Глава IV Ромкино творение

По правде сказать, одетым в праздничный наряд городом любовались только Леш­ка с Катькой, когда вдвоем, когда с ро­дителями, а Ромка в это время оставался дома. Во­оружившись кистями и красками, он творил. А когда кто-нибудь входил в его комнату, тут же отворачи­вал свое творение к стене и никого к нему не подпус­кал.

Лишь Катьке перед самым отъездом он позволил мельком взглянуть на холст. Во-первых, из-за уве­ренности в том, что совершившая геройский посту­пок ради спасения чужой картины Катька должна с трепетом относиться ко всякому творчеству, а уж к его — тем более, а во-вторых, он ее пожалел. Разве можно было допустить, чтобы она уехала в свой Во­ронеж, так и не увидев его картины?

А потом, еще через несколько дней, когда они с Лешкой вернулись из школы, он сам подошел к се­стре и молча потянул ее в свою комнату. Там он тор­жественно сорвал с холста старую скатерть, кото­рой укрывал его от посторонних глаз, и, не пытаясь сдержать собственного восхищения, прошептал:

— Ну как? Клево, да? Ну скажи, разве хуже, чем у того же Малевича? Это, я тебе скажу, не супрема­тизм, как у него, а суперсупрематизм. А что, это идея! — воодушевился Ромка. — Я ее так, пожалуй, и назову. «Суперсупрематизм». Звучит!

С видом знатока живописи Лешка пристально вгляделась в Ромкин шедевр. На холсте были начер­чены аккуратные, ровно закрашенные квадраты, по­лосы и линии, и, в отличие от сканированного с жур­нала произведения Малевича, добавлены два асим­метричных овала и один круг, ярко-желтый, словно полуденное солнышко.

— Ну, чего молчишь? Классно, да? — заглянул Ромка сестре в лицо.

— А Попку своего ты почему не стал рисо­вать? — спросила она, чтобы оттянуть момент оцен­ки картины.

Брат помялся и сознался:

— Попка позировать не хочет, скачет по клетке, как ненормальный. Короче, он у меня не очень полу­чается.

— Потому что ты не умеешь передавать сходст­во, — догадалась Лешка.

— Ну и что? — вскинулся Ромка. — У каждого художника свое направление. Я избрал абстрактное. Авангард. Имею право.

— Конечно, имеешь, — ответила сестра. Она все еще не могла выразить свое мнение о картине. Если сравнивать с репродукцией Малевича, то Ромкино произведение, несомненно, было куда ярче и красоч­нее. Она так и сказала: — Яркая картина. Она украшает твою комнату. Ромка расцвел.

— Вот спасибо! Отныне я буду считать тебя своим первым критиком и даже, возможно, когда-нибудь приведу эти твои слова в своих воспоминаниях. Жаль, Катька уехала и не видит того, что видишь ты. Это ей не физиомордию свою разрисовывать!

Вспомнив о Катьке, он встрепенулся.

— А кстати, ты проверяла сегодня почту? Если пришли «Новости плюс», то их следует спрятать. Зачем маме с папой знать о том, что делала Катька на этом пожаре? Начнут потом всякий раз думать, что мы с тобой тоже во что-нибудь влипнем, вернее, где-нибудь ненароком сгорим.

— Сейчас я вниз сбегаю и проверю почтовый ящик, все равно мне с Диком гулять, — сказала Лешка.

И, вернувшись с прогулки, протянула брату га­зету.

— Смотри, какой класс! Не ожидала. Катькина фотография была помещена на цветной глянцевой вкладке. Симпатичная мордашка с сия­ющими глазами и улыбкой до ушей, несмотря на боевую индейскую раскраску, а, быть может, как раз благодаря ей, украшала номер. Хоть вырезай да лепи на стенку, как какую-нибудь кино- или рок-звезду.

Взглянув на четко пропечатанную картину, кото­рую прижимала к своей груди Катька, Лешка не­вольно оглянулась на Ромкин шедевр. Сам по себе он, несомненно, был хорош, но по сравнению с рабо­той Арининой знакомой почему-то тускнел, даже не­смотря на свои яркие краски. Конечно, об этом она не стала говорить брату, тем более что сам он ничего подобного не подметил и лишь спросил:

— Лешк, мы как, припрячем всю газету от папы или только вырвем из нее эту вставку? Давай ему скажем, что на ней нужный нам снимок был, то есть и не соврем даже. Так, интересно, а что тут о нашей фотомодели пишут?

Ромка аккуратно выдрал вкладку из газеты, на­чал читать текст и тут же заорал:

— Лешк, да ты только позырь, что здесь напи­сано! Нет, ты только послушай, ЧТО спасла наша Катька!

— Дай сюда, — сестра вырвала у него вкладку и прочитала вслух:

«Поистине героический поступок совершила во­ронежская школьница Катя Бражникова. Оказав­шись в частной художественной галерее Павла Богачева во время неожиданно возникшего там пожара и рискуя собственной жизнью, она укрыла от огня кар­тину одаренной, но доселе малоизвестной художни­цы Софьи Полянской. Примечательно, что в тот мо­мент ни девочка, ни владелец галереи не знали о том, что цена спасенной картины в скором будущем многократно возрастет. Дело в том, что совсем не­давно работу Полянской приобрел один из первых богачей мира Сэм Уолтон, владелец сети супермар­кетов «Уол-Март», по своим капиталам сравнимый разве что с главой компании «Майкрософт» Биллом Гейтсом. Художница, отдающая предпочтение го­родским пейзажам, совершенно случайно изобрази­ла магазин, принадлежащий Уолтону, что и при­влекло внимание магната к картине, выставленной в одной из нью-йоркских галерей, а вслед за этим по­зволило ему оценить незаурядный талант ее автора.

Нет сомнения в том, что теперь все работы кисти Софьи Полянской станут привлекательными для кол­лекционеров и любителей живописи на элитных вы­ставках и известных мировых аукционах».

Ромка внимательно выслушал текст, отобрал у сестры газету, перечитал заметку еще раз. Глаза у него засверкали.

— Офигеть можно! Позавидуешь! Лешк, ведь теперь у этой Арининой знакомой будет куча денег, она станет миллионершей и сможет вмиг поправить­ся, да? Вот интересно, Арина-то в курсе? Читает ли она эту газету?

Он подлетел к телефону, и спустя секунды Лешка услышала его вопли:

— Арина, ты видела сегодняшние «Новости плюс»? Там написано, что Катька наша — настоя­щая героиня.

— Об этом я и без них знала, — ответила девуш­ка. — Павел мне давно рассказал о ее подвиге. Я да­же звонила вам, хотела поблагодарить Катю как от себя, так и от Сонечки, но сначала вас дома не было, а потом я сама опять уезжала и только сегодня вер­нулась с гастролей. А газету эту мне папа показал, он обычно всю московскую прессу просматривает.

— Твоя знакомая художница теперь огромные бабки из-за границы получит и сразу вылечится, да? Здорово-то как! — не унимался Ромка.

Арина вздохнула.

— А вот здесь ты, к сожалению, ошибаешься. Никаких денег у нее с этого не будет, потому что и проданная недавно картина, и все те, что остались в Америке, ей давно уже не принадлежат. Они явля­ются собственностью галереи, так как, уезжая из Нью-Йорка, Софья продала их за ту цену, что ей за них предложили. Теперь, конечно, все они стали зна­чительно дороже, верно б газете пишут. Когда ка­кая-либо мировая знаменитость, будь то президент, миллиардер или кумир публики приобретают карти­ну неизвестного художника, на другой день тот про­сыпается знаменитым и может заключать фантасти­ческие контракты на свои будущие работы. Покупка же Сониной картины таким крупным магнатом, как Уолтон, плюс автокатастрофа, то есть трагическая судьба самой художницы, несомненно, сыграют свою роль. Но беда в том, что Софья пока не может рабо­тать, я об этом вам говорила. И теперь вы понимаете, как она и я вместе с ней благодарны Кате за ее поступок. Ведь картина, которую она спасла, — единственная Сонина надежда.

— А наша Катька, выходит, ей еще и дополни­тельную рекламу создала, — подхватила Лешка. С самого начала разговора она прижимала к уху трубку параллельного телефона и теперь тоже пора­довалась за Аринину знакомую.

— Да уж, теперь этот «Восход» нарасхват будет. Небось, уже очередь, из желающих его купить вы­строилась, — дополнил брат.

— Очередь — не очередь, но потенциальные по­купатели уже есть, —подтвердила Арина. — Володя сегодня утром в галерею заезжал, Павел в рекорд­ные сроки отремонтировал зал. Уйму денег затратил и теперь надеется, что эта картина привлечет внима­ние к его галерее и поможет ему поправить свои дела.

— Надо Катьке звякнуть. Она-то, глупая, пере­живала, что плохо получится.

Лешка стала звонить в Воронеж, чтобы побыст­рей порадовать подругу, если та еще не видела газе­ту, а Ромка снова взял в руки газетный разворот с Катькиной фотографией. Картина Полянской прида­вала девчонке особый шик. Фотографу тоже повез­ло — нарочно такой снимок не сделаешь.

Отложив газету, Ромка критическим взглядом окинул свой шедевр и, сдвинув брови, заявил:

— Пожалуй, мне следует усовершенствовать колористику. Что, если добавить сюда еще и красный круг?

— Дело твое, — ответила сестра. Невероятный успех незнакомой художницы явно

вдохновил Ромку. Он достал кисти и краски, мазнул дару раз по холсту.

— Я вот что сделаю. Я ее подправлю и в галерею отволоку. Хороню, что у нас там знакомый есть, и он кое-чем нашей Катьке обязан. А раз самой Кать­ки здесь нет, то пусть его благодарность мне доста­нется. — Он отошел от своего творения подальше, сощурился и довольно покивал головой: — Надо бу­дет ему сказать, чтобы он мою картину тоже на са­мое видное место поставил. Впрочем, если не захо­чет, то и не надо, я сделаю ее такой яркой, что с лю­бого угла будет видно.

Лешка пообщалась с Катькой и снова взглянула на произведение своего брата. И без дополнительно­го красного круга оно бросалось в глаза, этого у него было не отнять.

Но чужие лавры не давали Ромке покоя. Он отло­жил кисти, вымыл руки и пошел одеваться.

— Давай прямо сейчас сходим в галерею и спро­сим, на каких условиях он у меня ее возьмет, а, Лешк? А назад приду, тогда и дорисую.

— Об этом и по телефону спросить можно. Позво­ни туда, зачем время терять?

Ромка отчаянно замотал головой.

— Ты что! По телефону никак нельзя. Главное в общении — это личный контакт и обаяние.

— Чье, твое?

— А чье ж еще? — Он схватил свою огромную сумку, с которой не расставался ни при каких обсто­ятельствах: — Собирайся! Ты же слышала, что ре­монт там уже окончен, значит, надо быстрей догова­риваться, чтобы Павел Петрович включил мою кар­тину в свою новую экспозицию.

 

У входа в галерею брат с сестрой нос к носу столкнулись с Ариной.

— А почему ты нам по телефону не сказала, что сюда собираешься? — упрекнул ее Ромка. — Могли бы встретиться, нам же по дороге.

— Я в тот момент и сама не знала об этом, — ответила девушка. — Мне позвонил Павел сразу после тебя и сказал, что я ему зачем-то срочно нуж­на. Странный какой-то у него был голос, вот я и по­спешила.

Павел Петрович встречал их у входа. Кивком головы, как старых знакомых, он поприветствовал Ромку с Лешкой и провел Арину в свой маленький кабинетик. Ромке было очень интересно послушать, о чем они будут говорить. Он пристроился рядом с открытой дверью и принялся сосредоточенно рассмат­ривать один из натюрмортов, вовсю напрягая слух.

Лешка, отметив посветлевшие после ремонта сте­ны с новыми картинами, поискала взглядом спасен­ный Катькой «Восход», но выставочного мольберта на месте не оказалось.

«Старый сгорел, а новый еще не купили», — по­думала девочка.

Затем она тоже подобралась поближе к кабинету и навострила уши. Слышимость была хорошей, го­лос Павла Петровича звучал довольно громко, кроме них, других посетителей в этот момент в зале не бы­ло. А говорил Павел Петрович Арине вот что:

— Сегодня приходил Петр Казимирович, стари­чок такой седенький, одет как нищий, а денег у него куры не клюют. Ну, да ты его знаешь, он у меня час­то промышляет. Так вот, по поводу Софьиного «Вос­хода». Петр Казимирович всегда покупал ее карти­ны, прямо скажем, по дешевке, а теперь, когда я поднял цену, потребовал от меня заключения экс­пертов. Сказал, что боится выбросить деньги на ве­тер. Я даже психанул оттого, что он мне не верит, и мы с ним вместе поехали в НИИ реставрации на ат­рибуцию, причем он захватил с собой одну из ее кар­тин.

Ромка с Лешкой заметили, как занервничала Арина.

— И что?

— И то, — не глядя на нее, сказал Павел Петро­вич. По его лицу так и заходили желваки. — То, что даже поверхностный осмотр показал, что это фальшак, подделка.

Лицо девушки стало матово-бледным.

— Ты серьезно? Но ведь я сама взяла эту картину у Сони в мастерской и тут же привезла ее тебе.

— Вот именно, — по-прежнему не глядя на нее, подтвердил Павел Петрович.

Арина изо всех сил сжала руками свою сумочку.

— Надеюсь, ты меня не подозреваешь? Я не умею писать ни картины, ни копии с них, и не спо­собна ни на какие подмены.

— Тебя? Нет, — как-то ненатурально возразил Богачев.

— Погоди, — стараясь во всем разобраться, де­вушка, как могла, скрывала обиду, но Лешка виде­ла, что у нее это плохо получается. — Я ее тебе отда­ла прямо в руки и уехала. А вот ты можешь сосчи­тать, сколько потом здесь народу перебывало?

— Могу. Но только Игорь, — Богачев кивнул в сторону охранника, сидевшего рядом с входной две­рью, — глаз с нее не спускал. А в нерабочее время галерея стоит на охране в милиции, и еще мы, когда уходим, включаем особую сигнализацию. Но даже если бы сюда ночью каким-нибудь образом сумели проникнуть воры, они бы унесли картину, и все, за­чем им трудиться над ее копией? Я тоже крайне ред­ко отхожу с этого места, а если это случается, то все­гда кого-нибудь вместо себя оставляю. Вот толь­ко... — он задумался и внезапно воскликнул: — Пожар! Черт возьми, что, если он был специально подстроен?

— А пожарники что говорят?

— Розетка у меня в углу давно искрила, там и оказалось место возгорания. В тот день я, кстати, вызывал электрика. Вот мы с пожарником и реши­ли, что электрик что-то напутал, уж очень он мне молодым и неопытным показался. — Павел Петро­вич тут же засомневался в сказанном. — Но элект­рик утром приходил, и картина далеко от того угла, где он работал, стояла.

— А кто-нибудь еще в тот день здесь был?

— Все было, как обычно. — Внезапно Богачев приподнялся. — Девочка эта... Которая спасла кар­тину. Не помешало бы ее расспросить.

— Уж не думаете ли вы, что наша Катька подме­нила вашу картину? — вмешался Ромка. От возму­щения он даже не стал скрывать, что слышал весь их разговор.

Павел Петрович дернул плечом.

— Да нет, разумеется, я так не думаю. Черт, и как я, старый дурак, мог проглядеть подмену?

Он встал из-за стола и открыл дверь рядом с крес­лом, в котором сидела Арина. Ромка думал, что это встроенный шкаф, но оказалось, что дверь вела в еще одну комнату. Павел Петрович вышел, а Ромка дернулся в сторону двери:

— Что там у него?

— Мастерская, — тусклым голосом ответила Арина.

Обратно Павел Петрович вышел с картиной в руках и подал ее девушке:

— Посмотри сама, что здесь не так. А ведь чутье мне всегда подсказывает, фальшак передо мной или подлинник. И как оно на этот раз меня подвело? Ни­чего не понимаю.

Арина взяла картину в руки.

— А она и в самом деле какая-то не такая. Надо было мне, перед тем как ее сюда везти, кромку под­рамника сфотографировать. Или хотя бы его обрат­ную сторону. Сейчас бы сравнили.

— Надо было. Тогда бы я знал, подменили ее здесь или она такая мне уже досталась, — ответил Богачев и отвлекся на телефонный звонок.

Ромка дернул девушку за руку и прошептал:

— А почему ты заговорила про кромку подрам­ника? Зачем ее надо было фотографировать?

Арина вынула картину из рамы.

— Смотри. Кромка картины как отпечатки паль­цев у человека. Потому что вторично невозможно ос­тавить точно такие же следы. Как ни старайся так же прибить гвоздиками холст к подрамнику, все равно ничего не получится: какая-нибудь ниточка или пятнышко непременно не так будут выглядеть.

— Ну надо же, четырнадцать лет на свете живу, а этого не знал! — удивленно воскликнул Ромка.

— Ты еще многого не знаешь, — сказала Арина и вновь обратилась к Павлу Петровичу:

— А в милицию ты заявил? Хозяин галереи угрюмо кивнул.

— Конечно. Только что она может сделать? Провенанс картины слишком короткий: от Софьи к тебе, от тебя ко мне.

Девушка поднялась.

— Ну что ж, я пойду. — Она наткнулась на шва­бру, которой худенькая старушка-уборщица, крях­тя, мыла пол, и сказала: — Простите, теть Тань.

— Ничего, ничего, проходи, — ответила уборщица.

— Ты уж на меня не обижайся, — Павел Петро­вич тоже встал с кресла, — но я должен все выяс­нить.

— Постараюсь.

Арина резко направилась к выходу, а потом огля­нулась на Лешку:

— Вас подвезти?

Тут только Лешка вспомнила, зачем они сюда приехали. Ведь Ромка собирался узнать у Павла Пет­ровича, нельзя ли ему пристроить к нему в галерею свой шедевр. Только, подумала она, момент сейчас для этого не слишком подходящий. Уж очень у вла­дельца галереи несчастный и расстроенный вид, он и слушать не захочет ни о каких доморощенных кар­тинах.

Видно, ее брат посчитал так же, а потому и сло­вом не обмолвился о своем произведении.

— А на чем ты нас повезешь, на тачке? — спро­сил он у Арины.

— Естественно.

Выскочив на улицу, брат с сестрой увидели тем­но-синюю «десятку», точь-в-точь такую же, как у Андрея, только другого цвета: машина Андрея была красной.

— Купила? — порадовалась за Арину Лешка.

Девушка лаконично ответила:

— Трудно без машины. — Видно было, что разго­вор с Павлом Петровичем сильно ее расстроил.

Ромка мигом забрался на заднее сиденье и за­явил:

— А по мне, так и новая картина ничем не отли­чается от прежней. Да и какая разница, подделка это или нет, если их только эксперты различают?

— Большая разница, — усмехнулась девушка и попросила: — А не могли бы вы позвонить Кате и спросить, не видела ли она в тот день еще кого-ни­будь в галерее? Все-таки этот пожар возник слиш­ком неожиданно. Не думаю, что из-за испорченной розетки могло вспыхнуть такое сильное пламя.

— Я и сам уже об этом подумал, — ответил Ром­ка. — Мы прямо сейчас обо всем ее расспросим. Катька слышала, как охранник пожарных вызывал и сам с огнетушителем бегал, а дотом у нас с ней об этом разговоров не было. Как-то упустил я из виду этот пожар, совсем другими делами был занят, — и он многозначительно взглянул на сестру.

Но сейчас Лешке было не до Ромкиного творчест­ва. Она думала о том, как помочь Арине. Обида на Павла Петровича до сих пор не сошла с лица девуш­ки. Арина сосредоточенно смотрела на дорогу, сжи­мая в руках руль. Лешка ласково коснулась ее ру­кой.

— Не расстраивайся. Главное, ты сама знаешь, что никаких картин не подменяла.

— Я-то знаю. Но ведь обидно, когда тебя подозре­вают черт-те в чем!

— Он, наверное, сгоряча так сказал, — заступил­ся за Павла Петровича Ромка. — Не может вычис­лить преступника, вот и взялся за крайнего, за тебя, то есть. А я бы на его месте в первую очередь элект­рика прощупал. Что, если он не зря приходил? Он же мог подойти близко к картине, я сам видел, что там, невдалеке от того места, где мольберт стоял, ро­зетка какая-то торчит, а потом заменить ее, ну, а потом устроить пожар...

— А копию он из кармана вынул? Глупости не­сешь, — перебила его Лешка. — И потом, тебе же сказали, что охранник с картины глаз не спускал. А если электрик ее не заменял, то для чего ему было устраивать пожар? Чтобы она сгорела и никому не досталась?

— Но кто-то же это сделал! И пожар этот кто-то мог устроить для того, чтобы никто не заметил, что картину подменили. Может быть, он хотел малень­кий пожарчик сделать, для отвода глаз, а он вовсю разошелся. — Ромка схватил сестру за руку. — Лешк, это же мог сделать сам охранник! Сначала подменить картину, а потом засуетиться, забегать туда-сюда, то есть создать видимость, что больше всех озабочен...

— Но ему вовсе не надо суетиться. Он и так имел к ней доступ в любое время.

— Но он мог устроить пожар, чтобы отвести от себя подозрения. — Ромка подскочил на заднем си­денье и ткнул пальцем Арину: — Правда, отличная версия?

Не отрывая от дороги глаз, она пожала плечами.

— Не думаю. Игорь очень симпатичный парень, и Павел ему полностью доверяет.

— Но неужели наша Катька зря совершила свой геройский поступок и спасла никому не нужную подделку! — патетически воскликнул Ромка.

Лешка схватила брата за плечо.

— Слушай, а мы ведь запросто можем это узнать!

— Как?

— А помнишь того фотографа из «Новостей плюс», который нашу Катьку снимал?

— Ну.

— Тогда вспомни, что Катька сначала картину к себе не той стороной прижала, рисунком к себе, а из­нанкой наружу, причем держала ее так криво, что края были видны, а он сначала этого не заметил, на­щелкал кадров, а потом подошел к ней, перевернул картину, как надо, и опять стал ее фотографировать. Вспомнил?

Ромка быстро кивнул и снова ткнул пальцем* Арину:

— Пожалуйста, поверни назад. Мы ведь еще не очень далеко отъехали, а? Это очень нужно, для дела.

— Ну что ж, я не тороплюсь.

После того, как брат с сестрой спасли собаку ее отца и помогли вернуть часть его коллекции, Арина терпимо относилась ко всем Ромкиным выходкам. Она развернула машину, — к счастью, пробок на до­роге в тот момент не было, — и через несколько ми­нут они снова были у галереи.

— Я сейчас, — крикнул Ромка и вбежал внутрь.

Лешка пошла за ним. Ей интересно было посмот­реть, что он будет делать. А ее брат подбежал к ос­тавленной на кресле копии картины, очень внима­тельно оглядел ее со всех сторон, а затем достал из своей сумки тетрадь, что-то на ней нарисовал и спря­тал назад. Павел Петрович в это время разговаривал по телефону и не успел его ни о чем спросить. Когда же он положил трубку, Ромки уж и след простыл.

Вернувшись в машину, юный сыщик спросил:

— У тебя телефон с собой?

— Возьми в сумке, — ответила Арина.

Ромка открыл небольшую черную сумочку, в од­ном из отделений нашел сотовый телефон, мигом на­брал известный ему номер.

— Андрюша, это я, Рома. Как хорошо, что ты' на работе. Послушай, сделай для нас доброе дело, а? А вот какое. Пусть фотограф отдаст нам кадры с той пленки, на которой наша Катька красуется. Что, нельзя? А ты не попросишь его тогда напечатать их для нас, все до единого? Очень-очень нужно, а за­чем, мы тебе потом объясним. — И, не удержавшись, добавил: — Может, у тебя скоро новый криминаль­ный сюжетик для статьи появится. Конечно, я тебе перезвоню.

— Андрей обещал все выяснить через несколько минут. — Ромка положил назад телефон и, немного помолчав, сказал: — Что такое атрибуция, я знаю, поскольку по ряду причин мне теперь близка эта те­ма. Это, кажется, определение подлинности предме­тов искусства, так? — Он помедлил в ожидании, что Арина спросит, чем вызван его повышенный интерес к художественному творчеству, а он тогда расскажет ей про свою картину и, быть может, еще и покажет, но девушка лишь кивнула:

— Так!

— А что такое провенанс?

— А это история появления картины на свет и перемещения ее от одного владельца к другому. В основном это относится к антиквариату, а не к со­временному искусству. А в данном случае Павел просто шутил.

— Хороши шуточки! — воскликнул Ромка, вы­бираясь из машины, поскольку они уже подъехали к их с Лешкой дому. — Но ты будь спок, твое дело снова в надежных руках. Мы будем держать тебя в курсе нашего расследования.

— Да, позвоните мне, пожалуйста, когда погово­рите с Катей, — Арина махнула рукой, отъезжая. Вид у нее был невеселый.

— Конечно, обязательно, — крикнула ей вдогон­ку Лешка.

 

Если раньше, приходя домой, Ромка спешил к клетке, где сидел его любимый Попка, то теперь его, как магнит, притягивала картина. Вот и сейчас, не удержавшись, он погладил свой шедевр по верхней планке подрамника, схватил было кисть, но тут же положил ее обратно.

— Это происшествие мне все карты спутало. Может, напрасно я не спросил у Павла Петровича, можно ли ее у него выставить? Тут у меня без подде­лок, самый что ни на есть подлинник. Он бы ее про­дал и себе комиссионные взял, раз ему денег не хва­тает, да, Лешка?

— Звони лучше Андрею, — ответила сестра.

— Я не забыл. — Брат придвинул к себе теле­фон. — Андрюша, ну что?

— К концу дня наш лаборант сделает фотогра­фии. Постараюсь их вам завезти, — пообещал жур­налист.

 

Затем Лешка позвонила в Воронеж.

— Привет, Катюша, это опять я, — сказала она и без всяких предисловий спросила: — Нам надо знать, кого ты видела в галерее до того, как спряталась в ту подсобку. Вспоминай быстро, это очень важно. Дело в том, что спасенную тобой картину кто-то заменил, вот и хотелось бы знать, кто и когда.

— Я не заменяла... — испугалась Катька.

— Ежу понятно! — заорал Ромка в трубку парал­лельного телефона. — Ты давай, снова о своем ге­ройстве повествуй. Ты туда вошла, и что? Тебе кто-нибудь на пути встретился?

— Да, женщина какая-то. Своя, наверное, пото­му что она из кабинета Павла Петровича появилась. Старичок какой-то седенький вошел, на мольберт мельком глянул, будто хотел удостовериться, что кар­тина на месте, и тоже ушел, почти сразу же. Да, и уборщица еще свой халат в подсобке повесила и то­же ушла. А потом, не успела я оглядеться — дым, огонь, как-то очень быстро все случилось. Охранник схватил огнетушитель, а потом, наверное, решил, что ему одному не справиться, и пожарных вызвал. Вот так все и было. Да, уборщица еще потом верну­лась и тоже, кажется, помогала огонь тушить. По­мните, она вся в копоти была? А больше я ничего и никого не видела.

— И этих вполне достаточно, — сказал Ромка. — А в руках у кого-нибудь из них что-нибудь было?

— У старичка не было, а у женщины — что-то большое, плоское... ой, ну точно, картина!

— Молодец. А больше ты ничего не помнишь? Катька помолчала.

— Больше ничего, только то, как мне было страш­но там лежать. Вот вы меня смелой считаете, а я, если хотите знать, до сих пор тот свой ужас вспоми­наю. Если честно, то я жутко боялась, что сгорю или в дыму задохнусь. Я только об одном и думала: успе­ют ли потушить огонь или он до меня доберется. А вы говорили, что я бесстрашная. А я трусиха на самом-то деле.

— И вовсе нет, — возразила Лешка. — Только дурак ничего не боится. Если тебе все нипочем, то какой это подвиг? А вот когда себя преодолеваешь и делаешь, несмотря ни на что, то, что в данный мо­мент от тебя требуется, — это и есть героизм, и ты у нас, Катюша, самая настоящая героиня, и мы с Ромой тобой гордимся.

— Эй, героиня, вспомнишь что-нибудь еще, сразу звони, — добавил Ромка, поспешно вешая парал­лельную трубку. Затем схватил свою необъятную сумку и достал из нее тетрадку.

Лешка вспомнила, как брат возвращался в гале­рею и что-то срисовывал с копии картины.

— Что там у тебя? — заинтересовалась она.

— Ты что, не поняла? Обратная сторона карти­ны, вот что. Пленки у меня в фотоаппарате не было, вот я и зарисовал некоторые характерные черты из­нанки и кромки, чтобы не забыть, какие они. Вот на этом месте, видишь, сразу три нитки торчат, а вот кусочек холста выпятился. Верно Арина сказала, точно так же другой холст к подрамнику невозмож­но прибить. Конечно, лучше было бы эту изнанку сфотографировать, но пока и так сойдет. По крайней мере, будет что сравнить с теми снимками, что нам Андрюша обещал привезти.

Не успел Ромка договорить, как раздался звон недавно установленного в их подъезде домофона и громко залаял Дик. На телефонные звонки пес не реагировал, а в домофоне чуял какую-то неведомую опасность.

— Кто это? — крикнула Лешка, нажав на кноп­ку в переговорном устройстве, и обрадовалась: — Анд-рюша!

— Пусть кто-нибудь из вас спустится вниз, я вам фотографии привез, — сквозь собачий лай услыхал Ромка и, крикнув «бегу», с тетрадкой в руках куба­рем выкатился вниз. Лешка помчалась за ним.

Андрей приоткрыл дверцу машины, и брат с се­строй забрались внутрь.

— Что еще случилось, рассказывайте.

— Покажи сначала снимки.

Андрей отдал им пакет, и Ромка, быстро прогля­дев все фотографии, выхватил ту из них, где Катька прижимала к себе картину обратной стороной. А за­тем открыл свою тетрадку на нужном листе.

— Ой, Лешка, ты только глянь! Вот этот гвоздик не на том месте, а ниток и вовсе нет. А пятно от краски совсем не такое и не там посажено.

— Из этого следует, что наша Катька спасла на­стоящую картину, а заменили ее потом, — глубоко­мысленно изрекла Лешка. — И, значит, электрик вне подозрений.

— Выходит, что так.

— Эту картину заменили? — изумился Анд­рей. — Ну надо же, я о ней в своей собственной газе­те читал и вашу Катьку на развороте видел. Очень колоритный снимок. И как только вы всюду поспе­ваете! Так, и кто же мог сотворить такое?

— Вот мы и хотим это выяснить, иначе художни­ца, которая ее написала, не получит своих денег и не вылечится. Ты, наверное, и не слышал о том, что она попала в автокатастрофу и сейчас лежит в боль­нице.

— Об этом я, действительно, ничего не знал, — подтвердил Андрей.

— Но теперь, по крайней мере, ясно, что Арина принесла в галерею настоящую картину, и чутье Пав­ла Петровича не подвело, когда он ее у нее брал, — с облегчением сказала Лешка. — И что во время по­жара на нее никто не покушался.

— А вот это неизвестно, — покачал головой Ром­ка. — Никто не взял — это да, потому что Катька ее с собой утащила. Но откуда ты знаешь, что ее в тот день не хотели взять? Кто же это мог быть-то, а?

— Может, старичок, которого Катька видела? Или женщина, с которой Катька столкнулась? Рома, а вдруг эту замену сам Павел Петрович подстроил, а на Арину сваливает?

— Нет, Павел Петрович не мог так рисковать. Зачем ему сжигать свою собственную галерею?

— И правда.

Лешка помолчала, а потом схватила брата за руку.

— Слушай! Но ведь тогда еще никто не знал о том, что эта картина вдруг подорожает. Об этом толь­ко теперь, после праздников, стало известно, когда вышла газета с Катькиной фотографией.

— Это мы не знали, а вор мог и другими канала­ми воспользоваться, — Ромка взглянул на Андрея, который внимательно слушал их рассуждения. — Так ведь?

— Вполне, — согласился с ним журналист. — Ты, Роман, пошарь-ка в Интернете. Сам знаешь, что там любая информация куда раньше появляется, чем где-либо. А я, в свою очередь, спрошу у автора заметки, где он ее взял. Скорее всего, он это сообще­ние из Интернета и выудил.

 

Попрощавшись с Андреем, брат с сестрой верну­лись домой и позвонили Арине.

— Ты можешь радоваться, наша Катька спасла настоящую картину, — прокричал Ромка. — Нам Андрей привез фотографии, мы сравнили кромки и изнанки обеих, и ты теперь вне всяких подозрений.

— Спасибо вам большое, — как ни странно, Аринин голос остался по-прежнему грустным.

Ромка положил трубку на место и с разочарова­нием протянул:

— Я думал, что она запрыгает от счастья, а она только спасибо и сказала.

— Настоящая-то картина неизвестно где, — ска­зала Лешка. — Вот она и переживает за свою Софью.

Глава V ПЛАН ДАЛЬНЕЙШИХ ДЕЙСТВИЙ

Потом Лешка отправилась гулять с Ди­ком, а Ромка засел за компьютер и во­шел в Интернет. Но, вконец заблудив­шись в необъятном информационном пространстве, позвонил Венечке и подключил его к поискам сооб­щения о покупке картины мало кому известной ху­дожницы одним из самых богатых в мире людей.

И Венечка не обманул его ожиданий. Это у Ром­ки Интернет появился всего-то месяц назад, а у Венечки он был давным-давно, и мальчик прекрасно ориентировался в поисковых системах виртуальной паутины, впитавшей в себя все мировые новости. Он перезвонил Ромке примерно через час и сообщил, что картина Софьи Полянской была куплена чуть ли не два месяца тому назад, и почти сразу же инфор­мация об этом появилась в Интернете.

— Спасибо за помощь, — сказал Ромка другу и задумался.

— Выходит, газета о продаже картины упомяну­ла в связи с пожаром в галерее, а то б и вовсе умолча­ла, не такое уж для нее это и важное событие. Мало ли что этот миллиардер себе еще захочет купить, коли денег у него немерено. Обо всем писать, что ли?

— И тот, кто подменил картину, запросто мог об этом знать задолго до майских праздников, И еще преступник должен или сам уметь рисовать, или за­казать кому-нибудь копию, да? — наморщила лоб Лешка.

— И как ты догадалась? — съехидничал Ромка. Сестра обиделась.

— А разве ты не так же думаешь? Брат отмахнулся.

— Не в том дело. В галерее есть мастерская, так?

— Ну и что?

— А то, что можно было сделать копию и подме­нить картину, даже не выходя из галереи.

— Но посторонний человек не мог воспользовать­ся чужой мастерской.

— Снова поразительно тонкая догадка.

— А ну тебя.

Лешка села за высвободившийся компьютер, что­бы написать очередное письмо Артему, а Ромка при­нялся дорисовывать еще один круг на своей карти­не. Это занятие нисколько не мешало ему думать о деле.

 

На другой день была суббота. Как ни хотела Леш­ка как следует отоспаться, Дик ее разбудил, когда и девяти еще не было. Она оттолкнула от себя лохма­тую морду своего «кавказца» и отвернулась к стен­ке, но Дик вскочил лапами на диван, ткнулся холод­ным носом ей в щеку и заскулил. Пришлось вставать.

Лешка натянула на себя джинсы и, проходя ми­мо Ромкиной комнаты, не без зависти взглянула на брата. Его никто не будил, торопиться ему было не­куда. Попкину клетку он предусмотрительно заве­сил огромным светонепроницаемым одеялом, чтобы желтый приятель не нарушал его сна, и теперь дрых в свое удовольствие.

Но каково же было ее удивление, когда, вернув­шись с прогулки, она услышала веселое верещание попугайчика и обнаружила, что родители, которые до ее ухода так же, как и брат, тихо-мирно спали в своей комнате, уже успели разбежаться по своим де­лам. А полностью одетый Ромка, что-то жуя и бор­моча себе под нос, сидит у компьютера и двумя паль­цами тычет в клавиатуру. Она подошла ближе.

— Ты что делаешь? Я думала, что ты еще спишь.

— Я «Дело» завожу и план наших дальнейших действий разрабатываю. Нам сегодня же надо осуще­ствить все мною намеченное, — провозгласил Ромка.

— А что ты наметил?

Лешка вгляделась в экран. В Ромкином плане действий пока было всего три пункта. Следуя пунк­ту номер один, им предстояло съездить в галерею, чтобы реабилитировать Арину в глазах Павла: вдруг она сама не захочет перед ним унижаться? Пункт вто­рой гласил: проверить охранника. Согласно третье­му пункту им предстояло проникнуть в имеющуюся там мастерскую и осмотреть ее как следует.

— И это все? — удивилась Лешка.

— А тебе мало? — Ромка вскочил. — Пей чай и пошли. Остальное буду по ходу дела додумывать. И не забывай, что мне еще свою собственную карти­ну дописывать надо.

 

Влетев в галерею, Ромка покосился на охранни­ка, совсем еще молодого, спортивного вида, накачан­ного парня, и проследовал в кабинет к Павлу Петро­вичу. Владелец галереи сегодня был не один. Рядом с ним сидела пожилая тетка в толстой вязаной коф­те, и они что-то увлеченно с ней обсуждали. Ромка поздоровался и с ходу брякнул:

— Арина здесь ни при чем, зря вы ее подозрева­ли. Вот, можете сравнить изнанки двух разных «Вос­ходов». — И вручил владельцу галереи фотоснимки Катьки с перевернутой картиной в руках.

Павел Петрович встал, сказал тетке «извините» и открыл дверь в соседнюю комнату. Ромка с полным правом последовал за ним. Лешка осторожно двину­лась следом.

Они и впрямь оказались в художественной сту­дии-мастерской. Мольберты пестрели разноцветны­ми холстами, в воздухе разливался терпкий запах краски. Копия «Восхода» без рамы стояла у стены ря­дом с зарешеченным окном. Богачев взглянул на ее изнанку и бока, потом внимательно рассмотрел при­несенные Ромкой фотографии и неопределенно хмык­нул.

— Ну что, убедились? — Не дожидаясь ответа и совсем осмелев, Ромка прошелся по мастерской и подошел к самому большому мольберту. На нем был недописанный натюрморт. Натюрморты Ромка тер­петь не мог, вообще не понимал, зачем переводить краску на изображение всяких цветов, а также ово­щей и фруктов, поэтому перешел к другому мольбер­ту, повернутому к окну, а по дороге непринужденно обратился к Богачеву: — Какое счастье, что пожар обошел вашу мастерскую стороной.

— Хоть в этом повезло, — согласился с ним Па­вел Петрович, и тут дверь в мастерскую приоткры­лась, и тетка в кофте позвала его к телефону. Богачев поспешил за ней, а Ромка загляделся на лежащий прямо на полу холст. На нем масляными красками был написан освещенный ярким солнцем город, и пейзаж этот чем-то напомнил ему «Восход».

Ромка схватил холст, поднес его к копии карти­ны Полянской и шепотом спросил:

— Лешк, позырь, похоже? Сестра вгляделась.

— Что-то есть.

— Значит, копию могли сотворить прямо здесь, то есть моя версия подтверждается. Я сейчас пойду и спрошу у Павла Петровича, кто писал эту карти­ну. Интересно, что он мне на это скажет? А ты на­блюдай за выражением его лица. Вдруг я его это... ошеломлю, и он сам себя выдаст. Да, и еще за охранником следи. Интересно, и как он на мой вопрос про­реагирует?

Павел Петрович стоял в зале у огромной картины и беседовал с высоким пожилым человеком — посе­тителем выставки. Дождавшись конца разговора, мальчишка развернул перед Богачевым поднятый с пола городской пейзаж. Лешка была вся внимание.

— Чья это работа? Ваша? Очень красиво, — слу­кавил Ромка.

Однако Павел Петрович ничуть не смутился, не удивился и вообще не придал Ромкиному вопросу никакого значения.

— Сам я давно уже ничего не пишу. А это проба кисти моей жены, — просто ответил он. — Она нача­ла ее уже давно, а потом увидела работы Софьи По­лянской, поняла, что лучше у нее все равно ке полу­чится, и решила не продолжать. А потом мне под­рамник понадобился, я этот холст с него и снял. Убери его отсюда, пожалуйста.

— Свернуть? — спросил Ромка и, не дожидаясь ответа, попытался скатать холст в трубочку. Движе­ния его были неловкими, и Лешка поспешила ему на подмогу.

Но охранник стоял ближе. На Ромкин вопрос, как ни следила за ним Лешка, он не обратил ника­кого внимания, а сейчас первым подхватил картину, аккуратно ее расправил и стал сворачивать снова.

Павел Петрович, случайно взглянувший в их сто­рону, заметил его усердие.

— Эй, что ты делаешь?

— Вы лее сами сказали убрать, — ответил за Игоря Ромка.

Богачев выхватил у охранника картину и огля­дел ее со всех сторон.

— Игорь, да кто ж так холсты свертывает! Вы мне так всю картину испортите! Кто знает, может, Лена за нее снова возьмется.

«Лена — его жена», — поняла Лешка, а Ромка удивился.

— А как же надо? Нельзя же, чтобы она пыли­лась и пачкалась.

— Картину следует сворачивать красками вверх, — пояснил хозяин галереи, — а иначе они потрескаются.

— Так вот почему после кражи картин из музеев многие из них нуждаются в реставрации! — вос­кликнул Игорь. — Всякие дилетанты вырезают их из рам и скатывают рисунком внутрь, думая, что де­лают правильно, а сами таким образом наносят им только вред.

— А ты что, не знал этого? — заглянул ему в гла­за Ромка.

— Впервые слышу, — развел руками парень. — Сроду этим не интересовался.

Юный сыщик выпучил глаза.

— Ты же в галерее работаешь!

— Ну и что? Я охранник, а не художник.

— А чем ты занимаешься в свободное время?

— У меня нет свободного времени. Я на юриди­ческом учусь, заочно, а здесь подрабатываю.

— И ты что, никогда-никогда кисти в руках не держал? — продолжал допытываться Ромка.

Игорь пожал плечами.

— Как-то нет у меня такой склонности.

— Но здесь-то ты давно работаешь?

— Полгода.

Ромка наморщил лоб, думая, что бы такого у него еще спросить.

— И ты с тех пор так и не приобщился к искусст­ву? — наконец выдал он.

Будущий юрист равнодушно скользнул взглядом по стенам с картинами.

— А зачем мне? Не все ли равно, что охранять, вот это все или, скажем, овощи в магазине? Мое де­ло — следить, чтобы их не украли, и только.

«Не уследил, однако», — подумала Лешка, а ее брат довольно кивнул и улыбнулся. Все шло соглас­но плану.

Наконец холст был скатан так, как надо, и Ромка отнес его на место. При этом он умудрился загля­нуть за покрывало, накинутое на второй мольберт. Там на фоне^красного закатного неба плыла похожая на космический корабль белая церковь с золотыми

куполами.

— Красиво как, — прошептала следовавшая по пятам за братом Лешка. — А ты так смог бы? Как эта... — Она вгляделась в подпись внизу картины: — Имени тут нет. Значок какой-то. Не то «О», не то «С».

— Почем я знаю? — отозвался брат, явно недо­вольный обилием картин-конкурентов, и снова зато­пал в кабинет Павла Петровича, где до сих пор ря­дом с хозяином восседала тетка в кофте. Ромка про­кашлялся и сказал:

— Меня попросили узнать, можете ли вы пове­сить у себя картину совсем никому не известного ху­дожника? Ну, если он, например, прослышит про вашу галерею и сам принесет вам свое талантливое произведение?

— Почему бы и нет? — ответил Павел Петро­вич. — Если оно действительно талантливое, мне понравится и его можно будет продать, то я сразу за­ключу договор с этим человеком. У меня такой слу­чай был как раз с автором той картины, что я пода­рил вашей Кате.

Ответ хозяина галереи Ромку вполне удовлетво­рил, и он потянул сестру к выходу:

— Пошли домой. Свой план мы уже выполнили. Но у выхода они снова встретились с Ариной и,

конечно, остались. А она улыбнулась им и направи­лась в кабинет.

— Добрый день, Павел. Хотела тебе позвонить, но проезжала мимо и зашла. Ты занят? — увидев не­знакомую тетку в кофте, Арина подняла брови.

— Для тебя могу и освободиться. Это Арина, а это — Анастасия Андреевна, мой новый заместитель или помощник, и так, и так верно, — Павел Петро­вич встал и представил одну женщину другой.

Девушка улыбнулась его заместительнице.

— Приятно познакомиться. Павел, так что гово­рят в милиции?

— А что им сказать? — Голос у Павла Петровича стал непонятно почему резким. — Тем более что я не могу подставлять своих знакомых, а потому вынуж­ден утаивать некоторые сведения.

Арина вспыхнула.

— Ив самом деле! Я-то, глупая, думала, что ты мне хоть чуточку доверяешь.

Богачев сузил глаза.

— Тебе, может, и доверяю.

— Ну что ж, до свидания.

Арина помедлила, будто хотела сказать что-то еще, да передумала, а потом тряхнула головой и бы­стро вышла из кабинета.

Ничего не понявший Ромка выскочил за ней сле­дом.

— Мы же ему доказали, что это не ты подменила картину! Он же видел фотографии с ее изнанкой! То есть он в курсе того, что ты принесла ему подлин­ник.

Девушка шла быстро, а мальчишка подпрыги­вал, дергал ее за руку и заглядывал в глаза. Она по­дошла к своей машине, открыла дверцы и пригласи­ла брата с сестрой.

— Садитесь.

Усевшись, Ромка не отстал.

— Ты не ответила, почему он. др. сих пор к тебе цепляется. И еще намекает на каких-то там знако­мых. Скажи, почему?

Арина вздохнула.

— Все дело в том, что уже после ремонта, то есть совсем недавно и совершенно спонтанно мы устрои­ли в его галерее вечеринку. Галку, мою подругу, в Питер провожали, она-таки согласилась там жить и работать. Охрану Павел отпустил,.и никто в тот ве­чер не следил за тем, кто и что делал. Мы.и входили, и выходили, кто в магазин, кто к машине. И теоре­тически каждый из нас мог и принести, и унести лю­бую картину. Но ты же знаешь, что мы на такое не способны.

— А кто еще с вами был? — заинтересовался Ромка.

— Аи всего-то мы с Галкой, Володя и Лариса, ее соседка по квартире. Надеюсь, ты-то понимаешь, что Галка с Володей вне подозрений? А Павел, оче­видно, считает, что раз Галина искусствовед и имеет дело с картинами, то может изготовить копию и пой­ти на преступление. Смешно.просто.

Ромка кивнул.

— Да уж, твоих Галину с Володей мы один раз уже подозревали. Сколько времени напрасно потра­тили! А Лариса? Ее ты хорошо знаешь?

— Ларису мы прихватили с собой случайно, а до того она и слыхом не слыхивала ни об этой галерее, ни о Сонечке, ни о ее картинах, в этом я могу по­клясться. Мне кажется, что и я все еще нахожусь в числе подозреваемых. Ведь и за границу часто езжу, и отец мой коллекционер, то есть при желании спла­вить кому-нибудь чужую картину мне бы не состави­ло никакого труда.

— Но неужели ему и подумать больше не на ко­го? — с досадой спросил Ромка.

Арина лишь дернула плечом.

— А он валит с больной головы на здоровую. Я бы и не волновалась так, если бы из-за этой исто­рии не страдала Сонечка. Она, кстати, еще ни о чем не знает, но сейчас я еду к ней в больницу, придется ее огорошить. Мало ей одного горя!

— А где она лежит? В Склифе?

— Ну да. Как ты догадался?

— Просто предположил. Венечка наш с ним ря­дом живет, и это первое, что пришло мне в голо­ву, — сказал Ромка и, нахмурив брови, спросил: — А скажи мне, пожалуйста, жена Павла Петровича в тот вечер с вами была?

Девушка покачала головой.

— Она еще до пожара уехала во Францию и соби­рается там пробыть несколько месяцев. Потому-то он и взял себе новую помощницу.

Арина доставила Ромку с Лешкой прямо к их подъезду, а сама отправилась в больницу.

 

Лешка думала, что ее неутомимый брат, вернув­шись домой, сядет за компьютер, откроет файл под названием «Дело» и займется развитием плана их дальнейших действий. Однако Ромка, даже не поев, нашел огромный циркуль, кисти с красками и то­ропливо принялся пририсовывать красный круг в самый центр своего шедевра. С работой он справился быстро, затем отошел к противоположной стене, оки­нул картину оценивающим взглядом, и по его ра­достному лицу было видно, что сам себе он ставит наивысший балл.

— Класс! А не сменить ли мне название? «Супер­супрематизм» — это, пожалуй, слишком круто. Не каждый и допетрит, что это значит, а всем не объяс­нить. Гораздо лучше «Красный круг». Коротко и ясно, а, Лешка? Красный круг до меня еще никто не додумался написать. Можно, конечно, его еще и от­дельно нарисовать, жаль, что у меня нет другого холста. Ну ничего, я очень скоро разбогатею и куп­лю их сразу штук десять.

Вымыв руки и пообедав, весьма довольный собой Ромка уселся-таки за компьютер.

— Ну вот, теперь можно и о деле подумать. Лешк, что же нам с тобой еще предпринять, а? Я бы­ло решил, что это жена Павла Петровича орудует, а она, видишь, еще до пожара во Францию умотала. А жаль, она почти как Софья рисует. Слушай, а мо­жет быть, мой «Круг» выставить и проследить, кто его подделает, а?

Лешка снова внимательно пригляделась к произ­ведению своего брата. Красный круг и впрямь затмевал остальные геометрические фигуры, хаотично разбросанные по полотну, и сразу бросался в глаза. Тем не менее она засомневалась.

— Ты уверен, что твой «Красный круг» может кому-то понадобиться?

Ромка даже вскочил.

— А то! Неужели никто не захочет спереть такую замечательную работу? Я на нее столько дней потра­тил, кучу красок перевел! Значит, так. Перед тем, как ее выставлять в галерее, мы сфотографируем кромку подрамника и его изнанку, и потом каждый день будем сверять, не произошло ли с ними каких-нибудь изменений. А к делу можно будет Игоря, ох­ранника, привлечь, надеюсь, ты поняла, что он ни­какого отношения к подмене картины не имеет?

— Глупая затея, —.отрезала Лешка. — Ты слиш­ком высокого о себе мнения. Пока еще твои труды никакой миллиардер не купил, а потому никто твою картину подделывать не станет. Лучше подумай, не мог ли кто влезть, скажем, в окно? Или отключить сигнализацию и подобрать ключи?

Ромка, обиженный словами сестры, уселся об­ратно.

— Павел Петрович же сказал, что никто не мог этого сделать. А если кто-нибудь все же умудрился, то тогда это посторонний человек, и мы его вряд ли отыщем.

— А давай дадим объявление в Андрюшину газе­ту, что в галерее есть еще одна картина Софьи, и проследим, что предпримет этот человек, — предло­жила Лешка.

Ромка задумался, а потом покрутил носом:

— Тоже глупость. В таком случае эту другую кар­тину надо иметь, а где ее взять?

— Ну, тогда решай сам.

Лешка присела рядом с братом, вызвала элек­тронную почту и обрадовалась, обнаружив очередное письмо от Артема.

«Если посторонний человек подменил картину, то вы его вряд ли найдете, — писал их лучший друг. — Поэтому прежде, чем что-либо предпринимать, сове­тую окончательно убедиться, что в галерею никто не мог проникнуть с улицы».

— Ну и Темка! — восхитился Ромка. — Прямо все мои мысли читает.

Он вылез из-за стола, снова полюбовался на свое творение и улегся на Лешкин диван.

— Будешь спать? — спросила сестра.

— Мне спать некогда. Я думать буду, — уставив­шись в потолок, ответил Ромка.

Думал он долго. Лешка уже все уроки на поне­дельник сделала, а он все лежал и лежал на диване, а потом она заметила, что ее брат уже давно ни о чем не думает, а сладко спит. Впрочем, Ромка по суббо­там никогда не садился за уроки, всегда откладывал их на потом.

 

Вечером, когда Лешка собралась гулять с Диком, Ромка вызвался ее сопровождать. Он подбежал к се­стре и шепотом сказал:

— Прихвати намордник.

Девочка покорно кивнула, а когда они вышли из дома, спросила:

— И что ты надумал?

— А то, что надо действовать, а не сидеть и га­дать на кофейной гуще. Знаешь ведь, что «хороший план сегодня лучше безупречного завтра». Так в «За­коне Мэрфи» сказано, и я с этим высказыванием це­ликом и полностью согласен. Какое счастье, что га­лерея эта от нас не слишком далеко! Бежим скорее на троллейбус!

Припустившись за братом, Лешка не могла взять в толк, что он затеял, а Дик тем более. Пес решил, что непонятно за что он впал в немилость к своей хо­зяйке, и всю дорогу, жалобно поглядывая на Лешку, пытался сорвать с себя ненавистный намордник, тычась мордой в кусты и обтирая все попадающиеся по дороге углы. Из-за него и Лешке приходилось шарахаться из стороны в сторону, так как удержи­вать на поводке такого огромного пса ой как непро­сто. В троллейбусе Дик сел в угол и посмотрел на нее с таким укором, что Лешке стало стыдно.

— Потерпи немножко, я не виновата, это все он, — указав на брата, погладила пса девочка.

Но Ромке было не до собачьих страданий. Трол­лейбус подходил к Каланчевской площади, и он це­леустремленно направился к галерее.

Возле нее не было ни души, и Дик на время изба­вился от намордника. Внутри галереи тоже было пусто, входные двери были плотно закрыты, а жа­люзи на окнах опущены.

— И что мы будем здесь делать? — спросила Лешка.

— Поначалу давай стукнем в окно, будто собира­емся его разбить, и посмотрим, что из этого выйдет. Мне интересно, как сработает сигнализация.

— А если нас сцапают? — неуверенно проговори­ла Лешка.

— Не нас, а меня одного. Риск — благородное дело. Но я постараюсь, чтобы этого не произошло.

Ромка оглянулся по сторонам и двинулся к окну. Он встал на цыпочки и поднял было руку, чтобы по­стучать по стеклу, но не успел осуществить свое на­мерение, так как откуда-то издалека послышались тихие шаги, и к дверям галереи подошла стройная женщина. Она была на высоких каблуках и при ходь­бе чуть покачивалась. Отскочив от окна, мальчишка замер у большого дерева.

На всякий случай надо посмотреть на ее лицо, подумала Лешка. Она кинула Дику камешек и, су­нув два пальца в рот, отчаянно свистнула, как учил ее когда-то давно Ромка. Женщина непроизвольно оглянулась. Лешка заметила высокие скулы и про­ницательные темные глаза. Незнакомка открыла дверь галереи, и через некоторое время в окне мас­терской вспыхнул свет.

Ромка подбежал к окну и сквозь неплотно закры­тые жалюзи увидел, что женщина надела халат и, подойдя к одному из мольбертов, прикрепила к нему холст и направила на него свет настольной лампы.

Юный сыщик выхватил из сумки свой цейсовский бинокль и прижал к глазам, но что было на холсте, все равно не смог увидеть, так как мольберт был отвернут от окна.

— Лешка, — прошептал он, отскакивая назад к дереву, — как ты думаешь, что она там рисует?

— Да мало ли что, — пожала плечами сестра. — Раз у нее ключи и она сюда спокойно заходит, зна­чит, она не посторонняя и Павел Петрович об этом знает.

— Зато мы ее не знаем, — буркнул Ромка.

— Мы и не должны всех знать. Пойдем домой, уже поздно.

— Пойдем. Получается, зря, что ли, ходили? Снова напяливая на собаку намордник, Лешка лишь пожала плечами.

---

Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 19; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!