Итен Аллен Хоули второй 9 страница
человек на пятьсот. Первой дамой была жена генерала с пятью звездочками, а
следующая за ней - жена генерал-лейтенанта. Хозяйка - супруга министра -
попросила даму с пятью звездочками разливать чай, а трехзвездную - кофе. И
представьте, первая отказалась, ибо - привожу ее доподлинные слова: "Каждому
известно, что у кофе все преимущества перед чаем". Слыхали что-нибудь
подобное? - Он усмехнулся. - А кончилось тем, что все преимущества оказались
на стороне виски.
- Такой суматошный город! - сказала миссис Бейкер. - Люди приезжают, не
успеют осмотреться, создать какой-то жизненный уклад, а уже надо ехать в
другое место.
Мэри рассказала, как ее пригласили однажды в один ирландский дом в
Бостоне, где воду грели в круглых бочонках на открытом очаге и разливали по
чашкам оловянными половниками.
- И ведь они его не заваривают, а кипятят, - сказала она. - От такого
чая лак на столе сойдет!
Каждому серьезному разговору или предприятию предшествует ритуал
говорения, и чем щекотливее вопрос, тем длиннее и легковеснее эти обрядовые
бормотанья. Каждый из собеседников должен добавить от себя перышко или
цветной лоскуток. Если б Мэри и миссис Бейкер не готовились принять участие
в серьезном деле, они давно нашли бы общий язык. Мистер Бейкер уже удобрил
вином землю нашей беседы, то же самое сделала моя Мэри, и она была так
оживлена, ее так радовала любезность наших хозяев. Теперь надлежало внести
|
|
свою лепту и нам с миссис Бейкер, и я почувствовал, что приличия ради мне
следует выступить последним.
Дождавшись своей очереди, миссис Бейкер, так же как и другие,
почерпнула вдохновение в чайнике.
- А помните, сколько раньше было всяких сортов чая? - с живостью
проговорила она. - И в каждом доме свой рецепт. Кажется, не было на свете
такой былинки, листочка и цветка, который не пускали бы на чай. А теперь
остались только два сорта - индийский да китайский, и китайский не всегда
найдешь. Помните? Пили и рябину, и настой из ромашки, из апельсинового цвета
и листа, и... и кэмбрик.
- А что такое кэмбрик? -спросила Мэри.
- Пополам - кипяток и горячее молоко. Дети его очень любят. И совсем
другой вкус, чем просто у разбавленного молока. - Миссис Бейкер отделалась.
Пришла моя очередь, и я рассчитывал обойтись двумя-тремя обдуманно
бессмысленными фразами о так называемом "Бостонском чаепитии" <Исторический
эпизод, относящийся к декабрю 1773 года, когда в знак протеста против
налоговых обложений бостонцы потопили в море большую партию чая,
привезенного английскими кораблями.> но не всегда у нас получается так, как
мы предполагаем. Неожиданности выскакивают, не спрашивая нашего разрешения.
|
|
- Я заснул после церкви, - донесся до меня мой собственный голос, - и
увидел во сне Дэнни Тейлора. Сон был ужасный. Вы помните Дэнни?
- Бедняга, - сказал мистер Бейкер.
- Когда-то он был мне ближе, чем брат. В семье я рос один, без братьев.
Да, в некотором отношении наша близость была поистине братской. Я, конечно,
так не поступлю, но мне бы следовало стать сторожем брату моему Дэнни.
Мэри была явно недовольна, что я нарушил рисунок застольной беседы. И
отомстила мне, как могла.
- Итен дает ему деньги. По-моему, этого не следует делать. Он все равно
их пропивает.
- Помилуйте! - сказал мистер Бейкер.
- Следует - не следует... как знать. Но этот сон был настоящий кошмар.
И много ли я ему даю? Кое-когда по доллару. А что сделаешь на доллар? Только
напьешься и больше ничего. Если бы дать ему сразу крупную сумму, может, он и
вылечился бы.
- А кто на такое решится? - воскликнула Мэри. - Это все равно, что
убить его. Как вы считаете, мистер Бейкер?
- Бедняга, -сказал мистер Бейкер. - И ведь из такой хорошей семьи! У
меня душа болит, когда я вижу, до чего он дошел. Но Мэри права. С деньгами
он совсем сопьется и вгонит себя в гроб.
- Он и без того спивается. Но я для него не опасен. У меня крупных сумм
|
|
нет..
- Тут важен принцип, - сказал мистер Бейкер.
Миссис Бейкер добавила с чисто женской кровожадностью:
- Самое подходящее ему место - в лечебнице, где за ним был бы
надлежащий уход.
Все трое остались недовольны мной. Нечего мне было отклоняться от
"Бостонского чаепития".
Странно, почему это человеческий мозг вдруг затевает возню, игру в
жмурки, в прятки, когда ему следовало бы засекать каждую мелочь, отыскивая
проход в минном поле тайных замыслов и скрытых препятствий. Я понимал, что
такое дом Бейкеров и дом Хоули, мне были понятны их темные стены и портьеры,
траурные фикусы, не видавшие солнца портреты, гравюры и напоминания о
прежних временах в виде морских раковин, фарфора и резьбы по дереву, в виде
штофных тканей - всего того, что навязывает этим домам чувство реальности и
незыблемости существования. Форма стульев меняется в зависимости от моды и
понятий об удобстве, но гардеробы и книжные шкафы, столы обеденные и
письменные - это связь с добротным прошлым. Хоули - больше чем семья. Хоули
- это дом. Потому-то бедняга Дэнни так цеплялся за тот луг, где когда-то
стоял дом Тейлоров. Без этого луга нет семьи, а скоро не останется даже
имени. Тон, голоса, скрытая в них воля тех троих, что сидели рядом со мной,
|
|
поставили крест на Дэнни Тейлоре. Некоторым людям, видимо, нужен дом, нужна
семейная история, чтобы они уверовали 6 собственное существование, хотя,
даже в самом лучшем случае, что не Бог весть какая заручка. В бакалейной
лавке я неудачник, простой продавец, дома я - Хоули. Значит, мне тоже не
хватает уверенности в себе. Бейкер может протянуть руку помощи Хоули. Если ж
у меня не будет дома, на мне тоже поставят крест. Человек с человеком? Нет!
Дом с домом. Я возмутился, что они вычеркнули Дэнни Тейлора из списка живых,
но ничего не мог тут поделать. И эта мысль подстегнула меня и закалила в
моем решении. Бейкер решил подремонтировать Хоули для того, чтобы ему,
Бейкеру, можно было примазаться к несуществующему наследству Мэри. Вот
теперь я ступил на самый край минного поля. Сердце мое ожесточилось против
столь бескорыстного благодетеля. Я чувствовал, что оно черствеет,
настораживается и ярится. И по его приказу пришло ощущение фронта,
выстроились законы обузданного бешенства, а первый из них таков: даже если
ты в обороне, придай ей видимость нападения.
Я сказал:
- Мистер Бейкер, не стоит нам углубляться в историю. Вы видели, как мой
отец медленно, но верно шел к потере того, чем мы, Хоули, были сильны. Я
ничего не знаю, я был тогда на войне. Как это случилось?
- О его намерениях ничего плохого не скажешь, но разбираться в
обстановке он...
- Мой отец был человек непрактичный, что верно, то верно, но как это
случилось?
- Да, знаете, времена были такие. Времена рискованнейших биржевых
операций. Вот он и рисковал.
- Кто-нибудь руководил им в этих операциях?
- Он поместил деньги в устаревшие виды вооружений. Заказы были
аннулированы, и у него все пропало.
- Вы жили тогда в Вашингтоне. Вы имели представление об этих заказах?
- Так, в общих чертах.
- Но все же имели и сами этих акций не покупали.
- Да, у меня их не было.
- А отец с вами советовался?
- Я был в Вашингтоне.
- Но вы знали, что он делает займы под владения Хоули и покупает на эти
деньги акции.
- Да, знал.
- И не отговорили его?
- Я был в Вашингтоне.
- Но ваш банк не дал ему отсрочки по платежам,
- Банк иначе не может, Итен. Вы сами это знаете.
- Да, знаю. Но все-таки очень жаль, что он с вами не посоветовался.
- Не обвиняйте его, Итен.
- Не буду. Теперь мне все понятно. Да я, собственно, никогда его не
обвинял, только не мог понять, как это произошло.
Вступительная часть, видимо, была заготовлена у мистера Бейкера
заранее. Сбитый с позиции, он стал нащупывать возможность для нового хода.
Он кашлянул, высморкался и утер нос бумажным платком, вытянутым из плоской
карманной пачки, вторым вытер глаза, третьим очки. У каждого человека свой
способ оттягивать время. Я знал одного, который тратил пять минут на то,
чтобы набить и раскурить трубку.
Выждав, когда он снова приведет себя в полную готовность, я сказал:
- Я, кажется, не имею права просить вас о помощи от своего имени. Но вы
сами заговорили о давних деловых связях между нашими семьями.
- Замечательные были люди, - сказал он. - И, как правило, умели
великолепно разбираться в обстановке, консерваторы по духу...
- Но не слепые упрямцы, сэр! Просто, ступив на избранный путь, они с
него не сворачивали ни при каких обстоятельствах.
- Это верно.
- Даже если надо было потопить судно противника или... поджечь?
- У них, разумеется, были соответствующие полномочия.
- Но, насколько мне известно, сэр, в тысяча восемьсот первом году им
пришлось держать ответ перед специальной комиссией, кого считать
противником?
- После войны всегда происходит некоторое изменение установок.
- Да, конечно. Впрочем, я вспомнил все это не просто так, лишь бы
поговорить. Сказать вам откровенно, мистер Бейкер, мне бы хотелось
наверстать потерянное.
- Браво, Итен! Одно время я уже начинал подумывать, что вы утратили
боевой дух семьи Хоули.
- Признаться, утратил. А может быть, просто не дал ему ходу в себе. Вы
предлагали свою помощь. С чего мне начинать?
- Беда в том, что начинать надо с капитала.
- Это я знаю. Но если капитал будет, тогда что?
- Дамам это вряд ли интересно, - сказал он.- Может быть, мы с вами
перейдем ко мне в кабинет? Дела скучная материя.
Миссис Бейкер встала.
- А я как раз собиралась попросить Мэри, чтобы она помогла мне выбрать
обои для нашей спальни. Образчики у меня наверху, Мэри.
- Я бы хотел, чтобы она...
Но, как и следовало ожидать, Мэри переметнулась на их сторону.
- В делах я профан, - сказала она, - а в обоях кое-что смыслю.
- Но ведь это касается тебя, дорогая.
- Я всегда все путаю, Итен. Ты что, не знаешь меня?
- А я без тебя, дорогая, пожалуй, еще больше запутаюсь.
Трюк с обоями, вероятно, придумал мистер Бейкер. Вряд ли его жена на
самом деле их выбирает. Во всяком случае, ни одной женщине не могли бы
понравиться те мрачные, с геометрическим рисунком, которыми была оклеена
комната, где мы сидели.
- Итак, - сказал мистер Бейкер, когда они вышли, - где достать капитал?
Вот ваша задача, Итен. Дом у вас не заложен. Возьмите ссуду под него.
- Ни в коем случае.
- Ну что ж, уважаю такую твердость, но ведь другого обеспечения у вас
нет. Есть еще деньги Мэри. Сумма небольшая, но, как известно, деньга деньгу
делает.. - Мне не хочется их трогать. Это гарантия ее благополучия.
- Они у вас на общем счету, лежат без пользы.
- Ну а если, скажем, я решусь? Что вы имеете в виду?
- Вам известно, хотя бы приблизительно, какое состояние у ее матери?
- Нет, но, кажется, солидное.
Он старательно протер очки.
- То, что я скажу вам, должно остаться между нами.
- Ну конечно.
- Вы, слава богу, не из разговорчивых, это я знаю. Среди Хоули
говорунов не было, разве только ваш отец. Так вот, мне, финансисту,
известно, что Нью-Бэйтаун будет расти. У него есть все, что способствует
росту: гавань, взморье, внутренние воды. Стоит только начать, потом не
остановишь. Добропорядочный делец обязан помогать развитию своего города.
- А также извлекать из этого выгоду.
- Это само собой.
- Почему же Нью-Байтаун до сих пор не развивался?
- Я думаю, вы сами это знаете. Замшели там, в муниципалитете. Живут в
прошлом. Задерживают прогресс.
Мне всегда любопытно слушать, когда извлечение прибылей подают под
филантропическим соусом. Если бы сорвать с позиции мистера Бейкера ее одежды
- дальновидно благодетельное "все для общества", -она предстала бы в своем
натуральном виде. Он и еще несколько человек - буквально наперечет - будут
поддерживать теперешние городские власти до тех пор, пока не скупят или не
возьмут под свой контроль все будущие мероприятия по благоустройству
Нью-Бэйтауна. Потом они вышвырнут вон весь муниципалитет вместе с мэром,
возведут на трон прогресс, и вот тогда-то станет явным, что им принадлежат
все пути, которыми этот прогресс шествует к нам в город. Из чисто
сентиментальных побуждений Бейкер решил одарить меня небольшим кусочком
общего пирога. Не знаю, входило ли в его намерения сообщить мне, как у них
там все пойдет дальше, или же его "подхватило и занесло", но намеченный
график вдруг мелькнул среди каких-то пустых фраз. Выборы в муниципалитет
назначены на седьмое июля. К этому времени группа дальновидных граждан
должна будет взять штурвал прогресса в свои руки.
Вряд ли найдется на свете человек, который не любит давать советы.
Поскольку я все-таки продолжал оказывать некоторое сопротивление, наставник
мой начинал все больше и больше горячиться и вдаваться в подробности.
- Хорошо, сэр, подумаю, - сказал я. - То, что для вас проще простого,
для меня головоломка. И, конечно, мне надо посоветоваться с Мэри.
- Вот это, по-моему, зря, - сказал он.- Женский пол стал у нас слишком
уж деятельный.
- Но ведь наследство-то ее.
- Вы скорее угодите ей, если преподнесете сюрпризом солидный куш. Им
так больше нравится.
- Боюсь показаться вам неблагодарным, мистер Бейкер. Но я тяжелодум.
Мне надо как следует все обмозговать. Вы слышали, что Марулло собирается в
Италию?
Взгляд у него сразу стал настороженный.
- Совсем?
- Нет, на время.
- Надо думать, он позаботится, чтобы место осталось за вами, на случай
если с ним что-нибудь приключится. Годы его не молодые. Завещание есть?
- Не знаю.
- Смотрите! Нагрянет свора итальянской родни, и вы окажетесь без
работы.
Пришлось уйти под прикрытие спасительной неопределенности.
- Я столько от вас узнал, что всего сразу не прожуешь, - сказал я. - Но
все-таки не согласитесь ли вы дать мне хотя бы общее представление о том, с
чего все начинается?
- Могу сказать вам только одно: развитие города во многом зависит от
транспорта.
- Ну что ж, трансконтинентальную линию дотянут и до нас.
- И все-таки это слишком долгий путь! Те, кто нам нужен, крупные дельцы
с крупными капиталами, предпочитают путешествовать по воздуху.
- А у нас нет аэропорта?
- Вот именно.
- И мало того - нет и места, где его выстроить, разве только срыть
холмы вокруг города.
- Слишком дорогая затея. Не окупит себя.
- Тогда что же вы думаете предпринять?
- Итен, не обижайтесь и положитесь на меня во всем. Сейчас я ничего не
могу вам сказать. Но обещаю: если деньги у вас будут, вы не прогадаете. Я
имею в виду нечто совершенно конкретное, хотя тут еще требуются кое-какие
уточнения.
- Я, может, этого и не заслуживаю.
- Старинные семьи должны держаться вместе.
- Марулло тоже входит в вашу группу?
- Нет, что вы! У них там своя компания, они действуют самостоятельно.
- И, кажется, весьма успешно?
- Слишком успешно. Не нравится мне, что эти иностранцы пролезают
буквально во все щели.
- Значит, ждать седьмого июля?
- Разве я это сказал?
- Нет, мне, наверно, так послышалось.
- Наверно.
И тут, покончив с обоями, вернулась Мэри. Мы сказали и проделали все,
что положено по ритуалу, и медленно пошли домой.
- Как они мило нас приняли, лучшего и желать нельзя. Что он тебе
говорил?
- Все то же самое. Чтобы я для начала пустил в оборот твои деньги, а я
этого не хочу.
- Я знаю, милый, ты беспокоишься обо мне. Но, по-моему, будет очень
глупо, если мы не воспользуемся его советом.
- Не лежит у меня к этому душа, Мэри. А вдруг он ошибается? Ты же
останешься ни с чем.
- Слушай, Итен, если ты этого не сделаешь, так и знай, я сама к нему
пойду со своими деньгами. Вот увидишь!
- Дай мне подумать. Я ни во что не хочу впутывать тебя.
- И не надо. Ведь счет в банке у нас общий. Помнишь, что вышло на
картах?
- О господи! Опять эти карты!
- Да! Я им верю.
- Если я потеряю твои деньги, ты же меня возненавидишь.
- Нет. Мое богатство в тебе. Так Марджи нагадала.
- То, что Марджи нагадала, так мне в голову запало, что, покуда буду
жить, буду в памяти хранить.
- Оставь свои шуточки.
- Может, это и не шуточки. Как бы богатство не повредило тихим радостям
нашей нескладной жизни.
- Не понимаю, каким образом небольшие деньги могут чему-то повредить. Я
не говорю о больших деньгах, а так... Чтобы хватало.
Я молчал.
- Ну, Итен!
Я сказал:
- О прекрасная принцесса! Не бывает так, чтобы денег хватало. Одно из
двух: денег нет совсем или денег не хватает.
- Неправда.
- Нет, правда. Помнишь техасского миллиардера, который недавно умер? Он
жил в гостиничном номере с одним чемоданчиком. Не оставил после себя ни
завещания, ни наследников, но при жизни денег ему не хватало. Чем человек
богаче, тем ему больше и больше нужно.
Она сказала ироническим тоном:
- Да, это, наверно, великий грех, но мне хочется купить новые занавески
в гостиную и поставить котел побольше, так чтобы четыре человека могли
принять ванну в один и тот же день, а я вдобавок - и вымыть посуду.
- Я не о твоих грехах сокрушаюсь, дурочка, а отмечаю факт, закон
природы.
- Мало же в тебе уважения к человеческой природе.
- Не к человеческой, дорогая моя Мэри, а к природе вообще. Белки
запасают орехов в десять раз больше, чем им потребуется. У хомяка брюхо того
и гляди лопнет, а он все сует и сует за щеки, будто в мешок. А сколько умные
пчелки съедают меда и сколько они, умницы, его выделывают?
Когда Мэри теряется, чувствуя себя сбитой с толку, она брызжет гневом,
как спрут - чернильной жидкостью, и прячется в этом темном облаке.
- Противно слушать, - сказала она. - Хочется хоть немного порадоваться,
так где там, разве ты позволишь!
- Нет, родная, не радость меня страшит, а горечь неудовлетворенности,
сумятица, чванство, зависть - все, что несут с собой деньги.
Бессознательно она, вероятно, боялась того же. Она так вся и
ощетинилась; поискала, где у меня больное место, нашла и с вывертом всадила
туда колючки слов:
- Вот, полюбуйтесь! Продавец из бакалейной лавки, ни гроша за душой, а
разглагольствует о вреде богатства. Можно подумать, ты в любую минуту
способен добыть кучу денег, стоит тебе только захотеть.
- И добуду.
- Каким образом?
- Вот в том-то и вся загвоздка.
- Ничего ты не можешь, а если бы мог, давно бы у тебя все было.
Хвастовство - и больше ничего. Обычная твоя манера.
Желание причинить другому боль рождает в нас злобу. Лихорадка уже
овладела мной. Свинские, исступленно яростные слова поднимались во мне, как
яд. Я ненавидел угрюмой ненавистью.
Мэри сказала:
- Смотри! Вон, вон там! Видел?
- Где? Что?
- Вон, мелькнуло под деревом - и прямо к нам во двор.
- Кто мелькнул? Мэри! Ну, говори! Что ты там увидела?
Я почувствовал, как она улыбнулась в темноте уму непостижимой женской
улыбкой. Это называют мудростью, но тут дело, пожалуй, не в мудрости, а в
том даре всепонимания, при котором и мудрость не нужна.
- Ничего ты не видела.
- Нет, видела - ссору... но она убежала.
Я обнял ее и повернул назад.
- Давай обойдем квартал, прежде чем домой.
Мы пошли туннелем ночи и больше ни о чем не говорили, да нам это и не
требовалось.
ГЛАВА VIII
В детстве я с наслаждением преследовал и убивал мелкую живность, когда
только мог. Кролики, белки, мелки" пташки, а позднее дикие утки и гуси
валились наземь окровавленными комочками из костей, шерстки и перьев. В атом
было какое-то остервенелое самоутверждение без примеси злобы, ненависти или
чувства вины. Война отбила у меня аппетит к смертоубийству; так ребенок,
объевшийся сладким, отворачивается от еды. Ружейный выстрел уже не исторгал
из моей груди вопля неистового счастья.
В эту первую весну к нам в сад повадилась пара кроликов. Больше всего
им пришлись по вкусу красные гвоздики моей Мари, и они начисто обгладывали
их лепестки.
- Тебе придется покончить с ними, - сказала Мэри.
Я достал свою мелкокалиберную, всю жирную от смазки, нашел старые
завалявшиеся патроны с дробью N 5, сел вечером на ступеньки заднего крыльца
и, дождавшись, когда оба кролика оказались рядом, уложил их обоих с одного
выстрела. Потом я похоронил пушистые останки вод старой сиренью и
почувствовал тоску где-то в желудке.
Я просто-напросто отвык от кровопролития. Привыкнуть человек может ко
всему. К убийству, к ремеслу бальзамировщика и даже заплечных дел мастера.
Привыкнешь - и дыба и клещи станут для тебя просто рабочим инструментом.
Когда дети легли спать, я сказал:
- Пойду погуляю немного.
Еще несколько дней назад Мэри стала бы допытываться - куда, зачем? - а
сейчас только спросила:
- Поздно вернешься?
- Нет, не поздно.
- Я ждать не буду, мне спать хочется, - сказала она. Став на некий
путь, моя Мэри, видимо, ушла по атому пути дальше меня. А я все eige
терзался из-за кроликов. Может быть, это вполне естественно, когда человек,
уничтоживший что-то, старается что-то создать и тем самым восстановить в
себе равновесие? Не это ли послужило для меня толчком?
Я ощупью пробрался в зловонную конуру, где жил Дэнни Тейлор. Рядом с
его койкой горела на блюдечке свеча.
Дэнни был совсем плох - лицо изможденное, какое-то синее со свинцовым
отливом. Меня чуть не стошнило так дурно пахло в этой грязной комнате, где
под грязным одеялом лежал давно не мывшийся "человек. Глаза у него были
открыты и тускло поблескивали. Я приготовился услышать горячечный бред. И
меня потрясло, когда он заговорил внятно, голосом и тоном прежнего Дэнни
Тейлора.
- Зачем ты пришел, Ит?
- Я хочу помочь тебе.
- Будто ты не знаешь, что это бесполезно.
- Ты совсем болен.
- Думаешь, я сам этого не знаю? Еще как знаю, лучше вас всех.- Он
потянулся за койку и достал оттуда бутылку "Старого лесничего", на две трети
пустую. Хочешь?
- Нет, Дэнни. А ведь это виски из дорогих.
- У меня есть друзья.
- Кто тебе его поднес?
- Не твое дело, Ит.- Он хлебнул из горлышка и сдержал отрыжку, хотя это
далось ему нелегко. Лицо у него сразу порозовело. Он засмеялся. - Мой друг
завел со мной деловой разговор, но я его околпачил. Он только-только
собирался начать, а я уже скис. Ему, видно, невдомек было, как мне мало
надо. А ты тоже с деловым разговором, Ит? Тогда я быстренько напьюсь до
бесчувствия.
- Дэнни, ты меня любишь? Веришь мне? Ну, хоть сколько-нибудь, любишь? 1
- Конечно, люблю, но если уж говорить начистоту, так я пьянчуга, а
пьянчуги больше всего любят виски.
- Если я достану тебе денег, ты будешь лечиться?
Больше всего меня испугало то, как быстро он пришел в себя, стал
держаться свободно, просто - по-прежнему.
- Я мог бы сказать да, Итен. Но ты не знаешь, какой они народ, эти
пьяницы. Деньги я возьму и пропью.
- Ну а если я внесу их прямо в лечебницу?
- Тебе же объясняют. Отправлюсь я туда с самыми благими намерениями, а
через несколько дней сбегу. На пьяниц полагаться нельзя, Ит. Никак ты этого
не поймешь! Я и соглашусь и сделаю, как надо, а потом все равно сбегу.
- Дэнни, неужели тебе не хотелось бы избавиться от этого?
- Да кажется, нет. И ты, конечно, знаешь, чего мне хотелось бы. - Он
снова поднес бутылку ко рту, и меня снова поразила быстрота действия
алкоголя. Мало того что он превратился в прежнего Дэнни, его восприятие, все
его чувства так обострились, такая в них была ясность, что он читал у меня в
мыслях.- Не обольщайся, - сказал он.- Это ненадолго. Алкоголь сначала
взбадривает, а потом действует угнетающе. Надеюсь, ты уйдешь и второй стадии
не увидишь. Сейчас мне не верится, что так все и будет. Пока ты на взводе,
ты в это не веришь.- И тут его глаза, влажные, блестящие при свете свечи,
посмотрели мне в душу. - Итен, - сказал он.- Ты предлагаешь заплатить за
меня в лечебнице. У тебя же нет таких денег, Итен.
- Достану. Мэри получила наследство после брата.
- И эти деньги ты дашь мне?
- Да.
- Даже если я говорю тебе: не верь пьяницам? Даже если я заранее
предупрежу тебя, что деньги я соглашусь взять, но сердце тебе разобью?
- Ты и так разбиваешь мне сердце, Дэнни. Ты мне снился. Мы с тобой были
как раньше - там, в вашей усадьбе. Помнишь?
Он поднял бутылку и сразу опустил ее со словами:
- Нет, нет, потом - не сейчас. Итен, не верь, не верь пьянице. Когда
он... когда я страшен, когда я как труп, мой хитрый умишко втихомолку
продолжает свою работу и работает против тебя. Вот сейчас, сию минуту, я тот
самый, кто был твоим другом. Я тебе наврал, что скис. Скис-то я скис, но про
бутылку все помню.
- Стой, я тебя перебью, - сказал я. - А не то тебе покажется... ты меня
заподозришь. Кто принес тебе эту бутылку? Бейкер?
- Да.
- И хотел, чтобы ты подписал что-то.
- Да, но тут я скис.- Он хмыкнул и снова поднес бутылку ко рту, и при
свете свечи я увидел в горлышке у нее совсем крохотный пузырек. Он глотнул
одну каплю.
- Вот и об этом я хотел поговорить с тобой, Дэнни. Что ему понадобилось
- ваш луг?
- Да.
- Почему ты до сих пор его не продал?
- По-моему, я говорил тебе. С ним я все еще джентльмен, хотя
джентльменским мое поведение теперь не назовешь.
- Не продавай его, Дэнни. Не поступайся им.
- А тебе-то что? Почему не продавать?
- Из чувства гордости.
- Нет во мне прежней гордости, только чванство осталось прежнее.
- Нет, есть. Когда ты попросил у меня денег, тебе было стыдно. Разве
это не гордость?
- Да нет. Я просто ловчил. Тебе же говорят, пьяницы - они хитрые. Ты
сам был смущен, и ты сам решил, что я стыжусь просить. А я не стыдился.
Просто захотелось выпить.
- Не продавай его, Дэнни. Это ценнейший участок. Бейкер все знает.
Иначе он не стал бы торговать его.
- А что в нем ценного?
- Это единственная ровная площадка вблизи города, где можно построить
аэродром.
- Понятно.
- Если ты продержишься, Дэнни, вот тебе и начало новой жизни. Не
поступайся им. Вылечишься, вернешься обратно, а в гнездышке у тебя яичко.
- Яичко без гнездышка. Может, лучше продать луг, деньги пропить, а
когда... подымется ветер и ветку пригнет, птенец желторотый в траву упадет",
- сиплым голосом пропел он и засмеялся. - Тебе тоже понадобился наш луг,
Итен? Ты за этим сюда пришел?
- Я хочу, чтобы ты выздоровел.
- Я и так здоров.
- Выслушай меня, Дэнни. Какой-нибудь голодранец волен поступать как ему
угодно. Но ты не голодранец, у тебя есть нечто такое, чем весьма
интересуется группа дальновидных граждан нашего города.
- Поместье Тейлоров. Нет, я им не поступлюсь. Я тоже дальновидный. - Он
с нежностью посмотрел не бутылку.
- Дэнни! Говорят тебе, это единственное место для аэропорта! Оно для
них своего рода ключевая позиция. Им без него зарез! Или строить там, или
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 12; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!