
- Вот видите! – торжествуя, прокомментировал эти слова чиновник из района.
Но Григорий Иванович, оказавшись на сцене, не собирался уступать. Более того, он начал целое выступление.
- Что же это мы, дорогие мои односельчане! – с болью в голосе сказал он. - Только-только восстановили порушенный прежней властью храм, только-только вернули ему былое благолепие, только-только потянулись в него люди. И что же – опять возьмемся за старое?
Григорий Иванович оглядел притихший зал и продолжил:
- Я видел сегодня, как вы встречали наш крестный ход! Каждый крестился, потому что впитал это, если не с молоком матери, то, по крайней мере, от своих бабок и дедов! Видел, как вы кланялись иконе, которой, в свое время поклонялись они! А сегодня вновь готовы предать Божий храм? То есть, выходит, вчера – «Осанна», а сегодня – «Распни»?
- Господин, я не давал вам слово! – попытался остановить Григория Ивановича чиновник.
- А я у вас его и не просил! – отмахнулся от него, словно от мухи тот. - Сегодня наш день, а не ваш! Потому что решается судьба нашей малой Родины. Могил наших близких родственников и дальних предков. Наконец, нашего храма, в котором должна начинаться, проходить и заканчиваться жизнь каждого из нас.
Григорий Иванович снова посмотрел в зал, стараясь доглядеться до лица каждого из сидящих и возгласил:
- Ну-ка, братья и сестры, поднимите руки кто за то, чтобы затопить Покровку?
Поднялось пятнадцать… от силы двадцать рук.
А теперь - кто против?
На этот раз поднял руки почти весь зал.
Лена - та вообще поднимала две руки!
- Вторая за папку! – объяснила она Стасу. - Эх, и почему же его до сих пор нет! Обещал ведь прийти…
- Вот видите! – вплотную подходя к столу, указал на зал Григорий Иванович. - Что вы можете возразить на это народу?
- Только словами Козьмы Прудков: не верь глазам своим! – усмехнулся на это Молчацкий.
- Действительно! – поддержал его заместитель губернатора, перешептавшись с представителем из Москвы. – Одно дело на словах, и совсем иное – заверенные нотариусом документы. Мы же ведь не можем зависеть от того, что, простите, ваше настроение меняется, как погода поздней осенью или ранней весной!
Напрасно люди кричали, просили, умоляли вернуть зря, обманом подписанные ими бумаги.
Чиновник из района торжественно взял желтую папку и красноречиво показал ее всему залу, мол: говорите, что хотите и голосуйте, как можете, а вся правда и сила тут.
- Плохи дела… даже не знаю, что и придумать… - заметил Стасу вернувшийся на свое место Григорий Иванович.
- Может Виктор что-нибудь путное скажет? – безо всякой надежды спросил Стас, показывая на сторожа, который в своей испачканной телогрейке, поднялся на сцену с какой-то коробкой в руках.
- Да что он еще может сказать… - махнул рукой Григорий Иванович.
Но тут Виктор, в тот самый момент, когда чиновник уже протягивал папку представителю из Москвы, вдруг хрипло сказал:
- Эй, ты, а ну-ка дай-ка ее мне!
- Что?! – даже поперхнулся от возмущения чиновник.
- Папку, говорю, мне дай!
- Да кто ты вообще такой?
- Я?
Не выпуская из рук коробки, сторож Виктор снял с себя телогрейку. Она упала на пол, и весь зал ахнул. Под телогрейкой был офицерский китель с капитанскими погонами, а на груди Виктора – несколько боевых орденов и звезда Героя Советского Союза…
- Предупреждаю, я контуженный. У меня только одна только бумага, но - так называемая справка. Благодаря ей, мне ни за что ничего не будет! Даже не посадят! И если я сказал, что что-то сделаю – то сделаю!
Виктор показал сидевшему в углу Градову коробку и сказал:
- Вот это - радиоуправляемый пульт. Невидимый бикфордов шнур от него идет прямо к дамбе. Разумеется, с вашей стороны водохранилища. Сейчас я нажимаю одну кнопку…
Он нажал пальцем на коробку, и в стороне коттеджей грохнул такой взрыв, что все невольно вздрогнули, и задребезжали оконным стекла.
- Вот оказывается, куда подевалась взрывчатка со склада! – прошептал Ваня. - Ай да Виктор!
А сторож, между тем, невозмутимо продолжал:
- Не бойтесь, господа, это только предупредительный залп. Но если я нажму на вторую кнопку, то тогда вашей дамбе, а значит, и коттеджам…
- Будет амба! – выкрикнула Лена.
- Это точно! – кивнул ей Виктор и требовательно протянул ладонь: - Папку!
- Хорошо! – знаком разрешая чиновнику выполнить требования сторожа, впервые подал свой голос Градов, но предупредил: - Только в обмен на эту коробку!
Виктор, взяв папку, честно отдал пульт Градову и, подозвав Стаса, велел ему немедленно сжечь ее в церковной печи. Да взять себе охрану из ребят покрепче.
Стас, отобрав парней из Кругов, не забыв, разумеется, при этом и Ваню, направился к выходу, но тут позади вдруг раздался насмешливый голос Градова:
- Только особо не торопитесь, ребята! На улице темно, ноги еще поломаете…
- Что ты хочешь этим сказать? – насторожился уже начавший праздновать победцу Григорий Иванович.
- А то, что в этой папке – всего лишь копии! – с язвительной усмешкой ответил ему Градов. - После того, как один из ваших людей попытался похитить у нас папку, я велел немедленно изготовить ее дубликат с ксероксными копиями… А настоящая папка…
- А настоящая папка – вот! – раздался вдруг девичий голос.
Все как по команде обернулись и увидели дочь Соколова, державшую точно такую же папку, какая была в руках у Стаса.
Рядом с ней стоял пожилой человек с удивительно благородным и добрым лицом.
Увидев его, Градов стал медленно подниматься со стула.
- Андрей… Степанович?.. – только и смог пролепетать он.
- Да, как видишь, это я, собственной персоной! – подтвердил Соколов-старший. – Тоже вот пришел сказать тебе, чтобы и ты особо не торопился. И ноги свои ноги тоже пока побереги. А то мой сын уже вылетел сюда на личном самолете вместе с Игорем Игоревичем.
На Градова стало страшно смотреть. Как шепнула Стасу Лена, пот с его лба покатил, что называется градом.
Но это было еще не все.
Когда потрясенные всем услышанным и увиденным люди только начали приходить в себя, в зал неожиданно ворвался отец Вани и Лены.
- Я пришел заявить, что меня, подпоив, вынудили подписать документ о том, что лес наш не представляет никакой ценности! – с порога заявил он.
- Опоздал, брат! И так все уже ясно с этим делом! – радушно махнул ему рукой Григорий Иванович.
Но отец ребят направился прямо к сцене.
- Лучше поздно, чем никогда! – заявил он. - А что касается ясности, и тем более дела… - он достал из кармана длинный сверток и, развернув его, положил на стол темный и ржавый охотничий нож:
Увидев его, Градов стал белее киноэкрана за его спиной…
- Что это? – потребовал объяснений чиновник из района, и услышал в ответ короткое:
- Вещественное доказательство!
Отец перевел дух, и не столько чиновникам, сколько односельчанам, сказал:
- Этим ножом гражданин Градов выковырял пулю из случайно раненного им на охоте сына бывшего губернатора области, который от этого, по свидетельству судебных медэкспертов скончался, и спрятал его в дупле старого дуба, где, я, наконец-то, смог вчера его отыскать. На нем номер, по которому нетрудно будет восстановить, кто его хозяин, а также закаменевшие следы крови, по которым также нетрудно будет определить, кому она принадлежала…
В зале поднялся страшный шум.
Люди повскакивали со своим мест. Они требовали немедленного наказания всех виновных, невзирая на их звания и должности.
Чиновник из района, получив распоряжения от заместителя губернатора, объявил, что решение о дальнейшей судьбе села Покровского откладывается на неопределенное время и до выяснения некоторых важных обстоятельств.
Ник стоял рядом с Ритой и ее дедом, и знаком показывал Стасу, что теперь все будет в полном порядке.
И только Градова стояла совершенно одна, какая-то вся растерянная и счастливая.
- Свободна… - не переставая изумляться, шептала она, и Григорий Иванович подойдя к ней, назидательно заметил: - А что тут удивительно? Это закон духовного мира. Сделал добро – получи добро. В этой ли временной жизни или уже потом. А коли напакостил…
Он огляделся и нигде не увидел Градова. Пока люди шумели, кричали, обсуждая происшедшее, пока спешно покидали сцену и зал важные господа, он незаметно исчез. Пропал. Растворился, словно мираж. Будто его и не было...
3
- …но! – с трудом дождавшись своей очереди, радостно докончил Стас.
Стас научил Ваню, пользоваться карманным компьютером, и тот в знак благодарности разрешил другу позвонить родителям в Москву и разговаривать, сколько тот пожелает.
- Заодно и компьютер проверим! – деловито сказал он. Как сказала Лена, Ваня все равно продолжал немного оставаться Ванькой.
Но что толку-то было долго говорить, если завтра все равно предстояло увидеться. И, тем не менее, именно сейчас Стас должен был решить одну очень важную для себя вещь. Он все время хотел приняться за главное, но мама осыпала его все новыми и новыми новостями:
- Мы тебе стол компьютерный новый купили, со стулом!
- Спасибо!
- Правда, на другое место, у окна поставили, ничего?
- Хорошо, хорошо! – соглашался Стас.
- А сверху я кактусы поставила, говорят, они вредное излучение уменьшают!
- Ладно!
- Да, чуть не забыла! Папе за его изобретение такую премию, наконец, дали, что мы теперь без всяких денег из Покровки сможем купить хороший дом в Подмосковье!
- Тем лучше…
- Что он говорит? – скорее догадался, чем услышал, как спрашивает у отца мама, Стас.
И он попросил:
- Пап, включи, пожалуйста, общую, конференц-связь! Я с вами обоими говорить хочу!
- Есть, сынок! – послышалось в трубке.
- Пап, мам! Я вот что хотел у вас попросить… - старательно подбирая слова, проговорил он. - Давайте отдадим наш дом под гостиницу…
- Какую еще гостиницу? Ты что там, свой бизнес в нищей Покровке собрался устроить?
- Да нет, ты меня не дослушал! Я ведь предлагаю отдать бесплатно, чтобы в нем могли останавливаться люди, которые приезжают на могилку к отцу Тихону. Их, знаете, сколько бывает каждый день! А остановиться, согреться в мороз, обсохнуть после дождя, да и просто подождать, пока поезд придет, негде… Я уже все тут продумал. Ваньку попрошу за порядком следить. Ленка убираться и кормить их будет… Ну так как? – спросил Стас и после обеспокоившего его молчания, услышал:
- Ты это… серьезно?
И услышал далекий разговор родителей:
- Слышишь, он говорит, серьезно! – спрашивал отец.
- Да слышу, конечно! – отвечала мама. - Ну и что с того?
- А то, что, слава Богу, что у нас с тобой такой сын!
И уже громко, в трубке Стас услышал голос отца:
- Доброе дело задумал, сынок! С Богом. Отдавай этот дом для паломников непремен…
- …но! – с трудом дождавшись своей очереди, радостно докончил Стас.
- И без всяких там «но»!
Разговор был окончен. Но в трубке еще слышалось:
- Счастливого пути, сынок, береги себя! Не выходи на остановках! – это уже кричала явно вырвавшая трубку из рук отца мама.
4
- Ну да! – недоверчиво покачал головой бригадир.
…Лена со Стасом стояли на краю платформы, глядя на приближающийся поезд.
Ваня, уже попрощавшись с другом, деликатно стоял в стороне и делал вид, что пинает камешки, хотя асфальт был выметен так, что вряд ли на нем остался хотя бы один камень.
- До свидания, Стасик! – глядя себе под ноги, прошептала Лена.
- До свидания, Ленка! – кивнул Стас и вдруг, неожиданно даже для самого себя, но ничуть не ругая себя за это сказал: - Ты… это… Ты расти давай! Мне все равно пока некогда…
- Правда? – подняла на него несмелые глаза Лена.
- Ну, сама посуди: школа, армия, институт.
- Тогда… я могу тебя ждать?
- Ну, конечно! Ты меня, я тебя, так и дождемся друг друга обязатель…
- …но?..
- И никаких – «но»!
Поезд подошел, остановился. Стас зашел в последний вагон – хорошо хоть в него оказалось место. Время-то для покупки билетов самое безнадежное – самый конец лета! Затем подошел к окну и, увидев слезы в глазах Лены, погрозил ей пальцем и показал на часы.
Та мигом утерла слезы и часто-часто закивала в ответ.
«Вот так-то оно лучше!» – улыбнулся ей Стас и вдруг подумал, что, в конце концов, и папа у него на три года старше мамы. Каких только чудес не бывает на свете?..
Поезд тронулся с места.
Стас сразу заказал себе постельное белье, быстро застелил свободную верхнюю полку и ловко взобрался на нее.
«А теперь – спать!» - решил он, доставая печать Мономаха и зажимая ее в кулаке. Столько всего за каникулы было, и особенно здесь в Покровском, что нужно хоть за эту ночь дороги отоспаться за целое лето! Да и последнюю ночь почти не удалось поспать. Сначала они долго обсуждали с Леной и Ваней все детали будущего дома-гостиницы. Лена предлагала различные деревенские меню, которые в основном сводились к картошке, яйцам и квашеной капусте. Ваня, удобнее устроившись на диване, чтобы не так больно было все еще нывшему телу, принялся рассуждать, что, потренировавшись, он со временем откроет свой гостиничный бизнес, который, говорят, тоже очень выгоден.
- Что-что?! – во все глаза уставилась на него Лена. – Ты опять за свое?
- Нет! – испуганно замахал руками Ваня и охнул от боли. – Это я просто так, в шутку!
- Ну, шуткотерапия лучше, чем шокотерапия, правда, Ленка?! – подмигнула Стас Лене.
- Тем более, ожоготерапия! – охотно согласился та.
Ваня непонимающе посмотрел на друга, на сестру, но уточнять, что они хотели этим сказать, не стал. Без толку с ними спорить, решил он, и тем более состязаться в этом. Если бы существовали соревнования по синхронному жонглированию словами, они наверняка бы стали его первыми чемпионами…
Да и не до того ему было. Надо было как-то искать варианты, чтобы только открывшаяся гостиница сразу же не закрылась из-за банкротства. И кое-какие познания, полученные им в последние месяцы, тут могли оказаться очень полезными. «Безценными», - как сказала Лена.
Так Стас до полуночи беседовал с друзьями. Потом почти до рассвета разговаривал с новыми паломниками, которых они разместили в родительской комнате. А с первой зорькой уже прибежала Лена. Словом, ему очень хотелось спать. Но сразу уснуть так и не пришлось. Дверь купе распахнулась, и на пороге появился бригадир. Тот самый…
- Кто тут в Покровке садился? А ты… - сразу узнал он Стаса.
- А что, собственно, происходит? Билет у меня есть, паспорт тоже… - недоуменно пробормотал Стас.
- Да не нет, все в порядке, я так сказать, по личному делу, просто спросить! – подсаживаясь к нему, успокоил его бригадир: - Уж больно много мне эта Покровка вопросов задала, хотелось бы получить и кое-какие ответы. Вот, кто, например, был тот депутат с желтой папкой?
- Да не какой он, не депутат, а так – местный авантюритет, точнее, уже авантюрист без авторитета! – усмехнулся Стас. – Им, кстати, милиция на днях всерьез занялась.
- А тот парень, что за доверенностью приходил?
- Это мой друг!
- Ну да! – недоверчиво покачал головой бригадир. – Видел я, как ты его, можно сказать, по асфальту размазал… Сдачи хоть он потом тебе за это, как следует, дал?
- Нет, - покачал головой Стас и зевнул украдкой. – Наоборот, извинился!
- Это еще почему?
- А потому что у нас не деревня, а село!
- Ну и что?
- А это значит, что в нем есть храм, который был еще со времен Мономаха, и будет теперь стоять там – всегда! А вообще, - уже открыто зевнул Стас, - Долго рассказывать, вы сами лучше как-нибудь приезжайте в Покровку и увидите все своими глазами!
- А что? – поднимаясь, пообещал бригадир. – Вот возьму и приеду. Как только отпуск будет, непременно загляну. А ты спи-спи, вон, гляжу, как умаялся!
Он открыл дверь и услышал уже полусонное:
- Остановитесь там в гостинице!
- Там даже гостиница есть? – задержался на секунду бригадир. – Бронь, надеюсь не нужно заказывать?
- Вам – нет! Обратитесь прямо к ее начальнику. Скажете, что он меня. Да, впрочем, вы и сами его сразу узнаете… Это тот самый парень - мой лучший и надежный друг Ванька! А кормить вас будет его сестра – Ленка… - Тут губы Стаса расползлись в самой доброй на свете улыбке, он опустил голову на подушку и тут же уснул…
5
Славко смотрел на Мономаха и ничего не мог понять…
Долго ли нет, длилась беседа Владимира Мономаха с отроками, то знало только устало клонившееся к земле солнце, да нетерпеливо переминавшиеся с ноги на ногу прискакавшие с докладом тысяцкие пешцев и старшие дружинники, дожидавшиеся своего князя.
Вышедший из шатра с написанными грамотами игумен протянул их на подпись Мономаху, но тот лишь предложил ему посидеть рядом и хоть немного отдохнуть, послушать отроков.
И беседа, точнее, теперь только уже рассказ разгоряченного Славки, все продолжалась… продолжалась…
Но, как кончается все на свете, закончилась и она.
- Да, Славко… - выслушав все до конца, задумчиво покачал головой Мономах. – Задал ты мне задачу. Даже не знаю, что сразу и сказать на все это…
Он посмотрел на донельзя довольного собой, ожидавшего похвалы, и наверняка, наград от него отрока и, наклонившись к самому уху игумена, шепнул:
- Что скажешь, отче?
- Молодец! – тоже шепотом отозвался тот. – Но больно уж горд и самонадеян! Как бы это его озорство однажды до больших бед не довело!
- Вот и я тоже так думаю…
Мономах немного помолчал и, прокашлявшись в бороду, неожиданно строгим голосом молвил:
- Ну что ж, выслушал я тебя внимательно. Теперь суд судить буду!
- К-какой еще суд? Над кем? – опешил Славко.
- Как это над кем? – сдвинул брови Мономах. - Столько дел натворил, да еще и спрашивает! Коня украл? Украл…А это… Эй, тиун!
Славко посмотрел на Мономаха, на подбежавшего тиуна и не знал, верить ли ему собственным ушам и глазам, или нет.
А Мономах, тем временем, словно ни в чем не бывало, продолжал:
- Какая там у нас вира по Русской правде за кражу коня положена?
- Кража коня? - деловито уточнил тиун и, ни секунды не думая, ответил: - Кража коня приравнивается к краже оружия и одежды, и наказывается штрафом - в три гривны!
- Ну ладно, допустим, оружие ты у половца украл, то не считается, – кивнув тиуну, снова обратился к Славке Мономах. - Но ведь ты же украл еще и одежду! Причем, очень дорогую!
- Я? У кого?!
- Да вон же, у Звенислава! Ты сам говорил – на большой дороге!
- Да не крал я! Он сам мне отдал! – заколотил себя кулаками в грудь Славко. - У него самого спросите!
Звенислав попытался вставить слово в защиту друга, но купец сильно дернул его за локоть, что-то шепнул на ухо, и тот, опустив голову, закашлялся и промолчал.
- Видишь, молчит! – заметил Мономах. - Значит, это уже не кража, а грабеж! И куда большее наказание! Но и это не все. Ты же ведь еще и стог сжег!
- Так я ж не для себя… Для Руси старался!
- И мою грамоту хану прочитал. Да… Хорошо хоть, про Корсунь вовремя вставить догадался. Так вовремя, что больше и не бывает…
Славко смотрел на Мономаха и никак не мог взять в толк – вправду тот все это говорит или нет? У него ничего нельзя было понять Прямо совсем, как у деда Завида! А может, мелькнула мысль, то дед Завид у Мономаха научился, так говорить, когда еще не был дедом? Вот и спасай после этого Русь…
Славко беспомощно огляделся. Но увидел вокруг себя только серьезные лица. Игумен, глядя на него, укоризненно качал головой. Купец кусал губы и прятал их с бороду. Гонец и вовсе отвернулся. Только плечи его почему-то изредка вздрагивали. А по лицу Ратибора вообще ничего доброго нельзя было прочитать.
А по сторонам уже вовсю шептались младшие дружинники:
- Что там?
- Да вон, половецкого отрока судят!
- Да не половецкого, нашего! Одет он просто так!
- А за что?
- Коня, говорят, украл, знатного человека на большой дороге ограбил, поджог учинил, а главное – княжескую грамоту Степи выдал!
- У-у, плохи тогда его дела!
- Казнят!
- Не казнят, а казним, нам-то ему голову рубить прикажут!
- Тихо, смотри, Мономах поднимается!
- Сейчас суд вершить будет!
Все поднялись со своих мест, и Мономах, неожиданно для потерявшего всякую надежду Славки, сказал:
- Ну, ладно! Палка, говорят, и та о двух концах. Вот украл ты коня, у своих земляков, в голод, накануне весенней работы – за это и голову отсечь мало. Но, если бы не украл, гонец бы не выполнил мой приказ, и смоленский князь не успел бы подготовить свое войско. Звенислава раздел? В другой раз умней будет! И хотя вины это твоей не умаляет, это помогло вам затем провести самого Белдуза и вовремя сообщить мне, что он знает и верить про Корсунь! И все-таки, мнится мне, добро должно быть добром, без всякой примеси зла, как плохая монета! Но на этот раз ладно. Половцы сильны, а значит, мы должны были быть сильнее. Быстры – быстрее. Хитры – хитрее! Поэтому, если на это дело посмотреть с этой стороны, то большое дело сделал ты для Руси!
Славко поднял низко опущенную голову и недоверчиво покосился на Мономаха.
- Да-да, - глядя на него с отеческой улыбой, подтвердил тот. - Смотри, какая слава гремит теперь по всему миру. И в этой славе есть частичка и твоего труда. Посему повелеваю зваться тебе отныне не Славкой, а Гремиславом! А теперь говори, какую награду просишь?
Славко взглянул на князя и тихо сказал:
- Коня бы моим землякам вернуть…
Мономах понимающе кивнул и окликнул:
- Эй, тиун, выдели для веси, из которой этот отрок пять… нет десять коней! Да гляди самых лучших отбери, а то знаю я тебя! Стой! Да еще три подводы зерна и одежды добавь!
- Будет выполнено, князь! - кивнул Мономаху тиун.
- От себя я тебе, Славко, то есть прости, Гремислав, столько же добавляю! – шепнул Славке купец. – И еще, если захочешь, сын мне все про тебя рассказал, возьму тебя в помощники. Через два-три года сам наипервейшим купцом будешь!
Он замолчал, потому что Мономах, снова повернул голову к Славке.
- Но то, отрок, не награда, а долг, который возвращает твоим землякам Русь! – снова без тени улыбки, сказал он. – Это тебе от меня! – надел он затем на шею Славке тяжелую золотую гривну и добавил: - Ну, а теперь проси лично для себя всё, что ни пожелаешь!
- Все, что ни пожелаю?! – ахнул Славка и выпалил: - Тогда… назначь меня, князь, гонцом!
- Гонцо-ом?! – изумленно протянул Мономах. - Эк, куда хватил! В твои-то годы? Хотя, - вслух задумался он, - того, что ты уже сделал иному для Отечества и за всю жизнь, до самых седин не успеть. Ладно. Слово князя твердо. Быть тебе, Гремислав – гонцом! Поедешь в Новагород, порадуешь великой вестью моего старшего сына, Мстислава!
- И грамоту с собой дашь? – с восторгом уточнил Славко.
Но Мономах остановил его:
- Успеешь еще сам с грамотами наездиться! Для начала отправишься не один, а… он кивнул на Доброгнева, - вон, на пару со своим старым знакомым. Ну, что сразу заскучал? Он еще от ран до конца не оправился, хорохорится только. Поможешь ему, если что. А коль сляжет в дороге, или, еще какая напасть случится, то тогда сам, лично мою грамоту вручишь!
Мономах подбадривающе кивнул Славке и повернулся к игумену:
- Ну что, отче? Правильно я свой суд совершил? На всю жизнь уроком будет! – шепнул он и снова громко добавил: - Или может, ты ему, какое церковное наказание – епитимью назначишь? Ведь все-таки несколько лет без Бога в сердце прожил!
- А он уже сам себя этим и наказал! – махнул рукой на Славку игумен. – И потом, такую долю себе выбрал… Эй, Доброгнев, - обращаясь к гонцу спросил он: - Легка ли твоя служба?
- Нет ничего тяжелее! – честно ответил гонец и шепнул Звениславу: - Если б не твой совет иконе в Смоленске поклониться, да не молитва перед ней, и не быть мне здесь! Вот, какая у меня служба!
- Видишь? – кивнув на Доброгнева, сказал Мономаху игумен. – Какое еще может быть к этому наказание? Пусть и несет до конца эту ношу! Крест-то хоть на шее есть? – строго уточнил он у Славки.
- Есть, а то! – показал свой нательный крестик Славко и добавил: - И еще один дома лежит, для святынь! Я туда, как только приеду, одолень траву положу!
- Что-что? Какую еще одолень-траву? – нахмурился игумен. – Да сколько же мы еще будем жить стариною? И кресту поклоняться, и всяким языческим вещам да гаданиям верить? На Русь истинная вера пришла, а мы… Кого ни спроси… да вон хотя бы его… Эй! - окликнул он пробегавшего мимо тиуна: - Как дела-то?
- Тьфу-тьфу, слава Богу! – отозвался тот.
- Вот! – назидательно поднял указательный палец игумен. – И не поймешь, кто перед тобой! Наполовину язычник, наполовину православный! И так еще лет сто, а то и двести продолжаться будет… Поэтому, Гремислав, как тебя во святом крещении-то?
- Глеб!
- Поэтому Глеб-Гремислав, - продолжил игумен, открывая ларь с заготовками для печатей, ладаном и церковными предметами. Он что-то отыскал в нем, крестясь, закатал в шарик воска и завернул в чистую тряпицу. – Даю тебе ниточку от одежды твоего небесного покоровителя, святого князя-страстотерпца Глеба. Вложишь ее в свой крест-мощевик, и носи на себе, всю жизнь, служа князю и Руси - во славу Божию! Пусть она станет для тебя путеводной нитью к Царству Небесному!
- Всё понял? Это тебе уже не одолень-трава! - уточнил Мономах.
- Всё! – кивнул Славко, думая, что хорошо все-таки, что дядя Онфим подарил ему не засапожный нож, а крест энколпион. – А без его ножа и так все обошлось, то есть, - тут же поправил себя он. - Сам Бог все управил! И в благодарность за это первую же золотую монету, что я заработаю, осталась, я обязательно нашей иконе Божией Матушки подарю…
- Ну а теперь - с Богом!
Мономах строго, уже не как озорному отроку, а как своему младшему дружиннику, погрозил Славке пальцем и направился к заждавшимся его воеводам. А для самих отроков, Звенислава с Гремиславом, как положено было звать теперь Славку, настал краткий миг расставания. К Славке подвели боевого коня, дали, самую маленькую, какая только нашлась кольчуга, зато саблю вручили самую настоящую – боевую!
Забравшись в седло, он гордо огляделся вокруг и нашел глазами Звенислава.
- Ну, будь здрав, Звенислав! – крикнул он, и тот отозвался, крича ему вслед:
- И ты, Гремислав! Не забыва-ай!..
6
А слава звенела, гремела по всей Руси.
Везущий ее в Новгород, Славко, стремя в стремя, ехал рядом с гонцом по весенней дороге. Он словно бы разом повзрослел и стал серьезным, после разговора, с Владимиром Мономахом, который, действительно, стал ему уроком на всю жизнь. Как ни хотелось ему скакать быстрее, помня о ранах гонца, он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не пустить коня прямо в галоп.
Одно только оставалось Славке - мечтать.
Нет, не забыл Бог Славку, родную весь и всю Русь! – с радостью думал он, представляя, как встретят его земляки. Конечно, – сначала враждебно, потом изумленно, и, наконец, с радостью, узнав обо всем. Причем, не убитого, в подводе, как мечталось ему совсем недавно. А на боевом коне, с наградной гривной на шее. Он ясно видел оттаивающие лица: деда, старух, женщин, Милуши… Но даже и помыслить себе не мог, что у порога своего дома-землянки, его встретит… родная матушка, которая сама вернулась из Степи, после того, как некому стало охранять истомившихся в неволе русских пленников… Не ведал и того, что муж Милуши, узнав от жены, что Славко спас их сына во время пожара, поклялся изготовить для него такую кольчугу и доспехи, которые самого его будут спасать от неминуемой смерти. И, действительно, спасут. И не раз. Потому что впереди было еще несколько великих походов на Степь, после которых половцы окончательно откатятся на восток и перестанут тревожить русские пределы, разные другие битвы. И день за днем, год за годом – тяжелая служба княжеского гонца.
Но всё это ему еще предстояло испытать.
А пока он ехал рядом с гонцом, то твердя про себя текст грамоты, которую с первого же раза выучил наизусть, то подпевая древнюю песню, и впервые за долгие годы своей короткой жизни был по настоящему счастлив…
***
По-своему был счастлив и Стас.
Его поездка в Покровку подходила к концу.
Вагон поскрипывал и сильно раскачивался на ходу, так что, идущие по нему люди, вынуждены были опираться руками о стены.
Одно слово: дорога!
Ревели, встречаясь и разъезжаясь, скорые поезда. Мерно и быстро стучали колеса…
А за вагонным окном тянулись провода, мелькали столбы, дома городов и сел и – храмы… храмы… храмы.
Но Стас ничего этого не видел и не слышал. Крепко сжимая в кулаке печать, он спал. И ему снилось, что сам Владимир Мономах, дивясь, как и его тезка академик, смотрит сейчас в окно – Великий князь Великой России…
2009 г.
[1] Славко – древнерусское имя. Для удобства чтения автор, склоняет его, согласно правилам современной грамматики. (примеч. Редакции)
[2] Вежа – кочевое жилище не телегах в Степи, иногде в обобщающем значении – селение половцев
[3] Фраза заимствована из подлинных источников
[4] Половцы сами себя называли куманами, в то время, как другие народы за то, что те обитают в Степи, или в Поле, звали их половцами.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 179; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!